— Все равно… Ты перед этим меня в себя влюбила. А я уже соблазнял… Потом. Но все равно нечестно, потому что я рассчитывал на всю жизнь. А ты ограничиваешь меня. Устанавливаешь сроки… Гадко это, ты не находишь?
Она все еще молчала. «Я не знаю, что мне делать, — думала она в растерянности. — Может быть, кто-то мне подскажет? А если я ошибаюсь? И я ведь могу ошибиться… Дай же мне знак, Господи!»
Она стояла спиной к окну и, когда увидела, что он пристально смотрит туда, спросила:
— Что?
Он не ответил, и тогда она обернулась.
— Нет, — прошептала она одними губами, уже уверенная в том, что, если она снова видит этот знак беды, все решено.
Лестница была почти невесома и призрачна, но она прекрасно видела тонкие перекладинки, словно сплетенные из золотых нитей. Она видела даже легкие тени ангелов, которые стояли по краям, и эти ангелы улыбались. О, они изо всех сил старались быть серьезными, но улыбка все равно проникала на их лица.
— Вот, радость моя, — сказал Даниил, обнимая ее сзади и прижимая к себе. — Это послание тебе… Незачем бродить одной в «обмороченной тьме».
— Это не… Она появляется перед бедой…
— Анна! — сказал он. — Почему ты всегда ждешь беды?
— Потому что так получается…
— Послушай, но это совсем не знак беды! Это же знак Его любви! Это Его согласие, Анна! Что еще Он должен тебе показать, чтобы ты это поняла?
Она смотрела и видела, как лестница становится радугой. Обычной с виду радугой после дождя… И вообще — может быть, им это привиделось… Но тут же она вспомнила, как читала в одной книге: радуга — это знак Господа.
Получалось, Он этого хотел?
Чтобы они были рядом?
— Я все-таки подумаю…
— Нет, — покачал он головой. — Твои мысли будут стопроцентно мрачными и неправильными. Ты найдешь кучу глупых доводов, как бы тебе не расстроить бедняжку «княгиню Марь Иванну». И поломаешь сразу две жизни… Свою и мою. Я не согласен. Если я решу, что моя жизнь так никчемна, что я могу посвятить ее всяким общественным глупым мнениям, тогда пожалуйста. Я уйду и предоставлю тебе полную свободу мыслей… Но не сейчас. Сначала ты должна подойти вон к той иконе. Взять меня за руку. И сказать: «Да, Господи… Я доверяю Тебе. Я буду женой этому человеку».
Она хотела ему возразить, но внезапно представила, как он уходит. Она говорит ему «нет», и он идет, с навеки опущенными плечами. Потом он исчезает в сумраке обнищавшего мира. Растворяется в боли…
«Он ведь прав, — подумала она. — В конце концов, почему я должна теперь подчиняться установленным правилам? Почему именно теперь я должна сделать то, чего от меня всегда требовали? Где та девочка, которая когда-то так отчаянно говорила: „Все больны, а ты один здрав?“ Разве то, что происходит теперь с миром, доказательство их правоты? Разве это не они циничны, грубы, жестоки и глупы?»
— Да, — сказала она, внезапно выпрямившись. — Да… Я согласна.
Глава 6
«ГОСУДАРЫНЯ, ЕСЛИ ТЫ ХОТЕЛА ВРАГОВ…»
Сомову понадобилась всего одна неделя. Да, всего одна, чтобы уладить все дела. Власть — великая штука… Сомову доставляло удовольствие видеть, как предпочитают с ним соглашаться даже те, кто в общем-то не одобрял его планы. В принципе, это тоже была демократия. Так, как он ее видел. Он отчего-то вспомнил старого монархиста, встреченного им во Франции. Старик был сухой и желчный. Когда они разговаривали на том рауте, этот потомок старинного рода и не скрывал своего презрения. «Демократия… Власть демоса… А чем вы отличаетесь от своих предшественников? Такие же…» Помнится, Сомов тогда округлил глаза возмущенно — как, этому старику противно грядущее счастье страны? И что он имеет против демократии?
Старик первый раз тогда рассмеялся. Невесело. «Да все, — сказал он. — Например, то, что чаще всего ей прикрывают темные дела… Например, убийства. Сократа убил демос. Воровство… Собственные интересы. А людям начинают кричать — вы же хотели этого. Вот вам рай на земле. А его нет, и быть-то не может… Если не согласиться, что десять заповедей не просто так Господу в голову взбрели. И Мамона, которой вы всех вынуждаете молиться, по сути своей двуликий Янус… С одной стороны Мамона, а с другой — Люцифер…»
С чего вдруг ему вспомнился этот эмигрант?
Не его это страна. И мнение его — последнее…
Или — дурное предзнаменование?
Сомов знал, что суд уже был. Иск был предъявлен в считаные секунды. Адвокат все состряпал быстро… Да и Олег не сопротивлялся. И он, Сомов, не подлец, как крикнула эта девица… Он же предоставил детскому приюту помещение. А храм… Что за храм-то без золотого купола?
Оставалось немного. Сделать так, чтобы новый владелец вступил в свои права. И как можно быстрее…
И хотя на самом деле именно он и был новым владельцем ночного клуба, документы были оформлены на Костика. Чтобы никто не припомнил его личной заинтересованности в этом вопросе. Пока он выглядел чистым и беспристрастным.
«С одной стороны — Мамона. С другой — Люцифер…»
Он недовольно поморщился. Почему он никак не может избавиться от этого воспоминания? И ведь разговор был два года назад… Старик-то уже помер, скорее всего…
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он удивился — откуда взялась эта тревога? Почему вдруг он начал бояться? Все-таки не в порядке нервы…
Он поднял трубку.
— Толстолобик, тебе не кажется, что ты выбрал не самых лучших советников? — услышал он голос Гоги.
Грузинский акцент придавал его голосу мягкие интонации, но Сомов не обманывался.
— Вы это о чем, Георгий Вахтангович? И вообще-то у меня есть имя, отчество и фамилия…
— Нет у тебя ничего, — засмеялся Гоги. — Ты Толстолобик… И ты влез на чужую территорию…
— Позвольте вам напомнить, Георгий Вахтангович, что это вы распоряжаетесь на чужой территории, — возразил Сомов, снова недовольный мальчишескими визгливыми обертонами, появившимися в голосе. — Я вообще-то государственное лицо. А вы…
— Знаешь, что меня иной раз удивляет, Толстолобик? Вроде меня вы считаете бандитом, а сами ведете себя как беспредельщики…
— А вы в данный момент оскорбляете государственное лицо…
— Ты же не флаг. Не гимн. И ведешь себя как обычная шестерка при недоразвитом пахане… Слушай, если твои ребята будут качать тут права, я ведь могу и прибегнуть к крайним мерам, а?
— Чего ты хочешь?
— Ничего. Оставьте храм в покое…
— Тебе показать постановление? — ухмыльнулся Сомов. — Или ты собираешься воевать с государством?
Гоги молчал. Потом, когда Сомов почувствовал себя удовлетворенным, успокоившимся, победившим, он снова заговорил.
— А государство у нас — ты? — спросил Гоги и коротко рассмеялся. Потом повесил трубку.
Если бы он так резко не повесил ее, Сомову было бы спокойнее. Но сейчас он почувствовал себя неуютно. Он походил по комнате, закурил, но тут же выбросил сигарету. Выматерился…
— Надо было их всех…
Что надо было со всеми сделать, он не договорил.
Пора было ехать на встречу с губернатором.
Накануне им пришла в голову мысль выстроить храм Бахай. Всех религий. Как бы вместо этого, маленького…
И теперь надо было обговорить это посерьезнее. Собственно, эта идея Сомову понравилась сегодня еще больше. По крайней мере, никто не сможет упрекнуть его в том, что он нарушает свободу вероисповедания… Именно он постарается выйти инициатором этого храма Бахай.
И идея такая передовая, нестандартная…
Настроение немного улучшилось. Он почти забыл о Гоги. Вот только почему-то не уходило лицо той женщины, которая просто и спокойно сказала ему: «Вы подлец…»
* * *
Сначала она просто отказывалась в это поверить. Она словно плавала в тумане, и туман был спасительный. Потому что он скрывал правду. И правда эта ей, Анне, казалась такой ложью, что не хватало сил дышать.
— Неужели никто за нас не заступится? — спросила она отца Алексея, когда до нее все-таки дошел ужас происходящего.
— Видишь ли, — ответил он. — Может, и вступились бы, если бы не Олег… Куда он дел деньги, никто не знает… Да и поссориться успел со всеми. Так что мы оказались в плохой компании…
— Но ведь дело не в Олеге! — почти крикнула она и тут же отругала себя за несдержанность. — Дело не в нем… Дело ведь в Боге. И в тех людях, которые сюда приходили… Они ведь не виноваты…
Он ничего ей не ответил. Только продолжал собирать иконы и утварь. Молча. И Анне было страшно. Потому что ей казалось, что на ее глазах снова происходит убийство, просто на этот раз убивают храм. И пытаются тем самым убить их всех.
Она закрыла глаза. А если это — тоже часть Армагеддона? Ведь она-то, Анна, воин Христов. Все они воины… Разве она имеет право бежать с поля сражения? Они их победят, да?
Она открыла глаза.
— Я не уйду отсюда, — проговорила она. — Я буду здесь… Пусть они лучше убьют меня, чем…
Она не договорила.
Отец Алексей подошел к ней и коснулся ее плеча.
— Бог воздвигает храм не в здании, — сказал он. — Он строит храм в человеческой душе… И может быть, это гораздо важнее… Как же ты позволишь разрушить свой храм?
— Я и не хочу им это так запросто позволить, — упрямо возразила она, и получилось у нее это по-детски. — Я просто останусь здесь… И пусть они попробуют меня отсюда выгнать…
— Я не дам тебе на это благословения, — проговорил он.
Она ничего не ответила. Просто улыбнулась. И села.
Посередине комнаты.
Прогудел автобус.
— За детьми приехали, — сказал он.
— Их Люда отвезет, — ответила она.
— Анна!
Она мотнула головой.
— Я не уйду отсюда, — сказала она. — Мы и так идем у них на поводу… А они ведут нас, как овец, на заклание… Пусть они попробуют сдвинуть меня с этого места. Во всяком случае, они наконец заметят, что кто-то с ними не согласен.
— Они убьют тебя… Как ты не понимаешь, что это — волки?
— Нет, это не волки… Волки благородны и красивы… А это шакалы. Гиены… Взбесившиеся вепри.
— Анна, я…
Он просто не знал, что с ней делать. И в конце концов, может быть, она права. Может быть, иногда нельзя сдаваться? Но как же тогда — смирение? И почему ему сейчас кажется, что это — не смирение?
— А если это воля Бога?
— Бог никогда не станет проявлять свою волю через бесов, — тихо сказала она. — И вряд ли Ему хочется, чтобы здесь был бордель…
Он только развел руками.
К тому же дверь открылась, и на пороге появились дети. Они стояли, удивленно глядя на Анну. Те, кто был в колясках, уже сидели в автобусе. А эти…
Он и сам не знал, что произошло. Первой к Анне подошла немая Галя. Подошла и села рядом. Потом толстенький Димочка, ребенок с непомерно большой головой и небольшими глазами. Он сел прямо на пол, тут же посмотрел на Анну, как бы спрашивая ее разрешения. И взял ее за палец. Они просто подходили и садились. Ему показалось, что они прекрасно все сейчас понимают. Все их действия осмысленны. Он даже растерялся, поняв, что их так же трудно будет увести отсюда, как Анну.
— Так мы едем?
Люда остановилась, немного растерянная.
— Что тут происходит?
— Мы сопротивляемся, — объяснила Анна.
— На пол я не сяду, — предупредила Люда. — Дайте мне стул…
Он видел, что спорить с ними бесполезно. Махнул рукой, тоже взял стул. Бог ведь знает, сколько им тут придется просидеть?
* * *
Вчерашний разговор с родителями напоминал Даниилу кошмар. Известие о том, что он собирается обвенчаться с женщиной, которая старше его, повергло их в шок. Впрочем, наверное, это была нормальная реакция…
Однако, когда сегодня он вышел и стал одеваться, это повторилось. Он старался не вслушиваться в крики, которые неслись ему вдогонку. Чтобы потом относиться к ним хорошо… Чтобы не вспомнить однажды, как они называли Анну стареющей шлюхой… Он прекрасно понимал, что все, сейчас сказанное, завтра им самим покажется неправильным.
Он вышел, глотнул свежего воздуха. Было холодно. Он поглубже запахнулся в куртку. И пошел к гаражу.
Сейчас он ее увидит. И это главное… Правда, он теперь совершенно не представлял себе, как привести ее к родителям. Если они так несдержанны…
«Между прочим, на свете есть любовь… А не только спаривание на случай войны… И я не собираюсь делать так, как кем-то там положено… Сначала докажите мне, что эти люди развиты в интеллектуальном отношении», — думал он, все еще чувствуя, что родители в данный момент вызывают в нем раздражение.
— Рая! — кричала какая-то женщина в кожаном плаще. — Рай, выгляни, чего скажу!
Он невольно усмехнулся. Из окна высунулась круглая физиономия, и они обе оживленно загалдели, словно доказывали Даниилу, что дурацкие законы, управляющие любовью, придуманы такими же тетками. У которых на уме только магазины, цены, сериалы и прочая дребедень.
Через полчаса он уже про них забыл. «Железный конь» нес его к той, которая была нужнее всего. Он и она не виноваты, что так получилось с возрастом… Они не виноваты, что так получилось с любовью. И совсем не виноваты, что не хотят следовать чужим предписаниям…
Просто они другие. Другие деревья…
Так получилось.
* * *
— В чем дело?
Виталик сразу увидел, как его крутолобые парни стоят, переминаясь с ноги на ногу.
— Там эти сидят, — сказал один из них, неуверенно кивая в сторону бывшего храма. — Выходить отказываются…
— Та-а-ак…
Что-то подобное он и ожидал. Даже предполагал, что вряд ли все будет легко.
— Ладно, — кивнул он. — Как говорится, хочешь мира — готовься к войне… Кто там? Гоги с парнями?
— Нет, — покачал головой Рамзес. — Там дети…
— И тогда в чем дело? Ты не можешь их оттуда вытащить?
— Сам вытаскивай, — неожиданно зло огрызнулся этот всегда решительный азербайджанец. — Как я, по-твоему, это сделаю? Одно дело — с мужиками воевать. А там — бабы да дети…
Он сплюнул себе под ноги.
Ситуация выходила из-под контроля.
Виталик набрал номер Костика. Тот явно не торопился. А без него он не справится… Он же не был детским другом Сомова.
Номер не отвечал. Виталик почувствовал, как руки начинают дрожать от бессильной ярости.
— Все равно ведь проиграют, — процедил он сквозь зубы. — Какого черта затеяли эту бучу, убрались бы мирно и тихо… Так нет же.
Он достал сигарету из смятой пачки «Мальборо». Что ж, он подождет… Он подождет. И никуда они не денутся. Придется убраться отсюда. Теперь уж стопроцентно…
— Если бы они меня попросили, — пробормотал он. — Может, я бы им и помог… А они решили доказать мне, что они крутые, да? Суки…
Он выбросил сигарету и растоптал ее ногой. Как будто он растаптывал эту бабу, которая — он в этом нисколько не сомневался! — сидела там в первых рядах.
— Сами напросились…
* * *
Даниил сначала зашел к ней домой. Постоял у закрытой двери, посмотрел на часы. Скорее всего, она уже там. Ему стало больно — он представил себе, как сейчас больно ей.
Он должен быть с ней рядом.
Он пошел к храму. Машины он увидел сразу. И эти квадратные физиономии тоже… Стояли они угрюмо, переминаясь с ноги на ногу. Он не хотел идти мимо них, поэтому воспользовался детской лазейкой.
Пройдя по двору, он открыл дверь и сразу увидел Анну. Она сидела вместе с детьми. На минуту его сердце сжалось. Как будто его коснулось недоброе предчувствие… Увидев его, она радостно улыбнулась. Но тут же нахмурилась и спросила:
— Зачем ты здесь?
— Чтобы быть с тобой рядом, — ответил он.
— Здесь опасно…
— И что теперь? — поинтересовался он, стараясь придать своей улыбке как можно больше беззаботности. — Именно в такие моменты я и должен находиться рядом с тобой…
Он потрепал по голове малыша, сидящего рядом. И Анне показалось, что ребенок улыбнулся ему. А Даниил сел рядом с ней, на пол, возле ее ног. Она посмотрела на него — он задрал голову и тоже глядел прямо в ее глаза.
— Мы уже выиграли, — прошептал он. — Как бы дело не повернулось, мы все равно выиграли. Ты можешь это понять сейчас?
Она покачала головой.
— Я объясню тебе потом, — пообещал он.
* * *
На одну секунду Виталик их увидел. Солнечный луч, неизвестно откуда взявшийся, осветил стекло, и он увидел ее лицо. Она улыбалась. Тот, кому она улыбалась, был виден плохо. Но на секунду ему показалось, что он где-то его видел. Он даже отшатнулся невольно, ему захотелось закрыться, спрятаться. Потому что этот парень был очень похож на кого-то, Виталик пытался вспомнить и не мог… Но что-то мрачное было связано с этим пришельцем из прошлого… Что-то… Страх? Животный страх? Кровь на ладонях… Ему тогда казалось, что эти капли не смоются никогда… Он так долго тер их мочалкой, а еще ночи напролет вздрагивал от звука шагов за дверью… Ему мерещилось, что их с Костиком нашли. И теперь придет конец…
Но сейчас ему показалось, что тот парень вернулся. Такой же, каким был. И улыбается Анне. Как будто они связаны одной нитью. Навечно связаны.
Он не понимал, почему его рука сама потянулась к карману. Он должен был и теперь убрать его? Или — теперь это было куда важнее, чем тогда?
Майк шел к машине, чувствуя, что злость не унимается. «Они действуют по закону…» Слова Гоги и та покорность, с которой он это произнес, казались Майку совершенно глупыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Она все еще молчала. «Я не знаю, что мне делать, — думала она в растерянности. — Может быть, кто-то мне подскажет? А если я ошибаюсь? И я ведь могу ошибиться… Дай же мне знак, Господи!»
Она стояла спиной к окну и, когда увидела, что он пристально смотрит туда, спросила:
— Что?
Он не ответил, и тогда она обернулась.
— Нет, — прошептала она одними губами, уже уверенная в том, что, если она снова видит этот знак беды, все решено.
Лестница была почти невесома и призрачна, но она прекрасно видела тонкие перекладинки, словно сплетенные из золотых нитей. Она видела даже легкие тени ангелов, которые стояли по краям, и эти ангелы улыбались. О, они изо всех сил старались быть серьезными, но улыбка все равно проникала на их лица.
— Вот, радость моя, — сказал Даниил, обнимая ее сзади и прижимая к себе. — Это послание тебе… Незачем бродить одной в «обмороченной тьме».
— Это не… Она появляется перед бедой…
— Анна! — сказал он. — Почему ты всегда ждешь беды?
— Потому что так получается…
— Послушай, но это совсем не знак беды! Это же знак Его любви! Это Его согласие, Анна! Что еще Он должен тебе показать, чтобы ты это поняла?
Она смотрела и видела, как лестница становится радугой. Обычной с виду радугой после дождя… И вообще — может быть, им это привиделось… Но тут же она вспомнила, как читала в одной книге: радуга — это знак Господа.
Получалось, Он этого хотел?
Чтобы они были рядом?
— Я все-таки подумаю…
— Нет, — покачал он головой. — Твои мысли будут стопроцентно мрачными и неправильными. Ты найдешь кучу глупых доводов, как бы тебе не расстроить бедняжку «княгиню Марь Иванну». И поломаешь сразу две жизни… Свою и мою. Я не согласен. Если я решу, что моя жизнь так никчемна, что я могу посвятить ее всяким общественным глупым мнениям, тогда пожалуйста. Я уйду и предоставлю тебе полную свободу мыслей… Но не сейчас. Сначала ты должна подойти вон к той иконе. Взять меня за руку. И сказать: «Да, Господи… Я доверяю Тебе. Я буду женой этому человеку».
Она хотела ему возразить, но внезапно представила, как он уходит. Она говорит ему «нет», и он идет, с навеки опущенными плечами. Потом он исчезает в сумраке обнищавшего мира. Растворяется в боли…
«Он ведь прав, — подумала она. — В конце концов, почему я должна теперь подчиняться установленным правилам? Почему именно теперь я должна сделать то, чего от меня всегда требовали? Где та девочка, которая когда-то так отчаянно говорила: „Все больны, а ты один здрав?“ Разве то, что происходит теперь с миром, доказательство их правоты? Разве это не они циничны, грубы, жестоки и глупы?»
— Да, — сказала она, внезапно выпрямившись. — Да… Я согласна.
Глава 6
«ГОСУДАРЫНЯ, ЕСЛИ ТЫ ХОТЕЛА ВРАГОВ…»
Сомову понадобилась всего одна неделя. Да, всего одна, чтобы уладить все дела. Власть — великая штука… Сомову доставляло удовольствие видеть, как предпочитают с ним соглашаться даже те, кто в общем-то не одобрял его планы. В принципе, это тоже была демократия. Так, как он ее видел. Он отчего-то вспомнил старого монархиста, встреченного им во Франции. Старик был сухой и желчный. Когда они разговаривали на том рауте, этот потомок старинного рода и не скрывал своего презрения. «Демократия… Власть демоса… А чем вы отличаетесь от своих предшественников? Такие же…» Помнится, Сомов тогда округлил глаза возмущенно — как, этому старику противно грядущее счастье страны? И что он имеет против демократии?
Старик первый раз тогда рассмеялся. Невесело. «Да все, — сказал он. — Например, то, что чаще всего ей прикрывают темные дела… Например, убийства. Сократа убил демос. Воровство… Собственные интересы. А людям начинают кричать — вы же хотели этого. Вот вам рай на земле. А его нет, и быть-то не может… Если не согласиться, что десять заповедей не просто так Господу в голову взбрели. И Мамона, которой вы всех вынуждаете молиться, по сути своей двуликий Янус… С одной стороны Мамона, а с другой — Люцифер…»
С чего вдруг ему вспомнился этот эмигрант?
Не его это страна. И мнение его — последнее…
Или — дурное предзнаменование?
Сомов знал, что суд уже был. Иск был предъявлен в считаные секунды. Адвокат все состряпал быстро… Да и Олег не сопротивлялся. И он, Сомов, не подлец, как крикнула эта девица… Он же предоставил детскому приюту помещение. А храм… Что за храм-то без золотого купола?
Оставалось немного. Сделать так, чтобы новый владелец вступил в свои права. И как можно быстрее…
И хотя на самом деле именно он и был новым владельцем ночного клуба, документы были оформлены на Костика. Чтобы никто не припомнил его личной заинтересованности в этом вопросе. Пока он выглядел чистым и беспристрастным.
«С одной стороны — Мамона. С другой — Люцифер…»
Он недовольно поморщился. Почему он никак не может избавиться от этого воспоминания? И ведь разговор был два года назад… Старик-то уже помер, скорее всего…
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он удивился — откуда взялась эта тревога? Почему вдруг он начал бояться? Все-таки не в порядке нервы…
Он поднял трубку.
— Толстолобик, тебе не кажется, что ты выбрал не самых лучших советников? — услышал он голос Гоги.
Грузинский акцент придавал его голосу мягкие интонации, но Сомов не обманывался.
— Вы это о чем, Георгий Вахтангович? И вообще-то у меня есть имя, отчество и фамилия…
— Нет у тебя ничего, — засмеялся Гоги. — Ты Толстолобик… И ты влез на чужую территорию…
— Позвольте вам напомнить, Георгий Вахтангович, что это вы распоряжаетесь на чужой территории, — возразил Сомов, снова недовольный мальчишескими визгливыми обертонами, появившимися в голосе. — Я вообще-то государственное лицо. А вы…
— Знаешь, что меня иной раз удивляет, Толстолобик? Вроде меня вы считаете бандитом, а сами ведете себя как беспредельщики…
— А вы в данный момент оскорбляете государственное лицо…
— Ты же не флаг. Не гимн. И ведешь себя как обычная шестерка при недоразвитом пахане… Слушай, если твои ребята будут качать тут права, я ведь могу и прибегнуть к крайним мерам, а?
— Чего ты хочешь?
— Ничего. Оставьте храм в покое…
— Тебе показать постановление? — ухмыльнулся Сомов. — Или ты собираешься воевать с государством?
Гоги молчал. Потом, когда Сомов почувствовал себя удовлетворенным, успокоившимся, победившим, он снова заговорил.
— А государство у нас — ты? — спросил Гоги и коротко рассмеялся. Потом повесил трубку.
Если бы он так резко не повесил ее, Сомову было бы спокойнее. Но сейчас он почувствовал себя неуютно. Он походил по комнате, закурил, но тут же выбросил сигарету. Выматерился…
— Надо было их всех…
Что надо было со всеми сделать, он не договорил.
Пора было ехать на встречу с губернатором.
Накануне им пришла в голову мысль выстроить храм Бахай. Всех религий. Как бы вместо этого, маленького…
И теперь надо было обговорить это посерьезнее. Собственно, эта идея Сомову понравилась сегодня еще больше. По крайней мере, никто не сможет упрекнуть его в том, что он нарушает свободу вероисповедания… Именно он постарается выйти инициатором этого храма Бахай.
И идея такая передовая, нестандартная…
Настроение немного улучшилось. Он почти забыл о Гоги. Вот только почему-то не уходило лицо той женщины, которая просто и спокойно сказала ему: «Вы подлец…»
* * *
Сначала она просто отказывалась в это поверить. Она словно плавала в тумане, и туман был спасительный. Потому что он скрывал правду. И правда эта ей, Анне, казалась такой ложью, что не хватало сил дышать.
— Неужели никто за нас не заступится? — спросила она отца Алексея, когда до нее все-таки дошел ужас происходящего.
— Видишь ли, — ответил он. — Может, и вступились бы, если бы не Олег… Куда он дел деньги, никто не знает… Да и поссориться успел со всеми. Так что мы оказались в плохой компании…
— Но ведь дело не в Олеге! — почти крикнула она и тут же отругала себя за несдержанность. — Дело не в нем… Дело ведь в Боге. И в тех людях, которые сюда приходили… Они ведь не виноваты…
Он ничего ей не ответил. Только продолжал собирать иконы и утварь. Молча. И Анне было страшно. Потому что ей казалось, что на ее глазах снова происходит убийство, просто на этот раз убивают храм. И пытаются тем самым убить их всех.
Она закрыла глаза. А если это — тоже часть Армагеддона? Ведь она-то, Анна, воин Христов. Все они воины… Разве она имеет право бежать с поля сражения? Они их победят, да?
Она открыла глаза.
— Я не уйду отсюда, — проговорила она. — Я буду здесь… Пусть они лучше убьют меня, чем…
Она не договорила.
Отец Алексей подошел к ней и коснулся ее плеча.
— Бог воздвигает храм не в здании, — сказал он. — Он строит храм в человеческой душе… И может быть, это гораздо важнее… Как же ты позволишь разрушить свой храм?
— Я и не хочу им это так запросто позволить, — упрямо возразила она, и получилось у нее это по-детски. — Я просто останусь здесь… И пусть они попробуют меня отсюда выгнать…
— Я не дам тебе на это благословения, — проговорил он.
Она ничего не ответила. Просто улыбнулась. И села.
Посередине комнаты.
Прогудел автобус.
— За детьми приехали, — сказал он.
— Их Люда отвезет, — ответила она.
— Анна!
Она мотнула головой.
— Я не уйду отсюда, — сказала она. — Мы и так идем у них на поводу… А они ведут нас, как овец, на заклание… Пусть они попробуют сдвинуть меня с этого места. Во всяком случае, они наконец заметят, что кто-то с ними не согласен.
— Они убьют тебя… Как ты не понимаешь, что это — волки?
— Нет, это не волки… Волки благородны и красивы… А это шакалы. Гиены… Взбесившиеся вепри.
— Анна, я…
Он просто не знал, что с ней делать. И в конце концов, может быть, она права. Может быть, иногда нельзя сдаваться? Но как же тогда — смирение? И почему ему сейчас кажется, что это — не смирение?
— А если это воля Бога?
— Бог никогда не станет проявлять свою волю через бесов, — тихо сказала она. — И вряд ли Ему хочется, чтобы здесь был бордель…
Он только развел руками.
К тому же дверь открылась, и на пороге появились дети. Они стояли, удивленно глядя на Анну. Те, кто был в колясках, уже сидели в автобусе. А эти…
Он и сам не знал, что произошло. Первой к Анне подошла немая Галя. Подошла и села рядом. Потом толстенький Димочка, ребенок с непомерно большой головой и небольшими глазами. Он сел прямо на пол, тут же посмотрел на Анну, как бы спрашивая ее разрешения. И взял ее за палец. Они просто подходили и садились. Ему показалось, что они прекрасно все сейчас понимают. Все их действия осмысленны. Он даже растерялся, поняв, что их так же трудно будет увести отсюда, как Анну.
— Так мы едем?
Люда остановилась, немного растерянная.
— Что тут происходит?
— Мы сопротивляемся, — объяснила Анна.
— На пол я не сяду, — предупредила Люда. — Дайте мне стул…
Он видел, что спорить с ними бесполезно. Махнул рукой, тоже взял стул. Бог ведь знает, сколько им тут придется просидеть?
* * *
Вчерашний разговор с родителями напоминал Даниилу кошмар. Известие о том, что он собирается обвенчаться с женщиной, которая старше его, повергло их в шок. Впрочем, наверное, это была нормальная реакция…
Однако, когда сегодня он вышел и стал одеваться, это повторилось. Он старался не вслушиваться в крики, которые неслись ему вдогонку. Чтобы потом относиться к ним хорошо… Чтобы не вспомнить однажды, как они называли Анну стареющей шлюхой… Он прекрасно понимал, что все, сейчас сказанное, завтра им самим покажется неправильным.
Он вышел, глотнул свежего воздуха. Было холодно. Он поглубже запахнулся в куртку. И пошел к гаражу.
Сейчас он ее увидит. И это главное… Правда, он теперь совершенно не представлял себе, как привести ее к родителям. Если они так несдержанны…
«Между прочим, на свете есть любовь… А не только спаривание на случай войны… И я не собираюсь делать так, как кем-то там положено… Сначала докажите мне, что эти люди развиты в интеллектуальном отношении», — думал он, все еще чувствуя, что родители в данный момент вызывают в нем раздражение.
— Рая! — кричала какая-то женщина в кожаном плаще. — Рай, выгляни, чего скажу!
Он невольно усмехнулся. Из окна высунулась круглая физиономия, и они обе оживленно загалдели, словно доказывали Даниилу, что дурацкие законы, управляющие любовью, придуманы такими же тетками. У которых на уме только магазины, цены, сериалы и прочая дребедень.
Через полчаса он уже про них забыл. «Железный конь» нес его к той, которая была нужнее всего. Он и она не виноваты, что так получилось с возрастом… Они не виноваты, что так получилось с любовью. И совсем не виноваты, что не хотят следовать чужим предписаниям…
Просто они другие. Другие деревья…
Так получилось.
* * *
— В чем дело?
Виталик сразу увидел, как его крутолобые парни стоят, переминаясь с ноги на ногу.
— Там эти сидят, — сказал один из них, неуверенно кивая в сторону бывшего храма. — Выходить отказываются…
— Та-а-ак…
Что-то подобное он и ожидал. Даже предполагал, что вряд ли все будет легко.
— Ладно, — кивнул он. — Как говорится, хочешь мира — готовься к войне… Кто там? Гоги с парнями?
— Нет, — покачал головой Рамзес. — Там дети…
— И тогда в чем дело? Ты не можешь их оттуда вытащить?
— Сам вытаскивай, — неожиданно зло огрызнулся этот всегда решительный азербайджанец. — Как я, по-твоему, это сделаю? Одно дело — с мужиками воевать. А там — бабы да дети…
Он сплюнул себе под ноги.
Ситуация выходила из-под контроля.
Виталик набрал номер Костика. Тот явно не торопился. А без него он не справится… Он же не был детским другом Сомова.
Номер не отвечал. Виталик почувствовал, как руки начинают дрожать от бессильной ярости.
— Все равно ведь проиграют, — процедил он сквозь зубы. — Какого черта затеяли эту бучу, убрались бы мирно и тихо… Так нет же.
Он достал сигарету из смятой пачки «Мальборо». Что ж, он подождет… Он подождет. И никуда они не денутся. Придется убраться отсюда. Теперь уж стопроцентно…
— Если бы они меня попросили, — пробормотал он. — Может, я бы им и помог… А они решили доказать мне, что они крутые, да? Суки…
Он выбросил сигарету и растоптал ее ногой. Как будто он растаптывал эту бабу, которая — он в этом нисколько не сомневался! — сидела там в первых рядах.
— Сами напросились…
* * *
Даниил сначала зашел к ней домой. Постоял у закрытой двери, посмотрел на часы. Скорее всего, она уже там. Ему стало больно — он представил себе, как сейчас больно ей.
Он должен быть с ней рядом.
Он пошел к храму. Машины он увидел сразу. И эти квадратные физиономии тоже… Стояли они угрюмо, переминаясь с ноги на ногу. Он не хотел идти мимо них, поэтому воспользовался детской лазейкой.
Пройдя по двору, он открыл дверь и сразу увидел Анну. Она сидела вместе с детьми. На минуту его сердце сжалось. Как будто его коснулось недоброе предчувствие… Увидев его, она радостно улыбнулась. Но тут же нахмурилась и спросила:
— Зачем ты здесь?
— Чтобы быть с тобой рядом, — ответил он.
— Здесь опасно…
— И что теперь? — поинтересовался он, стараясь придать своей улыбке как можно больше беззаботности. — Именно в такие моменты я и должен находиться рядом с тобой…
Он потрепал по голове малыша, сидящего рядом. И Анне показалось, что ребенок улыбнулся ему. А Даниил сел рядом с ней, на пол, возле ее ног. Она посмотрела на него — он задрал голову и тоже глядел прямо в ее глаза.
— Мы уже выиграли, — прошептал он. — Как бы дело не повернулось, мы все равно выиграли. Ты можешь это понять сейчас?
Она покачала головой.
— Я объясню тебе потом, — пообещал он.
* * *
На одну секунду Виталик их увидел. Солнечный луч, неизвестно откуда взявшийся, осветил стекло, и он увидел ее лицо. Она улыбалась. Тот, кому она улыбалась, был виден плохо. Но на секунду ему показалось, что он где-то его видел. Он даже отшатнулся невольно, ему захотелось закрыться, спрятаться. Потому что этот парень был очень похож на кого-то, Виталик пытался вспомнить и не мог… Но что-то мрачное было связано с этим пришельцем из прошлого… Что-то… Страх? Животный страх? Кровь на ладонях… Ему тогда казалось, что эти капли не смоются никогда… Он так долго тер их мочалкой, а еще ночи напролет вздрагивал от звука шагов за дверью… Ему мерещилось, что их с Костиком нашли. И теперь придет конец…
Но сейчас ему показалось, что тот парень вернулся. Такой же, каким был. И улыбается Анне. Как будто они связаны одной нитью. Навечно связаны.
Он не понимал, почему его рука сама потянулась к карману. Он должен был и теперь убрать его? Или — теперь это было куда важнее, чем тогда?
Майк шел к машине, чувствуя, что злость не унимается. «Они действуют по закону…» Слова Гоги и та покорность, с которой он это произнес, казались Майку совершенно глупыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31