роман
Стоял январь 192... года. В понедельник, ясным морозным утром Эллери Квин шагал по тихой улице, думая о расследуемом преступлении. Закутанный в плотное темное пальто, он направился к невысокой группе зданий. Его шляпа была низко надвинута на лоб и затеняла холодный блеск пенсне, трость стучала по замерзшему тротуару.
Он пытался разгадать, что произошло за время от наступления смерти до окоченения трупа. Его глаза были спокойны. Но напряжение выдавала натянувшаяся на загорелых щеках кожа и сильно стучавшая по бетону трость.
Он быстро перешел улицу и направился к главному входу массивного здания. Перед ним возвышались красные гранитные ступени Огромной дугообразной лестницы. Над огромными дверями было высечено:
ГОЛЛАНДСКАЯ МЕМОРИАЛЬНАЯ БОЛЬНИЦА
Он вбежал по ступеням и, слегка запыхавшись, потянул одну из тяжелых дверных створок. За дверью находился высокий тихий вестибюль с полом из белого мрамора и стенами, окрашенными матовой эмалью. Слева он увидел открытую дверь с надписью: «Комната дежурных», справа на двери было написано: «Комната ожидания». Напротив входа сквозь качающуюся стеклянную дверь была видна ажурная решетка большого лифта, перед которым сидел пожилой человек в белоснежной одежде.
Пока Эллери осматривался, из комнаты дежурных вышел высокий мужчина с красным лицом и тяжелым квадратным подбородком. На нем были белые брюки, халат и фуражка с черным козырьком.
— Прием посетителей с двух до трех, — произнес он хриплым голосом. — До этого времени вход в больницу воспрещен.
— Вот как! — Эллери глубже засунул руки в карманы пальто.
— Мне необходимо срочно видеть доктора Минчена! Швейцар провел рукой по подбородку.
— Доктора Минчена? У вас назначено с ним свидание?
— Он меня примет, не беспокойтесь. Поторопитесь, пожалуйста. — Эллери пошарил в кармане и вынул серебряную монету. — Разыщите его, я чертовски спешу.
— Здесь чаевые запрещены, сэр! — сказал швейцар. — Я сейчас сообщу доктору. Как доложить?
Эллери пожал плечами и спрятал монету.
— Я не знал, что чаевые запрещены. Меня зовут Эллери Квин. А как вас зовут? Шарон?
Швейцар с недоумением посмотрел на пришедшего.
— Нет, сэр. Исаак Коб, спецохрана. — В подтверждение он указал на никелевую бляху на халате.
Эллери вошел в комнату ожидания и сел. В комнате никого не было. Невольно он сморщил нос. Специфический запах дезинфекции раздражал обоняние.
Вскоре в комнату вторгся высокий мужчина атлетического сложения, одетый во все белое.
— Неужели Эллери Квин?
Эллери быстро поднялся, и они с жаром пожали друг другу руки.
— Что тебя привело? Все рыщешь?
— Обычное дело, Джон, — пояснил Эллери. — Вообще-то я больниц не люблю. Они меня угнетают. Но сейчас мне нужно получить консультацию.
— Рад быть полезным, — произнес доктор Минчен дружески. У него были голубые, проницательные г.лаза и добрая улыбка. Взяв Эллери за локоть, он направился к двери:
— Тут неудобно беседовать, старина. Пойдем в мой кабинет. Они миновали стеклянную дверь перед лифтом, повернули налево и оказались в длинном ярко освещенном коридоре, по обе стороны которого тоже виднелись двери. Запах дезинфицирующих средств здесь был еще сильнее.
— Вот отрицатепьные стороны медицины, —пробурчал Эллери.
— Мне кажется, здесь можно задохнуться.
Доктор Минчен засмеялся. В конце коридора они повернули направо.
— Привыкай! Как поживает инспектор?
— Так себе, — глаза Эллери посерьезнели. — Я сейчас занят небольшим, но запутанным делом. Я все выяснил, кроме одной детали. Если это то, что я предполагаю...
Они снова повернули за угол направо и оказались в коридоре, идущем параллельно первому. По всей его длине справа тянулась глухая стена лишь с одной массивной дверью, на которой виднелась надпись: «Амфитеатр операционной». Слева они миновали дверь с
надписью: «Доктор Лусис Даннинг — главный терапевт», а немного дальше: «Комната ожидания амфитеатра». И наконец на третьей двери, у которой они остановились, было написано: «Доктор Джон Минчен — главврач».
Просторная комната была меблирована довольно скудно. Прежде всего бросался в глаза большой письменный стол. -Вдоль стен стояло несколько шкафов, на стеклянных полках которых виднелись блестевшие инструменты. В одном из углов стояли четыре стула, низкий широкий книжный шкаф, заполненный массив-
ными томами, и несколько металлических шкафчиков с медикаментами.
— Снимай пальто и садись. Выкладывай, что там у тебя, — сказал Минчен, усаживаясь в крутящееся кресло за столом. Он откинулся назад, заложив за голову свои сильные руки с упругими пальцами.
— У меня один-единственный вопрос, — поспешно ответил Эллери, на ходу бросив пальто на стул. — Бывают ли причины, которые могут влиять на продолжительность окоченения трупа?
— Да, бывают. Ты знаешь, от чего умер тот человек?
— От пулевой раны.
— Возраст убитого?
— По-моему, около 45 лет.
— Была ли патология? Я имею в виду, была ли какая-нибудь инфекция? Или заболевание вроде диабета?
— Насколько мне известно, нет.
Минчен слегка покачивался в своем кресле. Эллери сел на стул напротив, роясь в карманах в поисках сигарет.
— Угощайся моими, — предложил Минчен. — Должен тебе сказать, Эллери, что окоченение трупов — явление сложное. Всегда нужно осмотреть тело, прежде чем сделать заключение. Я не случайно спросил про диабет. Дело в том, что человек после сорока лет, страдающий от избытка сахара в крови, почти неизбежно Окоченеет приблизительно через десять минут после наступления смерти.
— Десять минут? Боже мой! Диабет... Джон, разреши мне. воспользоваться твоим телефоном?
— Пожалуйста. — Минчен указал на аппарат и глубже уселся в кресле.
Эллери быстро набрал номер, поговорил с нужными ему людьми, затем соединился с кабинетом судебного эксперта:
— Прути? Говорит Эллери Квин. Скажи, пожалуйста, вскрытие убитого Жимена не обнаружило следов сахара в его крови? Что? У него был хронический диабет? Вот это да!
Он медленно положил трубку, глубоко вздохнул и улыбнулся.
— Все хорошо, что хорошо кончается, Джон! Сегодня ты заслужил огромную благодарность. Еще один звонок, и все.
Он позвонил в полицейское управление. — Позовите инспектора Квина... Отец, это ты? Виновен Орук... Абсолютно уверен. Сломана нога... Да. Сломана после наступления смерти, но в пределах десяти минут... Правильно! Я думаю так же.
— Не торопись уходить, Эллери, — произнес Минчен дружелюбно. — У меня еще есть немного свободного времени. Мы ведь не виделись целую вечность.
Они уселись поудобнее и закурили. Лицо Эллери выражало спокойствие человека, сделавшего важное дело.
— Я могу пробыть у тебя хоть целый день. Ты только что вооружил меня соломинкой, которая поломала хребет коварному верблюду. Я не изучал медицину и не имел представления о последствиях диабета.
— Да, мы иногда приносим пользу, — пошутил Минчен. — Между прочим, сегодня все утро диабет не выходит у меня из головы. Самую важную персону в больнице, страдающую хроническим диабетом, сегодня утром постиг несчастный случай. Она упала с лестницы и сильно ушиблась. У нее произошел разрыв желчного пузыря. Наш главный хирург Жаннэ готовится к срочной операции.
— Досадно. А что это у вас за пациентка номер один?
— Абби Дурн. Ей уже за семьдесят. И хотя она довольно хорошо сохранилась для своего возраста, хронический диабет сильно усложняет операцию. Правда, есть и облегчающий момент. Она находится в бессознательном состоянии, наркоз не потребуется. Мы все предполагали, что старуху придется оперировать в следующем месяце в связи с наличием у нее легкой формы хронического аппендицита. Но я уверен, что Жаннэ сегодня утром не дотронется до аппендицита, чтобы не усложнять ее состояния.
Минчен взглянул на свои часы.
— Операция состоится в 10-45. Сейчас почти 10. Может быть, ты останешься посмотреть на работу Жаннэ?
— Ну что ж...
— Он настоящий волшебник. Самый лучший хирург на востоке Америки. К нему весьма дружески расположена миссис Дурн. Она высоко ценит его умение. Он будет оперировать напротив, в главном операционном зале.
— Ну ладно, уговорил, — произнес Эллери. — Я никогда не присутствовал при хирургических операциях. Как ты думаешь, не будет страшно? Я боюсь, что меня начнет тошнить.
Они засмеялись.
— Миллионерша, филантроп, светская вдова, финансовая власть... В госпитале все сильно беспокоятся за ее состояние, — произнес задумчиво Минчен, вытягивая свои ноги под письменным столом. — Тебе, наверное, известно, Эллери, что Абби Дурн является основательницей этого госпиталя. Это была ее идея, ее деньги и теперь, по существу, это ее учреждение. Мы все были
потрясены случившимся, поверь мне. Больше всех переживает Жаннэ. На протяжении всей его жизни она была для него крестной матерью. Без преувеличения можно сказать, что она первой подметила у Жаннэ способность хирурга. Она отправила его учиться в Вену и Сорбонну. Словом, сделала его тем, кем он
является сегодня. Разумеется, он настаивал на операции, естествен-но, сам и будет ее делать.
— Как все это случилось? — полюбопытствовал Эллери.
— Наверное, судьба... Видишь ли, каждый понедельник утром Она сюда приходит, чтобы проверить работу благотворительных
палат. Это ее любимое занятие. Вот и сегодня, когда она спускалась с четвертого этажа, с ней случился обморок. Она упала с лестницы и ударилась о площадку животом: К счастью, Жаннэ находился поблизости. Он ее сразу осмотрел и обнаружил разрыв желчного пузыря.
— А что вызвало потерю сознания?
— Мы выяснили, что это следствие небрежного отношения к Абби Дурн ее экономки Сарры Фуллер. Это женщина средних лет, тора я давно служит у Абби, ведет домашнее хозяйство. Дело том, что Абби положено три инъекции инсулина ежедневно. 1аннэ всегда старался делать это сам. Уколы несложные, многие юльные делают их сами. Однако вчера вечером Жаннэ проводил очную операцию и задержался. Как всегда в таких случаях, он звонил Гульде, дочери Абби. Но Гульды дома не оказалось. К телефону подошла Фуллер. Жаннэ попросил ее передать Гульде, что он не сможет быть, пусть укол она сделает сама. А Фуллер забыла передать. Сама Абби вообще халатно относится к уколам. В результате укол прошлым вечером не был сделан. Не зная ничего про просьбу Жаннэ, Гульда сегодня проснулась поздно. Таким образом, и утром Абби осталась без укола. Да к тому же она плотно позавтракала. Завтрак и дов'ершил дело. Содержание сахара в ее крови резко повысилось, что и привело к потере сознания.
— Печально, — проворчал Эллери. — Полагаю, что родственником о предстоящей операции уже сообщено. И здесь соберется вся милая семья.
— Только не в операционной, — заметил Минчен с серьезным видом. — Вход в операционную воспрещен даже членам семьи... Давай немного прогуляемся по больнице. Мне хочется тебе все показать. Поверь, это образец прекрасной организации.
— Согласен, Джон.
Они покинули кабинет Минчена и направились по северному коридору тем же путем, которым пришли.
Минчен указал слева на дверь в амфитеатр, откуда они через некоторое время будут наблюдать операцию, и на дверь справа в комнату ожидания.
— Некоторые члены семьи Дурн, наверное, уже там, — заметил Минчен. — Нельзя допустить, чтобы они разгуливали... Это западный коридор, — пояснил он, поворачивая за угол. — Справа две вспомогательные операционные. Мы постоянно загружены работой. У нас самый значительный штат хирургов на Востоке... Вот слева — главная операционная. Она состоит из трех комнат: наркозной, предоперационной и операционной. Здесь проводятся самые ответственные операции. Главная операционная используется также для показа специфических операций практикантам и сестрам. Это делается в учебных целях. Они могут располагаться на галерее амфитеатра и оттуда наблюдать. У нас, конечно, еще имеются операционные на верхних этажах.
В больнице царила странная тишина. Лишь время от времени по длинным коридорам пробегала фигура, одетая во все белое. Казалось, все звуки были исключены из жизни этого здания: двери плавно покачивались на обильно смазанных шарнирах, открывались и закрывались бесшумно.
Минчен остановился, держась за ручку двери с надписью: «Смотровой кабинет». Он открыл дверь и жестом пригласил войти. Эллери заметил, что, как только открылась дверь, на стене зажглась красным лампочка, указывая, что кабинет занят.
— Удобно, не правда ли? — улыбнулся Минчен.
— Послушай, неужели у вас нет ни одной неряхи?
— Нет и не будет, пока Джон Минчен здесь хозяин, — пошутил врач. — Действительно, мы из аккуратности делаем фетиш. Возьми, например, мелкие вспомогательные материалы. Все они хранятся в отдельных ящиках. — Минчен указал рукой на большой белый шкаф в углу и выдвинул нижний ящик. Эллери увидел богатый ассортимент разных бинтов. В ящике повыше хранилась вата и марля, еще выше — стерильная вата и в самом верхнем ящике находились рулончики лейкопластыря.
— Оригинальная система, — пробурчал Эллери. — У вас, наверное, штрафуют сотрудников за нечистую форму и незавязан-ные шнурки?
Минчен засмеялся.
— Ты не так уж далек от истины. Согласно внутренним правилам все сотрудники госпиталя должны носить больничную форму. Для мужчин это белый халат, белые льняные брюки и белые парусиновые туфли. Для женщин форма изготовляется из белой льняной ткани. Даже спецохранник — помнишь, при входе? — тоже одет во
все белое. Лифтеры, уборщицы, персонал пищеблока, технический Персонал — все надевают стандартную форму, как только входят в госпиталь.
— Голова кругом, — простонал Эллери. — Выпусти меня отсюда поскорее.
Оказавшись снова в южном коридоре, они увидели высокого молодого мужчину, одетого в коричневое пальто. Он заметил их, замедлил шаг, затем резко повернул направо и исчез в восточном коридоре.
Лицо Минчена стало серьезным.
— Я забыл о всемогущей Абби, — пробормотал он. — Вонуже пошел Филипп Моргаус, ее адвокат. Он большая умница. Все свое время посвящает делам Абби.
— Он, наверное, все знает, — заметил Эллери. — Почему он так заинтересован в миссис Дурн?
— Скорее в ее очаровательной молодой дочери, — ответил Минчен. — Он и Гульда нравятся друг другу. Не удивлюсь, если Они влюблены. И Абби, как мне передали, благословила этот роман... Ну что ж! Полагаю, что клан собирается... Минуточку! А вон и сам главный хирург выходит из операционной. Доброе утро, доктор!
Человек в коричневом пальто подбежал к закрытой двери Комнаты ожидания амфитеатра и громко постучал. За дверью было ихо. Он нажал на ручку и вошел.
— Фил!
— Гульда! Милая... Высокая молодая женщина с покрасневшими от слез глазами кинулась в его объятия. Он старался ее утешить, тихим голосом выражал сочувствие и гладил голову, уткнувшуюся в его плечо. В просторной комнате они были одни. Вдоль стен стояли длинные скамьи, на одной из которых лежала норковая шуба.
Филипп Моргаус нежно взял голову девушки, приподнял ее за подбородок!
— Не надо так убиваться, Гульда, все обойдется. Не плачь, милая, прошу тебя!
Она вытерла слезы и попробовала улыбнуться.
— О, Фил! Я так рада, что ты пришел... Я одна тут сидела... Ждала, ждала...
— Я понимаю, — он обвел комнату взглядом, слегка нахмурившись. — А где же все остальные? Как они могут оставлять тебя одну в такую минуту?
Они направились к скамейке и сели. Гульда Дурн неподвижно, широко раскрытыми глазами смотрела в пол. Молодому человеку хотелось найти еще какие-то успокаивающие слова, но он так ничего и не произнес.
Их окружала громадная, молчаливая больница, в которой кипела напряженная работа. Но в комнату ожидания не проникало никаких звуков. Белые матовые стены как бы подступали со всех сторон.
О, Фил! Я чего-то боюсь! Мне страшно!
Невысокий человек неожиданно появился в южном коридоре и направился к Минчену и Эллери.Эллери сразу увидел, что у него что-то не в порядке с левой ногой. Он при ходьбе резко переносил свой вес с левой ноги на правую.
«Мышечный паралич!» — пронеслось в голове у Эллери, наблюдавшего приближение маленького врача.
На подошедшем был белый халат, из-под которого выглядывали белые льняные брюки, а из-под них — носки белых парусиновых туфель. На голове у него была хирургическая шапочка с завернутыми краями. Он пытался развязать маску.
— Привет, Минчен! Все в порядке. Перфорированный аппендицит. Удалось избежать перитонита. Грязная работа... Как себя чувствует Абби? Вы ее видели? Какое содержание сахара? А это кто?
Он трещал как пулемет, непрестанно переводя свои маленькие светлые глазки с Минчена на Эллери.
— Доктор Жаннэ, прошу вас познакомиться. Это господин Квин, мой старый друг... Эллери Квин, известный писатель.
— Ты преувеличиваешь, — сказал Эллери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21