– Мне не хотелось этого… с того самого случая… Что, если я никогда…
Он резко остановил ее.
– Не смейте даже думать об этом! Билли, любовь не имеет ничего общего с тем, что произошло в декабре. Случившееся нельзя даже назвать сексом. Это чудовищное непростительное насилие! Самое гнусное из всех видов насилия, известных человечеству. – Он яростно сжал в руках рулевое колесо, устремив взгляд перед собой сквозь стекло. – Для таких преступлений не придумано даже соответствующего наказания!
– Я не хочу мести, док. Я просто хочу чувствовать себя нормальной и здоровой. Разве это так уж много?
Девушка произнесла эти слова с такой тоской, что он инстинктивно придвинулся поближе к ней.
– Обещаю вам, все будет нормально, Билли. Но на это потребуется время.
Она с сомнением усмехнулась.
– Я еще молода, у меня впереди целая жизнь, так?
– Он не ответил.
– Без сомнения, я еще сделаю счастливым какого-нибудь человека… Вот уж точно! Могу себе представить! Фригидная жена…
– Билли… – умоляюще произнес он.
– Не нужно ничего говорить, док! – Слезы градом полились из глаз девушки. – В конце концов, это не имеет значения, ведь правда? То есть я хочу сказать, что и так ни один мужчина не захочет жениться на мне. После всей… всей этой грязи… Голос ее словно сломался на этом слове.
– Я захочу, – мягко произнес он. – Я хочу этого, Билли.
Она вздрогнула, словно ее ударили.
– Не нужно издеваться надо мной, док, – прошептала она. Пожалуйста, не нужно!
– У меня и в мыслях этого нет, Билли. Я люблю вас. И мне совершенно безразлично, сколько потребуется времени или терпения, чтобы помочь вам забыть случившееся. Пройдет время, и это произойдет. Кроме того, – добавил он, стремясь придать своим словам легкую насмешку, – секс – это, в конце концов, не самое главное.
– О, док, – простонала девушка, укоризненно покачав головой, словно осуждая подобную беспечность.
– Бедный-несчастный вы человек! Вы даже не представляете, во что себя впутываете!
Широкая улыбка словно осветила его лицо.
– А вот тут вы ошибаетесь. Поймите, я прекрасно понимаю, во что я себя впутываю, как вы заметили. И ради чего я это делаю. На долгую жизнь, в богатстве и бедности, болезни и здравии, и тому подобное…
– Что вы сказали, док? – Глаза девушки распахнулись, дыхание участилось.
– То, что вы слышали, – блаженно ответил он. – Ну, а теперь будьте умницей и утрите слезы. Надеюсь, возражений не будет, если отныне мы начнем действовать быстро и для начала вернемся в верхнюю часть города?
– Я… мне все это кажется просто восхитительным, – пробормотала она чуть слышно; его неожиданная торжественность, это внезапное объяснение в любви словно вливали в нее необходимую ей силу, ввергая в лавину новых чувств и переживаний.
– Отлично. Тогда двинулись! – Он устроился поудобнее на сиденье, оглянулся через плечо и, заметив „окошко" в потоке машин, осторожно вписался в него.
Билли, сидя рядом, утирала со щек последние следы слез. Уверенность понемногу возвращалась к ней, медленно, но верно. Сердце Манхэттена постепенно отдалялось, превращалось в приглушенный шум, оставшийся где-то позади.
35
Р.Л. терпеливо ждал, пока носильщики Сан-Ремо перетащат цветочные заросли из такси к порогу квартиры Эдвины. Закончив работу, они подошли к нему: не будет ли еще каких поручений, но Р.Л. отрицательно качнул головой.
– Это все, джентльмены. – Он щедрой рукой вручил каждому по новенькой хрустящей банкноте и улыбнулся.
Джентльмены уставились на деньги, не веря своим глазам.
– Ну и ну, – охнул один их них. – Да это же сотенная! – И добавил со скрытым страхом: – Вы не ошиблись, сэр?
– Нисколько.
– Премного благодарны! – В радостном хоре голосов потонул вздох облегчения, и носильщики поспешили убраться восвояси, дабы щедрый гость все-таки не передумал.
Теперь, оставшись один, Р.Л. поглядывал на дверь Эдвины с заметным беспокойством. Если она не захочет его принять, винить он должен только себя. Но ему совершенно необходимо увидеться с ней – объяснить случившееся, попытаться испросить прощения.
– Ну, старик, – обратился он к самому себе, потирая взволнованно руки, – давай вперед. Вот тебе подходящий случай употребить в дело все свое ирландское красноречие. Так что действуй, флаг тебе в руки. – С этими словами, отодвинув в сторону высокий тонкий стебель какого-то тропического цветка, он разгреб горы тюльпанов и, проложив путь сквозь царапающиеся ветки цветущей айвы, едва дотянулся до звонка.
Дверь открыла Руби.
– Ну ты подумай только… – начала она было, ухватив краем глаза цветочные заросли. Потом, увидев Р.Л., выпрямилась, уперев руку в бок. – Вы! – воскликнула она, скорее обвиняя, чем спрашивая, и ее огромные карие глаза сузились.
– Так точно, я, – проговорил он сладчайшим голосом Кэри Гранта. – Привет, Руби.
– Хм! И вам привет! – фыркнула женщина, не сводя неодобрительных глаз с очередной партии цветов.
– Вы часом не свихнулись?
– Никогда не чувствовал себя более здоровым. – Р.Л. наградил ее бравой улыбкой, изобразив непонимание и невинность. Пространство за спиной Руби, весь холл-прихожая, повторяли сейчас в точности картину перед дверью снаружи: тропические джунгли в пору цветения. Сэлли выполнила его указания в точности.
Руби возвела руки к небу в нарочитом ужасе.
– Цветы, цветы, а тут еще и вы с цветами, – пробормотала она осуждающе. – Вы не задумывались, случаем, какой от них стоит дух по всему дому?
– Как на Ривьере? – предположил Р.Л., пробираясь сквозь цветочные композиций, блокирующие подступы к двери.
– Я бы сказала, как в похоронном бюро, – буркнула Руби, сурово погрозив ему указательным пальцем.
– Я получила приказ не пускать вас на порог. Несмотря на бесконечное ворчание и недовольство, Руби обожала его, и Р.Л. отлично понимал это. Пожалуй, в этом доме Руби – его самый мощный союзник, всегда готовый принять его сторону. Проницательная и мудрая от природы, она порой лучше самой Эдвины понимала, что для нее хорошо, а что плохо. Преданность Руби Эдвине не знала границ, а потому не было предела и ее настойчивости, с которой она стремилась разрешить назревший конфликт.
– Ну? – вопросительно взглянул на нее Р.Л.
– Что „ну"?
– Разве же это не романтично? – Он обвел рукой сваленные повсюду цветы. – Признайся, разве нет?
– Вы что, серьезно? По-вашему, это романтично? – донесся откуда-то сверху удивленно-насмешливый голос Аллилуйи.
Слова эти раздались так внезапно и прозвучали так близко и громко, что Р.Л. вздрогнул от неожиданности. Слегка откинув голову, он изумленно взглянул вверх и едва не поперхнулся. Лицо девочки приходилось прямо над его головой. Зацепившись ступнями за поручни лестницы второго этажа, она свисала оттуда вниз головой, подобно летучей мыши.
– Аллилуйя Купер, сию же секунду слезь с перил! – завопила Руби, гневно сведя к переносице брови. – Если твоя мать застанет тебя за этим занятием, трепки тебе по заду метлой не избежать!
– Ну, Руби! – укоризненно-беспечно отозвалась девочка. – Ты же знаешь, ма меня даже пальцем не тронет!
– Спорим, что тронет!
Аллилуйя с интересом присматривалась к Р.Л.
– Похоже, у вас здорово рыльце в пушку, раз вы решились приволочь сюда весь ботанический сад. – Она ослепительно улыбнулась ему. – Ну и что вы натворили? Дали левака и вас застукали?
– Немедленно спустись вниз! – еще раз попыталась вмешаться в разговор Руби.
– Ты хочешь сказать, поднимись, правда? – Немедленно!..
Со вздохом закатив глаза, Аллилуйя проделала для начала парочку акробатических трюков, от которых замирало сердце, после чего, независимо задрав голову, удалилась с поля сражения.
Руби укоризненно покачала головой.
– Эта девчонка сведет меня в могилу!
– Руби, – перебил ее Р.Л., – Эдвина уже видела эти цветы?
– Нет, но что-то мне подсказывает, что вы даром спустили кучу денег. – Руби снова водрузила руки на бедра, выпятила вперед впечатляющих размеров грудь и подозрительно прищурилась, – Аллилуйя попала в самую точку, а? Похоже, вы и вправду натворили такое, чего лучше бы не делать. Вот к чему тут все эти цветочки. Замаливать грехи?
Р.Л. промолчал.
– Мне необходимо поговорить с Эдвиной, Руби, – сказал он наконец серьезно. – Это очень важно.
Женщина глубоко вздохнула.
– Боюсь, тут я ничем помочь не смогу, дорогуша, – покачала головой она. – Уже несколько часов носу не кажет из кабинета. Просто ума не приложу, что в нее вселилось? Ничего не говорит, не объясняет. Аллилуйя считает, что это все связано с разработкой фасонов одежды.
– С моделированием? – Он радостно вскинулся. Слова Руби прозвучали в его ушах музыкой. – Ты сказала, с моделированием? – Он взволнованно ухватил Руби за пышные плечи, слегка встряхнув. – Это правда?
– Да что с вами со всеми случилось? – С нарочитым негодованием женщина скинула с себя его руки, сделав вид, что отряхивает рукава платья.
– Руби, это очень важно! Она занялась моделированием?
– Да мне-то откуда знать! – снова фыркнула женщина. – Со мной разве делятся? Закроется там на замок, словно в сокровищнице форта Нокс.
– Где ее кабинет?
– Наверху, вторая дверь налево.
Не дав Руби опомниться, Р.Л. подхватил ее на руки, несколько раз покружил по холлу и запечатлел на щеке жаркий и радостный поцелуй, прежде чем опустить ее на место. Затем, браво развернувшись на каблуках, кинулся наверх по винтовой лестнице, перескакивая по три ступеньки за раз.
– Она не впустит вас! – донесся снизу голос Руби.
Но Р.Л. словно не слышал предупреждения. Эдс занялась моделированием! Ни о чем другом он думать не мог.
Поднявшись наверх, он радостно забарабанил в дверь кабинета. Из-за закрытой двери тихо донесся голос Эдвины, отстраненный и глуховатый:
– Ал, солнце мое, сколько раз тебе повторять? Пожалуйста, будь так добра, оставь в покое свою бедную, в конец замороченную мать!
Усмехнувшись, Р.Л. постучал снова.
Через секунду дверь чуть-чуть приоткрылась, явив миру настороженный глаз, подозрительно поглядывавший в щель. Раздражение тут же уступило место ярости.
– Ты? – Голос Эдвины прозвучал негромко, однако ей удалось вложить в это коротенькое слово все бушевавшие в ней страсти. – Убирайся. – Она попыталась закрыть перед ним дверь.
С быстротой молнии Р.Л. удалось поставить ногу в дверной проем.
– Эдс, – проговорил он быстро, – нам необходимо поговорить!
– Нам больше не о чем разговаривать! – яростно остановила его Эдвина. – Что касается меня, то ты больше не существуешь. А теперь, пожалуйста, убирайся вон!
– Послушай, Эдс, – заметил он рассудительно, – после всего, что нас связывает… Все эти месяцы… Неужели ты не понимаешь, что мы хотя бы должны объясниться? Я больше не хочу рисковать тем, что было. А ты?
– Будь ты проклят! – Голос ее внезапно дрогнул, а глаз, полускрытый дверью, стал предательски наливаться слезами. – Ты всегда знал, где у кого больное место, чтобы надавить на него! Разве не так?
Ему страшно хотелось сейчас дотянуться до нее, вытащить из-за этой двери, схватить в охапку, защитить, спрятать от всех невзгод и бед мира. Но разве не он первая и главная причина ее печали? Какая насмешка судьбы – рыцарь в сверкающих доспехах, призванный спасти красавицу от дракона, сам оказался драконом!
– Я прошу тебя всего лишь о нескольких минутах беседы, – продолжал умолять он.
Воинственно-влажный глаз сделался ледяным.
– А мы чем заняты? – Слова ее обдавали холодом. – К тому же пока тут в двери торчит твоя нога, у меня нет выбора.
Он посмотрел вниз, на ногу, сделал глубокий вдох, чтобы слегка успокоиться, и снова перевел взгляд на нее.
– Я прилетел из Бостона в надежде, что мы сможем обсудить наши проблемы и договориться…
– Тогда лети обратно.
– Эдс, прошу тебя, – взмолился он. – Ну хотя бы выслушай меня! Признаюсь, я совершил чудовищную ошибку…
– Ошибку? И это ты считаешь ошибкой?..
– Я понимаю, у тебя есть все основания негодовать… – Дальше он ничего сказать не успел.
– Да уж можешь не сомневаться, дубовая твоя голова! Я сижу тут одна, до смерти нуждаясь в поддержке, наконец решаюсь все-таки позвонить тебе – и что же? – Голос ее набрал силу, а серебристо-серый глаз помрачнел, словно затянулся тучками. – Какая-то дешевая потаскуха поднимает трубку и объясняет мне, чем вы там с нею заняты!
– Она… Вовсе она не…
– Чего бы она ни стоила, потаскуха и есть потаскуха!
– Эдвина, мы можем поговорить с тобой не через дверь? – Она смотрела на него несколько секунд, словно раздумывая, потом решилась.
– Хорошо. Даю тебе две минуты, идиот ты безмозглый. После этого ты уберешься. Договорились?
– Договорились. – Она распахнула дверь, пружинистым шагом переступила порог и, оказавшись в коридоре, рывком захлопнула за спиной дверь.
– Я жду. – Нетерпеливо притоптывая ногой, Эдвина сложила на груди руки, поигрывая пальцами. Длинные, покрытые лаком ногти мелькали в воздухе, словно крылышки колибри. Всем своим видом она как бы давала понять: прощения ему нет и не будет, и Р.Л. решил, что настала пора пустить в ход известное фамильное обаяние рода Шеклбери.
Глядя Эдвине прямо в глаза, он широко улыбнулся. Самой обаятельной улыбкой Шеклбери.
Кажется, улыбка удалась. Молодая и залихватская, как у певчего в хоре, столь притягательно-симпатичная и сияющая, такая безупречно теплая и искренняя, что, казалось, она зарождалась где-то в самых сокровенных глубинах души, обольстительно проступала в лучинках-морщинках вокруг глаз, затем медленно озаряла изнутри все лицо, и уж потом – только потом! – появлялась на губах, раздвигая их во всепобеждающей и неотразимой, слегка асимметричной улыбке. Эта знаменитая улыбка Шеклбери считалась наиболее мощным оружием в его достаточно укомплектованном арсенале, о чем Р.Л. прекрасно знал. Опыт подсказывал ему, что она в состоянии смягчить даже самые непреклонные сердца.
Но только не сердце Эдвины. Камни не тают.
– Можешь засунуть свою улыбочку обратно. Туда, откуда достал, – сухо заявила она, моментально разгадав этот его трюк. – На этот раз не сработает. Улыбка тотчас же исчезла с его лица.
– Черт, ну ты и крепкий орешек, – признался он. Подбородок Эдвины взметнулся вверх, она мотнула головой:
– Нет, Р.Л., я не крепкий орешек. Я просто-напросто полная дура, которая позволила себе размякнуть при нашей первой встрече. – Она выдавила из себя горький смешок. – Хотя сейчас это не имеет никакого значения.
– Для меня имеет.
Ноздри Эдвины вызывающе затрепетали:
– Да что ты говоришь! С чего бы это?
– С того… Да потому, что нам есть, что беречь!
– Было, – поправила Эдвина. – Вот оно, точное слово. Больше ничего. Чем раньше ты признаешься себе в этом, тем легче будет нам выбраться из этого круговорота, Все кончено.
– Вот так просто? – грустно спросил он.
– Вот так просто.
– Значит, я так мало для тебя значил?
Ее глаза еще больше потемнели.
– Напротив, Р.Л., – вымолвила она. – Именно потому, что ты так много для меня значил.
– А теперь все кончено? И лишь потому, что я оступился?
– Оступился? – едва не задохнулась от возмущения Эдвина. – Оступился? Р.Л.! Оступаются алкоголики. Оступаются наркоманы. Оступился – подразумевает, что до этого момента человек боролся, сопротивлялся каким-то обстоятельствам. – И вдруг она, словно во внезапном прозрении, поднесла ко рту руку. – О Боже? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты – сексуальный маньяк, находящийся на лечении?
– Эдс!..
– Не смей больше называть меня Эдс! И не говори, что не знаешь об опасностях, которые подстерегают людей повсюду в этом веке и в эти времена!
– Да все я знаю, – мрачно кивнул он.
– Но для тебя и это не имеет значения, – продолжала она. – Не так ли? Ты все равно готов залезть под первую же попавшуюся юбку! А потом у тебя хватает наглости возвращаться ко мне! Ну уж нет. Хватит. Чао, бэби!
Он опять тяжело вздохнул. Что уж тут можно возразить? Что он едва не забрался в постель с Кэтрин Гейдж, но все-таки не забрался? Разве сейчас это имеет какое-нибудь значение? Было такое намерение, чего уж тут оправдываться.
Эдвина со значением посмотрела на часы.
– Твои две минуты истекли, – проговорила она язвительным тоном.
– Что? Но ты даже не дала мне возможности…
– Вон! – дрожащим пальцем она указала в сторону лестницы.
– Я люблю тебя. Я понимаю, сейчас все страшно запуталось, но я и хотел все прояснить! – Натолкнувшись на непримиримое ожесточение, он еще раз пылко произнес: – Разве ты не слышишь, что я говорю? Я сказал, что люблю тебя!
Эдвина оставалась непоколебима. Ну просто Чингисхан в юбке!
– Это занятие меня больше не привлекает, Р.Л., – сообщила она сухо. – Ну, так уберешься или нет? Или же мне придется вышвырнуть тебя отсюда?
Не желая покоряться, он с упрямством сильного продолжал стоять на своем:
– Очевидно, придется меня вышвырнуть.
– Ну, тогда не говори, что тебя не предупреждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Он резко остановил ее.
– Не смейте даже думать об этом! Билли, любовь не имеет ничего общего с тем, что произошло в декабре. Случившееся нельзя даже назвать сексом. Это чудовищное непростительное насилие! Самое гнусное из всех видов насилия, известных человечеству. – Он яростно сжал в руках рулевое колесо, устремив взгляд перед собой сквозь стекло. – Для таких преступлений не придумано даже соответствующего наказания!
– Я не хочу мести, док. Я просто хочу чувствовать себя нормальной и здоровой. Разве это так уж много?
Девушка произнесла эти слова с такой тоской, что он инстинктивно придвинулся поближе к ней.
– Обещаю вам, все будет нормально, Билли. Но на это потребуется время.
Она с сомнением усмехнулась.
– Я еще молода, у меня впереди целая жизнь, так?
– Он не ответил.
– Без сомнения, я еще сделаю счастливым какого-нибудь человека… Вот уж точно! Могу себе представить! Фригидная жена…
– Билли… – умоляюще произнес он.
– Не нужно ничего говорить, док! – Слезы градом полились из глаз девушки. – В конце концов, это не имеет значения, ведь правда? То есть я хочу сказать, что и так ни один мужчина не захочет жениться на мне. После всей… всей этой грязи… Голос ее словно сломался на этом слове.
– Я захочу, – мягко произнес он. – Я хочу этого, Билли.
Она вздрогнула, словно ее ударили.
– Не нужно издеваться надо мной, док, – прошептала она. Пожалуйста, не нужно!
– У меня и в мыслях этого нет, Билли. Я люблю вас. И мне совершенно безразлично, сколько потребуется времени или терпения, чтобы помочь вам забыть случившееся. Пройдет время, и это произойдет. Кроме того, – добавил он, стремясь придать своим словам легкую насмешку, – секс – это, в конце концов, не самое главное.
– О, док, – простонала девушка, укоризненно покачав головой, словно осуждая подобную беспечность.
– Бедный-несчастный вы человек! Вы даже не представляете, во что себя впутываете!
Широкая улыбка словно осветила его лицо.
– А вот тут вы ошибаетесь. Поймите, я прекрасно понимаю, во что я себя впутываю, как вы заметили. И ради чего я это делаю. На долгую жизнь, в богатстве и бедности, болезни и здравии, и тому подобное…
– Что вы сказали, док? – Глаза девушки распахнулись, дыхание участилось.
– То, что вы слышали, – блаженно ответил он. – Ну, а теперь будьте умницей и утрите слезы. Надеюсь, возражений не будет, если отныне мы начнем действовать быстро и для начала вернемся в верхнюю часть города?
– Я… мне все это кажется просто восхитительным, – пробормотала она чуть слышно; его неожиданная торжественность, это внезапное объяснение в любви словно вливали в нее необходимую ей силу, ввергая в лавину новых чувств и переживаний.
– Отлично. Тогда двинулись! – Он устроился поудобнее на сиденье, оглянулся через плечо и, заметив „окошко" в потоке машин, осторожно вписался в него.
Билли, сидя рядом, утирала со щек последние следы слез. Уверенность понемногу возвращалась к ней, медленно, но верно. Сердце Манхэттена постепенно отдалялось, превращалось в приглушенный шум, оставшийся где-то позади.
35
Р.Л. терпеливо ждал, пока носильщики Сан-Ремо перетащат цветочные заросли из такси к порогу квартиры Эдвины. Закончив работу, они подошли к нему: не будет ли еще каких поручений, но Р.Л. отрицательно качнул головой.
– Это все, джентльмены. – Он щедрой рукой вручил каждому по новенькой хрустящей банкноте и улыбнулся.
Джентльмены уставились на деньги, не веря своим глазам.
– Ну и ну, – охнул один их них. – Да это же сотенная! – И добавил со скрытым страхом: – Вы не ошиблись, сэр?
– Нисколько.
– Премного благодарны! – В радостном хоре голосов потонул вздох облегчения, и носильщики поспешили убраться восвояси, дабы щедрый гость все-таки не передумал.
Теперь, оставшись один, Р.Л. поглядывал на дверь Эдвины с заметным беспокойством. Если она не захочет его принять, винить он должен только себя. Но ему совершенно необходимо увидеться с ней – объяснить случившееся, попытаться испросить прощения.
– Ну, старик, – обратился он к самому себе, потирая взволнованно руки, – давай вперед. Вот тебе подходящий случай употребить в дело все свое ирландское красноречие. Так что действуй, флаг тебе в руки. – С этими словами, отодвинув в сторону высокий тонкий стебель какого-то тропического цветка, он разгреб горы тюльпанов и, проложив путь сквозь царапающиеся ветки цветущей айвы, едва дотянулся до звонка.
Дверь открыла Руби.
– Ну ты подумай только… – начала она было, ухватив краем глаза цветочные заросли. Потом, увидев Р.Л., выпрямилась, уперев руку в бок. – Вы! – воскликнула она, скорее обвиняя, чем спрашивая, и ее огромные карие глаза сузились.
– Так точно, я, – проговорил он сладчайшим голосом Кэри Гранта. – Привет, Руби.
– Хм! И вам привет! – фыркнула женщина, не сводя неодобрительных глаз с очередной партии цветов.
– Вы часом не свихнулись?
– Никогда не чувствовал себя более здоровым. – Р.Л. наградил ее бравой улыбкой, изобразив непонимание и невинность. Пространство за спиной Руби, весь холл-прихожая, повторяли сейчас в точности картину перед дверью снаружи: тропические джунгли в пору цветения. Сэлли выполнила его указания в точности.
Руби возвела руки к небу в нарочитом ужасе.
– Цветы, цветы, а тут еще и вы с цветами, – пробормотала она осуждающе. – Вы не задумывались, случаем, какой от них стоит дух по всему дому?
– Как на Ривьере? – предположил Р.Л., пробираясь сквозь цветочные композиций, блокирующие подступы к двери.
– Я бы сказала, как в похоронном бюро, – буркнула Руби, сурово погрозив ему указательным пальцем.
– Я получила приказ не пускать вас на порог. Несмотря на бесконечное ворчание и недовольство, Руби обожала его, и Р.Л. отлично понимал это. Пожалуй, в этом доме Руби – его самый мощный союзник, всегда готовый принять его сторону. Проницательная и мудрая от природы, она порой лучше самой Эдвины понимала, что для нее хорошо, а что плохо. Преданность Руби Эдвине не знала границ, а потому не было предела и ее настойчивости, с которой она стремилась разрешить назревший конфликт.
– Ну? – вопросительно взглянул на нее Р.Л.
– Что „ну"?
– Разве же это не романтично? – Он обвел рукой сваленные повсюду цветы. – Признайся, разве нет?
– Вы что, серьезно? По-вашему, это романтично? – донесся откуда-то сверху удивленно-насмешливый голос Аллилуйи.
Слова эти раздались так внезапно и прозвучали так близко и громко, что Р.Л. вздрогнул от неожиданности. Слегка откинув голову, он изумленно взглянул вверх и едва не поперхнулся. Лицо девочки приходилось прямо над его головой. Зацепившись ступнями за поручни лестницы второго этажа, она свисала оттуда вниз головой, подобно летучей мыши.
– Аллилуйя Купер, сию же секунду слезь с перил! – завопила Руби, гневно сведя к переносице брови. – Если твоя мать застанет тебя за этим занятием, трепки тебе по заду метлой не избежать!
– Ну, Руби! – укоризненно-беспечно отозвалась девочка. – Ты же знаешь, ма меня даже пальцем не тронет!
– Спорим, что тронет!
Аллилуйя с интересом присматривалась к Р.Л.
– Похоже, у вас здорово рыльце в пушку, раз вы решились приволочь сюда весь ботанический сад. – Она ослепительно улыбнулась ему. – Ну и что вы натворили? Дали левака и вас застукали?
– Немедленно спустись вниз! – еще раз попыталась вмешаться в разговор Руби.
– Ты хочешь сказать, поднимись, правда? – Немедленно!..
Со вздохом закатив глаза, Аллилуйя проделала для начала парочку акробатических трюков, от которых замирало сердце, после чего, независимо задрав голову, удалилась с поля сражения.
Руби укоризненно покачала головой.
– Эта девчонка сведет меня в могилу!
– Руби, – перебил ее Р.Л., – Эдвина уже видела эти цветы?
– Нет, но что-то мне подсказывает, что вы даром спустили кучу денег. – Руби снова водрузила руки на бедра, выпятила вперед впечатляющих размеров грудь и подозрительно прищурилась, – Аллилуйя попала в самую точку, а? Похоже, вы и вправду натворили такое, чего лучше бы не делать. Вот к чему тут все эти цветочки. Замаливать грехи?
Р.Л. промолчал.
– Мне необходимо поговорить с Эдвиной, Руби, – сказал он наконец серьезно. – Это очень важно.
Женщина глубоко вздохнула.
– Боюсь, тут я ничем помочь не смогу, дорогуша, – покачала головой она. – Уже несколько часов носу не кажет из кабинета. Просто ума не приложу, что в нее вселилось? Ничего не говорит, не объясняет. Аллилуйя считает, что это все связано с разработкой фасонов одежды.
– С моделированием? – Он радостно вскинулся. Слова Руби прозвучали в его ушах музыкой. – Ты сказала, с моделированием? – Он взволнованно ухватил Руби за пышные плечи, слегка встряхнув. – Это правда?
– Да что с вами со всеми случилось? – С нарочитым негодованием женщина скинула с себя его руки, сделав вид, что отряхивает рукава платья.
– Руби, это очень важно! Она занялась моделированием?
– Да мне-то откуда знать! – снова фыркнула женщина. – Со мной разве делятся? Закроется там на замок, словно в сокровищнице форта Нокс.
– Где ее кабинет?
– Наверху, вторая дверь налево.
Не дав Руби опомниться, Р.Л. подхватил ее на руки, несколько раз покружил по холлу и запечатлел на щеке жаркий и радостный поцелуй, прежде чем опустить ее на место. Затем, браво развернувшись на каблуках, кинулся наверх по винтовой лестнице, перескакивая по три ступеньки за раз.
– Она не впустит вас! – донесся снизу голос Руби.
Но Р.Л. словно не слышал предупреждения. Эдс занялась моделированием! Ни о чем другом он думать не мог.
Поднявшись наверх, он радостно забарабанил в дверь кабинета. Из-за закрытой двери тихо донесся голос Эдвины, отстраненный и глуховатый:
– Ал, солнце мое, сколько раз тебе повторять? Пожалуйста, будь так добра, оставь в покое свою бедную, в конец замороченную мать!
Усмехнувшись, Р.Л. постучал снова.
Через секунду дверь чуть-чуть приоткрылась, явив миру настороженный глаз, подозрительно поглядывавший в щель. Раздражение тут же уступило место ярости.
– Ты? – Голос Эдвины прозвучал негромко, однако ей удалось вложить в это коротенькое слово все бушевавшие в ней страсти. – Убирайся. – Она попыталась закрыть перед ним дверь.
С быстротой молнии Р.Л. удалось поставить ногу в дверной проем.
– Эдс, – проговорил он быстро, – нам необходимо поговорить!
– Нам больше не о чем разговаривать! – яростно остановила его Эдвина. – Что касается меня, то ты больше не существуешь. А теперь, пожалуйста, убирайся вон!
– Послушай, Эдс, – заметил он рассудительно, – после всего, что нас связывает… Все эти месяцы… Неужели ты не понимаешь, что мы хотя бы должны объясниться? Я больше не хочу рисковать тем, что было. А ты?
– Будь ты проклят! – Голос ее внезапно дрогнул, а глаз, полускрытый дверью, стал предательски наливаться слезами. – Ты всегда знал, где у кого больное место, чтобы надавить на него! Разве не так?
Ему страшно хотелось сейчас дотянуться до нее, вытащить из-за этой двери, схватить в охапку, защитить, спрятать от всех невзгод и бед мира. Но разве не он первая и главная причина ее печали? Какая насмешка судьбы – рыцарь в сверкающих доспехах, призванный спасти красавицу от дракона, сам оказался драконом!
– Я прошу тебя всего лишь о нескольких минутах беседы, – продолжал умолять он.
Воинственно-влажный глаз сделался ледяным.
– А мы чем заняты? – Слова ее обдавали холодом. – К тому же пока тут в двери торчит твоя нога, у меня нет выбора.
Он посмотрел вниз, на ногу, сделал глубокий вдох, чтобы слегка успокоиться, и снова перевел взгляд на нее.
– Я прилетел из Бостона в надежде, что мы сможем обсудить наши проблемы и договориться…
– Тогда лети обратно.
– Эдс, прошу тебя, – взмолился он. – Ну хотя бы выслушай меня! Признаюсь, я совершил чудовищную ошибку…
– Ошибку? И это ты считаешь ошибкой?..
– Я понимаю, у тебя есть все основания негодовать… – Дальше он ничего сказать не успел.
– Да уж можешь не сомневаться, дубовая твоя голова! Я сижу тут одна, до смерти нуждаясь в поддержке, наконец решаюсь все-таки позвонить тебе – и что же? – Голос ее набрал силу, а серебристо-серый глаз помрачнел, словно затянулся тучками. – Какая-то дешевая потаскуха поднимает трубку и объясняет мне, чем вы там с нею заняты!
– Она… Вовсе она не…
– Чего бы она ни стоила, потаскуха и есть потаскуха!
– Эдвина, мы можем поговорить с тобой не через дверь? – Она смотрела на него несколько секунд, словно раздумывая, потом решилась.
– Хорошо. Даю тебе две минуты, идиот ты безмозглый. После этого ты уберешься. Договорились?
– Договорились. – Она распахнула дверь, пружинистым шагом переступила порог и, оказавшись в коридоре, рывком захлопнула за спиной дверь.
– Я жду. – Нетерпеливо притоптывая ногой, Эдвина сложила на груди руки, поигрывая пальцами. Длинные, покрытые лаком ногти мелькали в воздухе, словно крылышки колибри. Всем своим видом она как бы давала понять: прощения ему нет и не будет, и Р.Л. решил, что настала пора пустить в ход известное фамильное обаяние рода Шеклбери.
Глядя Эдвине прямо в глаза, он широко улыбнулся. Самой обаятельной улыбкой Шеклбери.
Кажется, улыбка удалась. Молодая и залихватская, как у певчего в хоре, столь притягательно-симпатичная и сияющая, такая безупречно теплая и искренняя, что, казалось, она зарождалась где-то в самых сокровенных глубинах души, обольстительно проступала в лучинках-морщинках вокруг глаз, затем медленно озаряла изнутри все лицо, и уж потом – только потом! – появлялась на губах, раздвигая их во всепобеждающей и неотразимой, слегка асимметричной улыбке. Эта знаменитая улыбка Шеклбери считалась наиболее мощным оружием в его достаточно укомплектованном арсенале, о чем Р.Л. прекрасно знал. Опыт подсказывал ему, что она в состоянии смягчить даже самые непреклонные сердца.
Но только не сердце Эдвины. Камни не тают.
– Можешь засунуть свою улыбочку обратно. Туда, откуда достал, – сухо заявила она, моментально разгадав этот его трюк. – На этот раз не сработает. Улыбка тотчас же исчезла с его лица.
– Черт, ну ты и крепкий орешек, – признался он. Подбородок Эдвины взметнулся вверх, она мотнула головой:
– Нет, Р.Л., я не крепкий орешек. Я просто-напросто полная дура, которая позволила себе размякнуть при нашей первой встрече. – Она выдавила из себя горький смешок. – Хотя сейчас это не имеет никакого значения.
– Для меня имеет.
Ноздри Эдвины вызывающе затрепетали:
– Да что ты говоришь! С чего бы это?
– С того… Да потому, что нам есть, что беречь!
– Было, – поправила Эдвина. – Вот оно, точное слово. Больше ничего. Чем раньше ты признаешься себе в этом, тем легче будет нам выбраться из этого круговорота, Все кончено.
– Вот так просто? – грустно спросил он.
– Вот так просто.
– Значит, я так мало для тебя значил?
Ее глаза еще больше потемнели.
– Напротив, Р.Л., – вымолвила она. – Именно потому, что ты так много для меня значил.
– А теперь все кончено? И лишь потому, что я оступился?
– Оступился? – едва не задохнулась от возмущения Эдвина. – Оступился? Р.Л.! Оступаются алкоголики. Оступаются наркоманы. Оступился – подразумевает, что до этого момента человек боролся, сопротивлялся каким-то обстоятельствам. – И вдруг она, словно во внезапном прозрении, поднесла ко рту руку. – О Боже? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты – сексуальный маньяк, находящийся на лечении?
– Эдс!..
– Не смей больше называть меня Эдс! И не говори, что не знаешь об опасностях, которые подстерегают людей повсюду в этом веке и в эти времена!
– Да все я знаю, – мрачно кивнул он.
– Но для тебя и это не имеет значения, – продолжала она. – Не так ли? Ты все равно готов залезть под первую же попавшуюся юбку! А потом у тебя хватает наглости возвращаться ко мне! Ну уж нет. Хватит. Чао, бэби!
Он опять тяжело вздохнул. Что уж тут можно возразить? Что он едва не забрался в постель с Кэтрин Гейдж, но все-таки не забрался? Разве сейчас это имеет какое-нибудь значение? Было такое намерение, чего уж тут оправдываться.
Эдвина со значением посмотрела на часы.
– Твои две минуты истекли, – проговорила она язвительным тоном.
– Что? Но ты даже не дала мне возможности…
– Вон! – дрожащим пальцем она указала в сторону лестницы.
– Я люблю тебя. Я понимаю, сейчас все страшно запуталось, но я и хотел все прояснить! – Натолкнувшись на непримиримое ожесточение, он еще раз пылко произнес: – Разве ты не слышишь, что я говорю? Я сказал, что люблю тебя!
Эдвина оставалась непоколебима. Ну просто Чингисхан в юбке!
– Это занятие меня больше не привлекает, Р.Л., – сообщила она сухо. – Ну, так уберешься или нет? Или же мне придется вышвырнуть тебя отсюда?
Не желая покоряться, он с упрямством сильного продолжал стоять на своем:
– Очевидно, придется меня вышвырнуть.
– Ну, тогда не говори, что тебя не предупреждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56