Себастьяно открыл багажник и достал маленький чемоданчик.
– Тогда слушай меня внимательно, Эмилиано, – попросил он. – Я должен избавиться от этого чемоданчика.
– Вы хотите, чтобы я бросил его в озеро? – предложил мальчик.
– Я хочу, чтобы ты сохранил его. У тебя есть надежное место?
– Есть секретнейший тайник, – признался мальчик, увлеченный этим чудесным неожиданным приключением. – О нем никто не знает.
– Положи этот чемоданчик в свой тайник, – попросил священник, передавая его. – Иди.
Эмилиано бросился к беседке и, сдвинув одну из досок у ее основания, сбоку от деревянных ступенек, положил туда чемоданчик. Затем поставил доску на прежнее место и бегом вернулся к машине.
Себастьяно, издалека следивший за его действиями, поблагодарил Эмилиано крепким рукопожатием.
– Теперь мне пора уезжать, – сказал он. – Однажды я сам вернусь за ним или придет кто-нибудь от моего имени. Безопасность и даже жизнь многих людей теперь зависят от тебя.
Польщенный и взволнованный таким доверием, Эмилиано готов был уже поверить, что перед ним не монсеньор Себастьяно Бригенти, священник, а в самом деле любимый герой, обратившийся к нему за помощью, чтобы совершить один из своих невероятных подвигов.
– Никто никогда не узнает, что вы были здесь, – твердо сказал он.
– Я доверяюсь тебе, – поблагодарил Себастьяно, сжав его плечо и глядя прямо в глаза.
Себастьяно не мог уничтожить содержимое чемоданчика. Документы, содержавшиеся в нем, были нужны, чтобы поддерживать расширившиеся связи организации. Он долго думал во время полета, что делать с ними, и решил довериться случаю. Этот серьезный и честный паренек встретился ему в подходящий момент. Что бы случилось, если бы он встретил кого-то другого из членов семьи? Кто-то на небе, видно, помогал ему в этом деле. Во всяком случае, теперь документы были в полной безопасности и могли быть легко востребованы в случае необходимости.
Одна только мысль тяготила его. Эстер и его дочь были так близко, а он не мог увидеть их.
– Дома все здоровы? – спросил он.
– Все в порядке, – ответил Эмилиано. – Даже мама, которая после рождения Лолы чувствовала себя неважно, сейчас здорова.
– А как Лола? – Голос Себастьяно слегка дрогнул.
– Вредная. Как и все малыши, – махнул рукой Эмилиано.
– А что делает папа?
– Клянет бумажные фабрики, которые создают ему проблемы с бумагой. А тетя Полиссена, – продолжал он, – наконец-то нашла себе возлюбленного. А мне разрешили одному ходить в кино.
Себастьяно поздравил его с этим достижением.
– В общем, мы договорились насчет нашей тайны?
– Никто никогда не узнает, что мы виделись, – уверил его мальчик. – А вы скоро вернетесь?
– Не знаю. Во всяком случае, запомни, – повторил Себастьяно, – если однажды кто-нибудь от моего имени придет за этим чемоданчиком, ты должен отдать его.
– Можете быть уверены, – пообещал Эмилиано.
Он помог Фабрицио вылезти из машины, снова посадил его на раму велосипеда и поехал к дому, не оборачиваясь.
По дороге он наклонился к малышу и сказал ему:
– Мы с тобой этого человека и эту машину никогда не видели. Ясно?
Фабрицио поднял на него огромные глаза.
– Клянусь, – торжественно обещал он.
Прежде чем направиться к себе, Эмилиано привел Фабрицио на кухню.
– Что ты устроил на этот раз? – всплеснула руками Джильда, увидев ссадину на коленке сына.
– Ничего страшного, – ответил тот. – Просто свалился с велосипеда.
Тем временем Эмилиано быстро привел себя в порядок и бегом спустился в столовую. Все уже были за столом. Он выдержал строгий взгляд отца, который молча укорял его за это неоправданное опоздание, и уселся на свое место.
Перешагнув порог тюрьмы Сан-Витторе, Пьер-Джорджо Комотти увидел человека в темном джемпере и коричневом костюме, который ждал его.
Прошло двадцать четыре часа с момента ареста. Рубашка его была разорвана, лицо осунулось, правый глаз заплыл – последствия допроса, которому его вчера подвергли. Сразу после этого комиссар полиции заявил: «Это еще цветочки. Вами заинтересовалась ОВРА. Так что наши методы вам еще покажутся лаской. Вас переведут в Сан-Витторе, в ведение политической полиции». Только тут журналист понял, что положение его гораздо тяжелее, чем он предполагал.
Но после перевода в Сан-Витторе, когда Пьер-Джорджо уже приготовился к самому худшему, его неожиданно отпустили.
– Я монсеньор Себастьяно Бригенти, – прошептал мужчина, подходя к нему. – Ничего не отвечайте. Не оборачивайтесь. Старайтесь вести себя как можно естественней. За нами наблюдают.
Комотти молча кивнул, точно выполняя распоряжения прелата.
– Садитесь в такси, – приказал Себастьяно.
Через четверть часа такси довезло их до Порта Венеция. В доме на углу виа Мальпиги была контора адвоката Аризи, где юрист ожидал их в опустевшем помещении. Служащие уже ушли. Полная темнота окутывала город, использовалась система затемнения от воздушных налетов.
Пьер-Джорджо шумно приветствовал друга, потом упал в кресло в кабинете.
– Мне кажется, я в раю, – сказал он.
– Это все очень относительно, – возразил прелат.
Инстинктивно Пьер-Джорджо коснулся синяка под левым глазом, облизал вспухшие потрескавшиеся губы.
– У меня, должно быть, ужасный вид, – сказал он.
– Эти следы исчезнут быстро, – утешил его Себастьяно, приближаясь к окну.
Слегка отодвинул занавеску и увидел человека, стоящего у подъезда.
– А вот тех будет потруднее устранить, – прокомментировал он, намекая на полицейскую слежку. – Они следят за нами, – пояснил монсеньор Бригенти. – А упорное присутствие полицейских означает, что они не теряют к нам интереса.
– Во всяком случае, – заметил журналист, – тот факт, что я не в тюрьме, – это просто чудо.
– Никакого чуда, – уточнил священник. – Просто своевременное вмешательство в подходящий момент и немного везения, – добавил он, отходя от окна. – Однако вы, к сожалению, определенно погорели, если говорить прямо. Полицейские глупы и неотесанны, но у них бульдожья хватка. Так просто они не отпустят добычу.
Пьер-Джорджо и сам сознавал ужасное положение, в котором он оказался, но перспектива скорого возвращения домой, где его ждала горячая ванна и крепкий сон в своей постели, приводила его в хорошее настроение.
Адвокат Аризи дружески хлопнул его по плечу.
– Лучше откажись от мысли вернуться домой, – посоветовал он, – по крайней мере, пока что.
– Сегодня утром, когда Анна Гризи была в моем кабинете, целая шайка этих специалистов обшарила твою квартиру. Они распороли даже матрацы, – пояснил адвокат.
– Если бы они нашли какие-нибудь документы, мы бы сейчас тут не говорили про чудеса, – закончил Себастьяне.
– Я никогда не держал их дома. Их забрали вы? – спросил Пьер-Джорджо, обращаясь к Себастьяне.
– Документы в надежном месте. К счастью для всех, – заключил прелат, собираясь уходить.
Он снова подошел к окну. Человек все еще стоял у подъезда.
– Есть способ выйти отсюда незамеченными? – спросил он.
– Со двора можно пробраться к соседнему дому. Оттуда можно пройти к служебному входу театра «Диана», – сказал адвокат.
– Тогда я попрошу вас подождать несколько минут, прежде чем выходить. Первым выйду я.
– Ты возвращаешься в Лозанну? – спросил Аризи.
– Вполне возможно, – уклончиво ответил Себастьяне.
– Сегодня ночью? – поинтересовался Комотти.
– Если бог позволит. Во всяком случае, как можно быстрее.
Пьер-Джорджо подумал о Швейцарии, как о далекой мечте, о тихом острове в военной буре. Он вспомнил, что еще не поблагодарил Себастьяно.
– Как я могу отплатить вам за то, что вы для меня сделали?
– Постарайтесь не совершать ошибок, – ответил прелат.
– Я с болью и горечью думаю о своем легкомыслии, – посетовал на себя Пьер-Джорджо. – Это могло стоить жизни многим людям.
– Но этого не случилось, – утешил его Себастьяно. – Хотя вполне вероятно, что ваш вероломный друг почуял что-то серьезное. И в подходящий момент попытался скомпрометировать вас.
Журналист опустил глаза и взглянул на запыленные носки своих туфель.
– Эта история уже закончена, – пробормотал он. – И других не будет, обещаю вам.
– В вашей личной убежденности я не сомневаюсь, – сказал Себастьяно. – Но, несмотря на благие намерения, мы не всегда можем совладать со своей природой, – печально заметил он.
И, пожав на прощание руки двум мужчинам, тут же вышел из комнаты.

1943 год
СЕМЬЯ
Глава 1
Джанни Монтальдо с изумлением наблюдал за тетей Полиссеной и своим учителем, между которыми происходило нечто непонятное, что-то среднее между борьбой и игрой. Эта сцена и привлекала его, и в то же время отталкивала, как зияющая под ногами пропасть.
Тетя Полиссена стояла, прислонившись к одной из колонн беседки, а маэстро Гавацци, их строгий учитель, сжимал ее бедра и терся о них, словно это занятие было интересным и приятным. Сам Джанни в этом очень сомневался.
Из расстегнутой блузки Полиссены вываливалась ее огромная грудь, к которой маэстро Гавацци приникал с жадностью голодного младенца, в то время как рука его шарила под ее юбкой.
– Не надо, маэстро. Не сейчас, – не очень настойчиво протестовала Полиссена едва слышным задыхающимся голосом.
– Синьорина Полиссена, ваша чистота волнует мое сердце, поверьте мне, – шептал мужчина, не отнимая руку, которая все решительней действовала под юбкой.
– Вы говорите неправду. Вы лжец, – хныкала старая дева, защищаясь все слабее.
– Дайте мне хоть малейшее свидетельство вашего расположения, – просил Гавацци, свободной рукой расстегивая брюки и высвобождая из них нечто, что, по убеждению Джанни, мужчина никогда не должен показывать женщине.
Полиссена готова была уступить, но продолжала оказывать символическое сопротивление.
– Только один знак, – умолял маэстро, всовывая свою штуку под подол между голых ног Полиссены. – Я люблю вас, как никогда никого не любил, – задыхался он, судорожно двигая бедрами.
Джанни не способен был пошевелиться, охваченный необычным волнением, вызванным сценой, которую он наблюдал. Когда после нескольких конвульсий и стонов маэстро Гавацци оторвался от Полиссены и поторопился привести себя в порядок, в то время как она оправляла одежду, Джанни бесшумно отполз от кустов гортензий, росших у беседки, и со всех ног пустился домой.
Запыхавшийся, он вбежал в синюю гостиную, где Валли монотонно разыгрывала на рояле гаммы.
– Что я видел! – торжествующе крикнул Джанни.
Сестра презрительно передернула плечами и невозмутимо продолжала играть.
– Не видишь, что я занята? – бросила она, даже не обернувшись. – Уходи. У меня нет времени выслушивать твои глупости.
Но Джанни схватил ее за руку и так дернул, что девочка едва не свалилась с вертящегося табурета, на котором сидела.
– Ты с ума сошел? – взвизгнула Валли, освобождаясь от цепких рук младшего брата.
– Что я тебе скажу!.. – объявил мальчик и торопливо начал описывать все, что видел в беседке.
Его сбивчивый, но подробный рассказ дополнялся мимикой и возбужденными жестами.
– Пошли, – уговаривал он Валли, держа ее за руку и показывая в сторону беседки. – Пошли. Они еще там.
Валли не надо было просить дважды, когда дело касалось подслушивания или подглядывания.
– Вот они, – прошептала она, когда оба притаились за кустами гортензий.
Тетя Полиссена и маэстро Гавацци, прислонившись к колонне, страстно целовались в беседке, с восторгом только что пережитой близости.
– Это еще что, – прокомментировал Джанни. – Видела бы ты их раньше.
– Наверное, они занимались любовью, – прошептала девочка, которая с высоты своих одиннадцати лет считала себя всезнающей.
Джанни подозрительно взглянул на нее.
– Как это ты узнала, что они занимались любовью, если ты их не видела?
– Я могу это представить, – с уверенностью изрекла она.
– А теперь они чем занимаются? – подстрекнул ее Джанни.
Но так и не получил ответа, потому что увесистый подзатыльник прервал этот их разговор.
Эдисон Монтальдо, стоявший за их спиной, заставил детей подняться на ноги. Он увидел в беседке то же, что видели и они.
– Полиссена! – окликнул он грозным голосом, раздавшимся, словно гром среди ясного неба.
Застигнутые врасплох любовники прервали поцелуи и застыли неподвижно, как соляные статуи.
– А ну-ка домой! – приказал Монтальдо детям, которые немедленно ретировались. – С вами я еще поговорю.
Когда Эдисон вошел в беседку, Полиссена в голос рыдала, закрыв лицо руками, а маэстро Гавацци со страху сбежал, оставив свою даму наедине с грозным Монтальдо.
– Что ты себе позволяешь! – бушевал Эдисон, изливая свой гнев на несчастную сестру. – Стоит мне подумать, что мои дети были свидетелями этого постыдного зрелища, и мне хочется оторвать тебе голову.
– Прости меня, – прошептала она.
Но разгневанный брат уже удалялся в сторону виллы.
Глава 2
Задыхаясь, изнемогая, зажатая в завале, который сжимал ее, словно стальные доспехи, Анна Гризи судорожно пыталась схватить руку, протянутую ей сквозь брешь, проломленную в стене, но всякий раз ей не удавалось дотянуться до нее. Она сконцентрировалась на последней отчаянной попытке, прислушиваясь к голосу, который снаружи подбадривал ее.
– Ну же, ну!.. – призывал неизвестный спасатель. – Постарайтесь дотянуться. Места достаточно. Попробуйте пошевелить ногами.
Анна напряглась и, собрав все свои силы, смогла слегка пошевелиться.
– Получилось! – воскликнула она.
– Очень хорошо, – подбадривал ее незнакомец. – Теперь постарайтесь опереться на что-нибудь и хватайтесь за мою руку.
Правой ногой Анна нащупала что-то вроде ступеньки.
– Я готова, – сказала она.
– Молодец. Теперь слушайте меня. Попытайтесь приподняться и потянуться всем телом, – посоветовал мужчина.
Анна попыталась, но безуспешно. Эта неудачная попытка вызвала лишь чувство удушья и усилила панический страх.
Она перевела дух и попыталась снова, но ей никак не удавалось протиснуться в щель. Если бы ей удалось выбраться из разбомбленного подвала, открылся бы путь спасения и для остальных. Стоны, раздававшиеся за ее спиной, свидетельствовали о том, что кое-кто остался в живых. Прежде чем обрушились перекрытия, Анна видела испуганные лица детей, цеплявшихся за своих матерей.
– Не думаю, что мне удастся выбраться из этой западни, – обреченно прошептала она, в то время как лоб ее покрывался капельками пота.
– Смелей, еще одно усилие, – побуждал мужчина. – Синьора, вы понимаете, что я вам говорю? – спрашивал он.
– Все пропало, – прошептала Анна, чувствуя, что у нее больше нет сил действовать. – Я устала, я больше не могу, – сказала она себе, закрывая глаза.
– Послушайте! – накинулся на нее незнакомец, неожиданно изменив тон. – Я отсюда могу оценить ситуацию и считаю, что у вас есть возможность выйти. Не раскисайте! А ну-ка за дело! – приказал он.
Анна решила сделать последнюю попытку, в которую вложила остатки своей энергии. Она отчаянно рванулась, и ей удалось схватить руку, которую спасатель протягивал ей.
Мужчина энергично потянул ее и, вытащив на улицу, закричал:
– Эй, кто-нибудь! Помогите мне! Тут есть еще люди, которых нужно спасти.
Множество народу: военные, пожарники, медики и просто добровольцы – хлопотали в тех местах, куда их призывали на помощь. Кареты «Скорой помощи» стояли у разрушенных домов в ожидании раненых. Какой-то врач уложил Анну на носилки и протянул ей воды в алюминиевой кружке.
– Выпейте немного. Вот так, маленькими глотками, – успокаивал он мягким уверенным голосом.
Горло Анны перехватил болезненный спазм, губы были сухие и растрескавшиеся, казалось, она никогда не напьется вдоволь.
– Как вы себя чувствуете? – спросил врач.
Анна не ответила. Она воспринимала только звук его голоса, но ей не удавалось постичь значение слов. Мужчина помог ей встать на ноги.
– Вы сможете идти? – спросил он сочувственно.
Но именно в тот момент, когда Анна уже думала, что вполне овладела собой, она упала без чувств на руки врача, который снова уложил ее на носилки.
Тут же его позвали к другому пострадавшему. Предоставленная самой себе, Анна через несколько минут пришла в сознание и увидела людей, копошащихся вокруг руин и обломков. Со всех сторон доносились плач, крики, стоны и резкие, четкие приказания.
Глядя в серое небо над собой, Анна вспомнила, как ее друг, Пьер-Джорджо Комотти, погиб среди первых – ему пробило грудь упавшей балкой. Находясь в двух шагах от него, она ничего не могла сделать, чтобы помочь ему, будучи зажатой в завале. Анна видела, как Пьер-Джорджо умирал, моля бога, чтобы тот смилостивился и скорее избавил его от мучений. Но Пьер-Джорджо хрипел почти час, прежде чем умереть. В этот момент сама она, на исходе сил, потеряла сознание. Саверио, старый верный слуга, тоже погиб в подвале.
Бижо, ее собачонка, в самом начале бомбардировки убежала, объятая паникой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39