Вот такой человек мне и нужен. Денег проси сколько хочешь!
– И дашь?
– Дать не дам, но попросить можешь. Ладно, серьезно, сколько? Или давай так: встречаемся в первый день выставки, сразу после открытия, на нашем стенде. Все обсудим.
И мы встретились, и мы все обсудили. Я объяснил ситуацию с моим кабальным договором. Алла заявила, что проблема решаема, и обещала все устроить. Потом я начал ломаться, жаловаться, что не очень понимаю сентиментальную литературу (вернее, никак не понимаю). На это Расуцкая вручила потрепанный образчик под названием «Страсть и лед» и предупредила, что времени у меня – до конца выставки.
Домой я направился в полном ошеломлении. Мистика какая-то! Стоит только подумать о смене работы, а тут раз – и выгодное предложение. Как говорил Воннегут, «кто-то там, наверху, хорошо ко мне относится».
Кате решил пока не говорить (чего зря нервы трепать), зато всем знакомым позвонил и проконсультировался. После пятой фразы «Ты что, идиот? Конечно, уходи!» понял, что устал и нужно погулять по улицам. Так мне всегда легче думается.
Любовница была, причем совершенно точно. Во-первых, Сергей взбодрился. Шустренький такой стал.
Во-вторых, начал куда-то пропадать. То «Я пойду пройдусь», то «Мне на выставку срочно».
Сначала я решила, что это Люда, но потом подумала, что люди добрые мне бы уже об этом доложили. О том, что эти двое как-то застряли в лифте, мне на следующий же день сообщил Петрович.
Скорее всего, кто-то на работе.
Как ни странно, я совершенно не переживала. Точно знала, что Сергей от меня никуда не денется. Да я просто его не пущу! Неприятно, конечно, но что поделаешь! Мужики это животные. Пара месяцев воздержания – и бери их голыми руками. А лучше голыми ногами.
Но ревность давала о себе знать. В пятницу Сергей засобирался на выставку. Сначала час мылся, потом брился, потом наглаживал брюки. А когда он напялил мою любимую рубашку, я сразу поняла – у него свидание.
«Ха! – подумала я. – Я тебе испорчу праздник». И навязалась поехать вместе с ним.
Первый раз в жизни я приехала на выставку в качестве посетителя. К счастью, все радости своего нового статуса мне испытать не удалось, в очереди за входным билетом постоять не дали, у Сергея был пригласительный.
И вот мы зашли в павильон. И сразу куча эмоций ударила в голову. Все родное до боли, все знакомо до мелочей.
Толпа девочек в одинаковых майках, забрасывающих людей листовками прямо у входа, нечеловеческая очередь за автографом к автору очередного бестселлера.
Две презентации на соседних стендах пытаются переорать друг друга – в итоге не слышно ни одной.
Тут раздают бесплатные булочки от автора кулинарной книги, там детям дарят воздушные шарики, ходят политические деятели с телохранителями, распихивая всех на своем пути и привлекая к себе максимум внимания, а знаменитые актеры и телеведущие шмыгают потихоньку, чтобы внимания не привлечь.
Кажется, что здесь собрались все – астрологи и священники, рабочие и колхозники, дети и взрослые.
Ничего за год не изменилось. В буфетах продаются все те же засохшие бутерброды, и даже в женском туалете стоит все та же очередь. И все так же с криком: «Я не могу ждать, у меня через пять минут важная
встреча!» – отчаявшиеся женщины врываются в мужской. Мне всегда было интересно, что при этом чувствуют находящиеся там мужчины.
Оказывается, быть на выставке читателем – это очень грустно. Все вокруг заняты делом, а ты шатаешься по павильону и всем мешаешь. В буфете, в курилке, даже в том же туалете идет работа. Все что-то обсуждают, о чем-то договариваются, торгуются, спорят, а ты ходишь и чувствуешь себя чужой на этом празднике.
Я подошла к стенду фирмы, в которой когда-то работала, и окончательно расстроилась. Сначала все мне жутко обрадовались – целовали и обнимали, а потом… А потом занялись своими делами. А мне пришлось себе признаться в том, что в глубине души я надеялась, что без меня они если не загнутся, то, по крайней мере, будут страдать. А они как работали, так и работают! Все изменилось, отделы перепутались, набрали новых людей, я уже многих не знаю. Изменились визитки, изменился ассортимент. Я, которая знала каждую книжечку и в лицо, и на ощупь, половину того, что лежит на прилавке, вижу первый раз в жизни.
Решила хотя бы купить себе книжек, чтобы было не так грустно, и поняла, что это практически невозможно сделать! Оказывается, когда ходишь по выставке с бейд-жем, не замечаешь, как трудно живется простым покупателям. С нами никто не хочет возиться! Мы никому не нужны!
Как выбрать себе книжку, если их в серии уже вышло больше ста? Я обращаюсь за помощью к продавщице, она отвечает:
– Я их что, по-вашему, читаю?
– А что вы с ними делаете? – обалдеваю я.
– Продаю. Железная логика…
– Девушка, сколько стоит эта книга?
– Кнцги не продаются, – отвечает девушка голосом хорошо обученного робота и кивает куда-то вверх. Там наверху написано, что розничная торговля ведется на улице.
Они бы еще на потолке это написали! Я что, должна ходить по павильону с высоко задранной головой? И какого черта вообще было выставлять эти книги здесь, если они не продаются!
От обиды на весь мир я уже почти готова была заплакать, но тут меня окликнули.
– Катя?
Знакомый менеджер. Как зовут, не помню, помню только издательство и то, что мы с ним довольно много работали.
– Катя, а где ты теперь? Мне сказали, в Москву уехала.
– Да, уехала.
– И где работаешь?
– Да нигде не работаю. Дома сижу, ребенка рощу.
– А-а-а… – физиономия безымянного менеджера скучнеет. – Ладно, извини, у меня куча дел, сама понимаешь, выставка…
Никому я не нужна!
А Сергею жаловаться нельзя, а то он может окончательно от меня уйти к своей мерзкой толстой тетке.
Мне приятно думать, что тетка у цего мерзкая и толстая.
Была пятница – еще не последний день выставки, но я решил, что тянуть не стоит. Суббота и воскресенье не слишком подходят для принятия судьбоносных решений. Я позвонил Алле и договорился на двенадцать.
– Ты куда? – поинтересовалась Катя, наблюдая за моими сборами.
– На работу.
– В издательство?
– Нет, на выставку. У меня там важная встреча.
– Я с тобой!
Это было что-то новенькое. В последнее время Катерина всего раз выходила на улицу – на Машкин первый звонок. В школу и из продленки забирал ребенка я.
– Ладно, – сказал я, – только давай быстро. Катя уложилась в десять минут, что ломало стереотипы о скорости женских сборов.
В машине я пытался разговорить мою пухлую супругу, но она только морщилась. Несколько раз порывался вернуть ее на уютный диван, но Катя упрямо требовала отвезти ее на выставку и даже попыталась участвовать в моей деловой встрече. Я решил не препятствовать, но Алла, увидев Катерину Ивановну, мило улыбнулась и попросила о конфиденциальной беседе.
– Симпатичная, – сказала она, – беременная? Сейчас все беременные.
– А ты?
– Некогда. Ладно, давай к делу. Ты кому-нибудь рассказывал о нашем разговоре?
– Кой-кому успел.
– Плохо. Будем надеяться, что успеем все провернуть раньше.
– Что провернуть?
– Сейчас расскажу. Кстати, ты-то согласен? Только без соплей по столу: да или нет?
– Ну… да.
– Хорошо. Можешь своим вернуть хотя бы часть долга?
Я задумался. От продажи квартиры что-то осталось. Но все отдавать нельзя, на ребенка придется много тратить, все предупреждают.
– Половину верну.
– Нормально. Значит, решаем так: в понедельник отдаешь деньги и сидишь тихо. Тут такая история…
Еще полчаса Алла вводила меня в курс дела. Оказалось, что наши с ней директора находятся в каких-то сложных взаимоотношениях. В подробностях я моментально запутался, но понял, что если все сделать поумному, то я вообще никому ничего не буду должен, хотя это скажется на моей зарплате.
– Сильно скажется? – уточнил я.
– Первые полгода будешь получать всего в полтора раза больше, чем теперь, – усмехнулась Расуцкая.
– А потом?
– Посмотрим на твою работу. Значит, решили. Ты извини, у меня сейчас человек. Вон он уже маячит. Петр Константинович!
И Алла, не попрощавшись со мной, набросилась на следующего собеседника.
Катю я нашел у выхода из павильона. Она изображала картину: «Аленушка на берегу пруда считает всех козлами».
– Они все тупые! – пожаловалась она. – А о чем ты так долго?
Я поколебался, но рассказывать пока не стал. Хватит Кате и своих проблем.


**

Нельзя раскисать!
Нужно взять себя в руки и думать о хорошем!
Но мысли то и дело скатываются вниз, прихватывая с собой настроение.
А вдруг у Сергея с этой дурой все серьезно?
А еще меня начала страшно глодать самая настоящая ностальгия. То есть в прямом смысле слова тоска по родине. Пока шло активное обустройство квартиры, пока была масса новых впечатлений, я не скучала. А как только в жизни настало затишье, тоска вцепилась в меня так, что даже дышать стало тяжело.
Я проговорила дурные деньги по межгороду, но не могла не звонить. Я скучала по маме, по подругам, по тренажерному залу, по Машкиной учительнице, по соседям, по квартире…
Если бы я не была беременна, если бы у Маши не начался учебный год, если бы я не боялась сейчас оставить Сергея одного, я бы вечером села на поезд, а утром уже была бы дома.
Я бы собрала всех у себя, я бы ночами болтала с девчонками, я бы им рассказала про Сергея, и они бы мне дали какой-нибудь ценный совет.
Мы с Машкой перегуляли бы во всех любимых местах, просто ходили бы по городу и дышали бы воздухом, а не выхлопным газом! Я бы села за руль и три раза пересекла город по диагонали просто ради того, чтобы не сидеть в машине, а ехать!
Я бы собрала в квартире все мелочи, которые не привезла в Москву и без которых мне сейчас так плохо.
Я хочу постелить на постель свое постельное белье, хочу вытираться своим полотенцем, хочу надеть свой любимый джинсовый комбинезон, который остался еще от первой беременности!
И чем более все это недоступно, тем более мне всего этого хочется.
И тут мне звонит Дима, мой первый муж, и сообщает, что приехал в Москву в командировку и хочет повидаться с Машей.
Никогда еще я не была так рада его видеть!
Первый понедельник после выставки – время зализывать раны. Конечно, любой разговор на стенде заканчивается фразой: «После выставки созвонимся», но имеется в виду ближайшая среда. В крайнем случае, вторник. Но не понедельник же!
Как выяснилось, подобные рассуждения справедливы для всех, кроме производственного отдела. На меня с порога набросились завреды, художник и выпускающий. Вообще-то выпускающий набросился на меня из электронной почты, ICQ и телефона, но через час активных переговоров мне стало казаться, что Кузьма Павлович сидит в соседнем кресле и бубнит: «Где макеты? Почему не сдали макеты? Почему сдали не те макеты?»
Я огрызался, апеллировал к здравому смыслу и Господу Богу, но Бог молчал, а Кузьма продолжал бубнить. Каждую секунду мне хотелось заявить: «Да плевал я на ваши макеты с близкого расстояния! И вообще, я увольняюсь!» – но делать этого было нельзя. Дважды звонила Алла, которая замогильным шепотом напоминала об ответственности за разглашение. Заодно напомнила, что я должен отдать деньги. Это она здорово придумала, я, честно говоря, совсем забыл о куче наличных, которые находились в портфеле. А портфель… Я огляделся и похолодел. В комнате его не наблюдалось. Прервав очередную тираду выпускающего (примитивным образом – нажав на рычаг телефона), я бросился в приемную.
Портфель стоял возле вешалки. Любой случайный посетитель, любой рекламный агент мог завладеть им и скрыться. Впервые в жизни у меня закололо в области сердца. Или это был желудок? Сегодня я слишком долго собирал Машку и не успел даже кофе попить.
Прижав кожаного друга к груди, я отправился на поиски директора. Тот отсутствовал. Потому что понедельник после выставки (см. выше). Я представил, как проведу остаток дня, сидя на портфеле верхом, потом найму по телефону телохранителя и направлюсь домой. А ведь на работу я ехал совершенно спокойно. И портфель мирно возлежал рядом со мной на сиденье.
К счастью, Юра Анатольевич был совсем молодым директором. К обеду он появился. Я успел перехватить его у входа и протащил в кабинет мимо желающих пообщаться с начальством.
Когда я вышел с легким сердцем и распиской о приеме денег, снова набросились страждущие. Хуже того, Кузьма обиделся (около часа он не мог меня отловить и погундеть вволю), поэтому теперь я был вынужден искать его по всем каналам связи и пытаться решить проблемы. В полшестого пришло краткое письмо: «Просмотрел „Самоучитель интернета". Все плохо. Все переделать».
Напрасно я раз за разом посылал запрос: «Что именно переделать?» – ответом было одно слово: «Все».
Я отключил телефоны. Закрыл глаза. Начал глубоко, с чувством дышать. Досчитал до десяти.
– Сергей Федорович, – донеслось из внешнего мира.
Я открыл глаза. Если уж мой любимый техред Тома называет меня по имени-отчеству…
– Я ухожу, – сообщила любимый техред Тома.
Я покосился на часы. Половина седьмого. Можно было бы еще поработать, но раз надо…
– Мне предложили хорошую зарплату в «Минотавре», – продолжила Тома. – Я сколько должна доработать? Недели хватит?
«Они решили меня доконать, – понял я, – лишь бы не отдавать конкурентам».
– Будете работать месяц, как положено.
Техред Тома наклонила голову и расширила ноздри. Она собиралась идти в лобовую атаку.
– Или чуть меньше, – сманеврировал я, – до конца сентября.
Но все равно лобовое столкновение состоялось – с ледяным тоном, металлом в голосе и прочими атрибутами психологической атаки.
И вот, после всех этих министрессов возвращаюсь я домой и вижу на своем месте во дворе какой-то обнаглевший «форд», да еще с иностранными номерами! Между прочим, с номерами Катиной родины. Почему-то мне это очень не понравилось.
Едва я вошел в подъезд, наперерез метнулся Петрович.
– Ой, Сергей, здравствуйте! А Катя просила вас зайти в магазин. У нее кончилась соль, а до вас она дозвониться не смогла, наверное, в метро были.
– Я на машине.
– Сейчас такая плохая связь везде. Так она мне сказала…
– По телефону?
Я был убежден, что телефона охраны моя жена не знает.
– Нет, спустилась и сказала. Так вы уж сбегайте, пожалуйста!
Даже для сегодняшнего дурного дня это был перебор. Катя спустилась, чтобы передать для меня приказ? Во-первых, ей легче зайти к любому соседу и выпросить соль у него. Во-вторых, соль – не тот продукт, без которого мы не сможем прожить. Мы с Машкой его практически не потребляем, Кате его сейчас нельзя. В-третьих, она могла преспокойно дождаться меня, потерпеть, пока я расшнурую ботинки, а потом вспомнить: «Ах, да! Нужно же в магазин сбегать!» Этот финт Катя умела и любила проделывать.
Пока я анализировал ситуацию, на сцене объявилась глухая баба Маня. После того как ее пригласили на день рождения, она была в меня пламенно влюблена.
– Ой, Сереженька! – проворковала она. – Что ж ты стоишь? Не держи его, Петрович, его ж брат ждет!
– У меня нет брата,- я повернулся, к заботливой старушке и тщательно артикулировал.
– Так значит, это Катин, – обрадовалась баба Маня, – то-то она его обнимать сразу начала.
Я развернулся к Петровичу. Тот спешно сменил выражение лица на благодушное.
– Соли, значит,- сказал я.-А хрена она не просила? Тертого?
Дверь моей новой квартиры открыла хорошо накрашенная женщина в платье. Она очень напоминала Катю, но та давно не пользовалась косметикой и платьями.
– Где он? – произнес я самую главную фразу из арсенала рогоносцев.
– Дима? В ванной.
Как я ей не врезал? Это все интеллигентская слабосильность. Мама, на мою голову, научила, что девочек бить нельзя. Даже если девочка с порога заявляет, что в семейное гнездо проник чужой мужчина.
Поэтому я не ударил Катю, но изображать радость не стал.
– Что-то случилось? – супруга была само участие.
– Все прекрасно. А ты почему не в душе?
– Я с утра была. Что-то на работе?
Я почувствовал, что мамино воспитание дало брешь. К счастью, из ванной появилась новая цель – бывший Катин супруг и нынешний любовник. В моем халате. Том самом, что коварная жена подарила на день рождения. Допустим, я не люблю халаты. Я даже не облачался в него ни разу. Однако должны же быть какие-то пределы! Я прикинул, куда лучше двинуть этого наглеца, незаметно размял плечо…
– Дядя Сережа! – завопила Машка, вылетая из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17