— Мы разве знакомы?.. Ты откуда знаешь мое имя?
— Знаю… Я много чего про вас знаю…
Тетя Тася растерянно вглядывалась в лицо неожиданного знакомца, медленно определяясь в своих ощущениях: испугаться? или просто удивиться?.. Но Феликс не дал ей много времени:
— Как ваши внуки, Таисия Николаевна? — ласково поинтересовался он.
— Какие внуки?.. — помолчав, спросила тетя Тася. — Ты о ком?..
— Ну, как же… Толя и Шура… Очаровательные мальчишки… Как они там?..
— Где?.. — упавшим голосом отозвалась тетя Тася.
— В Вологде…
Она отвернулась и замолчала. Феликс тоже выдержал тяжелую паузу, давая ей время закрепиться во внезапном страхе, рассмотреть картинки, которые могло нарисовать ее простодушное воображение — наверняка они были страшнее любых его слов. Потом сказал:
— В жуткое время живем, Таисия Николаевна… Чего только не бывает!.. Родители вечно заняты, им зарабатывать надо… Дети предоставлены самим себе… Вы газеты читаете?.. Иногда такое пишут — мороз по коже… Согласны со мной?..
Тетя Тася с ужасом посмотрела на его улыбающееся лицо и, беззвучно шевельнув губами, кивнула.
— Что — мой дурак опять что-то натворил?.. — тихо спросила она.
Феликс взглянул на нее почти с жалостью.
— Не знаю, — честно ответил он. — Но вам лучше поехать к внукам, уж поверьте… О хозяевах не беспокойтесь, с ними все будет в порядке.
— Но…
— На ваше место есть отличная замена, Таисия Николаевна. От вас требуется одно: порекомендовать ее. И тогда все будет хорошо. У всех. Вы меня поняли?
— Да… — эхом отозвалась тетя Тася.
— Прекрасно, — подытожил Феликс. — Ну, что? На лодочную станцию?
Машина, глухо кашлянув, снялась с места и рванула по лесной дороге.
На лодочной станции тусовались местные подростки. Из корейской мыльницы хрипло звучала музыка. Потягивая пиво из бутылок, подростки смотрели на Настю, которая танцевала с сигаретой в руке. Усмехнувшись, Феликс покосился на тетю Тасю.
— Настя! — закричала она, тяжело выбираясь из машины. — Настя!
Сигарета вмиг исчезла из руки Насти. Испуганно улыбаясь, она побежала по мосткам.
— Тетя Тася, сделаете, как договорились, — и все будет хорошо, — напомнил Феликс.
— Сделаю… Уезжай быстрее.
— Жду звонка, — кинул Феликс и дал по газам. Подбежав к тете Тасе, Настя выпалила с преувеличенной беспечностью:
— Ой, вы на тачке приехали?!
— Какая тачка! — сердито отмахнулась тетя Тася. От машины Феликса остались только клубы пыли.
Пересказав мне свой разговор с тетей Тасей, Феликс поклонился, как театральный артист в конце спектакля. Это был, конечно, не конец. Но все же, все же ему удалось немало.
Я смотрела на него с восхищением.
— И заметь, — он поднял указательный палец, — ничего вульгарного: ни грубых слов, ни угроз. Я просто спросил о ее внуках, назвал их по именам… Все остальное она додумала сама… И сама же испугалась… Запомни: людям свойственно мыслить стереотипами…
Я слушала, боясь шевельнуться. Феликс казался мне совершенным, всезнающим. Он умел объяснить и проанализировать то, что я способна была только почувствовать, понимая лишь подсознательно, интуитивно. Он был для меня мудрецом, профессором чувств и отношений, даже гением.
— Ты слышишь меня? — спросил Феликс. — Да!
— Так вот… Для того, чтобы добиться нужного результата, достаточно сказать «а» и — умолкнуть… Твой оппонент договорит остальное сам… главное — слушать внимательно. И не возражать… Поняла?
— Да.
— Ну, вот… теперь у нас есть шанс постоянно держать руку на пульсе… Ты довольна?
— Да… — вздохнула я. — Только бы все получилось…
— Получится.
— А вдруг тетя Тася передумает?.. Вдруг она…
— Исключено, — перебил Феликс. — Если я что-то смыслю в этой жизни, то все будет так, как нужно нам…
Феликс вдруг собрал мои волосы в ладонь и внимательно посмотрел на меня. Я замерла. Его лицо было рядом… «Вот сейчас…» — подумала я.
Но мой учитель отклонился от меня, прищурился и сказал задумчиво:
— А знаешь, такой затылок надо открывать… Ну-ка, дай заколку или что-нибудь в этом роде…
— У меня нет.
— Завтра обязательно купишь. Да?
— Да… — отозвалась я, не очень понимая, о чем он говорит.
Феликс опустил руку, и волосы рассыпались по моим плечам.
— Ну, все. Я пошел.
— Куда? — спросила я.
— К жене.
— К жене?.. Зачем?.. Феликс улыбнулся:
— Что за вопрос, Полина?..
Мне вдруг представилась ухоженная, высокая и надменная женщина, почему-то мне казалось, что его жена должна быть такой… Спустя время, когда я увидела Зину — его гражданскую жену, я поразилась тому, как далека была от истины… Но тогда — не в силах произнести большего (а мне хотелось!) — я только спросила:
— Она красивая?..
— Нет… — продолжая улыбаться, ответил Феликс. — Зачем жене быть красивой?.. Она предана мне. Любит меня.
— И это все?
— Нет, не все. Еще она не задает лишних вопросов, Полина, — заметил он.
— И этого достаточно?
— Вполне… Кроме того, она будет помогать тебе. Я понимала, что надо заканчивать разговор, что больше нельзя обсуждать его жену — мой интерес к Феликсу был слишком очевиден и мог разозлить его. Он же сказал мне, что терпеть не может пошлость — как еще можно было назвать мое желание переспать с ним? Я усвоила его самый первый урок: если в квартире находятся мужчина и женщина — это еще не повод для их близости. Он мне нравился, я восхищалась им, но вряд ли я нашла бы нужные и правильные слова, чтобы объяснить ему свои чувства.
Я попыталась сменить тему, придав лицу выражение деловитой тревоги:
— Вы расскажете своей жене про меня?..
— Ни в коем случае.
— Как же тогда вы ей все объясните?..
— Видишь ли… — Феликс весело посмотрел на меня, и я опять почувствовала, как забилось сердце (лучше бы он не умел так улыбаться!). — Она все-таки жена писателя… Если писатель задумал роман о частной жизни нового русского, неужели его подруга откажется подсобрать немного материала?.. Остальное ее не касается…
— Удобная профессия — писатель… — сказала я.
— На редкость!
— Может, и мне попробовать?.. Феликс пожал плечами:
— Попробуй… Только помни: чем больше пробуешь, тем меньше получается.
— Что это значит?
— Подумай.
Он ушел, и я снова осталась одна в своей, почти своей квартире.
Машинально я дошла до магазина и так же машинально купила в нем заколку, в том же состоянии вернулась домой.
Но стоило мне перейти порог, как мысли опять вернулись ко мне. Что Феликс имел в виду, сказав «чем больше пробуешь, тем меньше получается»?.. Я сто раз повторила про себя эту фразу и пришла к выводу, что речь шла об уверенности в себе и уважении к скоротечности жизни. Надо не пробовать писать, а сразу — писать, не пробовать любить, а — любить, и жить — тоже, не пробуя…
Через некоторое время я узнала, что в действительности Феликс говорил мне о другом. Он всего лишь призывал меня не разбрасываться, не стремиться к нескольким целям, но идти к одной: «чем больше пробуешь, тем меньше получается»… Но я рада, что тогда поняла его неправильно и сделала тот вывод, который сделала.
Я сидела на кухне, согревая руки горячей чашкой с чаем. Под стеклянным колпаком ожидания я научилась занимать себя тем, что выстраивала из сведений, добытых Феликсом, как из кусочков мозаики, целую картинку… Прикрыв глаза, я представляла себе, что происходит в доме Алены.
Тетя Тася сейчас, должно быть, сидит в своей комнате, смотрит в одну точку. Ведь это больно — предавать. Делать это сознательно. Видеть со стороны каждый свой шаг, слышать каждое слово. Это как операция без наркоза. Сначала чувствуешь острую, как скальпель, которым тебя режут, боль, потом уже ничего не чувствуешь, ни о чем не думаешь. Есть только одно простое, понятное каждому желание — выжить. В этом никого нельзя упрекнуть.
Я представляла себе, как тетя Тася, наконец, решилась и сказала Алене о своем решении… Наверное, это произошло утром… Я увидела их дом, веранду, невысокие фонари вдоль каменных дорожек… Ветер играл с легкой скатертью, Алена полулежала в шезлонге, тетя Тася убирала со стола после завтрака…
— Елена Викторовна… — произнесла тетя Тася. — Мне надо кое-что вам сказать…
Алена открыла глаза, вгляделась в мрачное лицо домработницы — та смотрела куда-то в сторону — только для того, чтобы не смотреть на Алену.
— Что-то случилось? — спросила Алена, и тетя Тася ответила, как выдохнула:
— Я от вас ухожу.
Алена, наверное, изумленно помолчала.
— Что-о?.. — переспросила она на всякий случай.
— Ухожу. Уезжаю.
— Куда?! — по инерции непонимания продолжала задавать вопросы Алена.
— К внукам… — ответила тетя Тася и, помолчав, добавила: — Мне внуки дороже, Елена Викторовна. Так и знайте. — В этом было ее самооправдание, эту фразу она повторила себе, наверное, раз сто.
— Дороже чего?
— Всего. И всех. Уезжаю я. Все. Вопрос решенный. Взглянув исподлобья на Алену, тетя Тася снова отвернулась.
— У меня есть замена, — глухо проговорила она. — Только прикажите — я ей позвоню.
— Да какая замена, тетя Тася?! — воскликнула Алена. — Вы что — смеетесь надо мной?
— Хорошая замена, — упрямо повторила тетя Тася и сказала заученно: — Женщина аккуратная, молчаливая. И помоложе меня. Ей в вашем доме будет легче…
А потом, наверное, из дома вышли дети: Петя принялся гонять на велосипеде, Настя уселась в шезлонг, разговор скомкался…
— Давайте поговорим, — почти жалобно попросила Алена.
Но тетя Тася сказала твердо:
— Не о чем говорить. Решенный вопрос, — и скрылась в доме.
Алена так и осталась стоять на веранде, недоумевая, растерянно глядя на захлопнувшуюся дверь. Вряд ли тетя Тася когда-нибудь позволяла себе быть столь резкой и определенной, как теперь. Страх — великая сила.
Наверное, так все и произошло, как я себе представляла, сидя на кухне. Потому что через день тетя Тася позвонила Феликсу и сказала, что хозяйка готова встретиться с «заменой» — той женщиной, которую ей рекомендовали.
Феликс оказался прав — он умел выстроить комбинацию, он умел ждать, но главное — он умел дождаться. Я еще на шаг приблизилась к Вадиму, но была уже не так уверена в том, что мне это нужно.
На следующий день после звонка тети Таси Феликс отвез Зину в загородный дом на первую встречу с хозяйкой.
Сама мысль о Зине была мучительна для меня, а Феликс добавлял масла в огонь, рассказывая подробности. Иногда мне казалось, что он делал это нарочно, чтобы подогреть мой интерес к нему. Но он говорил о своих отношениях с женой так легко и естественно, что надежды мои угасали с каждым его словом.
Он ждал ее у поликлиники, где она работала медсестрой. Зина, рыжеволосая, крупная женщина, «типичная медсестра», как сказал о ней однажды Феликс, вспыхнула от радости, увидев его машину у ограды.
Перегнувшись через сидение, Феликс открыл ей дверцу.
— Сейчас, халат сниму…
— Не снимай, — сказал Феликс. — Я обожаю медицинских работников, ты же знаешь…
Не сняв халата, Зина уселась рядом с Феликсом.
— Заявление об уходе подала? — спросил он.
— Да.
Зина не хотела уходить с работы, Феликсу пришлось уговаривать ее. Удивительно! Я бы мечтала оказаться на ее месте, и на ее месте — тоже мечтала бы об этом. Пусть бы даже я не знала истинной причины, истинного интереса Феликса к дому Алены — все равно, быть рядом с такими людьми, как она и Вадим, видеть их каждый день, ходить по их дому, как по своему, — что могло быть интереснее и лучше? Уж во всяком случае, не служба в поликлинике.
Феликс остановил машину у въезда в дачный поселок. Он притянул Зину к себе.
Эту часть рассказа Феликса я выслушала молча, потому перескажу его здесь тоже без комментариев.
— Феликс, я не хочу… — прошептала Зина.
— Чего ты не хочешь?
— Работать там… У этих новых русских.
— Ты не хочешь мне помочь? — поинтересовался Феликс.
— Я не хочу с тобой расставаться… Феликс улыбнулся:
— Так надо, Зина… И потом — это не надолго… За ее спиной опустилась спинка сидения…
Тут я не выдержала и спросила, почему надо заниматься любовью с собственной женой в машине, почему не делать этого в постели. Феликс улыбнулся и легко ответил:
— В постели — скучно.
— Скучно?.. — повторила я и, уже собравшись возразить, вдруг вспомнила свои поездки с Серегой на мотоцикле, поле, высокую траву, которая скрывала от посторонних глаз мужа и жену… Мне это нравилось, я охотно меняла постель на поле, но только потому, что не могла поменять одного мужа на другого, только поэтому, если говорить честно. Я просто не любила его. Значит, и Феликс ее не любит…
Я подняла глаза и вопросительно посмотрела на Феликса:
— Почему скучно?..
— Мы будем обсуждать сексуальные проблемы? — поинтересовался Феликс. — Или рассказать тебе, что было дальше?
— Что было дальше, — отозвалась я, чувствуя себя почти счастливой.
Через тридцать минут после нескучного секса в машине Зина уже стояла в гостиной загородного дома.
Алена сидела на диване и чего-то ждала. Ждала и тетя Тася. Ждали дети — Петя и Настя, сидевшие на верхней ступеньке лестницы.
Наконец вошел охранник, подал Алене паспорт:
— Все в порядке, Елена Викторовна. Алена кивнула и посмотрела на Зину:
— Возьмите паспорт, Зина. Надеюсь, вы понимаете, что мы должны были все проверить…
— Да. Я понимаю, — бесстрастно отозвалась Зина.
Насколько я понимаю, она такой и была — ровной, бесстрастной, как все медсестры, привыкшие делать уколы и ставить клизмы.
— Мы берем вас вынужденно, — продолжала Алена, — на испытательный срок. Таисия Николаевна за вас поручилась…
Могу себе представить, что почувствовала тетя Тася при этих словах.
— Но если что-то будет не так… — заметила Алена.
— Я понимаю, Елена Викторовна… — отозвалась Зина.
Дальше Феликс со слов Зины рассказал, как тетя Тася, с трудом сдерживая слезы, обняла Алену, что-то прошептала невнятно (наверное, «прости») и, подхватив чемодан, ушла, не оглядываясь. Но в своем пересказе Феликс был скуп, эти подробности мало интересовали его. Для него главным было то, что Зину приняли на работу в дом Вадима и Алены.
Так Зина стала моими глазами и ушами… другое дело, что все, что видела и слышала Зина, сначала узнавал Феликс, а уже потом я… Это было похоже на испорченный телефон… Но приходилось мириться с этим. Мы с Зиной не были знакомы, и я не рвалась увидеть ее.
Я снова была обречена на ожидание — до первого выходного Зины, когда, встретившись с Феликсом, она расскажет ему о том, что происходит в доме Алены… Прежде, чем начать разговор, Феликс, конечно, займется с ней любовью. Но об этом обстоятельстве я старалась не думать. Или, точнее, думала об этом как о чем-то неизбежном, как о расплате за информацию.
Мне было тяжело без Феликса. Я скучала по нему. Поэтому когда однажды ночью в свете белесых фонарей я обнаружила на подоконнике рукопись Феликса, я обрадовалась. Словно это был он сам. Я могла поговорить с ним. Взяв рукопись, я прижала к груди холодные листы, потом понюхала их. Мне казалось, бумага сохранила тепло его рук, запах туалетной воды. Я улеглась на свой матрас, предвкушая бессонную ночь вдвоем с Феликсом.
Он писал простыми отрывистыми фразами, словно стеснялся своих чувств и слов. Главным действующим лицом его романа был, как я с первых строк догадалась, сам Феликс. Разумеется, он никогда не сидел в тюрьме — догадка, осенившая меня в вечер нашего знакомства, оказалась не более, чем следствием моей убогой фантазии. Феликс был тем, что называют имиджмейкер: он придумывал стили и образы для своих клиентов, кроил по собственному лекалу депутатов и будущих политиков, сочинял предвыборные программы. У него была фирма на паях с партнершей. Судя по книге Феликса, фирма процветала, но однажды все рухнуло — по вине его партнерши, Феликс остался один и ни с чем…
Я сама не заметила, как заснула, уронив голову на рукопись. Проснулась я от легкого щелчка замка. В квартиру вошел Феликс. Некоторое время он удивленно и молча смотрел на меня, потом спросил:
— Ты читаешь мою рукопись?
— Да… Она лежала на подоконнике и…
— И ты заснула, читая… — заметил он. — Так скучно?..
Я невольно промолчала, подыскивая слова. Мне было страшно обидеть его. Но и врать ему я тоже боялась — он был слишком умен и проницателен.
— Ну-ну!.. — улыбнулся мне Феликс. — Не стесняйся.
Я тронула рукой листы и решилась:
— Понимаете… Этот ваш герой… По-моему, с ним что-то не так…
— Да?.. Что же с ним не так— Ну… Он занимался предвыборной кампанией какого-то депутата…
— Это называется пиар, — объяснил Феликс.
— …И вдруг обнаружил, что его партнерша спелась с этим депутатом и поливает грязью его соперника…
— За отдельную плату… Да… — кивнул Феликс. — Это уже называется грязный пиар.
— И что же герой — ничего об этом не знал?
— Не знал.
— Но он ведь работал с ними! Как же он мог не знать о том, что происходит рядом?!
— Не знал, и все, — отозвался Феликс, слегка помрачнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20