Чарли подозревала, что Элизабет Хобарт намеренно услала туда сына.
На лице Дженни появилось что-то похожее на счастливую улыбку, и Чарли, поцеловав кончики своих пальцев, приложила их к щечке дочери.
Дверь детской отворилась. Элизабет Хобарт ступила на пушистый белый ковер и окинула комнату недружелюбным взглядом.
С тех пор как Чарли и Питер поселились в доме, она почти не видела свекровь. Чарли занималась своими делами и вообще старалась не попадаться на глаза Элизабет, считая это наилучшим выходом из положения. Она чувствовала себя гостьей в роскошном особняке, который назывался ее домом.
Элизабет остановила взгляд на Дженни, и Чарли невольно, словно защищая, прикрыла ребенка рукой.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала Элизабет. – Я буду у себя в кабинете.
С этими словами она повернулась и вышла из детской.
Чарли запретила себе плакать. Она не понимала, в чем состояла ее вина. Может быть, она потратила слишком много денег на отделку детской? Может быть, она купила не те гардины? Может быть, не следовало выбирать белый цвет? Чарли спрашивала себя, почему она, двадцатидвухлетняя замужняя женщина, мать, по-детски робеет, страшась выговора.
– Закройте дверь, – приказала Элизабет, когда Чарли вошла в кабинет.
Свекровь сидела за письменным столом спиной к двери. Чарли не видела необходимости закрывать дверь, в доме не было никого, кроме них двоих и прислуги. Но Элизабет Хобарт приказала, и Чарли послушно выполнила приказание.
Элизабет повернулась к Чарли.
– Сколько вы хотите? – спросила она.
– Простите? – переспросила Чарли, нервно поправляя волосы.
– Сколько вы хотите получить, чтобы покончить с этим лживым браком и вернуть свободу моему сыну?
У Чарли застучало в висках. Она заметила, что перед столом стоит стул с высокой спинкой, словно для подсудимого. Чарли раздумывала, садиться ей или ждать приглашения. И решила, что лучше остаться стоять.
– Я... – заикаясь начала она. – Мне не нужны никакие деньги.
Элизабет хмыкнула.
– Дорогая, конечно же, вы хотите получить деньги. Ведь вы именно за этим сюда пробрались?
Она открыла ящик стола и вытащила оттуда продолговатую чековую книжку в кожаной обложке, затем взяла серебряную ручку из серебряной чернильницы и начала заполнять чек.
У Чарли подгибались колени, и она с трудом держалась на ногах.
– Думаю, ста тысяч долларов будет более чем достаточно.
Элизабет вырвала чек из книжки и помахала им в воздухе.
Чарли подошла к стулу с высокой спинкой и села.
– Мне не нужны деньги, – повторила она и подумала, знает ли Питер о затее матери. – И я не собираюсь разводиться с Питером.
Элизабет швырнула чек на стол и откинулась на спинку кресла.
– Если вы хотите торговаться, то я на это не пойду, – объявила она. – Сто тысяч и ни цента больше. Решайте.
– Мне... мне не нужны деньги, – вновь повторила Чарли. – И я не расстанусь с Питером.
– Думаю, вам лучше всего уехать уже сегодня, – с улыбкой произнесла Элизабет. – До возвращения моего сына из Гонконга.
– Почему вы выбрали именно этот момент, миссис Хобарт? Почему вы ждали, когда будет готова детская?
– Я хотела посмотреть, как далеко вы можете зайти, если дать вам в руки деньги. Должна признаться, вы меня приятно удивили. Вы с умом распорядились деньгами. Можно только сожалеть, что ребенок не воспользуется детской. Откройте мне секрет, дорогая, кто настоящий отец ребенка?
– Питер – отец Дженни, – сказала Чарли без особой убежденности.
– Вы очень ошибаетесь, если думаете, что обманете меня, – прищурилась Элизабет. – Девочка даже отдаленно не похожа на Хобартов. У нее слишком темные глаза, слишком темные волосы.
Чарли отвела взгляд от свекрови и принялась разглядывать шкафы с рядами книг в кожаных переплетах, которые, как она подозревала, Элизабет никогда в жизни не читала. Элизабет некогда было читать, все ее время уходило на то, чтобы делать деньги. Делать деньги и еще отравлять людям жизнь. Чарли подумала о Дженни. Подумала о Марине, которая дала ей так много и ничего не потребовала взамен.
– Миссис Хобарт, – сказала Чарли, и ее голос зазвучал увереннее. – Я знаю, что вы меня не любите. Я знаю, что вы хотите изгнать отсюда меня и Дженни. Но я также знаю, что наше место здесь. Мы теперь члены вашей семьи, такие же как вы и Питер. – Чарли остановилась, чтобы перевести дух. – Что касается внешности Дженни, то нравится вам это или не нравится, но я из ирландской семьи, а многие ирландцы, как вам известно, темноволосые.
Чарли взглянула на Элизабет. Свекровь еле сдерживала бешенство.
– Я могу доказать, что Питер не является отцом ребенка.
Мысли Чарли заметались. «Думай о Марине», – напомнила она себе.
– Вы ничего не можете доказать.
– Для этого достаточно простейшего анализа крови.
– Только в том случае, если у вас будет анализ крови Дженни.
– Я его сделаю.
– А я вам не позволю. Я не разрешу вам прикоснуться к моему ребенку.
– Всегда есть возможность, дорогая.
Чарли встала.
– Мне кажется, вам лучше сначала переговорить с Питером. Он знает, что Дженни его дочь. Вы забываете, что ему тоже придется делать анализ крови.
Элизабет готова была уничтожить Чарли взглядом.
– Питер не пойдет против моей воли.
– Только не на этот раз, миссис Хобарт.
Чарли почувствовала облегчение. Она не могла поверить, что способна быть такой бесстрашной. Она не представляла, какое это приносит удовлетворение.
– Думаешь, ты очень умная, верно? – Элизабет схватила чек и разорвала его пополам. – Мы еще увидим, кто из нас умнее, дорогая. А теперь убирайся отсюда. У меня есть дела поважнее.
Облегчение сменилось растерянностью, и Чарли вышла из кабинета, раздумывая, как долго ей удастся продержаться на поверхности, прежде чем ее засосет безжалостный водоворот неблагоприятных обстоятельств.
– Думаешь, она знает? – спрашивала Чарли Питера, когда он на следующий день вернулся из Гонконга.
Питер покачал головой. Отвернул одеяло и лег в постель.
– Она не может знать.
– Нет, может. А что, если она проверит больницы? Если узнает, что я никогда не была беременна?
– Она считает, что не я отец Дженни, но она не подозревает, что и ты не ее мать.
Чарли устроилась рядом с Питером на широкой двуспальной кровати и накрыла ноги периной.
– Наверное, отец был прав. Такие вещи никогда хорошо не кончаются.
Питер снял очки и положил их на ночной столик.
– Думаю, мама никогда больше не вернется к этой теме.
– Но она выглядела очень решительной.
– Она хотела взять тебя на пушку, но из этого ничего не вышло. Если она заметит, что ты боишься, она будет чувствовать себя победительницей. Мать любит держать людей в напряжении.
Чарли гладила волосы у него на груди.
– Похоже, ты это знаешь по собственному опыту.
Питер повернулся на бок, чтобы Чарли не видела его лица.
– У отца была любовница. – Он рассмеялся. – Думаю, его можно понять. Во всяком случае, мать об этом узнала и превратила его жизнь в ад. Она сказала ему, что, если он не бросит любовницу, она отнимет у него все его состояние. Он расстался с любовницей, но мать постепенно, по частям отобрала все прямо у него из-под носа. Я считаю, именно это его и убило.
– Ты был мальчиком, когда он умер. Откуда ты знаешь?
– Прислуга любит сплетничать.
Чарли начала растирать ему плечи, массировать спину. Постепенно Питер расслабился.
– Может, нам следует обо всем ей рассказать? Может, ей лучше знать правду?
– Ни в коем случае. Если мать узнает, что Дженни дочь Марины, разразится международный скандал. Она способна оповестить об этом весь свет. Она отравит Марине жизнь.
– Ты забываешь, что официально Дженни не является дочерью Марины. Она наша с тобой дочь. Мы удочерили ее по закону. Что, если мы скажем твоей матери только это и не больше? Скажем, что удочерили Дженни, но скроем, кто ее мать?
– Ей покажется подозрительным, что новобрачные немедленно удочерили ребенка, а не попробовали сначала завести своего собственного.
– Давай скажем ей, что я не могу иметь детей.
Питер повернулся к Чарли и посмотрел на нее. Чарли увидела боль в его глазах.
– Я с тобой не согласен. Ты забываешь, что мы хотим иметь детей. Разве не правда, что мы с тобой мечтаем о собственных детях?
– Да, конечно, Питер. Я совсем запуталась и не знаю, что говорю.
– Так что давай действовать. – Он просунул руку под ее ночную рубашку. – Давай не откладывать это в долгий ящик. Как только ты забеременеешь, все забудется. Она примирится с Дженни и с нами тоже. Особенно если у нее будет внук, которому она передаст текстильную компанию «Хобарт».
Чарли обняла и поцеловала Питера долгим поцелуем, отвечая на его ласки.
– Блестящая идея, мистер Хобарт, – шепнула она.
– А пока, – тоже шепотом заметил Питер, – постарайся все-таки завоевать симпатии матери.
Чарли вздрогнула.
– Нет, Питер, из этого точно ничего не выйдет.
– А ты попробуй. Ты умная, красивая, привлекательная. Если ты перестанешь бегать от матери, а покажешь себя с лучшей стороны, я уверен, она полюбит тебя так же, как я.
– Я не знаю, с чего начать.
– А ты хорошенько подумай.
Но в глубине души Чарли не верила, что когда-нибудь Элизабет Хобарт примирится с ней и с Дженни.
Целых два года Чарли безуспешно пыталась забеременеть. Гинеколог объяснил, что у нее загиб матки, это уменьшало ее шансы иметь ребенка, но не лишало надежды.
– Расслабьтесь, – советовал ей врач.
– Расслабься, – твердила ей мать после того, как Чарли все ей рассказала. – У меня тоже загиб матки. И шестеро детей.
Но Чарли не могла расслабиться. Каждое утро она просыпалась с надеждой, что новый день принесет перемены и что ее жизнь станет такой, какой она виделась ей в мечтах. Каждый вечер Чарли молилась, чтобы завтра Элизабет Хобарт смягчилась и сказала ей хотя бы одно доброе слово. Но Чарли напрасно ожидала добрых слов, она их так и не услышала и в конце концов пришла к выводу, что ей все-таки следует благодарить судьбу: как и предсказывал Питер, Элизабет не пошла дальше обвинений. Если холодный взгляд и равнодушие были оружием, с помощью которого Элизабет пыталась запугать невестку, то Чарли готова была терпеть эту пытку. Питер и Дженни стоили такой жертвы.
Пока Питер проводил почти все время в конторе или путешествовал по всему свету, Чарли заботилась о Дженни. Она восхищалась тем, как стремительно росла дочь, какими крепкими и быстрыми стали ее ножки, какой доброй и доверчивой сделалась ее улыбка, какими нежными и ласковыми были ее объятия. Когда Дженни исполнился год, она начала ходить. А очень скоро после этого начала говорить. «Мама» было самым первым ее словом.
Восторг Чарли омрачался лишь тем, что Дженни действительно была совсем не похожа на ту женщину, которую называла мамой, и на своего отца Питера. Чарли грезила о том дне, когда на свет появится их собственное дитя, их плоть и кровь, плод их взаимной любви, а не их любви к Марине.
Однажды, холодным осенним утром 1982 года, Чарли медленно прогуливалась с Дженни, держа ее за руку и приноравливаясь к неровным коротеньким детским шажкам. Они гуляли по парку вокруг особняка и, как всегда, зашли на конюшню. «Лошадка» было любимым словом маленькой Дженни.
Из всех времен года Чарли особо выделяла осень, с ее пожелтевшей душистой сухой листвой, напоминающей ей о чудесных днях в колледже, о веселье и трогательной дружбе, которые она делила с Мариной и Тесс. Она погрузилась в воспоминания о подругах, об их долгих беседах и ужинах с холодной пиццей и не заметила, как их догнал Питер.
– Как сегодня поживают мои прекрасные дамы? – спросил он и поцеловал в щеку сначала Чарли, а потом Дженни.
– Лошадка, – немедленно отозвалась Дженни.
Питер рассмеялся и повернулся к Чарли.
– Мне придется уехать на несколько дней, – сказал он.
– Как, опять?
Казалось, Питер больше отсутствовал, чем присутствовал, словно Элизабет намеренно старалась их разлучить и лишить нормальной спокойной жизни, словно ее целью было постоянно держать их в напряжении.
– Что поделаешь, любимая. Работа есть работа.
Чарли поправила бархатную шапочку на голове Дженни.
– Чем больше ты отсутствуешь, тем меньше у меня шансов забеременеть.
– Ты помнишь, что сказал доктор. Тебе следует расслабиться.
– Как я могу расслабиться, если ты оставляешь меня здесь одну.
– Ты здесь не одна.
Чарли не стала напоминать Питеру, что, за исключением Дженни, она здесь все равно что одна. Уже не раз Чарли спрашивала себя, а не допустила ли она ошибку, не уступив Элизабет тогда, два года назад. Взяв Дженни за руку, Чарли двинулась дальше.
– Я вернусь в конце недели! – крикнул ей вслед Питер.
Чарли кивнула, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть ему вслед. Как не могла и посмотреть вперед, на череду предстоящих пустых дней без Питера, пустых дней в особняке Хобартов, где она была не больше чем пленницей.
Она услышала, как Питер бегом догоняет их.
– А почему бы тебе не навестить своих в Питсбурге?
– Нет. Отец с матерью сейчас оба работают.
Чарли не посмела сказать Питеру, что она просто не решается ехать домой: ведь в семье О’Брайанов ее, не в пример другим детям, считали хорошо устроенной. Она не могла огорчить родителей и услышать от них: «Мы же тебе говорили». Чарли взяла Дженни на руки.
– Я тебе скажу, что мне нужно, Питер. Мне нужна работа.
– Зачем тебе работа, когда она у тебя есть. Ты воспитываешь Дженни.
Чарли промолчала.
– Так как, продержишься тут без меня?
– Как всегда, Питер.
Он рассмеялся невеселым смехом.
– Иногда я опасаюсь, что вернусь и найду два трупа: вы с матерью задушили друг друга.
– Твоя мать не подходит ко мне настолько близко, чтобы я могла совершить подобное преступление.
– Послушай, Чарли, может, ты еще раз постараешься...
Чарли остановилась у загона, где конюх прогуливал стройную гнедую кобылу. Элизабет держала полдюжины лошадей, хотя сама на конюшне никогда не показывалась. Она не интересовалась лошадьми, но не жалела денег на их содержание и щедро награждала удачливых наездников за выигранные призы на состязаниях, на которых тоже никогда не присутствовала. Чарли считала, что вся эта показуха свидетельствует о холодном и расчетливом уме Элизабет Хобарт.
Молодая женщина следила за бегом кобылы и раздумывала над тем, сколько призов ей надо выиграть, чтобы не очутиться на бойне.
– Почему именно я должна постараться, Питер? Почему всегда виновата я?
– Мать стареет, – ответил Питер, положив ей руку на плечо. – Ей труднее уступать.
Чарли молчала.
– Попробуй еще раз, любимая. Прошу тебя, сделай это для меня.
– Я уже пробовала, Питер. Я пробую уже целых два года.
Питер снова поцеловал Чарли.
– Я все знаю. Я знаю, как нелегко тебе приходится.
– Да, нелегко, – подтвердила Чарли. – Еще как нелегко.
Питер представления не имел, как ей было нелегко. Чарли по опыту знала, что, когда он был в отъезде, ей лучше всего есть в своей комнате. Но Питер просил ее попробовать еще раз, и она надела новое шелковое платье цвета ржавчины и замшевые лодочки под цвет платья, а на шею несколько длинных ниток жемчуга. Наложила заново косметику и, подкрепив свою решимость бокалом шерри, в восемь часов присоединилась к свекрови в столовой.
Чарли сидела за длинным столом из вишневого дерева и ужинала в одиноком молчании, хотя их с Элизабет разделяли всего четыре пустых стула. Каждый вечер эта представительница матриархата занимала место во главе стола, даже если она ужинала одна, даже если ей некому было демонстрировать свою власть. Наверное, слуги находили это забавным.
– Сегодня мы с Дженни дошли до самой конюшни, – сказала Чарли, сделав над собой усилие. – Она обожает лошадей. Наверное, очень скоро захочет учиться верховой езде.
Чарли принялась за суп из тыквы, делая вид, что ее не беспокоит молчание Элизабет. «Попробуй еще раз, – повторила она про себя совет Питера. – Интересно, сколько раз можно пробовать?»
Чарли отпила воды из хрустального бокала и задумалась над тем, как ей расшевелить эту гадюку. Она сжала в руке бокал, движением головы отбросила назад волосы и улыбнулась.
– Сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь? – спросила она у свекрови.
Элизабет молчала.
– Я вас спрашиваю, – повторила Чарли, – сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь?
Элизабет с ненавистью посмотрела на нее.
– Не имею ни малейшего представления, – сказала она, оттолкнула тарелку и позвонила в хрустальный колокольчик рядом с прибором, вызывая из кухни Арлин.
Чарли молча наблюдала, как Арлин, полная, средних лет женщина, убрала со стола суповые тарелки.
– Я буду рыбу, – объявила Элизабет.
– И я тоже, – подхватила Чарли. Если свекровь решила играть в игры, Чарли с удовольствием сразится с ней.
Арлин, кивнув, вышла из комнаты.
– Элизабет, нам надо поговорить, – сказала Чарли, впервые называя ее по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
На лице Дженни появилось что-то похожее на счастливую улыбку, и Чарли, поцеловав кончики своих пальцев, приложила их к щечке дочери.
Дверь детской отворилась. Элизабет Хобарт ступила на пушистый белый ковер и окинула комнату недружелюбным взглядом.
С тех пор как Чарли и Питер поселились в доме, она почти не видела свекровь. Чарли занималась своими делами и вообще старалась не попадаться на глаза Элизабет, считая это наилучшим выходом из положения. Она чувствовала себя гостьей в роскошном особняке, который назывался ее домом.
Элизабет остановила взгляд на Дженни, и Чарли невольно, словно защищая, прикрыла ребенка рукой.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала Элизабет. – Я буду у себя в кабинете.
С этими словами она повернулась и вышла из детской.
Чарли запретила себе плакать. Она не понимала, в чем состояла ее вина. Может быть, она потратила слишком много денег на отделку детской? Может быть, она купила не те гардины? Может быть, не следовало выбирать белый цвет? Чарли спрашивала себя, почему она, двадцатидвухлетняя замужняя женщина, мать, по-детски робеет, страшась выговора.
– Закройте дверь, – приказала Элизабет, когда Чарли вошла в кабинет.
Свекровь сидела за письменным столом спиной к двери. Чарли не видела необходимости закрывать дверь, в доме не было никого, кроме них двоих и прислуги. Но Элизабет Хобарт приказала, и Чарли послушно выполнила приказание.
Элизабет повернулась к Чарли.
– Сколько вы хотите? – спросила она.
– Простите? – переспросила Чарли, нервно поправляя волосы.
– Сколько вы хотите получить, чтобы покончить с этим лживым браком и вернуть свободу моему сыну?
У Чарли застучало в висках. Она заметила, что перед столом стоит стул с высокой спинкой, словно для подсудимого. Чарли раздумывала, садиться ей или ждать приглашения. И решила, что лучше остаться стоять.
– Я... – заикаясь начала она. – Мне не нужны никакие деньги.
Элизабет хмыкнула.
– Дорогая, конечно же, вы хотите получить деньги. Ведь вы именно за этим сюда пробрались?
Она открыла ящик стола и вытащила оттуда продолговатую чековую книжку в кожаной обложке, затем взяла серебряную ручку из серебряной чернильницы и начала заполнять чек.
У Чарли подгибались колени, и она с трудом держалась на ногах.
– Думаю, ста тысяч долларов будет более чем достаточно.
Элизабет вырвала чек из книжки и помахала им в воздухе.
Чарли подошла к стулу с высокой спинкой и села.
– Мне не нужны деньги, – повторила она и подумала, знает ли Питер о затее матери. – И я не собираюсь разводиться с Питером.
Элизабет швырнула чек на стол и откинулась на спинку кресла.
– Если вы хотите торговаться, то я на это не пойду, – объявила она. – Сто тысяч и ни цента больше. Решайте.
– Мне... мне не нужны деньги, – вновь повторила Чарли. – И я не расстанусь с Питером.
– Думаю, вам лучше всего уехать уже сегодня, – с улыбкой произнесла Элизабет. – До возвращения моего сына из Гонконга.
– Почему вы выбрали именно этот момент, миссис Хобарт? Почему вы ждали, когда будет готова детская?
– Я хотела посмотреть, как далеко вы можете зайти, если дать вам в руки деньги. Должна признаться, вы меня приятно удивили. Вы с умом распорядились деньгами. Можно только сожалеть, что ребенок не воспользуется детской. Откройте мне секрет, дорогая, кто настоящий отец ребенка?
– Питер – отец Дженни, – сказала Чарли без особой убежденности.
– Вы очень ошибаетесь, если думаете, что обманете меня, – прищурилась Элизабет. – Девочка даже отдаленно не похожа на Хобартов. У нее слишком темные глаза, слишком темные волосы.
Чарли отвела взгляд от свекрови и принялась разглядывать шкафы с рядами книг в кожаных переплетах, которые, как она подозревала, Элизабет никогда в жизни не читала. Элизабет некогда было читать, все ее время уходило на то, чтобы делать деньги. Делать деньги и еще отравлять людям жизнь. Чарли подумала о Дженни. Подумала о Марине, которая дала ей так много и ничего не потребовала взамен.
– Миссис Хобарт, – сказала Чарли, и ее голос зазвучал увереннее. – Я знаю, что вы меня не любите. Я знаю, что вы хотите изгнать отсюда меня и Дженни. Но я также знаю, что наше место здесь. Мы теперь члены вашей семьи, такие же как вы и Питер. – Чарли остановилась, чтобы перевести дух. – Что касается внешности Дженни, то нравится вам это или не нравится, но я из ирландской семьи, а многие ирландцы, как вам известно, темноволосые.
Чарли взглянула на Элизабет. Свекровь еле сдерживала бешенство.
– Я могу доказать, что Питер не является отцом ребенка.
Мысли Чарли заметались. «Думай о Марине», – напомнила она себе.
– Вы ничего не можете доказать.
– Для этого достаточно простейшего анализа крови.
– Только в том случае, если у вас будет анализ крови Дженни.
– Я его сделаю.
– А я вам не позволю. Я не разрешу вам прикоснуться к моему ребенку.
– Всегда есть возможность, дорогая.
Чарли встала.
– Мне кажется, вам лучше сначала переговорить с Питером. Он знает, что Дженни его дочь. Вы забываете, что ему тоже придется делать анализ крови.
Элизабет готова была уничтожить Чарли взглядом.
– Питер не пойдет против моей воли.
– Только не на этот раз, миссис Хобарт.
Чарли почувствовала облегчение. Она не могла поверить, что способна быть такой бесстрашной. Она не представляла, какое это приносит удовлетворение.
– Думаешь, ты очень умная, верно? – Элизабет схватила чек и разорвала его пополам. – Мы еще увидим, кто из нас умнее, дорогая. А теперь убирайся отсюда. У меня есть дела поважнее.
Облегчение сменилось растерянностью, и Чарли вышла из кабинета, раздумывая, как долго ей удастся продержаться на поверхности, прежде чем ее засосет безжалостный водоворот неблагоприятных обстоятельств.
– Думаешь, она знает? – спрашивала Чарли Питера, когда он на следующий день вернулся из Гонконга.
Питер покачал головой. Отвернул одеяло и лег в постель.
– Она не может знать.
– Нет, может. А что, если она проверит больницы? Если узнает, что я никогда не была беременна?
– Она считает, что не я отец Дженни, но она не подозревает, что и ты не ее мать.
Чарли устроилась рядом с Питером на широкой двуспальной кровати и накрыла ноги периной.
– Наверное, отец был прав. Такие вещи никогда хорошо не кончаются.
Питер снял очки и положил их на ночной столик.
– Думаю, мама никогда больше не вернется к этой теме.
– Но она выглядела очень решительной.
– Она хотела взять тебя на пушку, но из этого ничего не вышло. Если она заметит, что ты боишься, она будет чувствовать себя победительницей. Мать любит держать людей в напряжении.
Чарли гладила волосы у него на груди.
– Похоже, ты это знаешь по собственному опыту.
Питер повернулся на бок, чтобы Чарли не видела его лица.
– У отца была любовница. – Он рассмеялся. – Думаю, его можно понять. Во всяком случае, мать об этом узнала и превратила его жизнь в ад. Она сказала ему, что, если он не бросит любовницу, она отнимет у него все его состояние. Он расстался с любовницей, но мать постепенно, по частям отобрала все прямо у него из-под носа. Я считаю, именно это его и убило.
– Ты был мальчиком, когда он умер. Откуда ты знаешь?
– Прислуга любит сплетничать.
Чарли начала растирать ему плечи, массировать спину. Постепенно Питер расслабился.
– Может, нам следует обо всем ей рассказать? Может, ей лучше знать правду?
– Ни в коем случае. Если мать узнает, что Дженни дочь Марины, разразится международный скандал. Она способна оповестить об этом весь свет. Она отравит Марине жизнь.
– Ты забываешь, что официально Дженни не является дочерью Марины. Она наша с тобой дочь. Мы удочерили ее по закону. Что, если мы скажем твоей матери только это и не больше? Скажем, что удочерили Дженни, но скроем, кто ее мать?
– Ей покажется подозрительным, что новобрачные немедленно удочерили ребенка, а не попробовали сначала завести своего собственного.
– Давай скажем ей, что я не могу иметь детей.
Питер повернулся к Чарли и посмотрел на нее. Чарли увидела боль в его глазах.
– Я с тобой не согласен. Ты забываешь, что мы хотим иметь детей. Разве не правда, что мы с тобой мечтаем о собственных детях?
– Да, конечно, Питер. Я совсем запуталась и не знаю, что говорю.
– Так что давай действовать. – Он просунул руку под ее ночную рубашку. – Давай не откладывать это в долгий ящик. Как только ты забеременеешь, все забудется. Она примирится с Дженни и с нами тоже. Особенно если у нее будет внук, которому она передаст текстильную компанию «Хобарт».
Чарли обняла и поцеловала Питера долгим поцелуем, отвечая на его ласки.
– Блестящая идея, мистер Хобарт, – шепнула она.
– А пока, – тоже шепотом заметил Питер, – постарайся все-таки завоевать симпатии матери.
Чарли вздрогнула.
– Нет, Питер, из этого точно ничего не выйдет.
– А ты попробуй. Ты умная, красивая, привлекательная. Если ты перестанешь бегать от матери, а покажешь себя с лучшей стороны, я уверен, она полюбит тебя так же, как я.
– Я не знаю, с чего начать.
– А ты хорошенько подумай.
Но в глубине души Чарли не верила, что когда-нибудь Элизабет Хобарт примирится с ней и с Дженни.
Целых два года Чарли безуспешно пыталась забеременеть. Гинеколог объяснил, что у нее загиб матки, это уменьшало ее шансы иметь ребенка, но не лишало надежды.
– Расслабьтесь, – советовал ей врач.
– Расслабься, – твердила ей мать после того, как Чарли все ей рассказала. – У меня тоже загиб матки. И шестеро детей.
Но Чарли не могла расслабиться. Каждое утро она просыпалась с надеждой, что новый день принесет перемены и что ее жизнь станет такой, какой она виделась ей в мечтах. Каждый вечер Чарли молилась, чтобы завтра Элизабет Хобарт смягчилась и сказала ей хотя бы одно доброе слово. Но Чарли напрасно ожидала добрых слов, она их так и не услышала и в конце концов пришла к выводу, что ей все-таки следует благодарить судьбу: как и предсказывал Питер, Элизабет не пошла дальше обвинений. Если холодный взгляд и равнодушие были оружием, с помощью которого Элизабет пыталась запугать невестку, то Чарли готова была терпеть эту пытку. Питер и Дженни стоили такой жертвы.
Пока Питер проводил почти все время в конторе или путешествовал по всему свету, Чарли заботилась о Дженни. Она восхищалась тем, как стремительно росла дочь, какими крепкими и быстрыми стали ее ножки, какой доброй и доверчивой сделалась ее улыбка, какими нежными и ласковыми были ее объятия. Когда Дженни исполнился год, она начала ходить. А очень скоро после этого начала говорить. «Мама» было самым первым ее словом.
Восторг Чарли омрачался лишь тем, что Дженни действительно была совсем не похожа на ту женщину, которую называла мамой, и на своего отца Питера. Чарли грезила о том дне, когда на свет появится их собственное дитя, их плоть и кровь, плод их взаимной любви, а не их любви к Марине.
Однажды, холодным осенним утром 1982 года, Чарли медленно прогуливалась с Дженни, держа ее за руку и приноравливаясь к неровным коротеньким детским шажкам. Они гуляли по парку вокруг особняка и, как всегда, зашли на конюшню. «Лошадка» было любимым словом маленькой Дженни.
Из всех времен года Чарли особо выделяла осень, с ее пожелтевшей душистой сухой листвой, напоминающей ей о чудесных днях в колледже, о веселье и трогательной дружбе, которые она делила с Мариной и Тесс. Она погрузилась в воспоминания о подругах, об их долгих беседах и ужинах с холодной пиццей и не заметила, как их догнал Питер.
– Как сегодня поживают мои прекрасные дамы? – спросил он и поцеловал в щеку сначала Чарли, а потом Дженни.
– Лошадка, – немедленно отозвалась Дженни.
Питер рассмеялся и повернулся к Чарли.
– Мне придется уехать на несколько дней, – сказал он.
– Как, опять?
Казалось, Питер больше отсутствовал, чем присутствовал, словно Элизабет намеренно старалась их разлучить и лишить нормальной спокойной жизни, словно ее целью было постоянно держать их в напряжении.
– Что поделаешь, любимая. Работа есть работа.
Чарли поправила бархатную шапочку на голове Дженни.
– Чем больше ты отсутствуешь, тем меньше у меня шансов забеременеть.
– Ты помнишь, что сказал доктор. Тебе следует расслабиться.
– Как я могу расслабиться, если ты оставляешь меня здесь одну.
– Ты здесь не одна.
Чарли не стала напоминать Питеру, что, за исключением Дженни, она здесь все равно что одна. Уже не раз Чарли спрашивала себя, а не допустила ли она ошибку, не уступив Элизабет тогда, два года назад. Взяв Дженни за руку, Чарли двинулась дальше.
– Я вернусь в конце недели! – крикнул ей вслед Питер.
Чарли кивнула, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть ему вслед. Как не могла и посмотреть вперед, на череду предстоящих пустых дней без Питера, пустых дней в особняке Хобартов, где она была не больше чем пленницей.
Она услышала, как Питер бегом догоняет их.
– А почему бы тебе не навестить своих в Питсбурге?
– Нет. Отец с матерью сейчас оба работают.
Чарли не посмела сказать Питеру, что она просто не решается ехать домой: ведь в семье О’Брайанов ее, не в пример другим детям, считали хорошо устроенной. Она не могла огорчить родителей и услышать от них: «Мы же тебе говорили». Чарли взяла Дженни на руки.
– Я тебе скажу, что мне нужно, Питер. Мне нужна работа.
– Зачем тебе работа, когда она у тебя есть. Ты воспитываешь Дженни.
Чарли промолчала.
– Так как, продержишься тут без меня?
– Как всегда, Питер.
Он рассмеялся невеселым смехом.
– Иногда я опасаюсь, что вернусь и найду два трупа: вы с матерью задушили друг друга.
– Твоя мать не подходит ко мне настолько близко, чтобы я могла совершить подобное преступление.
– Послушай, Чарли, может, ты еще раз постараешься...
Чарли остановилась у загона, где конюх прогуливал стройную гнедую кобылу. Элизабет держала полдюжины лошадей, хотя сама на конюшне никогда не показывалась. Она не интересовалась лошадьми, но не жалела денег на их содержание и щедро награждала удачливых наездников за выигранные призы на состязаниях, на которых тоже никогда не присутствовала. Чарли считала, что вся эта показуха свидетельствует о холодном и расчетливом уме Элизабет Хобарт.
Молодая женщина следила за бегом кобылы и раздумывала над тем, сколько призов ей надо выиграть, чтобы не очутиться на бойне.
– Почему именно я должна постараться, Питер? Почему всегда виновата я?
– Мать стареет, – ответил Питер, положив ей руку на плечо. – Ей труднее уступать.
Чарли молчала.
– Попробуй еще раз, любимая. Прошу тебя, сделай это для меня.
– Я уже пробовала, Питер. Я пробую уже целых два года.
Питер снова поцеловал Чарли.
– Я все знаю. Я знаю, как нелегко тебе приходится.
– Да, нелегко, – подтвердила Чарли. – Еще как нелегко.
Питер представления не имел, как ей было нелегко. Чарли по опыту знала, что, когда он был в отъезде, ей лучше всего есть в своей комнате. Но Питер просил ее попробовать еще раз, и она надела новое шелковое платье цвета ржавчины и замшевые лодочки под цвет платья, а на шею несколько длинных ниток жемчуга. Наложила заново косметику и, подкрепив свою решимость бокалом шерри, в восемь часов присоединилась к свекрови в столовой.
Чарли сидела за длинным столом из вишневого дерева и ужинала в одиноком молчании, хотя их с Элизабет разделяли всего четыре пустых стула. Каждый вечер эта представительница матриархата занимала место во главе стола, даже если она ужинала одна, даже если ей некому было демонстрировать свою власть. Наверное, слуги находили это забавным.
– Сегодня мы с Дженни дошли до самой конюшни, – сказала Чарли, сделав над собой усилие. – Она обожает лошадей. Наверное, очень скоро захочет учиться верховой езде.
Чарли принялась за суп из тыквы, делая вид, что ее не беспокоит молчание Элизабет. «Попробуй еще раз, – повторила она про себя совет Питера. – Интересно, сколько раз можно пробовать?»
Чарли отпила воды из хрустального бокала и задумалась над тем, как ей расшевелить эту гадюку. Она сжала в руке бокал, движением головы отбросила назад волосы и улыбнулась.
– Сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь? – спросила она у свекрови.
Элизабет молчала.
– Я вас спрашиваю, – повторила Чарли, – сколько лет было Питеру, когда он впервые сел на лошадь?
Элизабет с ненавистью посмотрела на нее.
– Не имею ни малейшего представления, – сказала она, оттолкнула тарелку и позвонила в хрустальный колокольчик рядом с прибором, вызывая из кухни Арлин.
Чарли молча наблюдала, как Арлин, полная, средних лет женщина, убрала со стола суповые тарелки.
– Я буду рыбу, – объявила Элизабет.
– И я тоже, – подхватила Чарли. Если свекровь решила играть в игры, Чарли с удовольствием сразится с ней.
Арлин, кивнув, вышла из комнаты.
– Элизабет, нам надо поговорить, – сказала Чарли, впервые называя ее по имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44