А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она не скрывала своего удовлетворения и буквально упивалась победой. Вид поверженной соперницы был для нее лучше самых дорогих наград…
— Итак, Пэт Паркер, наступила минута, когда надо принимать решение, — прозвучал в тишине кабинета металлический голос Эммы Гиннес.
Да, это действительно было так. Пэт пыталась осознать то, что сейчас перед ней произошло. В ее голове никак не укладывался образ Латхама в виде болонки на поводке у Эммы. Это было самое невероятное, что можно было себе представить. Так что же, черт возьми, все-таки с ним случилось? Но сейчас у нее просто не было времени предаваться размышлениям. Она сейчас должна была решить дилемму — уйти и перечеркнуть свои и Тони мечты или остаться.
Ответ был один. Она слишком любила Тони, чтобы разрушить его будущее. Ради него Пэт готова пойти на то, чтобы наступить на горло собственной гордости…
— Я остаюсь. Будем снимать фильм по твоему сценарию… — тихо прозвучали ее слова.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Пэт сонно брела по песчаному пляжу. Ее голова была обмотана большим красивым полотенцем, чтобы хоть как-то спастись от обжигающих солнечных лучей. Этот берег был несколько другим, в отличие от полупустынных частных дюн колонии Малибу, где каждый распоряжался своей собственностью в виде песчаных гор самостоятельно и в соответствии со своими вкусами. Это не был и Брод-Бич, по которому любили прогуливаться обитатели городка Зума, демонстрируя себя окружающим и сами с любопытством разглядывая новые лица и экзотические наряды. Этот берег был совсем иным. Здесь было много молодежи, и Пэт с удовольствием рассматривала крепкие жилистые фигуры юношей, у которых едва начали пробиваться первые усики, точеные, загорелые фигурки девушек в их компаниях, словно жемчужины в дорогом обрамлении. Здесь царил дух единства, близости духа и близости тел…
Пэт нравилось это гораздо больше, чем чопорная атмосфера престижных пляжей. Очевидно, нравилось это и Тони Валентино. По крайней мере, сейчас он был рядом с ней и так же лениво брел по берегу. Они решили пройтись после того, как Тони прочитал переписанный Эммой Гиннес сценарий. Долго они шли в молчании. Наконец Пэт не выдержала.
— Так что же ты об этом всем думаешь, Тони?
— В общем-то все осталось так же здорово, как и прежде. Если удастся все это снять как надо, то получится прекрасный фильм. А о том, что ты имеешь в виду — ну, на мой взгляд, это чересчур уж сексуально. Это даже уже не эротика, а порно. Причем жесткое порно.
— Но ведь мы сами можем смягчить кое-какие сцены, — сказала Пэт с бравадой, хотя на самом деле она пока не представляла себе, как это можно сделать.
В течение десятилетий Голливуд смаковал само слово «любовь». Потом, осмелев, он стал называть вещи уже куда ближе к их истинным именам. Появилось выражение «секс». Да, это был прорыв; это была сексуальная революция, выражением которой, ее знаменем стал фильм «Девять с половиной недель». Но и при всем этом даже в этом фильме секс был нежный, художественный, он не старался ошеломить человека, нет, он хотел ему даже кое в чем помочь. Но вот настала пора иных времен. На пороге стучится новый фильм «Малибу», где все полутона, переходные и обволакивающие, сглаживающие острые углы, были отброшены в сторону и в атаку пошел агрессивный и напористый секс без прикрас. И тут Пэт Паркер ничего поделать уже не могла. Ведь только вчера она вынужденно, но сдалась Эмме Гиннес. А сейчас рядом с ней шел Тони Валентино, ее любовь и боль. Он шел и размышлял о том, как будет сниматься в этом фильме «Малибу». И то, что благодаря этому фильму Тони станет кинозвездой, было для Пэт и хорошей, и плохой новостью одновременно. Множество вопросов роилось у нее в голове. Как, черт возьми, сможет она снимать интимные сцены, которые после вмешательства Эммы Гиннес превратились в откровенно порнографические?
— А что ты можешь сделать, если в твоем присутствии Дик Латхам отдал всю полноту власти в студии Эмме Гиннес? — услышала она голос Тони. — Мне самому интересно узнать, как она смогла его так прижать, что Латхам поднял лапки кверху. Все это очень непонятно. Я считал его сильным мужиком. Порой достаточно грубым, но очень умным дельцом. Он же оказался слабаком и кретином. Эмма Гиннес обвела его вокруг пальца и добилась своего.
Тони зашагал дальше в молчании. Он действительно был озадачен необъяснимой переменой в характере и поведении Дика Латхама. И пока невозможно было объяснить эти перемены.
— Да, все это представляется чрезвычайно запутанным и сложным. Нелегко все это вынести, — наконец произнес Тони.
— Мне кажется, что Мелисса с легкостью и удовольствием все это перенесет, — бросила резко Пэт и тут же прикусила язык.
В который раз она клялась себе не заводиться и каждый раз нарушала данное ей самой себе слово. Сейчас было не то время и не та обстановка для выяснения всех этих деталей. Пэт и Тони снова волею судьбы оказались вместе. Между ними осталось много недосказанного, но оба не торопились пока задавать острые вопросы. Пэт знала, что между Тони и Мелиссой была связь. Злые языки говорили об их глубоком чувстве, и совершенно неясно было, кончились ли их интимные отношения. И если кончились, то как? Черт, опять все так запуталось. Если бы Тони был просто парень с соседского двора, то она не задумываясь выпытала бы у него все, даже самые интимнейшие подробности, но Тони не был таким парнем. Он казался ей пришельцем из другого мира. Он не вписывался в обычные представления и жил не по общим правилам. Вот за это и любила его Пэт. Но это же одновременно и заставляло ее невыносимо страдать.
— А как ты все это перенесешь? — раздался у нее над ухом голос Тони.
Они прощупывали друг друга. Им обоим было ясно, что если они смогут отразить натиск Эммы Гиннес вкупе с Мелиссой, то тогда точно будут вместе на всю жизнь. Если же нет, то расстаться вот сейчас, на раннем этапе их взаимоотношений, было бы лучше для них обоих…
— Я уже достаточно взрослый человек, чтобы вынести все это, — ответила Пэт, одновременно чувствуя себя совсем маленькой девочкой, у которой подступили слезы к глазам. — Подумаешь, пара поцелуев, заснятых на пленке. Есть сотни актеров, которые целовались куда чаще и сильнее.
— Пэт, поцелуи — это не проблема. Проблема — это Эмма Гиннес и Мелисса Вэйн.
— Ты боишься, что за этим последует дальнейшее продолжение с одной из них?
Тони ничего не ответил. Он опустился на песок и сел, скрестив ноги. Пэт пристроилась рядом. Тони вдруг вспомнил роскошное холеное тело Мелиссы Вэйн, которое он использовал для наслаждения, для удовлетворения своей плотской любви. Но тогда это была его роль. Он был лидером и сделал всю игру до конца по своему замыслу. Теперь же он играл роль в чужой пьесе, которую ставили две женщины, имевшие полное право его ненавидеть. Тут Пэт ничем ему помочь не могла, потому что, несмотря на титры с ее именем, это был уже не ее фильм.
Вдруг Пэт резко вскочила.
— Тони! У меня появилась прекрасная идея. Думаю, что она тебе понравится. Дело в том, что у каждой актрисы может быть дублер. И самые-самые грязные сценки ты бы мог сыграть со мной…
Тони улыбнулся ее самоотверженной попытке помочь ему вырваться из заколдованного круга. Он нежно провел пальцем по ее плечу спустился на локоть и вывел начальную букву ее имени «П».
— Нам надо работать. У нас остались невыученными роли, а мы сидим на пляже и обсуждаем полет ласточек в небе. Чем, в конце концов, мы здесь занимаемся?
— Я люблю тебя, Тони.
— И я тебя люблю.
Пэт перекатилась на песке поближе к Тони. Она ткнулась носом в его грудь и с наслаждением вдохнула запах сильного мужского тела, слизнула капельку пота, выступившего на его руке.
— Эй, эй! Ты что себе позволяешь! Ведь мы на общественном пляже! — засмеялся Тони.
— А нигде не написано, что на общественном пляже нельзя утолить голод и жажду, — ответила Пэт и слизнула вторую капельку его пота.
— И ты этим пользуешься, — щелкнул ее по носу Тони. Расположившаяся неподалеку троица загорелых до черноты подростков с интересом за ними наблюдала, временами хихикая…
Пэт зажмурилась и посмотрела прямо на ослепительное солнце. Все сейчас было здесь абсолютно спокойным, ласковым, нежным. Теплое тихое море, солнце, птицы в небе и она, и Тони рядом. Но это было затишье перед бурей. И это она тоже отлично понимала. Что же. Если разразится шторм, который грозит разбросать их по всему свету, утопить их в самой темной глубине пучины, то, по крайней мере, у них будет что вспомнить. Хотя бы вот эти минуты, которые они провели вместе.
Пэт оглянулась на пляж и улыбнулась сама себе. Она была режиссером картины, а Тони грлдущей кинозвездой. Перед ними могли открыться в будущем все двери. А она сидела и завидовала тем самым загорелым сорванцам, что сейчас хихикали над ними. Они были свободны в своих мыслях и поступках. Их ничего не сдерживало, не связывало.
— Хотела бы я, чтобы нас сейчас видели Алабама и Кинг… — протянула Пэт.
— Ну, Алабама сейчас, наверное, попивает холодное мексиканское пивко «Дос Экос» в чистилище, — засмеялся Тони.
Внезапно загудел зуммер переносного телефона, спрятанного в сумке Пэт. Она взяла трубку. Незнакомый голос представился.
— Здравствуйте, я Пит Уинтерс. Я адвокат Бена Алабамы. Я хотел бы встретиться и поговорить с вами о завещании Бена Алабамы.
— Его завещании? — переспросила Пэт.
— Да, именно так. Алабама, кажется, оставил вас наследницей всего его состояния и поручил вам свою бесценную коллекцию негативов. Поэтому не затягивайте особенно и постарайтесь встретиться со мной поскорее…
— Хорошо, я вас поняла и обязательно с вами увижусь… — только и успела ответить Пэт и замерла в полном изумлении, уставившись на телефон, передавший ей привет от Бена Алабамы…

* * *
Томми Хаверс мерил беспокойными шагами роскошный ковер в кабинете Дика Латхама.
— Мне кажется, что Мэри Гроссман крайне неудачный автор для работы в журнале «Нью селебрити». Я думаю, нам следует побеспокоиться о возможных последствиях. Первые два выпуска будут впечатляющими, но потом она станет повторяться и выдохнется. Может, нам стоит обратиться к Тине Браун из «Вэнити-фэйер»? Или вызвать Эмму Соме из Лондона?
Дик Латхам выслушал своего верного помощника с таким видом, словно его все это не касалось. Это было вдвойне странно, ведь журнал «Нью селебрити» был его любимым детищем.. И почти полтора года он вместе с Томми Хаверсом разрабатывал проект спасения журнала.
— А что думает полиция о смерти Алабамы? Она все еще подозревает поджог? — раздался неожиданный вопрос Латхама.
Томми Хаверс весь внутренне подобрался. Что-то в этой истории — смерти Алабамы — было не так. Шестым чувством он понял тщательно скрываемый интерес Латхама к тому, как развивается следствие. Он даже понял, что если следствие пойдет достаточно быстро, то его шефа могут в чем-то обвинить.
— Э-э… я не совсем в курсе… Так… Я слышал, правда, что полиция считает, что это было преднамеренное убийство. Они полагают, что убийца приехал на спортивном автомобиле. У них есть и отпечатки протектора. Судя по всему, это отпечатки шин «порше», — закончил Хаверс.
— А что, в графстве Лос-Анджелес таких машин всего одна-две?..
— Да, у них еще есть отпечатки пальцев на канистре с бензином, упавшей сверху на дом Алабамы, — рассеянно вставил Хаверс.
Томми Хаверс был озабочен совсем другими делами. Он не понимал маневра Латхама в отношении смены руководства киностудии «Космос» и странной перемены в поведении Эммы Гиннес.
— Ну, вряд ли им удастся проверить отпечатки пальцев всех владельцев «порше», ведь правда? — снова спросил Латхам, но в голосе его не чувствовалась уверенность, его голос даже показался Хаверсу взволнованным.
— Да, вы правы. Интересно, был ли Алабама целью преднамеренного убийства или же он пал жертвой обычного психопата-поджигателя, просто бросившего спичку, чтобы насладиться зрелищем огня?..
— Мне нравится твоя оригинальная теория, Томми, — натужно рассмеялся Латхам. — Я ее покупаю…
— Ладно, я согласен, а теперь вернемся все-таки к делам. Эмма Гиннес провела первые пять дней в качестве нового директора киностудии за странным делом. Она сидела и переписывала сценарий нашего штатного сценариста. Такое впечатление, что ей просто больше нечем заняться, хотя дел на студии просто невпроворот. Единственно хорошая новость во всем этом, так это то, что Мелисса Вэйн вновь воспылала любовью к фильму и готова в нем сниматься. Да, если нам все-таки удастся снять его, то это будет чудо. Пэт Паркер и Тони Валентино де Феллини и не Круз. Успех может быть только благодаря Мелиссе Вэйн.
— Кстати говоря, а как у них дела? Томми, ну ведь вы понимаете, что я имею в виду?
— А какое нам до них дело? Если им не нравится, то они вольны уйти. Кино нужно им, а не они кино.
— Как наследница Бена Алабамы, Пэт Паркер больше не нуждается в деньгах, — бросил Латхам. — Она стала богатой за одну ночь.
Хаверс пока не совсем осознал это.
— Пэт останется здесь. Она будет помогать своему любимому достичь вершины его славы. К тому же «Космос» истратил двадцать миллионов долларов на ее дебют в качестве режиссера картины. Если все богатства Алабамы пропустить через самые престижные аукционы «Сотби» или «Кристи», то и тогда Паркер не сможет покрыть эти расходы на фильм…
— Томми, ты недооцениваешь эту девушку. У нее очень сильная натура и талант. Она может многое. Да и Тони Валентино такой же…
— Ну да, все правильно, к тому же он спас вашу жизнь, — ответил Хаверс, изумляясь в душе тому, как Дик Латхам прямо на его глазах потерял свою жесткость и силу, превратился в какого-то мягкотелого хлюпика.
— Это мы обсуждать не будем, — резко оборвал Латхам. — Тони показал, что он может играть. Это наше тайное оружие, с помощью которого мы завоюем успех. Тони настоящий мастер. Он не повторяется, а идет своим собственным путем. И он не отступит перед трудностями, какими бы они ни были. Более того, горе тем, кто решится пересечь ему дорогу. Ты знаешь, Томми, он мне во многом напоминает меня самого…

* * *
Эмма Гиннес влетела в студию словно ураган. Она разметала группки машинисток, ассистентов, осветителей, секретарей… Она пронеслась из конца в конец студии, всюду раздавая слева направо щедрой рукой выговоры и замечания.
— Сколько раз я вам говорила, чтобы были упрочены наши связи со студией «Юниверсал»! И что же в итоге мы имеем? Да, ничего! И никому нет никакого дела до этого. Вы все здесь бездельники, а те наши юрисконсульты, которые занимались этой проблемой, пусть ищут себе новую работу. Я их осрамлю на всю Калифорнию. Я спрашиваю: есть здесь кто-нибудь, кто в состоянии грамотно изложить хотя бы два слова?! Я не говорю уже, что даже по телефону вы не можете добиться нужного результата. Что же, попробуйте тогда факсы. Может, так у вас получится работать по-настоящему!.. — гремела Эмма Гиннес.
— Эмма, скажите, как дела с «Малибу»? — осмелился подать голос один из младших помощников ассистента, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Но добился лишь обратного.
— Черт! Понятия не имею, как там дела. И вообще это не мое дело. Я директор студии, у меня есть куча народу, которые получают приличные деньги, чтобы знать, как идут дела с «Малибу». Да и потом, это детище Латхама…
Эмма снова пронеслась по студии. Люди опускали глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом, и молились, чтобы ее быстрый взлет окончился таким же быстрым падением…
— Почему на съемочной площадке столько посторонних? Я не желаю, чтобы что-либо или кто-либо мешал съемочному процессу. Вы меня поняли? — слышался ее голос даже в самых отдаленных закоулках студии.
Эмма ворвалась в один из павильонов, наорала на декораторов. Затем сделала пару критических замечаний гримерам, от которых у тех опустились руки. Эмма со злостью выдернула один из шнуров от микрофона, мешавшего ей пройти, и тем самым вызвала настоящую панику у звукооператоров. Наконец, усевшись посреди съемочной площадки в кресло, Эмма разрешила приступать к съемке. Но как только застрекотала камера и занавес открыл широкую кровать, снова раздался ее визг.
— Это что такое? Я говорила, чтобы был настоящий шелк. А что вы сюда подложили? Это же грубый нейлон…
— Ну, это наполовину шелк, наполовину нейлон…
— Молчать! Я вам приказываю делать одно, а вы делаете другое. Запомните: если я прикажу «расстрелять», то это будет означать именно это.
Съемочная группа столпилась вокруг, в недоумении пожимая плечами. Им не приходилось сталкиваться с такой фурией за много лет работы. И больше всего их потрясало и подавляло, что у этой мегеры не было ни малейшего сомнения в своей правоте. Она просто была уверена в своей силе. Эмма была мечтой мазохиста и самым страшным ночным кошмаром для садиста… По сравнению с ней Фредди Крюгер из «Кошмаров на улице Вязов» казался добродушным дядечкой из соседней деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54