Эти слова чуть не убили меня. Я едва могла говорить:
– Нет, я буду рядом с тобой везде.
Он глубоко вздохнул, взял меня за локоть и вывел на танцплощадку. Мы начали танцевать одни, и весь город смотрел на нас. Мы медленно двигались под музыку. Когда песня закончилась, никто из присутствующих не осмелился пошевелиться или произнести хотя бы слово. Под огромным тентом стало душно от осуждения, удивления и страха.
– Сын! – раздался голос Джаспера Уэйда. – Хватит. Мы уходим.
Эли не сводил с меня взгляда еще целых пять секунд. Потом прошептал так тихо, что я еле расслышала его слова.
– Приветствую тебя.
Слезы навернулись у меня на глаза.
– Приветствую тебя…
Эли и его семья ушли. Некоторое время я стояла одна посреди танцплощадки. Потом обернулась и посмотрела прямо в синие, не знающие жалости глаза моей бабушки.
* * *
На следующий день мистер Неддлер вошел в отделанный мрамором офис начальника полиции Бернт-Стенда.
– Послушайте, я не знаю, насколько это важно, но одна вещь мне не дает покоя с тех самых пор, как нашли машину Клары.
Крейтон Неддлер описал ссору Джаспера Уэйда и Клары на стоянке возле его бара поздно ночью; рассказал, что Джаспер был страшно зол, как он толкнул Клару так, что она упала; как угрожал убить ее. Не забыл он и о том, что Клара была полна решимости догнать Джаспера и что она поехала за ним по темной горной дороге.
Через час Лоуден пересказал свой разговор с Неддлером слово в слово, пока Сван вела его в нашу элегантную гостиную в Марбл-холле.
– Мисс Сван, – наконец сказал он, – Джаспер Уэйд оказался последним, кто видел вашу сестру живой, и у него была причина причинить ей вред. Мне неприятно об этом говорить, но мне в голову приходят очень плохие мысли.
– Бабушка! – В моем голосе звучало предупреждение. – Бабушка!
Выражение лица Сван давало понять, что мое поведение переходит все границы. От нее повеяло арктическим холодом, когда она повернулась и посмотрела на меня.
– Дарл, выйди из комнаты!
Я упрямо покачала головой. Я твердо решила, что не позволю ей проделать такое с отцом Эли. Но что я могла сказать Лоудену?
Господин начальник полиции, это сделали мы. Бабушка, Матильда и я. Мы позволили Кларе утонуть в пруду, ночью протащили ее тело через лес и закопали под сенью мраморных цветов. Везите нас всех в тюрьму.
Но если я все это скажу, что будет тогда с Матильдой, с Карен? Я не могла потянуть их за собой.
– Бабушка, – повторила я сквозь стиснутые зубы. – Мистер Уэйд не убийца. Я знаю это.
Ее глаза пронзили меня насквозь. Мы молча вели сражение.
– Я уверена, что ты права. Но начальник полиции Лоуден собирается только задать ему несколько вопросов.
Лоуден кивнул.
– Малышка Дарл, ты славная девочка, ты видишь в людях только хорошее, и это прекрасно. Но каждый должен выполнять свою работу. Я просто собираюсь заглянуть в Каменный коттедж, поговорить с Джаспером Уэйдом и попросить его кое-что мне объяснить. Мы все выясним и все уладим. Никому не будет плохо, милая.
«Людям и так уже плохо!» – хотелось мне крикнуть ему в лицо, но я словно замерзла. Я училась тому, как следует себя вести в подобных ситуациях; что можно сказать, а о чем лучше промолчать.
– Ладно, – согласилась я, изобразила вздох глубокого удовлетворения, повернулась и медленно вышла из гостиной под пристальным взглядом Сван. Оказавшись на свободе, я бросилась бежать прочь из дома, вниз по ступеням террасы, в лес.
* * *
Вещи погрузили в деревянный трейлер – немного мебели и всякие мелочи. Новый мотор для старого грузовичка. Немного наличных – то, что им удалось отложить в банке Бернт-Стенда, – были спрятаны в картонной коробке под передним сидением. Только это и изменилось за те три года, что они провели в Бернт-Стенде. Город изменил их жизнь сначала к лучшему, а потом и к худшему.
Эли старался не думать о том, какими нищими они будут выглядеть, уезжая из города. Он покрепче притянул веревкой кухонный стул, который водрузил поверх остальной мебели в трейлере. Ему хотелось плакать Отчаяние и гнев разрубили его жизнь пополам, оставив глубокий след, как топор в полене. И там, на другой стороне, осталось его детство.
– Вот почти и все, – сказал Па, бросая пальто на переднее сиденье машины.
– Эли! – позвала Ма, вынося из коттеджа набитую битком картонную коробку. Глаза у нее опухли от слез.
Эли поспешил ей на помощь:
– Да, мама?
– Найдешь местечко для этого? Только будь осторожнее. Это сандвичи с индейкой и посуда. Поставь так, чтобы не раздавить.
– Хорошо.
Это должно было стать их рождественским ужином. Они бы ели и радовались, смотрели концерт по телевизору… А теперь это стало едой в дорогу в дешевых пластиковых контейнерах, сандвичи были завернуты в промасленную бумагу. Эли захотелось закричать, завыть, кого-нибудь ударить. Но он молча понес коробку к трейлеру, где отец укладывал получше короба с одеждой и прочими вещами. Па выпрямился, увидел семейный рождественский обед, упакованный в коробку, и его лицо побелело.
– Черт побери… – медленно процедил он, отвернулся и ударил кулаком по боку трейлера. – Черт бы побрал моего папочку, этот проклятый город и Клару Хардигри!
Услышав грубые слова, Белл заплакала в голос и зарылась лицом в пакет с рождественскими украшениями, который держала обеими руками.
– Я не хочу отсюда уезжать! Здесь наш дом!
Ма подбежала к ней и прижала к себе.
Так выглядела их семья, когда Эли обернулся и увидел, что к нему, прорываясь сквозь кусты рододендрона, по склону холма бежит Дарл.
– Эли! – крикнула она.
Он бросился к ней навстречу. В ее длинных волосах запутались сухие листья и какие-то веточки, лицо пылало. Она задыхалась.
– Я бежала так быстро, как только могла. Эли, начальник полиции Лоуден…
– Переведи дух, успокойся.
Эли обнял девочку за плечи и повел во двор. Она застонала, когда увидела уложенные вещи и готовый к отъезду трейлер.
– Нет!
Эли выпрямился, собирая остатки достоинства.
– Слушай, ты сейчас уйдешь, поднимешься по холму и ни разу не обернешься. Я не буду с тобой прощаться. Не буду! Я тебе напишу, как только мы где-нибудь устроимся.
Дарл вцепилась в его рубашку и как следует тряхнула.
– Эли, сюда едет полиция! Они хотят забрать твоего отца!
Па подошел к ним.
– Что?
«Господи, Па! – подумал Эли. – Неужели ты это сделал?»
Но Дарл прибежала слишком поздно – они уже слышали вой сирены, который приближался к коттеджу. Две желто-синие полицейские машины Бернт-Стенда въехали во двор. Из первой вылез сам начальник полиции и помахал всем рукой. Из второй машины вышел его помощник, бывший морской пехотинец Кэнтон.
Эли увидел, как Кэнтон расстегнул кобуру и положил руку на револьвер. Как-то офицер Кэнтон выступал перед школьниками, собравшимися в актовом зале. Он гордился тем, что всегда выезжает на самые сложные вызовы. Для города, где одно убийство в год является рекордом по числу преступлений, этот вызов был отнесен к разряду сложных.
– Энни, пусть все отойдут назад, – приказал Па и взглянул на Эли. – Сын, позаботься о матери и сестре.
У Эли запершило в горле от непонятного чувства вины.
– Да, сэр.
Он заслонил собой мать и Белл, но не смог помешать Дарл встать рядом с ним. В глубине души он был ей благодарен, но все же толкнул ее к себе за спину тоже. Теперь Дарл, Ма и Белл стояли позади него, вцепившись друг в друга.
Па посмотрел на начальника полиции.
– Мы уезжаем. Я не буду ждать, пока мисс Сэмпле меня уволит.
Лоуден тяжело вздохнул. За ним стоял, широко расставив ноги, офицер Кэнтон. Его рука по-прежнему лежала на рукоятке револьвера.
– Не спеши, Джаспер, – сказал Лоуден. – Я должен с тобой потолковать. Только отвечай правду.
– Я честный человек.
– Отлично. Я слышал, что в ту ночь, когда Клара Хардигри исчезла, ты виделся с ней возле бара Неддлера.
Эли почувствовал, как пальцы матери конвульсивно сжали его плечо. Сердце у него упало, когда Лоуден подробно описал все, что произошло той ночью. Ма в ужасе вскрикнула, а Па, казалось, с каждым словом сутулится все больше и больше.
Лоуден изучающе посмотрел ему в лицо.
– Так куда ты отправился после этого разговора, если мисс Хардигри поехала за тобой?
– Джаспер сразу приехал домой, – хрипло сказал он. – Всю ночь он провел здесь.
Па развернулся и посмотрел на нее полными слез, любви и сожаления глазами.
– Энни, не надо, – попросил он и снова повернулся к Лоудену: – Моя жена пытается помочь, но мне нечего скрывать. Я говорю вам правду. Я действительно поспорил с Кларой Хардигри, а потом поехал на Читоук-Пойнт. Я просидел там всю ночь, смотрел на звезды и думал. Я приехал домой на рассвете.
Лоуден печально покачал головой:
– Мне очень жаль, Джаспер, но это значит, что у тебя нет алиби. Мне неприятно тебе это говорить, но у тебя было достаточно времени, чтобы убить Клару Хардигри, перегнать ее машину на озеро Бриско и там утопить вместе с телом. В ту ночь у тебя было время, Джаспер. И у тебя был мотив.
Па сжал кулаки:
– Я не убивал Клару Хардигри и не сбрасывал ее в озеро! Это глупости!
– Надеюсь. Но тебе придется проехать в город вместе со мной и ответить на несколько вопросов.
– Вы арестовываете меня?
– Я бы не стал это так называть. Я просто хочу занести твои слова в протокол. Я возьму у тебя отпечатки пальцев и все такое прочее. Давай собирайся. Садись в мою машину, поедем в город и все решим. Тебе даже не придется провести ночь в тюрьме, парень. Просто пойди нам навстречу и поговори кое с кем.
Па даже не пошевелился. У Эли ноги стали ватными. Он понимал, о чем мог сейчас думать отец. Джаспер вырос в нищете, потерял отца, когда был совсем маленьким, не мог научиться ни читать, ни писать. Он умел только работать с мрамором. Его вызвали в этот город из благотворительности, помогли немного подняться – и снова сбросили вниз. Па больше не мог этого выносить. Его обвинили в убийстве перед женой, перед сыном и дочерью и собирались отвезти в город на полицейской машине, чтобы все увидели его позор. До Рождества оставался всего один день, а на Па навалилось все, что он пережил за свою жизнь.
– Поезжай с ними, Па! – взмолился Эли. – Просто поговори с ними. Если хочешь, я поеду с тобой.
Джаспер еле заметно покачал головой:
– Слушайте, мы собираем вещи, и сегодня вечером нас в городе уже не будет. Но в тюрьму я с вами не поеду, даже для допроса.
– Я не могу отпустить тебя, Джаспер. Садись в мою машину, парень.
Вместо этого Па развернулся и пошел к пикапу. Лоуден крикнул ему вслед:
– Остановись, Джаспер! Ты заставляешь меня нервничать, а офицер Кэнтон очень не любит, когда я нервничаю.
Кэнтон вынул револьвер из кобуры. Па открыл дверцу со стороны водителя, нагнулся и сунул руку под сиденье. И Эли вдруг вспомнил, что, кроме денег, Па спрятал туда. «Нет, Па, не надо, не делай этого!» – Эли уже открыл рот, чтобы крикнуть это, но тут вскрикнула Ма, тоже догадавшаяся, что происходит.
Па выпрямился. В руке он держал пистолет.
– Джаспер Уэйд, немедленно брось оружие! – приказал Лоуден.
Кэнтон поднял револьвер и прицелился, а Па просто держал пистолет в руке, не целясь ни в кого.
– Убирайтесь с моего двора! – сказал он. – Я забираю семью и уезжаю из этого города. Больше мне ничего не надо.
– Брось оружие!
– Я не могу этого сделать. – Его указательный палец лег на спусковой крючок.
Возможно, Джаспер намеревался выстрелить в небо – просто одна пуля в направлении господа, прежде чем бросить пистолет и отправиться с Лоуденом туда, куда тот скажет. Но у него не осталось на это шанса. Пуля офицера Кэнтона пробила ему сердце.
Глава 9
Я лежала в темноте, в своей постели, накачанная каким-то успокоительным до такой степени, что едва различала, о чем вполголоса говорили между собой Сван, начальник полиции Лоуден и наш семейный доктор.
– Док, я клянусь вам, что увел девочку сразу же, как только заметил ее, – сказал Лоуден. – Она упиралась, как сумасшедшая, и мне пришлось буквально волоком ее тащить. Вы же видели, в каком она была состоянии! Малышка билась в истерике.
Я вспомнила, что перевернула в спальне всю мебель, какую смогла, перебила безделушки, сорвала занавески, разорвала одежду. Я разбила стекло в большом окне, выходящем в лес, и порезалась. Врачу пришлось перебинтовать мне запястья.
– Девочке нужно давать успокоительное еще по меньшей мере неделю, – сказал доктор. – А лучше продлить лечение еще примерно на месяц.
– Я не думаю, что это необходимо, – твердо ответила Сван, но голос ее звучал устало.
– Мисс Сван, за последние несколько недель она стала свидетельницей гибели проповедника Эла, потеряла близкую родственницу, на ее глазах застрелили человека. Дело может кончиться нервным срывом.
Бабушка покачала головой:
– Вот увидите, Дарл окажется самой сильной из всех ваших пациентов. Она уже сейчас сильнее, чем вы оба можете себе представить.
– Она станет жесткой, мисс Сван, а не просто сильной. Эксцентричной и жесткой.
– Оба эти качества можно считать удачным приобретением. Этот мир не слишком добр к слабым женщинам.
Мужчины с изумлением посмотрели на Сван. Доктор откашлялся:
– Ну что ж, в конце концов решать вам. Но вы уверены, что сможете удержать внучку в своем доме и не дать ей причинить себе вред? Только в этом случае вы можете позволить себе не давать ей лекарства.
Сван долго молчала, потом ответила:
– Выписывайте рецепт. Я буду давать ей то, что вы сочтете нужным.
Мужчины ушли. Я почувствовала, как пальцы бабушки касаются моего лица, и открыла глаза. Она присела на мою кровать. Запах ее духов ворвался в мое сознание. После этой ночи меня всегда будет от него тошнить.
– Когда я была маленькой, – негромко начала она, словно рассказывала мне сказку на ночь, – я научилась плакать беззвучно, чтобы мужчины, приходившие в дом моей матери, не могли меня найти.
Я медленно моргнула, внутри у меня все горело. Моя бабушка плакала?!
– Они не слишком жаловали маленьких девочек или проявляли к нам излишнее внимание. Я научила и Матильду плакать тихонько. У нас с ней был один отец, но никого из нас он не защищал. Что же касается наших матерей… О них он тоже не заботился. Мать Матильды работала на мою мать и, разумеется, была цветной, поэтому она вообще ничего не значила для нашего отца. Она умерла молодой, поэтому моя мать, твоя прабабушка Эста, воспитывала Матильду.
Вообще-то, мама собиралась отослать ее в приют для цветных детей в Эшвилле, но я умоляла ее этого не делать, и в конце концов она согласилась оставить Маильду. «Пока ты будешь себя хорошо вести, я позволю тебе держать ее», – сказала она, как будто рабство еще не отменили и один человек мог владеть другим. С точки зрения моей матери, мы все были ничем не лучше рабов. В конце концов, она ведь зарабатывала на жизнь тем, что продавала женщин мужчинам.
С тех самых пор мать говорила всем, что Матильда – моя цветная горничная, и завсегдатаи ее заведения находили это очаровательным. Но мы с Матильдой знали, что у нас один отец и что полагаться мы можем только на самих себя. Мы вместе находили самые укромные уголки в доме, чтобы было, где спрятаться. Другие женщины никогда не могли нас найти. – Сван помолчала. – И мужчины тоже не могли.
Бабушка взяла мою забинтованную руку в свои. Я думаю, она не сомневалась в том, что я слишком накачана лекарствами, чтобы запомнить этот страшный рассказ. Но каждое ее слово навсегда осталось в моей памяти.
– Когда родилась Клара, нам с Матильдой было около пяти. Наш отец, А. А. Хардигри, в этот день напился и проводил время внизу, в компании одной из женщин, которая работала на мою мать. Мы с Матильдой спрятались в шкафу в коридоре и подсматривали за ним, когда он выходил из ее комнаты. Его одежда была застегнута кое-как, от него разило спиртным и потом, и все равно он казался красивым мужчиной. У него были руки каменотеса, но одевался он так изысканно, что каждый понимал с первого взгляда: этот человек никогда больше не будет долбить камень. Он владел каменоломней и построил город для своих рабочих. Он правил как король. Мы смотрели на него с восхищением, благоговением и ужасом.
Внезапно мы услышали какой-то звук с верхней площадки лестницы. Моя мать каким-то образом сумела подняться и выйти в коридор. Она цеплялась за перила, смотрела на него, проклинала его и плакала.
Окровавленная ночная рубашка липла к ее телу, у неё были длинные темные волосы, как у нас с тобой, и холодные синие глаза. Она была удивительно, пугающе красивой! «Я только что родила тебе вторую белую дочь! – кричала она. – Неужели это ничего для тебя не значит?»
Он откинул голову назад и улыбнулся матери, как будто рождение Клары было всего лишь шуткой. «Имеют цену только сыновья и мрамор, – ответил он. – А какова цена дочери шлюхи? Она ни черта не стоит!»
Сван помолчала, гладя пальцами повязку у меня на руке.
– Я полагаю, что именно в эту ночь мать решила спасти нас всех от той судьбы, которую он нам уготовил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35