Она с завистью прислушивалась к смеху, доносившемуся с лодок и набережной, к пению гондольеров.
Пэнси перехватила ее взгляд. И тут же сказала:
– Ким, дорогая! Ты же знаешь, это первый вечер Элен в Венеции. Как ты думаешь, может, мы с Хлоей сводим ее куда-нибудь? Ну, хотя бы в «Квадри», попить кофе. Я уверена, что сеньора Рикаделло и сеньора Трончино не будут возражать.
Ким ужасно хотелось воспротивиться, но пришлось отдать дань вежливости.
– А что скажет сама Элен?
– Я бы с удовольствием прокатилась в гондоле. Ким была поражена.
– В гондоле? Но куда? Гвидо отвезет вас, куда пожелаете, на моторке.
– Да нет, мне вообще-то никуда не нужно. Я просто хотела посмотреть город.
Ким явно считала осмотр достопримечательностей самым нелепым занятием, которое только можно себе придумать.
Все церемонно попрощались, и Пэнси вывела своих подруг из комнаты. Оглянувшись, Элен увидела, что Ким одарила итальянских матрон ослепительной улыбкой, однако на губах у нее появились ямки, словно она подавляла зевок. Такие вечера были для Ким своеобразной работой, за которую Мейсфилд расплачивался с ней европейскими дворцами и нарядами от Армани и Криции.
Элен подумала, что, наверное, трем предыдущим женам Мейсфилда такая работенка пришлась не по вкусу.
Девушки стремглав сбежали по лестнице, словно спасаясь от погони.
– А кто эти мужчины? – спросила Хлоя. – Какие-то мафиози…
– Хлоя! – Элен была шокирована, но Пэнси только рассмеялась.
– А я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что они действительно мафиози. У Мейсфилда есть очень странные знакомые.
Пройдя по прохладному и тихому внутреннему дворику, они спустились по каменным ступенькам частного причала. И снова в воздухе запахло зеленоватой водой, которая плескалась о набережную и лизала камень. Из темноты вдруг материализовалась белая рубашка, над воротником белели зубы улыбающегося Гвидо, шофера Мейсфилда. Пэнси объяснила ему, что они хотят, он вставил в рот два пальца и свистнул. И тут же послышался звук подплывающей гондолы. Гондольер опустил весло в воду, удерживая лодку, и девушки вошли в нее, Заметив, что девушек три, гондольер ответил на призыв Гвидо пронзительным свистом. Гвидо торопливо отдал ему короткие распоряжения, и гондольер пожал плечами. Затем раздался шелест передаваемых денег.
Элен сидела посередке, теплые руки Хлои и Пэнси лежали на ее плечах. Фонарь, раскачивавшийся впереди на выгнутом носу гондолы, отбрасывал на воду золотистые отблески. Гондола накренилась, быстро проплыла под аркой моста у Палаццо Кроче и погрузилась в венецианскую ночь. Канал буквально кишел гондолами, которые проскальзывали под мостом Риальто, по воде сновали и более быстроходные лодки, повсюду плясали разноцветные огоньки. Элен слышала, как стоявший сзади гондольер что-то напевал себе под нос и иногда окликал своих товарищей, проплывавших мимо. Закрыв глаза, она прислушивалась к плеску воды и обрывкам музыки, разносившимся по каналу, и твердила себе:
– Венеция… Я в Венеции!
Пэнси и Хлоя молчали, погрузившись в свои мысли.
Они проплывали по узким, темным каналам; желтые квадратики окон смотревших на набережную домов были высоко-высоко, мостовую освещали старинные фонари, большие мосты круто выгибали спины, а маленькие мощеные улочки вели к оживленным магистралям, «траттори», как их тут называли. Элен откинулась на подушки и заранее наслаждалась, думая о том, как она сможет бродить по этим мостам и заходить в полутемные, уютные церкви.
Наконец они выплыли на широкое место, вдалеке мерцали огоньки другого острова. Гондола стремительно понеслась вперед, а затем свернула налево, где покачивались привязанные к большим деревянным шестам у причала лодки.
Подняв глаза, Элен увидела, что они уже у собора Святого Марка. Они вылезли на дощатый настил, а затем поднялись на набережную.
– Пошли в «Квадри»? – предложила Пэнси.
– Пошли, – согласилась Хлоя.
Решительно подхватив Элен под руки, они вывели ее на площадь Святого Марка. Огромное пространство оживляли людские голоса, из кафе доносилась музыка, в небе летали стаи голубей.
Элен остановилась как вкопанная. Базилика, залитая светом прожекторов и увенчанная приземистыми византийскими куполами, царила буквально надо всем.
– Посмотрите! – выдохнула она. – Вы только посмотрите на это!
Пэнси и Хлоя снисходительно улыбнулись и потащили ее вперед.
– Завтра, – пообещали они подруге.
В преддверии лета перед кафе уже стояли под открытым небом столики, но туристов за ними еще не было. Венецианцы пока еще оставались хозяевами своего города и, попивая кофе, болтали на досуге. В «Квадри» между столиками ходил скрипач, он играл грустную песенку, и ее звуки повисали в теплом ароматном воздухе.
Элен села на стул и замерла, глядя прямо перед собой.
Подруги смеялись над ней, а она вдруг почувствовала прилив любви к ним и радость от того, что они вместе с ней в этот волшебный вечер.
Пэнси заказала мороженое, и им подали в вазочках пять разных видов.
Элен взмахнула ложкой.
– У меня такое ощущение, – сказала она, – что я сейчас праздную все свои дни рождения. Подруги, Венеция, такое восхитительное мороженое… Что еще можно пожелать?
– Чтобы ты сюда почаще возвращалась и была так же счастлива, – ответили ей девушки.
Несмотря на свои опасения, Элен имела много свободного времени и могла посвятить его Венеции, своей новой любви. Серо-голубым утром она отправлялась на прогулку – порой с Хлоей, а чаще одна – и бродила по узеньким улочкам, то и дело останавливаясь на высоких мостах и любуясь на воду. Сначала Элен осматривала город методично, руководствуясь путеводителями и списком достопримечательностей, но постепенно отказалась от этого и все больше бродила просто так, без цели. Наградой ей служили неожиданно обнаруженный, потрясающе красивый алтарь в пыльной церкви, стоящей где-то на задворках города, или же прелестный вид узенькой улицы с одним-единственным фруктовым лотком, возле которого беспечно резвится ребенок. Элен увидела картины Тинторетто, Тьеполо и других великих художников, увидела все знаменитые архитектурные шедевры, но самую большую радость ей доставляли ее личные маленькие открытия. Иногда она пропадала целыми днями, вместо обеда, покупая какие-нибудь фрукты с лотка или заходя в какую-нибудь дешевую забегаловку, чтобы выпить кофе в компании незнакомых людей.
Элен узнала, как выглядит город в разное время суток – и на рассвете, и на закате – а потом пошла еще дальше; отправлялась на «вапоретти» в Мурано и Торчелло, а на пароме – в Лидо, где бродила среди разряженных богачей, резко контрастировавших с пестрой толпой, разгуливающей по улицам настоящей Венеции.
Элен открыла для себя, что на нее очень странно действуют такие бесцельные прогулки по прекрасному городу. Ею вдруг овладела какая-то мечтательная чувственность, только в начале романа с Оливером она испытывала подобные ощущения. В ее мыслях часто возникал Дарси. Как приятно было бы бродить по Венеции с ним – тихим, спокойным. Элен представляла себе, как его светловолосая голова резко выделялась бы на фоне темноволосых, гладко причесанных голов итальянцев. Она вспоминала его слова в аэропорту, вспоминала, как его губы прикоснулись к ее губам, и думала: «Я хочу назад, к нему!»
Но затем ее вновь захватывала реальность, и образ Дарси тонул в глубинах ее подсознания.
Пэнси и Хлоя тоже по-своему наслаждались каникулами. Ким моментально распознала в Хлое союзницу. Они были примерно одного возраста, и гости втайне забавлялись, глядя, как Ким ссылается на свой жизненный опыт и апеллирует к Хлое, чтобы та помогла ей держать в узде падчерицу. Хлоя тут же поняла, что Ким смертельно скучает и не знает, чем себя занять. Пэнси исподтишка подтрунивала над ней, но Хлоя добродушно ездила по магазинам (Пэнси называла это опустошительными набегами). Вернувшись, они с энтузиазмом демонстрировали остальным свои покупки. Пару раз Ким, расщедрившись, ведь у Мейсфилда денег куры не клевали, делала Элен «маленькие подарочки», и Элен ничего не оставалось, кроме как принять их. Дорогие, довольно фривольные наряды смотрелись очень забавно в ее шкафу рядом с поношенными юбками и рубашками.
Хлое было искренне жаль Ким за то, что у нее такая унылая, хотя и роскошная жизнь, и она была рада, что ее жизнь теперь совершенно другая, а та, прошлая, с каждым днем все больше отдаляется от нее. Спокойное существование Венеции как бы вне времени облегчало ее страдания, они начинали казаться Хлое ничтожными, пустяковыми.
Мейсфилда они видели мало. Он, похоже, предпочитал деловую переписку и телефонные разговоры обществу своей жены и даже дочери, хотя неизменно возмущался тем, что у Пэнси так мало для него времени и он ее почти не знает. Пэнси же целыми днями сидела на балконе и читала; выбор книг удивил Элен своей эклектичностью и заставил по-новому взглянуть на Пэнси. То она читала «Под вулканом», а то в ее руках оказывались «Камни Венеции» Рескина.
– Тебе это нравится? – спросила Элен.
– Суховато написано, – вот и все, что ответила ей Пэнси. – У него не было каких-нибудь странностей в личной жизни? Я правильно почувствовала, да?
Элен заподозрила, что за внешней тщательно оберегаемой маской таится другая Пэнси, которую никто не знает.
Однажды вечером, уже к концу пребывания девушек в Венеции, роскошно разодетые Мейсфилд и Ким отправились на званый обед к очень важным людям. Мейсфилд уговаривал девушек съездить в ресторан, который он сам за них выбрал. Он лично заказал для них столик и распорядился, чтобы счет прислали к нему домой.
– Вам там очень понравится, – твердо заявил он. – Такую еду, как готовят в «Рыбаке», вы еще неизвестно где попробуете.
Обрадованные, что на сегодня они избавлены от ежевечернего общения с Уорренами, которое вызывало у них чувство некоторой неловкости и воспринималось как досадная обязанность, девушки замешкались с переодеванием, а затем, смеясь, вышли на улицу. У них было такое чувство, что этот вечер какой-то особенный.
«Рыбак» действительно оказался замечательным рестораном. Он был маленьким, уютным, в нем витали чудесные запахи. Когда еда была готова, ее благоговейно подали на белоснежную скатерть. Это оказались дары моря, вкус был изумительный, все прямо-таки таяло во рту. Они наелись до отвала и выпили несколько бутылок золотистого вина, настроивших их на веселый лад. Потом, насытившись, потягивали кофе и приятный, мягкий коньяк. Внешне такие разные, они привлекали восторженное внимание мужчин, но девушкам было хорошо втроем, и они никого не замечали.
Пэнси довольно вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Кажется, что старый, унылый Оксфорд остался далеко-далеко, да? И Фоллиз-Хаус, эта вечно шныряющая повсюду Роза и подглядывающий бабник Джерри…
– Да, это совершенно другой мир, – согласилась Хлоя. – Но через два дня мы туда снова вернемся.
Наступила неожиданная, недолгая пауза.
Вот уже больше недели никто из них не упоминал про Стефана, но сейчас девушкам показалось, что он сидит рядом с ними за столом.
– Как чудесно, что вы приехали сюда, – отрывисто сказала Пэнси. – Мне ужасно тоскливо с Мейсфилдом и Ким. Конечно, все равно очень мило, что можно сюда приехать, я над всем этим посмеиваюсь, но мне бывает очень грустно. А с вами было по-другому. Я… я ни по кому не скучала, ни с кем не хотела повидаться.
– Я тоже, – тихо сказала Хлоя.
Пэнси подалась вперед и дотронулась пальчиком до ее запястья.
– Если бы я была еще уверена, что это правда, мне было бы вдвойне приятно, – прошептала она.
– Это правда, – откликнулась Хлоя. – Я любила его, но уже не люблю. Вообще-то у него уйма недостатков.
– Верно, – усмехнулась Пэнси. – Что бы ни случилось, он непременно подберет какую-нибудь цитату, чтобы все выглядело еще значительней.
– А этот его голос лектора! Даже в постели он разговаривает с тобой так, будто перед ним целая аудитория, и он проводит семинар.
Они захихикали. Элен потрясенно смотрела на них. Запретная тема вдруг стала для них поводом для общего веселья.
Пэнси потерла глаза.
– Бедный Стефан! Какие мы гадкие…
– Ничего, Стефан не пропадет. Беатрис – вот кто бедная, – неожиданно серьезно возразила Хлоя.
– Да. Между прочим, я не просила, чтобы он оставил свою жену. Я вообще его ни о чем не просила.
– Этим мы с тобой отличаемся, – спокойно сказала Хлоя.
– Может быть. Но, не знаю уж почему, он пришел ко мне, и… все получилось… Меня это перепугало до смерти, да и сейчас пугает. Я пыталась однажды поговорить с тобой на эту тему, Элен, помнишь?
Элен слегка покраснела под ясным взглядом голубых глаз Пэнси.
– Я тебе не очень-то помогла, да? Ты решила, что я так себя веду из моральных соображений, но это было только из-за Оливера и Хлои.
Оливер… Они не сговаривались, но им вдруг стало понятно, что об Оливере нельзя упоминать в этом уютном ресторанчике, слушая, как мирно журчит вода за окном.
– Ты очень верный друг, – воскликнула Хлоя, взяв Элен за руку.
– Да-да, – подтвердила Пэнси. – И ты единственная из нас, у кого есть разум. Дарси – совершенно очаровательный человек, и он тебя боготворит.
«Он тебя боготворит»… Эти слова эхом прозвучали в ушах Элен, и Венеция исчезла. Она увидела Дарси: он стоял на лугу в Мере и улыбался ей.
– А ты что, не знала? – донесся до нее вопрос Хлои.
Элен сделала над собой усилие и вернулась к реальности.
– О нет, знала, – она торопливо посмотрела на подруг и решительно сменила тему разговора. – Но почему мы сидим тут и болтаем о мальчиках, словно школьницы? Нам что, больше не о чем поговорить?
Они снова рассмеялись.
– Ну, конечно, есть о чем! Например, для начала о «Камнях Венеции».
– Как вы думаете, может, нам стоит заказать еще коньяку прежде, чем Пэнси сделает критический разбор этого произведения?
– Да, я уверена, что без коньяка нам не обойтись!
Гораздо позже, вернувшись в Палаццо Кроче, они увидели, что Мейсфилд и Ким ждут их в гостиной. На одутловатом лице Мейсфилда читалась явная, искренняя озабоченность. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежал маленький квадратный конвертик.
– Вот, мы только что получили… Это для вас, Элен.
Сомнений быть не могло: это была международная телеграмма.
Радость от приятно проведенного вечера мгновенно улетучилась, и Элен похолодела от страха.
«О Господи! – взмолился ее внутренний голос. – Только не мама!.. Пожалуйста, Господи, не отнимай у меня еще и маму!..»
Она взяла дрожащими руками конверт с хорошенького подноса и неловким жестом надорвала его.
– Надеюсь, это не плохие новости, – проговорила Ким.
Элен уставилась в телеграмму и не сразу поняла, что там написано. Она нахмурилась, шепотом перечитывая короткое сообщение. Наконец напряжение спало, и Элен почувствовала такое огромное облегчение, что даже тихонько рассмеялась. Телеграмма выскользнула из ее пальцев и отлетела в сторону.
– Да в чем же дело, Элен? Ради бога, скажи!
– Ничего. То есть, не совсем ничего… Это Дарси. Пэнси подняла телеграмму и вложила ее Элен в руку.
– Ну, читай! – живо попросила она.
Элен снова взглянула на бумажку и медленно прочитала текст, словно он был написан на каком-то трудном иностранном языке.
– Тут говорится: «Элен! Выходи за меня замуж. Дарси» – Раздались невнятные восклицания. Элен вдруг заметила, что до сих пор смеется немного истерическим смехом.
– Это так на него похоже! – воскликнула она, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Он не мог прямо сказать. Или позвонить по телефону. Это так на него похоже… совершенно в его стиле!
Ким ошарашенно поглядела по сторонам.
– Может быть, кто-нибудь мне объяснит, кто такой Дарси?
– Ким, – сказала Пэнси, – это старший брат Оливера Мортимора.
У Ким отвисла челюсть.
– СТАРШИЙ брат?
– Так точно. А значит, среди нас сейчас находится та, что, вполне вероятно, станет графиней Монткалм, – Пэнси повертела в руках телеграмму. – Ответ уже оплачен. Он знает свое дело, Элен.
Хлоя ласково взяла Элен за руки.
– Может, нам надо уйти и оставить тебя одну?
Элен вздрогнула.
– Нет! Не уходите, пожалуйста! А что… что надо сделать, чтобы ему ответить? Он ведь ждет.
Мейсфилд протянул ей радиотелефон.
– Хотите позвонить?
Элен покачала головой.
– Нет. Я хочу просто послать телеграмму.
Она протянула ему скомканную бумажку.
– А что вы там напишите?
Элен посмотрела на его тяжелые веки, потом перевела взгляд на потрясенную Ким. Стоявшие за спиной Ким, Хлоя и Пэнси с нежностью смотрели на Элен. А за окном с распахнутыми ставнями чернела благоуханная ночь… Элен подумала о том, как Венеции удалось завладеть ее душой и телом, и о том, что в этом томном городе все кажется простым и милым.
Воспоминания о последних месяцах ее жизни мучительно контрастировали с этими впечатлениями, гам была сплошная борьба и печаль… Она безнадежно влюбилась в Оливера и очень переживала его утрату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Пэнси перехватила ее взгляд. И тут же сказала:
– Ким, дорогая! Ты же знаешь, это первый вечер Элен в Венеции. Как ты думаешь, может, мы с Хлоей сводим ее куда-нибудь? Ну, хотя бы в «Квадри», попить кофе. Я уверена, что сеньора Рикаделло и сеньора Трончино не будут возражать.
Ким ужасно хотелось воспротивиться, но пришлось отдать дань вежливости.
– А что скажет сама Элен?
– Я бы с удовольствием прокатилась в гондоле. Ким была поражена.
– В гондоле? Но куда? Гвидо отвезет вас, куда пожелаете, на моторке.
– Да нет, мне вообще-то никуда не нужно. Я просто хотела посмотреть город.
Ким явно считала осмотр достопримечательностей самым нелепым занятием, которое только можно себе придумать.
Все церемонно попрощались, и Пэнси вывела своих подруг из комнаты. Оглянувшись, Элен увидела, что Ким одарила итальянских матрон ослепительной улыбкой, однако на губах у нее появились ямки, словно она подавляла зевок. Такие вечера были для Ким своеобразной работой, за которую Мейсфилд расплачивался с ней европейскими дворцами и нарядами от Армани и Криции.
Элен подумала, что, наверное, трем предыдущим женам Мейсфилда такая работенка пришлась не по вкусу.
Девушки стремглав сбежали по лестнице, словно спасаясь от погони.
– А кто эти мужчины? – спросила Хлоя. – Какие-то мафиози…
– Хлоя! – Элен была шокирована, но Пэнси только рассмеялась.
– А я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что они действительно мафиози. У Мейсфилда есть очень странные знакомые.
Пройдя по прохладному и тихому внутреннему дворику, они спустились по каменным ступенькам частного причала. И снова в воздухе запахло зеленоватой водой, которая плескалась о набережную и лизала камень. Из темноты вдруг материализовалась белая рубашка, над воротником белели зубы улыбающегося Гвидо, шофера Мейсфилда. Пэнси объяснила ему, что они хотят, он вставил в рот два пальца и свистнул. И тут же послышался звук подплывающей гондолы. Гондольер опустил весло в воду, удерживая лодку, и девушки вошли в нее, Заметив, что девушек три, гондольер ответил на призыв Гвидо пронзительным свистом. Гвидо торопливо отдал ему короткие распоряжения, и гондольер пожал плечами. Затем раздался шелест передаваемых денег.
Элен сидела посередке, теплые руки Хлои и Пэнси лежали на ее плечах. Фонарь, раскачивавшийся впереди на выгнутом носу гондолы, отбрасывал на воду золотистые отблески. Гондола накренилась, быстро проплыла под аркой моста у Палаццо Кроче и погрузилась в венецианскую ночь. Канал буквально кишел гондолами, которые проскальзывали под мостом Риальто, по воде сновали и более быстроходные лодки, повсюду плясали разноцветные огоньки. Элен слышала, как стоявший сзади гондольер что-то напевал себе под нос и иногда окликал своих товарищей, проплывавших мимо. Закрыв глаза, она прислушивалась к плеску воды и обрывкам музыки, разносившимся по каналу, и твердила себе:
– Венеция… Я в Венеции!
Пэнси и Хлоя молчали, погрузившись в свои мысли.
Они проплывали по узким, темным каналам; желтые квадратики окон смотревших на набережную домов были высоко-высоко, мостовую освещали старинные фонари, большие мосты круто выгибали спины, а маленькие мощеные улочки вели к оживленным магистралям, «траттори», как их тут называли. Элен откинулась на подушки и заранее наслаждалась, думая о том, как она сможет бродить по этим мостам и заходить в полутемные, уютные церкви.
Наконец они выплыли на широкое место, вдалеке мерцали огоньки другого острова. Гондола стремительно понеслась вперед, а затем свернула налево, где покачивались привязанные к большим деревянным шестам у причала лодки.
Подняв глаза, Элен увидела, что они уже у собора Святого Марка. Они вылезли на дощатый настил, а затем поднялись на набережную.
– Пошли в «Квадри»? – предложила Пэнси.
– Пошли, – согласилась Хлоя.
Решительно подхватив Элен под руки, они вывели ее на площадь Святого Марка. Огромное пространство оживляли людские голоса, из кафе доносилась музыка, в небе летали стаи голубей.
Элен остановилась как вкопанная. Базилика, залитая светом прожекторов и увенчанная приземистыми византийскими куполами, царила буквально надо всем.
– Посмотрите! – выдохнула она. – Вы только посмотрите на это!
Пэнси и Хлоя снисходительно улыбнулись и потащили ее вперед.
– Завтра, – пообещали они подруге.
В преддверии лета перед кафе уже стояли под открытым небом столики, но туристов за ними еще не было. Венецианцы пока еще оставались хозяевами своего города и, попивая кофе, болтали на досуге. В «Квадри» между столиками ходил скрипач, он играл грустную песенку, и ее звуки повисали в теплом ароматном воздухе.
Элен села на стул и замерла, глядя прямо перед собой.
Подруги смеялись над ней, а она вдруг почувствовала прилив любви к ним и радость от того, что они вместе с ней в этот волшебный вечер.
Пэнси заказала мороженое, и им подали в вазочках пять разных видов.
Элен взмахнула ложкой.
– У меня такое ощущение, – сказала она, – что я сейчас праздную все свои дни рождения. Подруги, Венеция, такое восхитительное мороженое… Что еще можно пожелать?
– Чтобы ты сюда почаще возвращалась и была так же счастлива, – ответили ей девушки.
Несмотря на свои опасения, Элен имела много свободного времени и могла посвятить его Венеции, своей новой любви. Серо-голубым утром она отправлялась на прогулку – порой с Хлоей, а чаще одна – и бродила по узеньким улочкам, то и дело останавливаясь на высоких мостах и любуясь на воду. Сначала Элен осматривала город методично, руководствуясь путеводителями и списком достопримечательностей, но постепенно отказалась от этого и все больше бродила просто так, без цели. Наградой ей служили неожиданно обнаруженный, потрясающе красивый алтарь в пыльной церкви, стоящей где-то на задворках города, или же прелестный вид узенькой улицы с одним-единственным фруктовым лотком, возле которого беспечно резвится ребенок. Элен увидела картины Тинторетто, Тьеполо и других великих художников, увидела все знаменитые архитектурные шедевры, но самую большую радость ей доставляли ее личные маленькие открытия. Иногда она пропадала целыми днями, вместо обеда, покупая какие-нибудь фрукты с лотка или заходя в какую-нибудь дешевую забегаловку, чтобы выпить кофе в компании незнакомых людей.
Элен узнала, как выглядит город в разное время суток – и на рассвете, и на закате – а потом пошла еще дальше; отправлялась на «вапоретти» в Мурано и Торчелло, а на пароме – в Лидо, где бродила среди разряженных богачей, резко контрастировавших с пестрой толпой, разгуливающей по улицам настоящей Венеции.
Элен открыла для себя, что на нее очень странно действуют такие бесцельные прогулки по прекрасному городу. Ею вдруг овладела какая-то мечтательная чувственность, только в начале романа с Оливером она испытывала подобные ощущения. В ее мыслях часто возникал Дарси. Как приятно было бы бродить по Венеции с ним – тихим, спокойным. Элен представляла себе, как его светловолосая голова резко выделялась бы на фоне темноволосых, гладко причесанных голов итальянцев. Она вспоминала его слова в аэропорту, вспоминала, как его губы прикоснулись к ее губам, и думала: «Я хочу назад, к нему!»
Но затем ее вновь захватывала реальность, и образ Дарси тонул в глубинах ее подсознания.
Пэнси и Хлоя тоже по-своему наслаждались каникулами. Ким моментально распознала в Хлое союзницу. Они были примерно одного возраста, и гости втайне забавлялись, глядя, как Ким ссылается на свой жизненный опыт и апеллирует к Хлое, чтобы та помогла ей держать в узде падчерицу. Хлоя тут же поняла, что Ким смертельно скучает и не знает, чем себя занять. Пэнси исподтишка подтрунивала над ней, но Хлоя добродушно ездила по магазинам (Пэнси называла это опустошительными набегами). Вернувшись, они с энтузиазмом демонстрировали остальным свои покупки. Пару раз Ким, расщедрившись, ведь у Мейсфилда денег куры не клевали, делала Элен «маленькие подарочки», и Элен ничего не оставалось, кроме как принять их. Дорогие, довольно фривольные наряды смотрелись очень забавно в ее шкафу рядом с поношенными юбками и рубашками.
Хлое было искренне жаль Ким за то, что у нее такая унылая, хотя и роскошная жизнь, и она была рада, что ее жизнь теперь совершенно другая, а та, прошлая, с каждым днем все больше отдаляется от нее. Спокойное существование Венеции как бы вне времени облегчало ее страдания, они начинали казаться Хлое ничтожными, пустяковыми.
Мейсфилда они видели мало. Он, похоже, предпочитал деловую переписку и телефонные разговоры обществу своей жены и даже дочери, хотя неизменно возмущался тем, что у Пэнси так мало для него времени и он ее почти не знает. Пэнси же целыми днями сидела на балконе и читала; выбор книг удивил Элен своей эклектичностью и заставил по-новому взглянуть на Пэнси. То она читала «Под вулканом», а то в ее руках оказывались «Камни Венеции» Рескина.
– Тебе это нравится? – спросила Элен.
– Суховато написано, – вот и все, что ответила ей Пэнси. – У него не было каких-нибудь странностей в личной жизни? Я правильно почувствовала, да?
Элен заподозрила, что за внешней тщательно оберегаемой маской таится другая Пэнси, которую никто не знает.
Однажды вечером, уже к концу пребывания девушек в Венеции, роскошно разодетые Мейсфилд и Ким отправились на званый обед к очень важным людям. Мейсфилд уговаривал девушек съездить в ресторан, который он сам за них выбрал. Он лично заказал для них столик и распорядился, чтобы счет прислали к нему домой.
– Вам там очень понравится, – твердо заявил он. – Такую еду, как готовят в «Рыбаке», вы еще неизвестно где попробуете.
Обрадованные, что на сегодня они избавлены от ежевечернего общения с Уорренами, которое вызывало у них чувство некоторой неловкости и воспринималось как досадная обязанность, девушки замешкались с переодеванием, а затем, смеясь, вышли на улицу. У них было такое чувство, что этот вечер какой-то особенный.
«Рыбак» действительно оказался замечательным рестораном. Он был маленьким, уютным, в нем витали чудесные запахи. Когда еда была готова, ее благоговейно подали на белоснежную скатерть. Это оказались дары моря, вкус был изумительный, все прямо-таки таяло во рту. Они наелись до отвала и выпили несколько бутылок золотистого вина, настроивших их на веселый лад. Потом, насытившись, потягивали кофе и приятный, мягкий коньяк. Внешне такие разные, они привлекали восторженное внимание мужчин, но девушкам было хорошо втроем, и они никого не замечали.
Пэнси довольно вздохнула и откинулась на спинку стула.
– Кажется, что старый, унылый Оксфорд остался далеко-далеко, да? И Фоллиз-Хаус, эта вечно шныряющая повсюду Роза и подглядывающий бабник Джерри…
– Да, это совершенно другой мир, – согласилась Хлоя. – Но через два дня мы туда снова вернемся.
Наступила неожиданная, недолгая пауза.
Вот уже больше недели никто из них не упоминал про Стефана, но сейчас девушкам показалось, что он сидит рядом с ними за столом.
– Как чудесно, что вы приехали сюда, – отрывисто сказала Пэнси. – Мне ужасно тоскливо с Мейсфилдом и Ким. Конечно, все равно очень мило, что можно сюда приехать, я над всем этим посмеиваюсь, но мне бывает очень грустно. А с вами было по-другому. Я… я ни по кому не скучала, ни с кем не хотела повидаться.
– Я тоже, – тихо сказала Хлоя.
Пэнси подалась вперед и дотронулась пальчиком до ее запястья.
– Если бы я была еще уверена, что это правда, мне было бы вдвойне приятно, – прошептала она.
– Это правда, – откликнулась Хлоя. – Я любила его, но уже не люблю. Вообще-то у него уйма недостатков.
– Верно, – усмехнулась Пэнси. – Что бы ни случилось, он непременно подберет какую-нибудь цитату, чтобы все выглядело еще значительней.
– А этот его голос лектора! Даже в постели он разговаривает с тобой так, будто перед ним целая аудитория, и он проводит семинар.
Они захихикали. Элен потрясенно смотрела на них. Запретная тема вдруг стала для них поводом для общего веселья.
Пэнси потерла глаза.
– Бедный Стефан! Какие мы гадкие…
– Ничего, Стефан не пропадет. Беатрис – вот кто бедная, – неожиданно серьезно возразила Хлоя.
– Да. Между прочим, я не просила, чтобы он оставил свою жену. Я вообще его ни о чем не просила.
– Этим мы с тобой отличаемся, – спокойно сказала Хлоя.
– Может быть. Но, не знаю уж почему, он пришел ко мне, и… все получилось… Меня это перепугало до смерти, да и сейчас пугает. Я пыталась однажды поговорить с тобой на эту тему, Элен, помнишь?
Элен слегка покраснела под ясным взглядом голубых глаз Пэнси.
– Я тебе не очень-то помогла, да? Ты решила, что я так себя веду из моральных соображений, но это было только из-за Оливера и Хлои.
Оливер… Они не сговаривались, но им вдруг стало понятно, что об Оливере нельзя упоминать в этом уютном ресторанчике, слушая, как мирно журчит вода за окном.
– Ты очень верный друг, – воскликнула Хлоя, взяв Элен за руку.
– Да-да, – подтвердила Пэнси. – И ты единственная из нас, у кого есть разум. Дарси – совершенно очаровательный человек, и он тебя боготворит.
«Он тебя боготворит»… Эти слова эхом прозвучали в ушах Элен, и Венеция исчезла. Она увидела Дарси: он стоял на лугу в Мере и улыбался ей.
– А ты что, не знала? – донесся до нее вопрос Хлои.
Элен сделала над собой усилие и вернулась к реальности.
– О нет, знала, – она торопливо посмотрела на подруг и решительно сменила тему разговора. – Но почему мы сидим тут и болтаем о мальчиках, словно школьницы? Нам что, больше не о чем поговорить?
Они снова рассмеялись.
– Ну, конечно, есть о чем! Например, для начала о «Камнях Венеции».
– Как вы думаете, может, нам стоит заказать еще коньяку прежде, чем Пэнси сделает критический разбор этого произведения?
– Да, я уверена, что без коньяка нам не обойтись!
Гораздо позже, вернувшись в Палаццо Кроче, они увидели, что Мейсфилд и Ким ждут их в гостиной. На одутловатом лице Мейсфилда читалась явная, искренняя озабоченность. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежал маленький квадратный конвертик.
– Вот, мы только что получили… Это для вас, Элен.
Сомнений быть не могло: это была международная телеграмма.
Радость от приятно проведенного вечера мгновенно улетучилась, и Элен похолодела от страха.
«О Господи! – взмолился ее внутренний голос. – Только не мама!.. Пожалуйста, Господи, не отнимай у меня еще и маму!..»
Она взяла дрожащими руками конверт с хорошенького подноса и неловким жестом надорвала его.
– Надеюсь, это не плохие новости, – проговорила Ким.
Элен уставилась в телеграмму и не сразу поняла, что там написано. Она нахмурилась, шепотом перечитывая короткое сообщение. Наконец напряжение спало, и Элен почувствовала такое огромное облегчение, что даже тихонько рассмеялась. Телеграмма выскользнула из ее пальцев и отлетела в сторону.
– Да в чем же дело, Элен? Ради бога, скажи!
– Ничего. То есть, не совсем ничего… Это Дарси. Пэнси подняла телеграмму и вложила ее Элен в руку.
– Ну, читай! – живо попросила она.
Элен снова взглянула на бумажку и медленно прочитала текст, словно он был написан на каком-то трудном иностранном языке.
– Тут говорится: «Элен! Выходи за меня замуж. Дарси» – Раздались невнятные восклицания. Элен вдруг заметила, что до сих пор смеется немного истерическим смехом.
– Это так на него похоже! – воскликнула она, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Он не мог прямо сказать. Или позвонить по телефону. Это так на него похоже… совершенно в его стиле!
Ким ошарашенно поглядела по сторонам.
– Может быть, кто-нибудь мне объяснит, кто такой Дарси?
– Ким, – сказала Пэнси, – это старший брат Оливера Мортимора.
У Ким отвисла челюсть.
– СТАРШИЙ брат?
– Так точно. А значит, среди нас сейчас находится та, что, вполне вероятно, станет графиней Монткалм, – Пэнси повертела в руках телеграмму. – Ответ уже оплачен. Он знает свое дело, Элен.
Хлоя ласково взяла Элен за руки.
– Может, нам надо уйти и оставить тебя одну?
Элен вздрогнула.
– Нет! Не уходите, пожалуйста! А что… что надо сделать, чтобы ему ответить? Он ведь ждет.
Мейсфилд протянул ей радиотелефон.
– Хотите позвонить?
Элен покачала головой.
– Нет. Я хочу просто послать телеграмму.
Она протянула ему скомканную бумажку.
– А что вы там напишите?
Элен посмотрела на его тяжелые веки, потом перевела взгляд на потрясенную Ким. Стоявшие за спиной Ким, Хлоя и Пэнси с нежностью смотрели на Элен. А за окном с распахнутыми ставнями чернела благоуханная ночь… Элен подумала о том, как Венеции удалось завладеть ее душой и телом, и о том, что в этом томном городе все кажется простым и милым.
Воспоминания о последних месяцах ее жизни мучительно контрастировали с этими впечатлениями, гам была сплошная борьба и печаль… Она безнадежно влюбилась в Оливера и очень переживала его утрату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50