— Бретт кричала, пытаясь переорать выступление Глена Миллера. Она поднялась по спиральной лестнице на балкон и была обрадована и удивлена, застав свою тетю, сидящую за мольбертом и олицетворяющую спокойную жизнь, которую она рисовала.
Лилиан тепло улыбнулась.
— Да, потому что я и не больная. Столько волнений и тревог вокруг несильной боли в груди! Я очень хорошо себя чувствую, хоть у меня и была небольшая температура, когда я приспосабливалась к жизни без сигарет.
Бретт прошла мимо холстов и рабочих столов, старого вельветового дивана, который из-за многолетнего капания и падения на него красок, выглядел экспрессивной абстракцией. — Ну что мне с тобой делать! — засмеялась Бретт, обнимая свою тетю.
— Делать со мной! Ничего. Как видишь, я здорова, как лошадь. Хильда должна была меня разбудить, когда ты звонила. Не было бы причины приезжать, но я очень рада тебя видеть. Прошло два года, с тех пор как ты уехала отсюда. На следующей неделе начну выполнять, как они называют, программу умеренных упражнений. Я называю это прогулкой. Обычно я всегда гуляла, но как-то что-то все стало не так, когда умер Раш, — с тоской сказала Лилиан.
«Она такая ранимая», — подумала Бретт. В ее глазах время остановилось, и взгляд Лилиан не изменился, но сама она вдруг показалась такой постаревшей. Ее волосы были больше седые, чем блондинистые, а руки, всегда такие сильные, теперь выглядели сморщенными и немного меньше.
— А теперь расскажи мне все о себе и своей новой мастерской.
Бретт с живостью в подробностях расписывала свое рабочее место и о проводимой реконструкции. Когда она закончила, Лилиан ушла вздремнуть перед обедом.
До этой паники Бретт никогда не задумывалась, что тети Лилиан когда-нибудь не станет. Когда убили Карсона, Бретт впервые была свидетельницей смерти и с годами страшный вид скалы Тартлбэк стерся из памяти. Пытаясь отвести от себя тот ужас, она выбросила из головы вообще возможность смерти, никогда не задумываясь, что она опять столкнется с этим. Но Джефри Андервуд напомнил ей о ее собственной смертности. Бретт лениво полистала альбом с эскизами и решила, что раз она в Нью-Йорке, то должна позвонить Джефри, чтобы подписать окончательный вариант своего завещания.
Несколько дней Бретт была поглощена восстановлением здоровья Лилиан, сопровождала ее в кардиокабинет больницы для тестирования, заставляла жевать сельдерейные палочки, когда ей хотелось курить. Это отвлекало Бретт от неприятных мыслей. Вскоре после приезда она позвонила Лизи, и они наметили встретиться в конце недели. Ей было необходимо понимающее ухо и освобождение от своего конвоя! Боль и обида, которые она ощутила от предательства Лоренса, все еще не отпускали, и она надеялась, разговор с Лизи расслабит ее.
В пятницу после полуночи зазвонил телефон, Бретт подняла трубку и услышала рыдания.
— Кто это? — спросила она, испуганная плачем.
— Ой, Бретт, это ужасно.
— Лизи, что случилось? Где ты? — Бретт никогда не слышала ее такой расстроенной.
— Она умерла! — С этими словами Лизи залилась слезами.
— Кто?
— Кэт и ее малыш. Только что позвонил Дэвид. Он сказал, что они утонули этим вечером. Бретт, не может быть!
— Лизи, ты где? Бретт срочно приехала к Лизи, чтобы быть с ней. Лизи рассказала, как это случилось. Переехав в Санта-Клару, Дэвид стал настоящим моряком; на своей яхте он и Кэт наслаждались миром и уединением в океане. В пятницу утром они вместе с друзьями отправились из Сан-Франциско на уик-энд в бухту Монтерей, решив, что это будет последнее плавание до рождения ребенка. Неожиданно начался такой шторм, что Кэт смыло за борт, и ее не смогли спасти.
Бретт осталась с Лизи, надеясь, что ее присутствие поможет ей и ее родителям. Она заказала им билеты в Калифорнию, распорядилась, чтобы Альберт доставил их в аэропорт.
«Последние несколько дней были сплошным кошмаром», — подумала Бретт, поеживаясь, когда такси медленно через пробки продвигалось по направлению к Сан-Ремо. Ей казалось все это страшным сном и, стоило только проснуться, снова все будет хорошо. Однако в «Тайме» она прочитала подтверждение этой трагедии, и сердце ее наполнилось глубоким состраданием к Дэвиду. Она не могла представить, как он справится с постигшим его горем.
Результаты тестов тети Лилиан показали, что она на пути к выздоровлению. Бретт поняла, что дальнейшее пребывание в Нью-Йорке просто искусственная оттяжка ее возвращения в Париж.
Так совпало, что Бретт улетала в день похорон Кэт. Дэвид отказался от того, чтобы она присылала цветы, и она внесла бессрочный взнос в фонд музыкальной школы, которую Дэвид основал в память о Кэт.
Во время полета Бретт безуспешно пыталась сохранить свою голову ясной. Ей казалось, что ядовитое облако повисло над ней и она задохнется, если не освободится от него.
Вернувшись в Париж, Бретт стала упорно искать возможные варианты для своей карьеры.
Лоренс Чапин нес ответственность за ее первый провал, но не за успех, пришедший только из-за ее таланта, и ей теперь всю жизнь придется доказывать это.
Во время ее отсутствия Лоренс часто звонил, пытаясь договориться с Бретт о дальнейшей работе, но Тереза, проинструктированная Бретт, отвергала его предложения. Бретт намеревалась разорвать и деловые отношения с Лоренсом, чтобы не иметь с ним никаких точек соприкосновения. Ей нужно было заглушить все сплетни вокруг них. Записка от Софи Лекмерс, редактора «Ля фам премьер», одного из сильнейших конкурентов «Вуаля!», подтвердила, что все уже известно. Софи давно пыталась переманить Бретт.
Никакой журнал не будет пользоваться услугами фотографа, работающего на конкурирующее издание, и их разрыв рассматривался как удачный ход.
Бретт назначила встречу Софи на завтра в полдень, а до этого решила съездить на съемку в Венис. Это было явным признаком того, что Бретт больше не нуждается в Лоренсе как работодателе.
Позже, в этот вечер, Бретт уединилась в своем кабинете, изучая карту Вениса, которую она купила по пути в студию. По интеркому Тереза сообщила, что на проводе Марсель Дуплиси.
«Что ему надо?» — забеспокоилась Бретт, снимая трубку. Она не вспоминала о нем с тех пор, как они виделись в Бачимонте.
После обмена приветствиями Марсель сразу приступил к делу. Он хотел, чтобы она сделала рекламу ювелирных изделий — светящуюся неоновую рекламу в праздничном бизнесе.
— Она мне нужна в конце недели. Ты сможешь сделать?
Бретт заверила его, затем задала ему несколько вопросов, на что он ответил:
— Я знаю бирюльки, ты знаешь фотографию, такой роман обычно окупается, верно? Твои снимки Рэндл неотразимые, поэтому как клиент я бы хотел привлечь тебя.
— Ты пригласишь ее для этого номера? — спросила Бретт, зная, что Рэндл фигурировала во многих рекламах Дуплиси.
— Нет, она на съемках в Австралии. Оставляю выбор модели за тобой, но кого бы ты ни выбрала, Рэндл все равно будет несравненной, или она сделает мою жизнь несчастной.
Она назначила встречу на завтра и попрощалась.
Бретт накручивала на указательный палец телефонный провод, обдумывая новый заказ. Ее взгляд упал на ярко-красный крест, поставленный ею на карту Вениса, помечающий мост Сайз — мост влюбленных.
«Это похоже на заговор», — подумала Бретт, она собралась много работать, чтобы убежать от депрессии, угрожавшей сломить ее, как только у нее возникали мысли о Лоренсе. И сейчас у нее был заказ, который вел ее к месту рождения Казановы.
Бретт осторожно сложила карту и отложила в сторону. Ей необходимо было до утра обдумать свою концепцию для Марселя, и в этот момент профессионализм взял верх над чувствами.
На следующее утро, около одиннадцати, Тереза проводила Марселя в кабинет Бретт.
Он отказался от предложенного кофе и чая и сел за стол совещаний. Когда Бретт стала раскрывать свои идеи съемки, он поднялся и начал расхаживать по кабинету. Все время, пока она говорила, он молчал, разглядывая свои ботинки и периодически потирая длинный нос.
Ее предложение использовать в рекламе мужчину, а не женщину, очень отличалось от стандартного представления, но в этом была своя логика. Она объяснила это с точки зрения рациональности: большую часть ювелирных украшений к Рождеству покупают мужчины, которые в своей массе — «горящие» покупатели; поэтому реклама, показывающая, как мужчина выбирает для любимой женщины подарок, будет более привлекающей. В качестве модели она рекомендовала Джо.
Она знала, что ее подход был неординарным, и достаточно неистовым, чтобы убедить Марселя.
Наконец он поднял голову, и луч света упал на его редкие волосы, освещая лысину. Посмотрев на нее еще несколько секунд, он спросил, когда она сможет приступить к съемке, — без вопросов, без замечаний, без предложений.
Она позвонила в агентство «Ля Этуаль» проверить в Париже ли Джо и ангажировала его на пятницу вечером, в то время, когда Дуплиси закроет магазин.
После ухода Марселя она позвала Терезу в кабинет и описала ей его забавную лысину. Они расхохотались, и Бретт вдруг осознала, что должны были пройти недели, чтобы у нее опять появился юмор и стало немного легче. «Может быть, немного погодя опять будет также нелегко, но я выкарабкаюсь», — подумала она.
— Очень красивые штучки, — прокомментировал Джо, рассматривая серьги с бриллиантами и изумрудами, лежащие на бархате цвета полуночной синевы, постеленном Марселем на позолоченном деревянном столе времен Людовика XIV. Джо собрался взять в руки одну из них, но уголком глаза заметил охранника, стоящего в дверях. Его коричневый в клетку пиджак оттопыривался от пистолета в кобуре. Джо тут же решил, что сможет их рассмотреть не касаясь.
Крохотный салон с его кремовыми с позолотой стенами и роскошным ковром — один из нескольких шоу-салонов, расположенных на верхнем этаже, — был слишком маленьким, чтобы вместить софиты и другое оборудование. Чтобы добраться до своей камеры на треножнике, не сдвигая отражателей, прикрепленных к металлическим стойкам с обеих сторон от Джо, Бретт должна была ползти под столом. Марсель, охранник, ассистент Бретт и гример Масон Пирси с кистью в руках теперь стояли вдоль стен, чтобы не попасть в кадр.
Она уже достала «Поляроид», посмотрела в объектив, и ей понравилось то, что она увидела.
— Ты здорово выглядишь, Джо. Можешь наклониться ниже к столу? — спросила она.
Джо резко потянулся к углу стола, покрытому нежно-желтым дамасским шелком.
— Это прекрасно.
Она оторвала голову от камеры и взглянула прямо в глаза Джо.
— Я хочу, чтобы ты выбрал сережки — те, что, ты думаешь, на самом деле будут украшать твою любимую женщину. Понравятся ли они ей так, как тебе?
Несмотря на стесненные условия, Бретт чувствовала себя как дома. Ее целый день раздражали мушки перед глазами, но, приехав сюда и начав изучать обстановку, они постепенно стали исчезать.
Бретт размышляла: неужели Лоренс рассматривал с такой же любовью серьги, которые он ей подарил.
Почти за полночь афиши с Джо появились на самых видных местах Парижа. На вопрос «Она будет такой же красивой?», который выражало лицо Джо, был ответ, написанный на свободно болтающемся ярлычке: «Несомненно, да, Дуплиси».
Бретт продолжала расходовать всю свою энергию на работу, не оставляя времени страдать от тупой боли в сердце. Она держалась так, чтобы быть всегда на плаву в кругах моды и отгонять все сплетни, связанные с их разрывом.
Утром, когда Бретт должна была лететь в Нью-Йорк, ей передали сигнальные копии январского выпуска «Вуаля!». Рэндл в черном берете, сдвинутом на бок, украшенном бриллиантами, выглядела совершенно неузнаваемо.
Лоренс выбрал пробу обложки, которую она предложила. Бретт была вне себя от радости; обложки всегда являются ярким признаком признания фотографа, а эта была ее первой, но, по-видимому, и последней в этой милой истории.
Манхэттен был весь в огнях, украшенный гирляндами и запорошенный снегом. Разгуливающие налегке и нагруженные покупками, поющие серенады под аккомпанемент тромбонов усердных солдат Армии Спасения; заразительный смех детей, ожидающих своей очереди покататься на льду под гигантской елкой в Рокфеллер-Центре, и всегда неожиданно появляющиеся роскошные кэбы, запряженные лошадьми, трусцой убегающими в страну чудес.
Но и эта величественная обстановка не смогла поднять настроения Бретт. Она чувствовала себя опустошенной и разбитой, прогуливаясь по магазинам, рассматривая прохожих и пытаясь заглушить свои чувства. Ее интересовали только пары не влюбленные, а семейные. Она увидела родителей со своими детьми, смеющихся над мультфильмами у «Лорд Тэйлор». Здесь были горделивые отцы со своими сыновьями и матери, державшие дочек за руку, разговаривающие как близкие друзья. Бретт позавидовала им. Ей сейчас так нужна была чья-то рука.
Для Бретт не составило труда убедить Лилиан пойти на Рождественское представление в «Радио Сити Мюзик Холл». Она ожидала, что пышное зрелище, чудо огромного органа на богато украшенной арене Арт Деко, наряженные в костюмы разные герои сказок, певцы и птицы, взмывающие вверх, помогут подхватить немного благоговейного страха и чуда, как это с ней бывало в детские годы. Но, возвращаясь домой по Пятьдесят второй улице после спектакля, Бретт поняла, что и это не изменило ее настроения.
— Не знаю, тетя Лилиан. Как-то я надеялась, что шоу возвратит меня в детство.
— Из твоих слов я понимаю, что тебе не нравится твое теперешнее настроение, — сказала Лилиан, когда они свернули за угол и пошли по Седьмой авеню.
— Иногда что-то так начинает давить. Может, это происходит из-за того, что становишься взрослой, но это пугает меня. Последние три года я жила самостоятельно, и никогда не задумывалась о себе как индивидууме. Была моя работа и мои друзья в Париже. Был даже мужчина, но с ним ничего не вышло, — сказала Бретт.
— Это часто случается, дитя мое, — сказала тихо Лилиан и решила не настаивать на подробностях.
Их прогулка была преграждена двумя виолончелистами, которые с инструментами в руках прошли им наперерез в «Карнеги Холл».
— Сначала было так хорошо. Мы жили душа в душу, а потом все распалось. Но это не все. Я никогда не думала, что что-то во мне сможет так быстро измениться. Я жила так беззаботно, и тут — бам! Я встречалась с адвокатом дедушки и он уговорил меня составить завещание! Я арендую студию — реконструкция требовала огромного труда. Мы с Лоренсом расстаемся, ты заболеваешь, а жена Дэвида погибает при несчастном случае. Это не то, что я ждала от жизни. Не знаю, может быть, я просто ничего не смыслю в ней?
— На тебя столько свалилось, когда ты была маленькой — и в этом вся сложность. Я всегда удивлялась, как ты все это вынесла. Иногда нам преподносится множество разных уроков в одно и то же время, и от этого становится очень трудно, — печально сказала Лилиан.
— Единственное, к кому и к чему я чувствую привязанность, — это ты и моя работа. Лизи как сестра мне, но сейчас она должна уделять много времени семье. Но невзирая ни на что они вместе. Я просто хотела сказать, что как было бы хорошо, если бы наша семья была похожа на них.
Остальную часть пути они прошли молча, но, подойдя к Сан-Ремо, Бретт поняла, что не готова идти домой.
— Пойду еще немного прогуляюсь, — сказала она.
— Будь осторожна, — крикнула Лилиан, помахав племяннице.
Бретт свернула налево к Сентрал-парк. Она брела по парку, успокаивая себя монотонным скрипом шагов по хрустящему снегу. Сумерки быстро переросли в темноту, зажглись уличные фонари, отбрасывая длинные тени от деревьев, окаймляющих парк. Сильная пурга превратила широкую улицу в ветряной туннель, но морозный воздух действовал оживляюще. Ее длинные волосы развевались за ней, как знамя на ветру, и она ощутила легкое покалывание крошечных кристалликов на лице перед тем, как им растаять.
Прошлым вечером Бретт позвонила деду. Обычно раз в три месяца она разговаривала с ним. Этот разговор был больше похож на официальный отчет о доходах по ее счету, но каждый раз она думала, что его бы огорчило, если бы она общалась с ним только через его сестру.
Как обычно, разговор был сверхофициальным. Поприветствовав друг друга, они замолчали, не зная, что сказать. Свен для нее был больше управляющим в ее делах, чем родственником, и каждый раз он убивал ее попытки сделать разговор более теплым. И она все больше удивлялась, как он был далек.
Следующей была ее мать. И хотя Бретт с годами совсем отдалилась от нее, но ей не хватало материнской любви. Для маленькой Бретт Барбара казалась очень красивой, предметом подражания для многих женщин.
Даже теперь, когда Бретт фотографировала людей, она ловила себя на том, что искала в них то очарование, которое осталось в памяти. Она старалась быть благодарной матери, без какой-либо выгоды, но когда Барбара так легко, без борьбы, отдала ее на попечение Лилиан, Бретт была опустошена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Лилиан тепло улыбнулась.
— Да, потому что я и не больная. Столько волнений и тревог вокруг несильной боли в груди! Я очень хорошо себя чувствую, хоть у меня и была небольшая температура, когда я приспосабливалась к жизни без сигарет.
Бретт прошла мимо холстов и рабочих столов, старого вельветового дивана, который из-за многолетнего капания и падения на него красок, выглядел экспрессивной абстракцией. — Ну что мне с тобой делать! — засмеялась Бретт, обнимая свою тетю.
— Делать со мной! Ничего. Как видишь, я здорова, как лошадь. Хильда должна была меня разбудить, когда ты звонила. Не было бы причины приезжать, но я очень рада тебя видеть. Прошло два года, с тех пор как ты уехала отсюда. На следующей неделе начну выполнять, как они называют, программу умеренных упражнений. Я называю это прогулкой. Обычно я всегда гуляла, но как-то что-то все стало не так, когда умер Раш, — с тоской сказала Лилиан.
«Она такая ранимая», — подумала Бретт. В ее глазах время остановилось, и взгляд Лилиан не изменился, но сама она вдруг показалась такой постаревшей. Ее волосы были больше седые, чем блондинистые, а руки, всегда такие сильные, теперь выглядели сморщенными и немного меньше.
— А теперь расскажи мне все о себе и своей новой мастерской.
Бретт с живостью в подробностях расписывала свое рабочее место и о проводимой реконструкции. Когда она закончила, Лилиан ушла вздремнуть перед обедом.
До этой паники Бретт никогда не задумывалась, что тети Лилиан когда-нибудь не станет. Когда убили Карсона, Бретт впервые была свидетельницей смерти и с годами страшный вид скалы Тартлбэк стерся из памяти. Пытаясь отвести от себя тот ужас, она выбросила из головы вообще возможность смерти, никогда не задумываясь, что она опять столкнется с этим. Но Джефри Андервуд напомнил ей о ее собственной смертности. Бретт лениво полистала альбом с эскизами и решила, что раз она в Нью-Йорке, то должна позвонить Джефри, чтобы подписать окончательный вариант своего завещания.
Несколько дней Бретт была поглощена восстановлением здоровья Лилиан, сопровождала ее в кардиокабинет больницы для тестирования, заставляла жевать сельдерейные палочки, когда ей хотелось курить. Это отвлекало Бретт от неприятных мыслей. Вскоре после приезда она позвонила Лизи, и они наметили встретиться в конце недели. Ей было необходимо понимающее ухо и освобождение от своего конвоя! Боль и обида, которые она ощутила от предательства Лоренса, все еще не отпускали, и она надеялась, разговор с Лизи расслабит ее.
В пятницу после полуночи зазвонил телефон, Бретт подняла трубку и услышала рыдания.
— Кто это? — спросила она, испуганная плачем.
— Ой, Бретт, это ужасно.
— Лизи, что случилось? Где ты? — Бретт никогда не слышала ее такой расстроенной.
— Она умерла! — С этими словами Лизи залилась слезами.
— Кто?
— Кэт и ее малыш. Только что позвонил Дэвид. Он сказал, что они утонули этим вечером. Бретт, не может быть!
— Лизи, ты где? Бретт срочно приехала к Лизи, чтобы быть с ней. Лизи рассказала, как это случилось. Переехав в Санта-Клару, Дэвид стал настоящим моряком; на своей яхте он и Кэт наслаждались миром и уединением в океане. В пятницу утром они вместе с друзьями отправились из Сан-Франциско на уик-энд в бухту Монтерей, решив, что это будет последнее плавание до рождения ребенка. Неожиданно начался такой шторм, что Кэт смыло за борт, и ее не смогли спасти.
Бретт осталась с Лизи, надеясь, что ее присутствие поможет ей и ее родителям. Она заказала им билеты в Калифорнию, распорядилась, чтобы Альберт доставил их в аэропорт.
«Последние несколько дней были сплошным кошмаром», — подумала Бретт, поеживаясь, когда такси медленно через пробки продвигалось по направлению к Сан-Ремо. Ей казалось все это страшным сном и, стоило только проснуться, снова все будет хорошо. Однако в «Тайме» она прочитала подтверждение этой трагедии, и сердце ее наполнилось глубоким состраданием к Дэвиду. Она не могла представить, как он справится с постигшим его горем.
Результаты тестов тети Лилиан показали, что она на пути к выздоровлению. Бретт поняла, что дальнейшее пребывание в Нью-Йорке просто искусственная оттяжка ее возвращения в Париж.
Так совпало, что Бретт улетала в день похорон Кэт. Дэвид отказался от того, чтобы она присылала цветы, и она внесла бессрочный взнос в фонд музыкальной школы, которую Дэвид основал в память о Кэт.
Во время полета Бретт безуспешно пыталась сохранить свою голову ясной. Ей казалось, что ядовитое облако повисло над ней и она задохнется, если не освободится от него.
Вернувшись в Париж, Бретт стала упорно искать возможные варианты для своей карьеры.
Лоренс Чапин нес ответственность за ее первый провал, но не за успех, пришедший только из-за ее таланта, и ей теперь всю жизнь придется доказывать это.
Во время ее отсутствия Лоренс часто звонил, пытаясь договориться с Бретт о дальнейшей работе, но Тереза, проинструктированная Бретт, отвергала его предложения. Бретт намеревалась разорвать и деловые отношения с Лоренсом, чтобы не иметь с ним никаких точек соприкосновения. Ей нужно было заглушить все сплетни вокруг них. Записка от Софи Лекмерс, редактора «Ля фам премьер», одного из сильнейших конкурентов «Вуаля!», подтвердила, что все уже известно. Софи давно пыталась переманить Бретт.
Никакой журнал не будет пользоваться услугами фотографа, работающего на конкурирующее издание, и их разрыв рассматривался как удачный ход.
Бретт назначила встречу Софи на завтра в полдень, а до этого решила съездить на съемку в Венис. Это было явным признаком того, что Бретт больше не нуждается в Лоренсе как работодателе.
Позже, в этот вечер, Бретт уединилась в своем кабинете, изучая карту Вениса, которую она купила по пути в студию. По интеркому Тереза сообщила, что на проводе Марсель Дуплиси.
«Что ему надо?» — забеспокоилась Бретт, снимая трубку. Она не вспоминала о нем с тех пор, как они виделись в Бачимонте.
После обмена приветствиями Марсель сразу приступил к делу. Он хотел, чтобы она сделала рекламу ювелирных изделий — светящуюся неоновую рекламу в праздничном бизнесе.
— Она мне нужна в конце недели. Ты сможешь сделать?
Бретт заверила его, затем задала ему несколько вопросов, на что он ответил:
— Я знаю бирюльки, ты знаешь фотографию, такой роман обычно окупается, верно? Твои снимки Рэндл неотразимые, поэтому как клиент я бы хотел привлечь тебя.
— Ты пригласишь ее для этого номера? — спросила Бретт, зная, что Рэндл фигурировала во многих рекламах Дуплиси.
— Нет, она на съемках в Австралии. Оставляю выбор модели за тобой, но кого бы ты ни выбрала, Рэндл все равно будет несравненной, или она сделает мою жизнь несчастной.
Она назначила встречу на завтра и попрощалась.
Бретт накручивала на указательный палец телефонный провод, обдумывая новый заказ. Ее взгляд упал на ярко-красный крест, поставленный ею на карту Вениса, помечающий мост Сайз — мост влюбленных.
«Это похоже на заговор», — подумала Бретт, она собралась много работать, чтобы убежать от депрессии, угрожавшей сломить ее, как только у нее возникали мысли о Лоренсе. И сейчас у нее был заказ, который вел ее к месту рождения Казановы.
Бретт осторожно сложила карту и отложила в сторону. Ей необходимо было до утра обдумать свою концепцию для Марселя, и в этот момент профессионализм взял верх над чувствами.
На следующее утро, около одиннадцати, Тереза проводила Марселя в кабинет Бретт.
Он отказался от предложенного кофе и чая и сел за стол совещаний. Когда Бретт стала раскрывать свои идеи съемки, он поднялся и начал расхаживать по кабинету. Все время, пока она говорила, он молчал, разглядывая свои ботинки и периодически потирая длинный нос.
Ее предложение использовать в рекламе мужчину, а не женщину, очень отличалось от стандартного представления, но в этом была своя логика. Она объяснила это с точки зрения рациональности: большую часть ювелирных украшений к Рождеству покупают мужчины, которые в своей массе — «горящие» покупатели; поэтому реклама, показывающая, как мужчина выбирает для любимой женщины подарок, будет более привлекающей. В качестве модели она рекомендовала Джо.
Она знала, что ее подход был неординарным, и достаточно неистовым, чтобы убедить Марселя.
Наконец он поднял голову, и луч света упал на его редкие волосы, освещая лысину. Посмотрев на нее еще несколько секунд, он спросил, когда она сможет приступить к съемке, — без вопросов, без замечаний, без предложений.
Она позвонила в агентство «Ля Этуаль» проверить в Париже ли Джо и ангажировала его на пятницу вечером, в то время, когда Дуплиси закроет магазин.
После ухода Марселя она позвала Терезу в кабинет и описала ей его забавную лысину. Они расхохотались, и Бретт вдруг осознала, что должны были пройти недели, чтобы у нее опять появился юмор и стало немного легче. «Может быть, немного погодя опять будет также нелегко, но я выкарабкаюсь», — подумала она.
— Очень красивые штучки, — прокомментировал Джо, рассматривая серьги с бриллиантами и изумрудами, лежащие на бархате цвета полуночной синевы, постеленном Марселем на позолоченном деревянном столе времен Людовика XIV. Джо собрался взять в руки одну из них, но уголком глаза заметил охранника, стоящего в дверях. Его коричневый в клетку пиджак оттопыривался от пистолета в кобуре. Джо тут же решил, что сможет их рассмотреть не касаясь.
Крохотный салон с его кремовыми с позолотой стенами и роскошным ковром — один из нескольких шоу-салонов, расположенных на верхнем этаже, — был слишком маленьким, чтобы вместить софиты и другое оборудование. Чтобы добраться до своей камеры на треножнике, не сдвигая отражателей, прикрепленных к металлическим стойкам с обеих сторон от Джо, Бретт должна была ползти под столом. Марсель, охранник, ассистент Бретт и гример Масон Пирси с кистью в руках теперь стояли вдоль стен, чтобы не попасть в кадр.
Она уже достала «Поляроид», посмотрела в объектив, и ей понравилось то, что она увидела.
— Ты здорово выглядишь, Джо. Можешь наклониться ниже к столу? — спросила она.
Джо резко потянулся к углу стола, покрытому нежно-желтым дамасским шелком.
— Это прекрасно.
Она оторвала голову от камеры и взглянула прямо в глаза Джо.
— Я хочу, чтобы ты выбрал сережки — те, что, ты думаешь, на самом деле будут украшать твою любимую женщину. Понравятся ли они ей так, как тебе?
Несмотря на стесненные условия, Бретт чувствовала себя как дома. Ее целый день раздражали мушки перед глазами, но, приехав сюда и начав изучать обстановку, они постепенно стали исчезать.
Бретт размышляла: неужели Лоренс рассматривал с такой же любовью серьги, которые он ей подарил.
Почти за полночь афиши с Джо появились на самых видных местах Парижа. На вопрос «Она будет такой же красивой?», который выражало лицо Джо, был ответ, написанный на свободно болтающемся ярлычке: «Несомненно, да, Дуплиси».
Бретт продолжала расходовать всю свою энергию на работу, не оставляя времени страдать от тупой боли в сердце. Она держалась так, чтобы быть всегда на плаву в кругах моды и отгонять все сплетни, связанные с их разрывом.
Утром, когда Бретт должна была лететь в Нью-Йорк, ей передали сигнальные копии январского выпуска «Вуаля!». Рэндл в черном берете, сдвинутом на бок, украшенном бриллиантами, выглядела совершенно неузнаваемо.
Лоренс выбрал пробу обложки, которую она предложила. Бретт была вне себя от радости; обложки всегда являются ярким признаком признания фотографа, а эта была ее первой, но, по-видимому, и последней в этой милой истории.
Манхэттен был весь в огнях, украшенный гирляндами и запорошенный снегом. Разгуливающие налегке и нагруженные покупками, поющие серенады под аккомпанемент тромбонов усердных солдат Армии Спасения; заразительный смех детей, ожидающих своей очереди покататься на льду под гигантской елкой в Рокфеллер-Центре, и всегда неожиданно появляющиеся роскошные кэбы, запряженные лошадьми, трусцой убегающими в страну чудес.
Но и эта величественная обстановка не смогла поднять настроения Бретт. Она чувствовала себя опустошенной и разбитой, прогуливаясь по магазинам, рассматривая прохожих и пытаясь заглушить свои чувства. Ее интересовали только пары не влюбленные, а семейные. Она увидела родителей со своими детьми, смеющихся над мультфильмами у «Лорд Тэйлор». Здесь были горделивые отцы со своими сыновьями и матери, державшие дочек за руку, разговаривающие как близкие друзья. Бретт позавидовала им. Ей сейчас так нужна была чья-то рука.
Для Бретт не составило труда убедить Лилиан пойти на Рождественское представление в «Радио Сити Мюзик Холл». Она ожидала, что пышное зрелище, чудо огромного органа на богато украшенной арене Арт Деко, наряженные в костюмы разные герои сказок, певцы и птицы, взмывающие вверх, помогут подхватить немного благоговейного страха и чуда, как это с ней бывало в детские годы. Но, возвращаясь домой по Пятьдесят второй улице после спектакля, Бретт поняла, что и это не изменило ее настроения.
— Не знаю, тетя Лилиан. Как-то я надеялась, что шоу возвратит меня в детство.
— Из твоих слов я понимаю, что тебе не нравится твое теперешнее настроение, — сказала Лилиан, когда они свернули за угол и пошли по Седьмой авеню.
— Иногда что-то так начинает давить. Может, это происходит из-за того, что становишься взрослой, но это пугает меня. Последние три года я жила самостоятельно, и никогда не задумывалась о себе как индивидууме. Была моя работа и мои друзья в Париже. Был даже мужчина, но с ним ничего не вышло, — сказала Бретт.
— Это часто случается, дитя мое, — сказала тихо Лилиан и решила не настаивать на подробностях.
Их прогулка была преграждена двумя виолончелистами, которые с инструментами в руках прошли им наперерез в «Карнеги Холл».
— Сначала было так хорошо. Мы жили душа в душу, а потом все распалось. Но это не все. Я никогда не думала, что что-то во мне сможет так быстро измениться. Я жила так беззаботно, и тут — бам! Я встречалась с адвокатом дедушки и он уговорил меня составить завещание! Я арендую студию — реконструкция требовала огромного труда. Мы с Лоренсом расстаемся, ты заболеваешь, а жена Дэвида погибает при несчастном случае. Это не то, что я ждала от жизни. Не знаю, может быть, я просто ничего не смыслю в ней?
— На тебя столько свалилось, когда ты была маленькой — и в этом вся сложность. Я всегда удивлялась, как ты все это вынесла. Иногда нам преподносится множество разных уроков в одно и то же время, и от этого становится очень трудно, — печально сказала Лилиан.
— Единственное, к кому и к чему я чувствую привязанность, — это ты и моя работа. Лизи как сестра мне, но сейчас она должна уделять много времени семье. Но невзирая ни на что они вместе. Я просто хотела сказать, что как было бы хорошо, если бы наша семья была похожа на них.
Остальную часть пути они прошли молча, но, подойдя к Сан-Ремо, Бретт поняла, что не готова идти домой.
— Пойду еще немного прогуляюсь, — сказала она.
— Будь осторожна, — крикнула Лилиан, помахав племяннице.
Бретт свернула налево к Сентрал-парк. Она брела по парку, успокаивая себя монотонным скрипом шагов по хрустящему снегу. Сумерки быстро переросли в темноту, зажглись уличные фонари, отбрасывая длинные тени от деревьев, окаймляющих парк. Сильная пурга превратила широкую улицу в ветряной туннель, но морозный воздух действовал оживляюще. Ее длинные волосы развевались за ней, как знамя на ветру, и она ощутила легкое покалывание крошечных кристалликов на лице перед тем, как им растаять.
Прошлым вечером Бретт позвонила деду. Обычно раз в три месяца она разговаривала с ним. Этот разговор был больше похож на официальный отчет о доходах по ее счету, но каждый раз она думала, что его бы огорчило, если бы она общалась с ним только через его сестру.
Как обычно, разговор был сверхофициальным. Поприветствовав друг друга, они замолчали, не зная, что сказать. Свен для нее был больше управляющим в ее делах, чем родственником, и каждый раз он убивал ее попытки сделать разговор более теплым. И она все больше удивлялась, как он был далек.
Следующей была ее мать. И хотя Бретт с годами совсем отдалилась от нее, но ей не хватало материнской любви. Для маленькой Бретт Барбара казалась очень красивой, предметом подражания для многих женщин.
Даже теперь, когда Бретт фотографировала людей, она ловила себя на том, что искала в них то очарование, которое осталось в памяти. Она старалась быть благодарной матери, без какой-либо выгоды, но когда Барбара так легко, без борьбы, отдала ее на попечение Лилиан, Бретт была опустошена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39