— Где прописан ваш супруг?
— Калужская область.
Ряжский сделал страдальческую гримасу.
— Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть.
— Я понимаю…
За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее:
— Ну, так иди скажи по поводу чая…
Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла.
Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван:
— Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван.
Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно:
— Ну?.. Рассказывайте…
— О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его.
Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?..
— Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара…
Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?..
Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие.
— В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете…
Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы.
Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною.
Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов:
— Мои жизненные обстоятельства прекрасны…
Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой.
В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно…
Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное…
Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски:
— У тебя что — есть девица?
Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал:
— Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого.
Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец.
Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому.
— А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я.
— Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай.
— Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?..
Феликс внимательно посмотрел на меня:
— Ты паникуешь. Это плохо. >
— А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я.
— Это уже было. Не повторяйся.
— Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него?
— О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо.
— Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами:
— Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать…
— Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него.
— Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги…
— Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку.
Феликс рассмеялся:
— Ну, учитель — частные уроки — оплата труда…
— Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату?
— Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники.
Я молча открыла барадачок и положила туда деньги.
— О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!..
— Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски.
Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной.
В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления.
— Но вы не дочитали, — заметил Ряжский.
— Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам…
Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно…
Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй.
— Благодарю вас… — выдохнул он.
Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала:
— Я просто буду доверять вам…
Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее:
— Наташенька, голубчик, зайди…
Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать.
— Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые…
— Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька.
— А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра.
— Но…
— Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла?
— Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!..
Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее.
Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен.
— Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила:
— С удовольствием…
Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом.
Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась…
Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии…
И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал:
— Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся.
А женский голос растерянно произнес:
— Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга.
— Инга… — запоздало простонал Ряжский.
— Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините…
Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно.
— Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул:
— Вы здесь ни при чем…
— Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству.
— Ничего. Как-нибудь оправдаюсь.
— Получится?
— Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь.
Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет.
Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться.
Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня.
— Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс.
— Не знаю, — выдохнула я.
— Бездарный ответ.
— Плевать!
Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит.
Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины.
— Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!..
— Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки!
— Копейки!
— Рассчитываешь на большее, да?!
— Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?!
Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости.
— Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон.
— Феликс, — позвала я.
Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной.
— Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно.
Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной.
Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками.
Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться.
Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот.
— Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой.
— Это твои проблемы, — ответил он.
Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать:
— Послушай, я сделала это из-за денег!..
— Врешь!
— Нет, это правда. Феликс прищурился:
— Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?..
Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди.
— Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?..
— Феликс…
— Ты просто влюбилась в своего Вадима.
— Нет! — не слишком уверенно возразила я.
— Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!..
— Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?..
— При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!..
Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!..
— От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс.
— Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести…
Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся.
Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему.
Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки.
Через пару часов я поняла, что нити были скорее в моих руках… Это открытие изменило все. Весы качнулись — моя чаша перевесила.
Разумеется, потрясенная Инга помчалась к Алене. Она рыдала, кричала, билась в истерике. Алена, Зина и срочно вызванная Катя успокаивали ее, как могли. Ближе к вечеру домой приехал Вадим и невольно оказался свидетелем разговора подруг. Суть сводилась к тому, что семья — это ценность (авторство принадлежало Алене), что разрушать ее — грех (а Катя считала, что — благо), что даже если это болото, то все равно в нем тепло и уютно (Инга!).
Не знаю, что конкретно подействовало на Вадима: правильные рассуждения его жены, разговор о болоте или просто тоска по мне — либо все, вместе взятое. Но только он, вдруг собравшись, помчался на нашу квартиру.
Щелкнул замок — это Вадим открыл дверь своим ключом — и я стремительно вскочила.
Вошедший в квартиру Вадим увидел сначала дорожную сумку, которую я предусмотрительно положила у двери, а потом — меня.
— Ты?.. — глухо произнесла я. — Привет… — Я шагнула к сумке и непослушными, одеревеневшими от волнения пальцами начала затягивать молнию.
— Что это значит?.. — спросил Вадим, кивнув на сумку.
— Я собираюсь…
— Куда?
— Ну, как «куда»?.. К себе… На свою квартиру… Вадим молча снял куртку, бросил ее на перила лестницы.
— А что — разве поступала такая команда? — мрачно спросил он.
Я покачала головой:
— Я не живу по командам…
— Да?.. Как же ты живешь?..
— Наверное, неправильно… — с отчаянием ответила я. — Если ты так разговариваешь со мной…
Повисла пауза. Наверное, он не знал и даже не чувствовал, как мне хотелось прижаться к нему и заплакать от собственной слабости, от любви…
— Я могу забрать компьютер?.. — спросила я, отвернувшись. — Ты ведь подарил его мне…
Вадим ответил не сразу:
— Разумеется, можешь… — Снова помолчал. — Но зачем?.. Кто тебе сказал, что ты должна уезжать?..
— Я сама…
— Почему?
— Ты позвонил и сказал, что не появишься… Чего же мне здесь сидеть, в чужом доме?.. Тут, конечно, хорошо. И уютно. И денег полно… Но… — я умолкла.
— И ты бы действительно уехала?
— Тебя-то здесь нет…
Я сказала чистую правду. Мне уже не были нужны его деньги. Если я и думала об этом, то лишь по инерции. Я и сама уже не знала, чего хотела… Наверное, просто видеть его, знать, что он есть в моей жизни.
— А тебе нужен именно я?.. — вдруг спросил Вадим.
— Что же еще, по-твоему?.. Твои деньги?..
— А разве — нет?.. Нет! Теперь уже — нет!!!
— Знаешь… — с трудом проговорила я. — Кажется, мне действительно лучше уехать…
Я шагнула в сторону, но он рывком перехватил мою руку, прижал меня к себе:
— Прости… У меня плохое настроение…
Мне хотелось плакать. Мне хотелось говорить о своей любви. Мне хотелось делать все, что запретил Феликс. Я сдержалась.
— Что-то случилось?.. — в меру заинтересованно спросила я.
Вместо ответа Вадим потянул меня за руку, и я покорно пошла за ним к спальне…
…Когда он заснул, я вспомнила о Феликсе. О ледяном ветре арки. О его холодном безжалостном взгляде… Он был умен и даже проницателен, но не более того: он не чувствовал жизни, прелести ее неожиданных поворотов, непредсказуемости. Он действовал, как хороший повар, по рецептам, в которых все точно отмеряно, боясь пересыпать перца или замереть с солонкой в руке, когда результатом становится не испорченное блюдо, а нечто совершенно новое… Гением был тот первобытный чувак, который случайно уронил кусок мяса в костер и обнаружил, что это вкусно… Феликс на свою беду слишком много знал, ему не хватало первобытности, а во мне ее было — хоть отбавляй!..
Нелепый поступок с Ряжским подтолкнул целую цепь событий, результатом которых был Вадим, лежащий сейчас рядом со мной, и мое спокойствие, моя уверенность, мое счастье… Феликс считал, что эйфория опасна для моих планов, но всегда ли он был прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Калужская область.
Ряжский сделал страдальческую гримасу.
— Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть.
— Я понимаю…
За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее:
— Ну, так иди скажи по поводу чая…
Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла.
Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван:
— Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван.
Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно:
— Ну?.. Рассказывайте…
— О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его.
Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?..
— Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара…
Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?..
Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие.
— В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете…
Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы.
Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною.
Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов:
— Мои жизненные обстоятельства прекрасны…
Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой.
В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно…
Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное…
Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски:
— У тебя что — есть девица?
Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал:
— Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого.
Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец.
Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому.
— А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я.
— Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай.
— Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?..
Феликс внимательно посмотрел на меня:
— Ты паникуешь. Это плохо. >
— А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я.
— Это уже было. Не повторяйся.
— Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него?
— О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо.
— Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами:
— Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать…
— Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него.
— Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги…
— Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку.
Феликс рассмеялся:
— Ну, учитель — частные уроки — оплата труда…
— Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату?
— Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники.
Я молча открыла барадачок и положила туда деньги.
— О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!..
— Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски.
Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной.
В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления.
— Но вы не дочитали, — заметил Ряжский.
— Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам…
Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно…
Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй.
— Благодарю вас… — выдохнул он.
Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала:
— Я просто буду доверять вам…
Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее:
— Наташенька, голубчик, зайди…
Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать.
— Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые…
— Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька.
— А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра.
— Но…
— Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла?
— Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!..
Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее.
Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен.
— Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила:
— С удовольствием…
Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом.
Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась…
Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии…
И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал:
— Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся.
А женский голос растерянно произнес:
— Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга.
— Инга… — запоздало простонал Ряжский.
— Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините…
Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно.
— Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул:
— Вы здесь ни при чем…
— Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству.
— Ничего. Как-нибудь оправдаюсь.
— Получится?
— Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь.
Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет.
Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться.
Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня.
— Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс.
— Не знаю, — выдохнула я.
— Бездарный ответ.
— Плевать!
Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит.
Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины.
— Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!..
— Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки!
— Копейки!
— Рассчитываешь на большее, да?!
— Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?!
Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости.
— Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон.
— Феликс, — позвала я.
Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной.
— Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно.
Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной.
Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками.
Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться.
Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот.
— Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой.
— Это твои проблемы, — ответил он.
Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать:
— Послушай, я сделала это из-за денег!..
— Врешь!
— Нет, это правда. Феликс прищурился:
— Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?..
Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди.
— Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?..
— Феликс…
— Ты просто влюбилась в своего Вадима.
— Нет! — не слишком уверенно возразила я.
— Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!..
— Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?..
— При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!..
Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!..
— От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс.
— Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести…
Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся.
Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему.
Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки.
Через пару часов я поняла, что нити были скорее в моих руках… Это открытие изменило все. Весы качнулись — моя чаша перевесила.
Разумеется, потрясенная Инга помчалась к Алене. Она рыдала, кричала, билась в истерике. Алена, Зина и срочно вызванная Катя успокаивали ее, как могли. Ближе к вечеру домой приехал Вадим и невольно оказался свидетелем разговора подруг. Суть сводилась к тому, что семья — это ценность (авторство принадлежало Алене), что разрушать ее — грех (а Катя считала, что — благо), что даже если это болото, то все равно в нем тепло и уютно (Инга!).
Не знаю, что конкретно подействовало на Вадима: правильные рассуждения его жены, разговор о болоте или просто тоска по мне — либо все, вместе взятое. Но только он, вдруг собравшись, помчался на нашу квартиру.
Щелкнул замок — это Вадим открыл дверь своим ключом — и я стремительно вскочила.
Вошедший в квартиру Вадим увидел сначала дорожную сумку, которую я предусмотрительно положила у двери, а потом — меня.
— Ты?.. — глухо произнесла я. — Привет… — Я шагнула к сумке и непослушными, одеревеневшими от волнения пальцами начала затягивать молнию.
— Что это значит?.. — спросил Вадим, кивнув на сумку.
— Я собираюсь…
— Куда?
— Ну, как «куда»?.. К себе… На свою квартиру… Вадим молча снял куртку, бросил ее на перила лестницы.
— А что — разве поступала такая команда? — мрачно спросил он.
Я покачала головой:
— Я не живу по командам…
— Да?.. Как же ты живешь?..
— Наверное, неправильно… — с отчаянием ответила я. — Если ты так разговариваешь со мной…
Повисла пауза. Наверное, он не знал и даже не чувствовал, как мне хотелось прижаться к нему и заплакать от собственной слабости, от любви…
— Я могу забрать компьютер?.. — спросила я, отвернувшись. — Ты ведь подарил его мне…
Вадим ответил не сразу:
— Разумеется, можешь… — Снова помолчал. — Но зачем?.. Кто тебе сказал, что ты должна уезжать?..
— Я сама…
— Почему?
— Ты позвонил и сказал, что не появишься… Чего же мне здесь сидеть, в чужом доме?.. Тут, конечно, хорошо. И уютно. И денег полно… Но… — я умолкла.
— И ты бы действительно уехала?
— Тебя-то здесь нет…
Я сказала чистую правду. Мне уже не были нужны его деньги. Если я и думала об этом, то лишь по инерции. Я и сама уже не знала, чего хотела… Наверное, просто видеть его, знать, что он есть в моей жизни.
— А тебе нужен именно я?.. — вдруг спросил Вадим.
— Что же еще, по-твоему?.. Твои деньги?..
— А разве — нет?.. Нет! Теперь уже — нет!!!
— Знаешь… — с трудом проговорила я. — Кажется, мне действительно лучше уехать…
Я шагнула в сторону, но он рывком перехватил мою руку, прижал меня к себе:
— Прости… У меня плохое настроение…
Мне хотелось плакать. Мне хотелось говорить о своей любви. Мне хотелось делать все, что запретил Феликс. Я сдержалась.
— Что-то случилось?.. — в меру заинтересованно спросила я.
Вместо ответа Вадим потянул меня за руку, и я покорно пошла за ним к спальне…
…Когда он заснул, я вспомнила о Феликсе. О ледяном ветре арки. О его холодном безжалостном взгляде… Он был умен и даже проницателен, но не более того: он не чувствовал жизни, прелести ее неожиданных поворотов, непредсказуемости. Он действовал, как хороший повар, по рецептам, в которых все точно отмеряно, боясь пересыпать перца или замереть с солонкой в руке, когда результатом становится не испорченное блюдо, а нечто совершенно новое… Гением был тот первобытный чувак, который случайно уронил кусок мяса в костер и обнаружил, что это вкусно… Феликс на свою беду слишком много знал, ему не хватало первобытности, а во мне ее было — хоть отбавляй!..
Нелепый поступок с Ряжским подтолкнул целую цепь событий, результатом которых был Вадим, лежащий сейчас рядом со мной, и мое спокойствие, моя уверенность, мое счастье… Феликс считал, что эйфория опасна для моих планов, но всегда ли он был прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20