В детстве она часто мечтала о таком. Со временем мечты эти стерлись. Теперь они вновь появились, Дэвид снова в ее жизни… «Остановись, у тебя нет оснований думать, что он больше, чем друг», — сказала она себе.
Переодевшись и причесавшись, она заметила горящий сигнал на автоответчике и нажала кнопку воспроизведения записи:
— Бретт, это я. Позвони мне в ту же минуту, как придешь, я жду. У меня для тебя новость! Позвони!
По восторженному голосу Лизи Бретт поняла, что произошло что-то очень значительное. «Может, ее переводят в Катманду», — подумала Бретт, набирая телефон подруги. Лизи схватила трубку на первом звонке.
— Лизи, я только что прослушала твое сообщение и ничего не поняла, — сказала Бретт.
— Так, я не буду тебя мучить и скажу все напрямую. Но надеюсь, ты сидишь? — сказала Лизи.
— Сижу. Что случилось?
— Ты знаешь, что у меня будет ребенок? Отлично, но оказывается у него или у нее будет братик или сестричка!
Для того чтобы переварить услышанное, Бретт потребовалось несколько секунд.
— У тебя будут близнецы? — сказала Бретт. — Вы с Джо хотели семью, и я полагаю, что два малыша — неплохое начало. Это все меняет. Теперь тебе надо будет покупать все вещи по паре. Вы не собираетесь поменять квартиру?
— Для начала ее будет достаточно. Но, когда они подрастут, нам, конечно, придется подыскать побольше.
— Представляю, как твои родители обрадовались, — сказала Бретт.
— Думаю, что они уже обзвонили всех, кого знают, чтобы похвалиться, — сказала гордо Лизи. — Но никто не может найти Дэвида.
— Лизи, я сейчас отправляюсь обедать, позвоню тебе завтра, но можешь подождать секунду? — спросила Бретт и, не дожидаясь ответа, помчалась вниз.
Дэвид сидел в бархатном кресле персикового цвета с бокалом в одной руке, а другой отстукивал такт «Поездки» Дюка Эллингтона, звучащей в наушниках.
Бретт схватила телефон с письменного стола и подала ему.
— Кто-то хочет срочно поговорить с тобой, — загадочно сказала она.
— Со мной? Я не слышал телефонного звонка. Хелло!
— Дэвид! Что ты там делаешь? — спросила Лизи. — Бретт сказала, что собралась пойти пообедать. Это ты ее пригласил? Кто бы мог подумать, после стольких лет?
— Я не уверен, что это твое дело. И не думаю, что только поэтому ты захотела со мной поговорить, — поддразнил ее Дэвид. — У тебя все в порядке? Как дела с малышом?
— С детками — прекрасно, — сказала Лизи.
— Я знаю, что ты моя младшая сестра, но это не то, что я имел в виду, — сказал Дэвид.
— Я тоже не то. У меня будут близнецы, Дэвид! Сегодня я получила сонограмму, и доктор подтвердил ее — двое!
По пути в ресторан Бретт болтала о детях. Она вся сияла. Вдруг она заметила, что Дэвид стал молчаливым, подумала: «Он думает о Кэт и малыше» — и сменила тему разговора.
За поздним ужином в «Порситано» они обсуждали все: начиная с работы Бретт и кончая обустройством квартиры Дэвида. Он проводил ее до дома.
— Могу я предложить тебе чашечку кофе? — спросила она, входя в холл.
Ей хотелось продлить этот вечер. Она чувствовала себя такой счастливой впервые, как вернулась из Парижа и потеряла Лоренса.
— Думаю, что нет, — сказал Дэвид. Он прислонился к дверному косяку, снял очки и положил их в карман пальто. Его взгляд, казалось, гипнотизировал.
— В вас есть что-то необыкновенное, мисс Ларсен. Почему мне так хорошо с вами? — спросил он, скрывая смущение. — Может быть, излишне говорить, что мне было хорошо с тобой, но это на самом деле так, Бретт.
Она придвинулась ближе, крутя его пуговицу.
— Излишне было бы, если бы это было не так. Нет? — спросила Бретт. Ее сердце, казалось, стучало в унисон его нежным поглаживаниям. Какое-то мгновение они простояли в тишине, их лица освещались лунным светом.
— Спокойной ночи, Бретт, — наконец пробормотал он. И тут их губы встретились в поцелуе, чистом и полным надежд, как звуки скрипки. — Я позвоню тебе завтра.
Бретт была так ошарашена поцелуем, что только смогла кивнуть ему в ответ. Губы Дэвида были первыми, которые она когда-то представляла в поцелуе, но та детская фантазия ничего общего не имела с реальностью.
Он вернулся к машине. Тяжело опустившись на заднее сиденье, он прижал ладони к вискам, словно сдерживая рвущиеся мысли. Он открыл окно, чтобы холодный воздух обжигал лицо. «Ты любишь ее. Она заставляет тебя вновь видеть мир в красках. Не сопротивляйся этому», — уговаривал себя Дэвид.
После смерти Кэт он молча носил бремя своего горя. Несмотря на все заверения друзей, которые тогда были с ними и видели, что он сделал все, чтобы спасти ее, он все равно считал себя виновным! Он не должен был разрешать ей даже заходить в лодку; он должен был предвидеть изменение погоды и шторм… Радуясь счастью других, он не допускал для себя возможность полюбить другую женщину.
Когда он узнал, что Бретт будет фотографировать его для рекламы в журнале, подумал, что это так же приятно, как пообедать и поболтать со своими бывшими одноклассниками, которых не видел со дня окончания школы. Он ожидал, что они немного поговорят, вспомнят прошлое, пожмут друг другу руки и расстанутся до следующей случайной встречи. Однако с первого вечера, который он провел с Бретт, Дэвид почувствовал себя бессильным подавить нарастающие эмоции: словно зеленые побеги, они пробивались сквозь землю и пепел после лесного пожара.
«Черт возьми, я же не убивал Кэт, и даже если я отдам свою жизнь, все равно не верну ее». Он не знал, принесут ли ему счастье встречи с Бретт, но он очень этого хотел. Наконец он должен попробовать.
Глава 24
Джефри толкнул латунную ручку на застекленной двери и проводил Бретт в красное с розовым позолоченное богатство чайной комнаты в русском стиле. Бретт не особенно любила роскошные рестораны, но этот был любимым Джефри, и они часто здесь обедали. Метрдотель, как обычно, их тепло приветствовал.
— Очень приятно видеть вас снова, мистер Андервуд. Ваш стол уже накрыт, — сказал он и льстиво принял монету, протянутую Джефри.
Бретт подсчитала, что если хотя бы половина посетителей ресторана были так же щедры, как Джефри, то метрдотель мог иметь от пятисот до тысячи долларов в день только чаевых от тех, кто вознаграждает признание своей элитарности, отделяющее их от тех, кто должен ожидать освободившегося столика. Она также догадывалась, что Джефри нравилась эта дифференциация и что он любил сидеть в слегка шумном, но с хорошим обзором месте напротив входа в ресторан.
Он взял хрустальный графин «Столичной» и, наполнив две стопки, стоящие на серебряном подносе, подал одну из них Бретт.
— Ваше здоровье, — сказал он и выпил одним глотком.
— Ты не швед, — игриво сказала Бретт. — Хотя у тебя все их замашки.
— Это правда, — поспешно сказал Джефри. — Но моя мать наполовину датчанка, и мистер Ларсен за столько лет во многом повлиял на меня, — добавил он.
Бретт знала, что Джефри был намного ближе к ее деду, чем кто бы то ни был. Со времени их первой встречи в Париже прошло два с половиной года, и она пыталась вытянуть из него информацию о загадочном Свене Ларсене. Однако рассказы Джефри не шли дальше того, что она читала о деде в различных деловых журналах.
Бретт получила компьютерный листок с данными о Джефри: вырос в Миннесоте. Его родители погибли в автокатастрофе, когда он учился на втором курсе в Нортвестерне, и он поступил в Иен Ло на частичное государственное обеспечение. Но Бретт все еще чувствовала, что не знает его. Она пришла к заключению, что у Джефри вообще не было привязанностей — ни к кому и ни к чему, — и в свете своих собственных наблюдений от переезда она поняла его осмотрительную реакцию на все окружающее.
Джефри был добр, внимателен и ровен. Хаос ему также был не знаком, как и езда на лошади. Но было что-то, что управляло порядком в его жизни. Казалось, что в действительности он не хочет того, что делает, а считает, что должен это хотеть, например, лучший столик в «Русской чайной».
Бретт много думала о Дэвиде, но в Джефри было что-то успокаивающее и доверительное. Она хотела узнать его лучше. Она не спала ни с тем, ни с другим, и после Ларсена не была готова к этому.
Бретт взяла блин, зачерпнула икру, полила соусом лимона на блестящую черную горку.
— Я действительно рада, что мы сегодня встретились, Джефри. Я так занята сейчас: думала, будет намного проще развернуться в этом городе. У меня есть просьба к тебе.
— Бретт, я с удовольствием ее выполню.
— Я хотела бы купить квартиру — не для себя. Она должна быть подарком, — сказала Бретт, впервые осознавая, что может сделать это.
— Подарок? Тогда возможны некоторые преимущества в оплате. Но зачем тебе надо делать такие роскошные подарки?
— Это для Лизи и Джо. Джефри, у них будет двойня. У меня не было возможности рассказать тебе об этом, но это здорово! Лизи сказала, что владелец, живущий прямо под ними, хочет продать свою квартиру, и Лизи хочет объединить две квартиры. Понимаешь? Это лучший подарок, который я могу сделать им.
— Это очень приятно, и такая покупка не составит проблем. Настоящий владелец, наверно, хочет получить деньги наличными. Если ты дашь мне ее имя и номер дома, считай, что дело сделано. Когда ты хочешь, чтобы об этом узнала Элизабет?
— Как только предложение будет принято. Тогда они с Джо смогут встретиться с архитектором. Я уже говорила Чаку Хичкоку. Он знает этот дом и с радостью согласился разработать проект.
Джефри методично отрезал ножом с вилкой блин и положил в рот.
— У тебя сметана вот здесь, — сказала Бретт, показывая на его верхнюю губу.
Джефри аккуратно вытер место, которое она указала, прежде чем это маленькое пятнышко не заметил кто-нибудь еще.
— Когда Элизабет собирается оставить свою работу в Службе новостей? — спросил он.
— Она будет работать до последнего и возвратится туда через несколько месяцев после рождения малышек. Теперь, так как они не должны беспокоиться о деньгах на большее помещение, они смогут нанять прислугу на «полное время»?
— Ей действительно понадобится помощь, но не думаешь ли ты, что она сама должна быть матерью на «полное время»? Это очень важно. — И он наполнил стопку.
— Джефри, сегодня XX век. Женщины работают и растят детей одновременно!
— Некоторым женщинам приходится работать, но у твоих друзей нет такой проблемы. Доход ее мужа от его так называемой профессии достаточно велик по сравнению с твоим.
— Так называемой? Это что, как модель или как скульптор? Да, Джо зарабатывает достаточно денег, чтобы обеспечить семью, даже если это не то, что ты называешь профессией, но это не то, — сказала Бретт, отодвигая тарелку.
— Это именно то, — сурово сказал Джефри. — Мужчина несет ответственность и должен обеспечить жену и детей.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила Бретт перед тем, как дать официанту заказ принести зеленые щи, легкий суп со шпинатом и сметаной.
— Это все, что ты будешь? — спросил Джефри и заказал свиную отбивную с яичницей по-русски.
Бретт кивнула Джефри отпустить официанта. Блины перебили аппетит, а жесткое мнение Джефри и совсем отбило его.
— А что ты говорила раньше о том, что этот город со сложностями? — заботливо спросил Джефри.
— Не уверена, что ты сможешь понять. Я не могу никуда попасть, и это удручает. Я знаю, что могла присутствовать на торжествах и играть в игру «ты мне — я тебе», но я не хочу, чтобы мое будущее основывалось на чем-то нечестном.
— В этом нет ничего необычного. Это случается в каждой профессии.
Джефри помолчал, поправляя запонку из лунного камня на манжете.
— Ты знаешь, Ларсен контролирует массу рекламных денег. Мы могли бы все устроить и свести кое с кем счеты.
— Это не то, чего я хочу! Я не хочу, чтобы передо мной раскрылись все двери потому, что я Ларсен. Я чертовски талантливый фотограф, и я буду работать столько, сколько должна; очевидно, тех заслуг, которые были у меня в Париже, недостаточно здесь, — раздраженно ответила Бретт.
— Ты действительно не должна так расстраиваться. У тебя нет необходимости зарабатывать себе на жизнь, — сказал Джефри.
— Ты говоришь, как моя мать, когда я ей сказала, что собираюсь стать фотографом. Это моя карьера. Ты выбрал право, я выбрала что-то другое, но это не делает это что-то менее важным. Это то, что я делаю.
— Ты можешь снимать фотографии в любое время и в любом месте, где захочешь. Но у тебя нет необходимости заниматься этим под эгидой старой девы, которая посвятила свою жизнь моде, или какого-нибудь крикливого обреченного гомосексуалиста, который думает, что он женщина.
— Джефри! Как ты можешь так говорить? Талант и страстное увлечение работой касается только врачей и юристов? Это относится к каждому, кто серьезно и ответственно относится к тому, что он делает.
— Это было только предположением. Ты не должна получать инсульт от того, чего и не подразумеваешь. Твоя работа очень интересная, — сказал он, слегка сдавая позиции.
Бретт посмотрела на свой остывший, загустевший бледно-зеленый суп.
— У меня разболелась голова, Джефри, я хочу домой. Спасибо за обед. Я позвоню тебе завтра относительно квартиры. Спокойной ночи, — сказала она и направилась к гардеробу.
Джефри рассвирепел. С ним никогда и никто так не поступал, и то, что это произошло на глазах у всей публики, заставило его съежиться. Ему захотелось исчезнуть, но он не мог. Единственное, что могло спасти ситуацию и отвлечь внимание любопытных глаз, — это не спеша закончить трапезу. На него уже никто не обращал внимания, но теперь и это его раздражало. Он знал, что не знаменит и не богат, как многие постоянные посетители этого заведения, хотя его стиль жизни внешне говорил о другом. Доходы Джефри позволяли жить на очень высоком уровне. Его шестизначная зарплата давала ему возможность быть членом клуба, иметь машину и шофера. Он вкладывал большие суммы от своих доходов в очень защищенные инвестиции и на счета заморских банков, а кроме того, значительная сумма тратилась на его одежду и плату по закладным его квартиры. Абонементы на балеты, оперы и симфонии, а также ложи на стадионах были под арками в качестве благодарности за предоставленную возможность вести совместную работу с «Ларсен Энтерпрайсиз». В его расходы входила также сумма, обычно около пятнадцати тысяч долларов, которую он платил своему скупому подчиненному. Эти расходы оправдывались прибылями от международных сделок.
Таким образом, с его манерой одеваться, поведением и речью, его регулярным посещением казино, жокейского клуба и других таких заведений Джефри Андервуд свободно мог вращаться в мире богатства и власти.
Он еле дождался, пока ему принесут его темно-серое пальто из шерсти и вигони. Когда он одевался, метрдотель сказал:
— Надеюсь, с вашей дамой все в порядке? Она очень спешила.
— У нее была назначена еще одна встреча на этот вечер, — сказал он.
Пока он пробирался к машине сквозь толпу, выходящую из концертного зала «Карнеги Холл», его пронизывал холодный ветер.
К тому времени, как его шофер повернул на Третью авеню, Бретт приняла две таблетки аспирина и легла в постель, удивляясь, как у нее с Джефри могли быть такие противоположные взгляды.
Джефри понял, что телефонный звонок секретаря Свена, уведомивший, что ему в девять пятнадцать утра следует быть на терминальной станции «Ларсэр», не предвещал ничего хорошего. Свен Ларсен отклонялся от своего графика только в случае огромной важности, а в ближайшие две недели у него не было причин появиться в Нью-Йорке.
Джефри разбудил своего секретаря и отправил его в контору подобрать папки с проектами, требующими незамедлительного обсуждения со Свеном. Он приказал шоферу забрать их и прибыть к его дому четверть девятого, чтобы отвезти его в аэропорт.
Из-за сильного снега с дождем на дороге с двусторонним движением произошло несколько автокатастроф. Туда устремились полицейские и санитарные машины.
— Ты что, не знаешь объезда? Нам надо торопиться, — придирался Джефри к шоферу, не желая, чтобы его опоздание усилило недовольство Свена.
Он приехал вовремя. Помахав своим удостоверением перед офицером охраны, Джефри, не замедляя шага, прошел через турникеты и остановился перед дверью без опознавательных знаков. Это был вход в «Викинг клуб», место отдыха для высокопоставленных лиц «Ларсэр». Он постоял, стер пот с лица, поправил костюм и пригладил волосы, длинными прядями упавшие на лицо, открывая их редкую структуру, обычно скрытую тщательной укладкой.
Как только Джефри вошел в комнату, женщина в малиновой униформе компании «Ларсэр», с золотыми украшениями, провела его через затемненную комнату, к портрету Свена Ларсена, охранявшему это помещение. Он шлепнул по задвижке, спрятанной за позолоченной рамой, и толкнул дверь, скрытую за портретом.
Свен сидел спиной к Джефри. Его руки упирались в колени. Он смотрел в окно на самолеты, медленно двигавшиеся по взлетной полосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39