— …Разумеется, я не рассматриваю те случаи, когда женщина сама вешается тебе на шею, — продолжал Том тоном профессора, читающего лекцию перед многолюдной аудиторией, — здесь тактика должна быть прямо противоположной…
— О боже, что это?! — воскликнула Джессика, указывая пальцем в пол.
Том в два счета оторвался от спинки стула и наклонился. В тот же момент она молниеносным движением засунула ледяной банан ему за воротник рубашки и с силой раздавила. Следующие пять минут она стояла, прижавшись к стене, и удовлетворенно наблюдала, как Том беснуется, расшвыривая уже собранные вещи. Когда он стих, Джессика спокойно заметила, поднимая опрокинутый стул:
— Сколько ты, оказывается, знаешь ругательств! Где ты им научился — в школе драматического искусства? На твоем месте, малыш, я бы запомнила, как ты сейчас орал. Когда в будущем тебе понадобится сыграть очень сильное чувство, не важно какое, просто издай несколько таких воплей — и все будут сражены силой твоего актерского дарования.
— Джесси, ты не просто стерва, ты злобная садистка! Какие же вы мстительные и пакостные существа!
— Кто мы? Желаемые объекты? А вы спесивые и упрямые, как ослы.
— Если бы не мы, у вас не было бы детей.
— Если бы не мы, не было бы вас. Предлагаю закрыть дискуссию. Иди сюда, гномик, я тебя оботру.
Не пойду! Могу и сама подойти, маленький упрямец. О, твоя спина пахнет бананом. Потрясающе… И вкусно… М-м-м… Слушай, очень вкусно. Наверное, в прошлой жизни я была кошкой — ты видел, как они слизывают сметану с творога? Не шевелись, вот еще кусочек под лопаткой…
— Джесси… Может, в следующий раз… ты всего меня обмажешь бананами?..
— Когда он будет, этот следующий раз? Через четыре месяца?
— У нас еще целая ночь впереди… Всего одна, правда. Но бананов должно хватить.
Жизнь без Тома сначала оглушила Джессику. Ее словно окунули головой в воду — когда не можешь вдохнуть, перед глазами колышется голубое марево, а в ушах стоит равномерный гул. Она привыкла засыпать, уткнувшись лицом в его спину, и теперь ночью не находила себе места, тупо глядя в темноту и не слыша его дыхания. Но потихоньку все стало возвращаться на круги своя. Том честно звонил ей — хотя и не по три раза в день. Ее лишь удивляло, что он не проявлял обычной для него словоохотливости. Она ждала, что Том засыплет ее подробностями съемочного процесса и уморительными рассказами о партнерах, но он на удивление скупо сообщал основные новости прошедшего дня, интересовался ее состоянием и ловко закруглял беседу, неизменной скороговоркой добавляя в конце, что любит ее, скучает и ждет встречи. Немного обеспокоенной Джессике пришлось уверить себя: Том слишком поглощен работой — как ребенок новой игрушкой! — и попросту не желает тратить времени на пустые описания.
Она рассказала о своих умозаключениях Кайли, и ту потрясла ее недальновидность.
— Джесси, почему ты раньше молчала? Я знаю о съемках «Похищенного», но тот факт, что там снимается твой Том, как-то прошел мимо моего сознания. Ты в курсе, кто у них командует костюмной частью? Моя двоюродная сестра. Давай я позвоню ей? Она станет нашим внедренным агентом под прикрытием и будет хоть каждый день сообщать, что там творится и как себя ведет твой гномик. Джессика замялась:
— Я не уверена, что хочу это знать. Мало ли что там происходит… Зачем мне неприятные подробности? Все равно через четыре месяца он вернется, так уж лучше оставаться в неведении.
Кайли пожала плечами:
— Дело твое. Но я все-таки позвоню ей. Если вдруг ты захочешь узнать что да как, обращайся.
У опасений Джессики имелось имя: Виржиния Коул, смазливенькая восходящая звездочка, которой досталась роль Катрионы. Джессика долго взглядом профессионала рассматривала ее крупную фотографию в одном из популярных журналов и пришла к выводу, что вздернутый носик и смеющиеся ореховые глаза Вирджинии способны вдохновить многих. Ее округлая мордочка и выдающиеся скулы напоминали об идеале 30-40-х годов, но с образом «наивной, порядочной девушки» той поры (непременно платиновой блондинки) диссонировали каштановые локоны с рыжеватым оттенком, настраивающие на игривый лад.
Между тем март постепенно сходил на нет: невероятной высоты, буйно расцвеченное закатное небо, еще холодный, но уже дурманящий воздух, в котором ощущалось нервное предчувствие чего-то упоительного, заставляли Джессику чувствовать себя трясущейся кошкой, сходящей с ума от одиночества. Она очень хорошо понимала, что заставляет тех шататься по крышам ночи напролет: дело было не только в зове плоти, но и в какой-то непостижимой первобытной тоске, неотступном стремлении прочувствовать нечто неуловимое. По вечерам у нее тоже появлялось желание бесцельно бродить по улицам и просто вдыхать будоражащую неотвратимость апреля. Но больше всего в эти сине-багровые вечера ее пьянили мысли о Томе.
Она сидела на кровати, подтянув колени к подбородку, и корила себя, что все эти месяцы снисходительно принимала его любовь как данность вместо того, чтобы самой окутывать его постоянной нежностью. Вот теперь, когда его не было, ей хотелось бесконечно ласкать и целовать своего ясноглазого малыша — она погружалась в сладкие грезы и выходила из оцепенения, только когда замечала, что уже совсем стемнело, и комната погрузилась во мрак.
В начале апреля Джессика поняла: с Томом творится неладное. В его голосе слышались вымученные интонации, словно он принуждал себя звонить ей ценой невероятных усилий и к тому же явно что-то скрывал. После очередного разговора, проходившего вообще в крайне нервозной обстановке (Том через каждые два слова брал длинные паузы, бросал непонятные реплики в сторону, а потом и вовсе скомкал беседу на середине фразы), Джессика решила, что пришло время обратиться к услугам лазутчицы. Кайли с восторгом приняла посредническую миссию, а уже через час перезвонила со свежей информацией.
— Джесси, если ты по-прежнему не хочешь узнавать ничего неприятного, то лучше мне и не начинать.
Этой фразы было достаточно, чтобы Джессика почувствовала себя близкой к обмороку.
— Нет уж, говори. Я готова выслушать.
— Ну… Ничего серьезного, насколько я поняла. Просто у твоего Тома появилось увлечение. Только не паникуй. Хочу сразу сказать: вряд ли оно продлится долго.
— Милашка Вирджиния?
— Разумеется. Слушай, не она играла подружку героини в этой дурацкой комедии «Кто украл Бетти?». Ты не помнишь?
Джессика помотала головой, не вполне отдавая себе отчет, что Кайли ее не видит. Не дождавшись ответа, та продолжала:
— Девочка напористая. Сестра сказала, что инициатива полностью исходит от нее — так, во всяком случае, кажется всем окружающим. Когда он что-то рассказывает, она слушает с горящими глазами, смотрит ему в рот и хохочет как безумная. Где бы он ни появился, она тут как тут. Все время лезет к нему: «Том, пойдем туда, Том, пойдем сюда»… Это, знаешь, такой тип женщины-паучихи — и обматывает, и обклеивает, и не отпускает… Куда ему, бедняжке, деваться?
— Я знала, что все так и будет…
— Не бери в голову. Это ненадолго. Уверяю тебя, разрыв тоже произойдет по ее инициативе. Она немножко поиграет с ним и бросит. Характер у нее вздорный, она безумно капризная. Сестра говорит, что все платья ей не нравятся, а из-за одного она вообще истерику закатила. С Томом, конечно, она как шелковая, но вечно сдерживаться просто не сможет. Она вообще заводит интрижки со всеми партнерами… И кстати, не исключено, что она вцепилась в твоего Тома, просто чтобы позлить Эдваля. Говорят, у них был роман и она надеялась на продолжение, но он теперь таскает с собой ревнивую беременную жену и полуторагодовалых близнецов… Ну а на что ты надеялась, Джесси? Это издержки профессии. Они все утверждают, что эти связи ничего не значат, зато помогают в работе. Позволяют поддерживать душевный настрой в режиме слабого, но постоянного кипения. Надо просто перетерпеть и подождать.
Перетерпеть и подождать… Джессика лежала неподвижно и смотрела, как изменяется цвет неба за окном. Все естественно — воистину было бы невероятно, если бы Том стал противиться искушению. Это же не просто случайный роман с симпатичной девушкой. Вирджиния уже популярна, чертовски хороша собой, за ней тянется шлейф скандальных слухов — можно только догадываться, как это льстит его самолюбию. А дивная природа вокруг, а шум океанского прибоя, а три месяца на далеком острове? Джессика чувствовала, что буквально разрывается надвое: одна часть ее сознания твердила: все в порядке вещей, не стоит брать в голову, вторая заставляла детально представлять, как ее малыш проводит время с другой. Это было невыносимо, и простить его променад налево она не могла.
И все же, коль скоро на кон было поставлено его возвращение, следовало держать себя в руках: разговаривать с Томом как ни в чем не бывало, тщательно скрывать осведомленность и не проявлять лишних эмоций. Джессике удавалось придерживаться правильной линии поведения в течение пары недель, тем более что Том звонил все реже и реже. Все рухнуло в тот день, когда Том (вероятно, ненадолго брошенный подружкой) неожиданно разговорился. Том сетовал на жуткие условия съемок, плохую погоду, непомерные физические нагрузки и постоянное нервное напряжение, которое, по его словам, измотало его донельзя. Наконец он жалобно произнес:
— Ты даже не представляешь, до какой степени я выбился из сил.
— Ну, в какой-то степени представляю. Джессика не сдержалась и произнесла последнюю фразу слишком многозначительно. Том на секунду сбился с мысли — похоже, он понял ее намек, но не подал виду.
— Я все время мерзну, здесь такой ветер… Эти многочасовые походы по холмам просто убивают: костюмы тонкие, продуваются насквозь… Бесконечные дубли под дождем — один за другим, в перерывах не успеваешь ни подсохнуть, ни отогреться. Кошмар… Еще хорошо, что я немного защищен шляпой и шейным платком — мне же надо беречь горло. Вирджинии еще тяжелее в ее легких платьях. И плечи замерзают, и руки…
— Будь добр, избавь меня от этих подробностей.
— Что?
— Том, может, у тебя хватит ума хотя бы не упоминать о ней?
— Я не понимаю…
— Да все ты понимаешь. Какого дьявола я должна это слушать?
— Ты не хочешь меня слушать? Я все-таки не понимаю. Я говорил про погоду, про свой костюм… Почему ты вдруг взбесилась? Мне что, больше не звонить?
— Знаешь, а я тоже не понимаю, зачем ты регулярно звонишь мне теперь, когда тебе вполне хватает общества Вирджинии?
— Погоди, погоди, Джесси, тебе что-то наболтали, да? Твои мерзостные трепливые подружки? Она классная девушка, она замечательная партнерша, и мы просто…
— Остановись, ради бога! Я рада, что у нее столько достоинств. Да, меня просветили на ваш счет, поэтому не надо врать, что вы просто вместе ходите покупать сувениры. Противно, ей-богу. Том, официально нас ничто не связывает — ты волен заниматься чем угодно и спать с кем угодно. Но ты можешь, по крайней мере, не рассказывать мне об этом?
— А я и не собирался ничего тебе рассказывать! Ты сама все портишь! Сидишь там в своей теплой квартирке или в комфортной гримерной на студии, а я вкалываю от рассвета до заката на этом богом забытом острове так, как тебе и не снилось. Если в таких условиях вообще не расслабляться, с ума сойдешь. А с ней легко расслабиться, легко перевести дух. Это ничего не значит.
Я все ждала, когда ты это скажешь. Ты в самом деле так думаешь? Для меня это, по-твоему, тоже ничего не значит? Сколько раз за последние полгода ты говорил, что, кроме меня, никого на свете нет? А стоило тебе на минуту вырваться, как ты мигом спутался с первой девицей, подвернувшейся под руку. И что в сто раз хуже — не скрываясь, на глазах у всех! Неужели тебе наплевать, что я обо всем узнаю?!
— Не ори, у меня ухо отвалится! Интересно, какая тварь не поленилась дотащить эти сплетни на другой конец страны?.. Думаешь, я полгода врал? Ты обо всем берешься судить, а сама ничего не понимаешь, ничего! Только знаешь что? Я действительно могу спать с кем угодно. Черт, ты сама заставила меня это сказать!
— Да хоть женись на ней, если тебе так приятно с ней развлекаться!
— Вот именно, Джесси, с ней приятно развлекаться! Точно! С ней здорово веселиться! А с тобой не валяешь дурака! С тобой можно вести только правильный образ жизни! Это делай, то не делай… Ты похожа на сборник диетических вегетарианских рецептов. Ты зануда! Мнительная зануда!
Это были чудовищно несправедливые слова — с точки зрения Джессики. Предъявлять ей претензии, обвинять ее в какой-то… несостоятельности? Она ощутила такую острую, по-детски незамутненную обиду, такое отчаяние, что уже не могла больше сдерживать слезы.
— А-а-а, конечно… Значит, со мной нельзя развлекаться? Надо же, какая новость! Ты позвонил мне, чтобы пожаловаться на погоду и свое горло? Я тебе кто, мамочка?! Ты ничего не перепутал? Значит, ты будешь трахать всех подряд, а я, зануда, должна кормить тебя с ложки, вытирать нос, укрывать одеяльцем и делать вид, что ничего не замечаю? Очень удобно! Легко и приятно! Ты… Ты просто дрянь, Том! Пошел ты к черту вместе со своей потаскухой!
Джессика швырнула трубку, прижала к вискам кулаки и тихо заскулила — без всякого выражения, на одной ноте. Слезы стекали по щекам, по носу и капали ей на колени. Но ни ручьи слез, ни этот жалостный вой не приносили никакого облегчения — лучше ей не становилось.
Больше ни одного звонка с Кейп-Бретона не последовало. Джессика проклинала себя за то, что полезла к Кайли с расспросами, — уж лучше бы продолжала терзаться подозрениями. Разве стоило оно того, чтобы все разрушить и впасть в беспросветную депрессию? Она просто не могла находиться дома: здесь все напоминало ей о Томе, и избавиться от наваждения было не так-то легко. Натыкаясь на его вещи, Джессика плакала; в ванной по-прежнему обретался его гель для бритья, в шкафу еще висели его рубашки, повсюду валялись дурацкие детективы. Она попыталась хотя-бы убрать подальше его добро. Но и это оказалось нелегким испытанием, особенно когда Джессика обнаружила ботинки с коньками. Она уселась на пол с коньками в руках и в очередной раз залилась слезами, казня себя воспоминаниями, как славно они проводили время на катке. Теперь ей оставалось одно: мужественно дожидаться того момента, когда воспоминания перестанут гореть мучительным огнем и подернутся флером легкой меланхолии. Но это был вопрос не одного месяца, так что следовало набраться терпения.
В последнее воскресенье апреля Кайли предложила ей прогуляться по магазинам и обновить весенний гардероб. Джессика отказалась таким похоронным голосом, что Кайли отменила шопинг и примчалась к ней с букетиком фиалок для поднятия настроения. Правда, посидев полчаса за чашкой кофе и выкурив на пару с Джессикой чуть не десяток сигарет, она заявила, что бедные цветочки все равно не выживут в таком дыму. — Что ты наслаждаешься собственным горем? — допытывалась Кайли, — Плаваешь в нем, как маслинка в масле? Переключись на кого-нибудь, соберись с силами, соблазни недоступного парня — знаешь, как тонизирует… И зря ты отказалась от шопинга. Новые тряпки нейтрализуют любое несчастье. Ну почему ты так сникла? Ты же не первый год крутишься среди этой публики. Неужели до сих пор не научилась в них разбираться?
Джессика хмыкнула, возя сигаретой по краю пепельницы.
— Знаешь, я купила диск с комедией «Кто украл Бетти?». Подружку героини действительно играет Вирджиния Коул. Она очень ничего — особенно в бежевой вельветовой кепочке. Прямо светится. Роль маленькая, но, обрати внимание, вся построена на крупных планах. Камера ею просто любуется.
— Джесси, что за мазохизм? Какого черта? Шмякни этот диск об стену и спляши нагишом на осколках. Ты уверена, что вы не помиритесь?
— Я наговорила ему гадостей…
— Почему?
— Потому что он наговорил мне гадостей. В общем, побеседовали. Он так меня обидел… — У Джессики задрожали губы. — Я бы пережила все его развлечения на стороне, черт с ним! Не он первый… Но он обвинил меня в таких вещах… Будто я какая-то… холодная рыба! Я за эти дни плакала столько, сколько за всю жизнь не плакала. Я не могу…
— Вот поганый мальчишка! Неужели он этого стоит?
— Мой дом забит его вещами, — сообщила Джессика, не слыша вопроса Кайли, и залилась слезами так внезапно, словно демонстрировала актерский этюд. Она привычным жестом вытащила из уже заготовленной упаковки бумажный платочек и промокнула щеки. — А у него есть ключ. Он может заявиться, чтобы их забрать. Как я это выдержу?
— Выкинь к черту все его барахло и смени замок, — спокойно посоветовала Кайли, затягиваясь. — Прямо сейчас. Пусть ничто не напоминает о том, что он вообще был в твоей жизни. Тебе сразу полегчает, вот увидишь.
— Я думала… Я думала, следующей зимой мы опять будем ходить на каток, — проговорила Джессика, давясь очередным приступом рыданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29