— О нем… — прошептала Мышка. — Его… Он… Ему… Да кому?!
Почему она вдруг вот так, без оглядки, всей душой рванулась к этому человеку? В чем причина?
И пусть ей совсем не хотелось ее искать, эту самую причину, она все же сделала попытку… Для того хотя бы, чтобы найти словесное определение тому странному чувству, что рождалось в душе помимо ее воли… Или она все-таки ждала этого и желала втайне от всех, и прежде всего — от самой себя?
Ответ прятался в отдаленных закоулках сознания, играл с ней в прятки, будто живой и непослушный ребенок, и Мышка никак не могла поймать его. Так и стояла, зажмурившись, потому что так было удобнее искать собственные мысли…
— Ты что?
Испуганный голос сестры вывел ее из оцепенения как раз в тот момент, когда появились первые, еще смутные ассоциации, — и ее сестра тоже была, как это ни странно, связана с ответом.
Свечи… Горящие в полумраке крошечные огоньки… Запах — странный, манящий и непривычный…
— Ты что, Анька? Что с тобой?
Мышка вздрогнула. Она с грустью обнаружила, что теперь вернулась окончательно, перешла границу — и не слышит больше за своей спиной его дыхания. Она вздохнула — какая жалость, право… Почему-то ей было хорошо. Именно хорошо, пока она слышала его. Ощущала его присутствие… И снова удивилась — почему?
Ася смотрела на нее с тревогой и легким раздражением. «Снова она чудит», — прочла Мышка в ее взгляде. И невольно усмехнулась.
— Что с тобой? — повторила Ася.
— Ничего. — Мышка передернула плечами. — Все в порядке…
— Мне показалось, что тебе плохо… Ты стояла, как истукан, и была такая бледная!
«Мне и в самом деле теперь плохо», — подумала Мышка, но повторила:
— Да нет, все в порядке…
И наконец стащив с себя ботинки, быстро прошла в комнату, чтобы постараться еще ненадолго, хотя бы на секунду, вызвать в памяти его голос.
«Если тебе будет плохо, ты знаешь, куда можно прийти…» Она слегка улыбнулась и прошептала едва слышно:
— Спасибо… Может быть. Когда-нибудь. Если я осмелюсь туда прийти снова…
* * *
Уже стемнело, и улицы были малолюдны. Он шел теперь медленнее, наслаждаясь весенним воздухом и той игрой, которую сам придумал. «Представьте себе, сэр, что Мышка взрослая…»
Сначала ему это нравилось, но внезапно он понял, что Мышка все равно остается подростком с угрюмыми глазами, настороженно глядящими на мир, — «в мир», поправил он сам себя, ибо наедине с собой можно и неправильными фразами думать, вполне справедливо ожидая от этого самого мира подвоха… Он пытался сделать ее взрослой, но тут же Мышка начинала бунтовать, рассыпаться. Она просто не хочет стать взрослой, догадался он. Даже в моих мыслях. Питер Пэн… Вечно остаться ребенком. Почему-то именно в тот момент, когда он это понял, душа наполнилась нежностью. Нежности было так много — слишком много для него одного! Он давал себе возможность раствориться в ней, не сопротивляясь…
Это все равно не будет иметь продолжения… А значит, можно немного помечтать, ибо мечты тем и хороши, что границы им не установлены никем…
Чтобы немного сократить путь, он свернул и пошел мимо гаражей. Теперь он мысленно разговаривал с Мышкой, и ему даже казалось, что она сейчас слышит его мысли. «Представь себе, я иду в гордом одиночестве, храбро ступая по убогости… Кстати, не странно ли, что я нашел тебя в этом мире, похожем на огромную мусорную свалку».
На секунду он вернулся из заоблачных высей на грешную землю и невольно рассмеялся. Прямо перед ним высилась огромная мусорная куча. «Какая великолепная иллюстрация, — подумал он. — Словно я путешествую по миру собственных образов…»
Недалеко от свалки стояли несколько парней, и, подойдя поближе, он понял, что это подростки, немногим старше Мышки. Они неодобрительно посмотрели на него, один фыркнул и довольно громко сказал второму:
— Костик, ты глянь только! Во обезьяна!
Третьей в компании была девица — сначала он принял ее за мальчишку, потому что у девицы была коренастая, мужская фигура и короткая стрижка.
Она посмотрела на Кинга, потом громко рассмеялась и проговорила:
— Хиппи иридурочный…
Тот, кого называли Костик, явно верховодил в этой компании. Лицо у него было любопытное. Словно сморщенное изнутри. Лицо старика… Он глядел серьезно и явно отдавал себе отчет, что его ожидает, если он вздумает сейчас поучить этого типа, как надо выглядеть. Видимо, несмотря на пары «Шафрана», будоражившего его голову, он в конце концов оценил, что Кинг на пару голов выше, старше и связываться с ним — глупо. Он ничего не добавил к общему резюме и только хмуро и зло плеснул в стакан с отбитым краем новую порцию «Шафрана».
Как жаль, что эта неприятная компания нарушила ход его мыслей о Мышке, невольно подумал Кинг, и еще — что их ему тоже жаль…
«Ведь это так убого, — подумал он. — Сейчас они напьются, потом включат какую-нибудь Пугачеву и запрутся в папашином гараже, чтобы утолить желания плоти… И вся их жизнь — лишь утоление плоти… Как это грустно!»
Так Кинг и думал все время, пока не открыл дверь «площади Дам». И когда он переступил порог, ему в голову пришла мысль совсем уж невеселая — что их жизнь тоже большей частью направлена на утоление плотских желаний, и только тем отличается от жизни тех подростков, что изредка разбавляется утолением духовной жажды…
И только Мышка может сделать его жизнь осмысленной, но…
— Это невозможно, — прошептал он. — Это совершенно невозможно!
И, словно отвечая ему, где-то очень далеко загудел поезд…
Глава 2
«ХЭЙ Ю»
— Это невозможно, — простонала Мышка, открывая глаза.
Будильник надрывался, как ошпаренный поросенок. Утро разрушило ее сон, силой вернуло в реальность. Она встала, как приговоренный к смерти, — сегодня вам пора, милейшая, электрический стул ждет вас…
Или пыточная.
Да все, знаете ли, приятно, мрачно усмехнулась она. И ведь что обидно — еще как минимум год надо торчать в этом совсем не богоугодном заведении…
Она оделась, немного постояла перед зеркалом, оценивая себя в этом ужасном пальто, и презрительно фыркнула. Тонкая шейка, короткая стрижка с длинной челкой и хмурые глаза…
— Ты просто красавица, — сообщила она своему отражению. — Стоит только присмотреться повнимательнее — и человек точно ослепнет… Такая красотища дается не каждому…
Она скорчила самой себе рожу и показала язык.
После чего вышла из дому и направилась к школе, искренне печалясь, что она располагается слишком близко… Даже толком не надышишься весной перед неминуемой смертью!
Ветерок играл ее волосами, пытаясь развеселить хоть немного, и чем ближе она подходила к мрачному зданию из серого кирпича, тем больше ей хотелось развернуться и пойти совсем в другую сторону.
Она на секунду остановилась, представив себе, что сейчас снова увидит сухую фигуру Зинаиды, ее перхотные жиденькие волосы, собранные в пучок, и услышит скрипучий голос… «Ты жестока», — подумала она, мгновенно устыдившись того, что слова, подобранные к словесному портрету классной дамы, так безжалостны. Она просто старая женщина. «А она, — тут же возмутился ее внутренний голос, — она-то куда злее меня…»
Поразмыслив еще несколько мгновений, Мышка пришла к окончательному решению, что день слишком ласковый и приветливый, чтобы омрачать его всякими компрачикосами, и, развернувшись, пошла совершенно в другую сторону — прямо противоположную той, где располагалось то серое здание, которое кто-то по явному недомыслию назвал средней школой.
Нетрудно догадаться, куда она направилась, но возле самого дома остановилась. Решительность сразу покинула ее. Она стояла перед подъездом довольно долго и все-таки не решилась войти внутрь — быстро пошла прочь, на троллейбусную остановку.
«Я сначала погуляю, — решила она. — В конце концов, зайду на „площадь Дам“ на обратном пути…»
Она не знала, куда едет. Ей было все равно…
«Я просто доеду с этим троллейбусом до конца, — решила она. — В конце концов, всегда есть место, куда стоит прийти…»
* * *
«Есть место, куда стоит прийти», — подумал Кинг. Собственно, мысль эта была странной — он ведь никуда не шел и даже не собирался… Он сидел на полу с чашкой кофе и смотрел телевизор. Телевизор, впрочем, он смотрел невнимательно — настолько, что даже не понял, куда подевались оптимистично настроенные дамы, целью жизни которых было построение колхоза и замужество, и теперь на экране несколько человек задушевно выводили «На тебе сошелся клином…».
Кроме него, в доме никого не было. Вздохнув, он выключил телевизор и подумал, что иногда одиночество довольно тягостная и неприятная штука. Включил магнитофон и вернулся к недопитой чашке кофе и к своим мыслям. Теперь комната была заполнена музыкой, а голова его — Мышкой, и он подумал еще — а ведь Мышке больше все-таки подходит «Пинк Флойд», и даже рассмеялся над этой глупой мыслью.
Теперь ему вовсе не казалось, что быть в одиночестве неприятно. Наоборот…
Да и какое же это одиночество, если ты думаешь о ней?
И почему-то он вспомнил стихотворение: «Среди миров, мерцающих светил, одной звезды я повторяю имя, не потому, чтоб я ее любил, а потому, что мне темно с другими…»
«Мне ведь и в самом деле с другими становится темно, Мышка, — пробормотал он. — И как же мне теперь выбраться-то?»
* * *
Она вышла из троллейбуса и остановилась, оглядываясь кругом. Прямо напротив нее стояла церковь, похожая на корабль, и, пожалуй, это было единственное место, где Мышка еще ни разу не была.
Она вошла, толкнув тяжелую дверь, и тут же оказалась в полумраке, только огненные точки свечей освещали пространство… Опасливо оглядываясь, Мышка прошла мимо старой нищенки, пробормотав:
— У меня совсем нет денег… простите…
Ей и в самом деле было неудобно, что денег нет. Только четыре копейки на обратный проезд.
Подумав немного, она решила, что можно дойти пешком, погода ведь такая хорошая, и решительно протянула старушке четыре копейки.
— Вот, — сказала она. — Это…
Старуха покачала головой.
— Не надо, — сказала она. — Тебе домой еще надо доехать… Иди. Тебя заждались…
Она не поняла ее слов. Кто заждался? Но переспрашивать не стала — просто шагнула внутрь, удивившись тому, что ей самой этот шаг кажется чрезвычайно важным и — судьбоносным…
Сначала она просто озиралась с любопытством. Кто они — этот старик в черном одеянии, эта женщина, такая красивая и печальная? Мышка пыталась проникнуть в тайны их ликов — и останавливалась на половине пути, словно почувствовав, пока еще — рано…
Более того, иногда ей казалось, что все они смотрят на нее с недоверием — зачем ты здесь? Что ты ищешь? А если привело тебя сюда простое любопытство, то это неуместно…
Она уже собралась было выйти и вдруг почувствовала — на нее смотрят. Так пристально, точно зовут…
Обернувшись, Мышка невольно замерла, потрясенная до глубины души этим странным сходством. Длинные, светло-каштановые волосы… Огромные глаза, казалось вместившие в себя всю печаль на свете… И — всю красоту, всю доброту, всю любовь… Она шагнула туда и остановилась, не смея отвести взгляда. Теперь ей казалось, что их взгляды встретились, соприкоснулись — где-то очень высоко, так высоко, что Мышке было даже трудно представить, где именно.
Она не могла бы сказать, сколько времени так стоит, пытаясь понять, почему они так похожи, как вдруг где-то — или ей это пригрезилось… Потому что тут не было железной дороги, тогда откуда взяться поезду? Или это был все-таки гудок парохода? Но только этот гудок вырвал Мышку из зачарованного состояния и — рывком, грубо — поставил на землю…
И откуда-то из закоулков выплыло: как же нам отсюда выбраться? И еще вопрос, обращенный к глазам на иконе: кто ты?
И ответ, который прозвучал из тишины внезапно, как выстрел…
— А вы Господу свечку поставьте… Вон, видите, девочка стоит перед образом…
Она невольно вздрогнула и одними губами прошептала:
— Ты — Господь?
* * *
«Иногда так бывает, мой друг, так бывает…» Он вздохнул, вспомнив эти строки из песенки, потому что ему стало и в самом деле грустно, потому что все было не так, не там, и не надо бы вообще…
Он легко поднялся, встряхнул роскошной шевелюрой, пытаясь избавиться от ощущения тоски, и пробормотал:
— Да в принципе, кто сказал, что все это имеет продолжение?
Мысль сия не принесла ему облегчения. Стыдно признаться, но больше всего на свете ему хотелось снова увидеть эту девочку.
Он даже остановился, потрясенный и испуганный этим открытием.
Ему просто надо бы ее увидеть. Еще раз. Потому что… Потому что…
Да сколько он ни морщил лоб в поисках оправданий, так и не смог найти достойного. Просто немного крейзи, усмехнулся он. Случается.
Наконец одиночество, которое еще несколько минут назад так нравилось ему, начало тяготить. Хотя бы тем, что рождало необъяснимые, глупые мысли.
О девочке с огромными голубыми глазами. С длинной смешной челкой. С мрачновато-настороженным взглядом и дерзкой манерой говорить…
Он побродил по квартире, омерзительно пустой, наполненной только музыкой и звуком его шагов. Остановился на секунду перед дверью. «Да хоть бы кто-нибудь пришел, чтобы я мог забыть это все», — подумал он. Потом снова закружил по комнате, словно надеясь, что вместе с движениями, пусть хаотичными и необъяснимыми, исчезнут и мысли. И сама эта странная девочка исчезнет… Нельзя же, в самом деле, так нахально заползать в чужую голову! Какая невоспитанность…
Девочка превосходно себя чувствовала там, в его голове, черт побери, словно там ей было самое место. Движение ее губ, слегка раздвинутых в полуулыбке… Легкий взмах руки, так напоминающий движение крыла… Быстрый взгляд — смелый, слишком смелый! — прямо в его глаза.
— Ты не должна там находиться!
Она его не слушала. Или он сам не очень-то слушал себя? Ведь ему просто было хорошо оттого, что этот ребенок находится в его голове!
Кинг остановился перед зеркалом. Посмотрел на себя — и на секунду замер, потому что его зеленые глаза вдруг стали голубыми. Как будто это она посмотрела на него. Оттуда. Из головы… Из души?!
Он снова тряхнул головой и прошептал:
— Ну вот, брат, приплыли… Неужели тебе не чужды педофилические наклонности?
И, быстро развернувшись, бросился прочь из квартиры — куда угодно, только прочь, прочь от самого себя, от ее постоянного присутствия, от музыки, которую забыл выключить и вспомнил об этом уже тогда, когда оказался на проспекте, и был уже виден лишь краешек крыши…
На минуту он пришел в себя и даже хотел вернуться, чтобы выключить магнитофон. Он даже сделал несколько шагов назад, но остановился. Ничего не случится… Покрутится бобина — и все. Он же вернется скоро…
Отчего-то ему казалось, что она там, именно сейчас, и Бог знает, чем все это кончится, если он вернется?
Поэтому он зашагал дальше, все-таки думая о том факте, что еще никому и никогда, ни при каких обстоятельствах не удавалось убежать от…
Имени он не дал.
— От себя, — закончил он фразу вопреки острому желанию все-таки назвать это собственным именем. И повторил: — Но каждый только и делает, что пытается убежать! От себя…
* * *
Она не шла сама — ее ветер нес. Во всяком случае, Мышке так казалось. Все вышло как-то странно. Сначала-то она шла правильно. От троллейбусной остановки в гору. Она даже перешла улицу, но вдруг остановилась и оглянулась. Его дом. Вот так некоторое время она и стояла, озираясь. Благоразумно было бы пойти вверх, в гору — к ее дому. А она сделала все наоборот.
Снова перешла дорогу и двинулась прямо к «площади Дам». В конце концов, он сам сказал: «Если тебе будет плохо, ты всегда знаешь, куда прийти…»
Плохо ей не было. Но разве нельзя туда прийти, если тебе хорошо?
И с кем ей было сейчас поделиться этим своим открытием — что, оказывается, Бог прекрасен. А все, что про Него говорят в школе, — полная туфта!
И теперь она непременно спросит у учительницы: почему им больше нравится этот лысый тип с хитрым прищуром? И кто им сообщил, что Бога нет?
Конечно, после этого ей придется уйти из школы. Но до конца восьмого класса осталось так мало, и есть же еще места, где она сможет закончить образование!
Мышке даже стало легче, потому что она знала теперь — скоро ее мучения закончатся. Но сказать об этом она могла только одному человеку. Именно ему. Он поймет.
Она поднялась по ступенькам и замерла перед дверью — не испугалась, нет, просто ей захотелось продлить то чувство радостного ожидания, которое родилось в душе. Сейчас она его увидит…
Она слышала музыку там, за дверью, значит, в квартире кто-то был. Наконец она позвонила. Потом еще раз. Еще…
Никто не отзывался, хотя музыка продолжала звучать достаточно громко, — она даже расслышала слова. Hey you…
Она замерла. Откуда-то из закоулков сознания неизвестно почему родилась строчка: «Если можешь, почувствуй меня».
И она повторила одними губами, совсем тихо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31