Я перестала думать о темных и печальных событиях и стала мечтать о папином приезде в среду и о визите Бо в субботу. В конце концов, два человека, которых я люблю больше всего на свете, скоро будут со мной и вернут солнечный свет моему миру, ставшему серым и мрачным.Когда я вернулась в общежитие, то обнаружила, что пришло письмо от Поля, прежде чем мое письмо к нему попало на почту. Его послание наполняли оптимизм и радостные новости: что он хорошо учится в школе, дела у его семьи пошли намного лучше, что его отец возлагает на него все большую и большую ответственность.
«Несмотря на это, у меня все еще есть время, чтобы взять пирогу, поплавать по протоке и половить рыбу в моих секретных местах. А вчера я просто лег в лодке и смотрел, как солнце становится красным и опускается вниз среди ветвей платанов. Брызги света превратили испанский мох в куски шелка. Потом нутрии начали смелее выскакивать из воды. Стрекозы пустились в свои ритуальные танцы над водой, лещи выскакивали из канала и ныряли снова, словно меня, моей лодки и всего, что в ней, просто не существует. Белая цапля спустилась так низко, что я подумал, она собирается сесть мне на плечо, но птица передумала и полетела дальше вниз по течению.Я обернулся и увидел сквозь ветки деревьев на берегу рога белохвостой лани, смотревшей, как я проплываю мимо, а потом скрывшейся в ивах.Все это заставило меня подумать о тебе и тех великолепных вечерах, что мы проводили вместе. И я задумался, каково тебе живется где-то в другом месте, вдали от протоки. Я загрустил, пока не вспомнил, как глубоко ты впитываешь все, а потом, благодаря твоему замечательному таланту, навечно переносишь увиденное на холст. Как счастливы те, кто покупает твои картины.Надеюсь скоро увидеть тебя,Поль».
Его письмо наполнило меня восхитительным ощущением счастья, некоей смесью грусти и радости, воспоминаний и надежд. Я почувствовала себя улетевшей далеко, поднявшейся над схваткой. Должно быть, за ужином на моем лице сияла улыбка глубокого удовлетворения. Я заметила, как Жизель с раздражением поглядывает на меня.– Что это с тобой случилось? – не выдержала она. Остальные девочки, громко переговаривавшиеся вокруг, замолчали и уставились на нас.– Ничего. А почему ты спрашиваешь?– Ты выглядишь глупо, сидя здесь с этой ухмылкой на лице, словно знаешь что-то, неизвестное нам, – сказала Жизель.– Это не так. – Я пожала плечами. Потом задумалась, опустила вилку, сложила руки перед собой и обвела взглядом их всех. – Если не считать того, что я знаю, многое из того, что вы полагаете важным – происхождение и богатство, – не гарантирует счастья.– Ах, вот как? – проскулила Жизель. – А что же тогда?– Надо любить себя, – сказала я, – такой, какая ты на самом деле, а не такой, какой тебя хотят видеть окружающие. – С этими словами я встала и вернулась к себе в комнату.Я перечитала письмо Поля, составила список дел, которые мне хотелось выполнить до приезда папы и Бо, сделала домашнее задание и легла спать. Я лежала в постели с открытыми глазами, глядя в темный потолок и представляя себе, что плыву в пироге с Полем вниз по течению. Мне казалось, я даже могу увидеть первую звезду.Утром я проснулась, полная замыслов картин, которые мне хотелось написать под руководством мисс Стивенс. Она, как и я, так же сильно любила природу, и я знала, что Рейчел оценит мое видение. Умывшись и торопливо одевшись, я пришла на завтрак одной из первых, что явно пришлось не по вкусу Жизель. Я заметила, что она становится все более нетерпимой и нетерпеливой и с Самантой тоже, выговаривая ей за то, что та не делает требуемое достаточно быстро.Наш сектор занимался уборкой посуды. Жизель, естественно, освободили от этой повинности, но она создавала трудности мне и остальным, оставаясь сидеть за столом. Мы чуть было не опоздали на занятия, а мне предстояло писать контрольную по английскому.Я подготовилась к контрольной, и мне хотелось поскорее разделаться с ней, но в середине урока пришла женщина-курьер. Она подошла прямо к мистеру Райзелу и прошептала что-то ему на ухо. Он кивнул, оглядел класс и сказал, что меня вызывает к себе миссис Айронвуд.– Но моя контрольная… – пробормотала я.– Отдай мне то, что ты уже сделала, – велел преподаватель.– Но…– Тебе лучше поторопиться, – добавил он, его глаза потемнели.Что ей теперь от меня понадобилось? Я терялась в догадках. В чем директриса собирается меня обвинить на этот раз?Кипя от гнева, я пронеслась по коридору и вошла в офис. Миссис Рэндл подняла на меня глаза, но на этот раз она не выглядела ни раздраженной, ни расстроенной. На ее лице читалось сочувствие.– Иди в кабинет, – сказала мне секретарша. Мои пальцы чуть дрогнули, коснувшись ручки двери. Я повернула ее и вошла, с удивлением обнаружив в кабинете директрисы Жизель в ее кресле, с покрасневшими глазами, в руке зажат носовой платок.– Что случилось? – воскликнула я, переводя взгляд с сестры на миссис Айронвуд, стоящую у окна.– Ваш отец, – ответила она. – Ваша мачеха только что позвонила мне.– Что?– Папа умер! – прорыдала Жизель. – У него был сердечный приступ!Где-то глубоко внутри меня стон превратился в рыдание, в плач, повисающий над водой, цепляющийся за деревья и кусты, превращающий день в ночь, солнечное небо в серые тучи, а дождь в слезы.Мои веки закрылись, отделив меня от окружающих лиц, и в этот момент мне вспомнился ночной кошмар, часто преследовавший меня в детстве. В этом сне я бежала по заболоченной земле, пытаясь догнать пирогу, набирающую скорость и уходящую за поворот, в протоку, увозя с собой загадочного человека, которого мне хочется назвать папочкой.Но слово застревает у меня в горле, и в следующее мгновение мужчина исчезает.И я снова остаюсь совсем одна. 10ОПЯТЬ СИРОТА Для меня похороны папы начались по дороге обратно в Новый Орлеан. Перед самым нашим отъездом даже Жизель погрустнела и примолкла. Вместо обычного потока жалоб она ограничилась лишь несколькими претензиями по поводу того, что ей пришлось очень быстро собирать вещи, и того, каким образом ее пересадили из кресла в лимузин, присланный Дафной. Шоферу не сказали, что один из его пассажиров – калека, и он оказался совершенно не готов к этому. Водитель не знал, как сложить кресло и уложить его вместе с нашими вещами в багажник. К счастью, ему на помощь пришел Бак Дардар, тут же подхвативший на руки Жизель, что на минуту вернуло игривость ее взгляду.– Благодарение Господу, что тут оказался ваш мистер Мад, – заявила она достаточно громко, чтобы ее услышал Бак, помогавший шоферу складывать кресло. – Иначе мы выбрались бы отсюда не раньше, чем через неделю после папиных похорон.Я бросила на нее разъяренный взгляд, но она вернула мне его, сопроводив одним из своих легких смешков, и высунула голову в окно, чтобы потрепетать ресничками перед Баком, которого она начала многословно благодарить за помощь.– Я не могу как следует отблагодарить вас сейчас, – сказала моя сестра. – Мы должны немедленно ехать, но когда мы вернемся…Бак посмотрел на меня и тут же заторопился к своему трактору, чтобы продолжить работу на территории. Водитель лимузина сел за руль, и мы тронулись в путь. Остальные девочки были на занятиях. Жизель удалось сообщить своей клике о смерти папы и потом собрать урожай их сочувствия и участия. Я сказала об этом только мисс Стивенс. Она очень огорчилась, ее глаза наполнились слезами, когда она смотрела на мое расстроенное лицо.– Теперь я по-настоящему сирота, как и вы, – сказала я ей.– Но у тебя есть мачеха и сестра.– Это все равно что быть сиротой, – возразила я. Рейчел прикусила нижнюю губу и кивнула, ни слова не возразив на мое заявление.– Ты всегда найдешь свою семью здесь. – Она обняла меня. – Мужайся.Я поблагодарила учительницу и вернулась в общежитие, чтобы собрать вещи.И вот теперь лимузин увозил нас в путешествие, походившее скорее на ночной кошмар, превратившееся, по крайней мере для меня, в бесконечный темный туннель, чьи стены сложены из самых ужасных моих страхов, главным из которых был страх остаться одной. С того момента, когда я стала достаточно взрослой, чтобы узнать, что мать моя умерла, а отец, как мне сказали, меня бросил, в моем сердце образовалась глубокая рана, страшное ощущение того, что меня привязывает к берегу лишь тонкая пеньковая веревка. Сколько раз я просыпалась по ночам, разбуженная кошмарным видением – меня уносит от берега, пока я сплю в моей пироге. Гроза, пронесшаяся над протокой, оборвала эту тонкую пеньковую веревку и отправила меня в плавание вниз по течению, навстречу ночи и неизвестности.Конечно, успокаивающие объятия и ласковые слова бабушки Катрин возвращали мне покой. Пожилая женщина была той тонкой пеньковой веревочкой, она одна давала мне чувство безопасности. После ее смерти я наверняка почувствовала бы себя потерянной и отданной на милость ужасных ветров судьбы, если бы перед самой кончиной бабушка не подарила мне новую надежду, сообщив имя моего отца и посоветовав мне пойти к нему. Подобно бродяге, прося не милостыни, но любви, я постучала в его дверь, и мое сердце возрадовалось, когда отец принял меня с таким радушием и в свой дом, и в свое сердце. Я снова почувствовала себя в безопасности, и мои сны, в которых свирепый ураган уносил меня в неизвестность, исчезли.А теперь и папы не стало. Пророческие картины, нарисованные мной, когда я была еще совсем девочкой, изображающие моего загадочного отца, уплывающего прочь, к несчастью, оказались правдой. Темные тени быстрее побежали назад, снова завыл ветер. Пораженная в самое сердце, я сидела в лимузине и смотрела на проплывающий мимо пейзаж, тонущий в серой мокрой пелене. Мне казалось, что вода смывает мрачный мир вокруг нас, и скоро мы останемся в пустоте.Наконец, не в силах больше сдерживаться ни минуты, Жизель обрушила на меня новый водопад жалоб.– Теперь мы в руках у Дафны, – простонала она. – Всем, что мы унаследовали, мачеха будет управлять по доверенности. Нам придется делать то, что она скажет и что ей захочется. – Сестра подождала моей поддержки новой порции ее претензий, но я молчала, глядя в сторону, слыша ее слова, но едва осознавая ее присутствие. – Ты слышала, что я сказала?– Мне все равно, Жизель. Сейчас это неважно, – пробормотала я.– Неважно? – Она рассмеялась. – Подожди, пока мы приедем домой, там увидишь, насколько я права. Тогда поглядим, как это важно, – заявила сестра. – Как он мог умереть? – визгливо всплакнула Жизель, не потому, что ее опечалила смерть папы, а потому, что она злилась на него за то, что он мог поддаться смерти. – Как отец не заметил, что плохо себя чувствует, и не пошел к врачу? Да, кстати, почему он плохо себя чувствовал? Папа не был старым.– Ему приходилось жить с такой болью в сердце, словно он был в два раза старше, – резко заметила я.– И что все это значит, Руби? А? Что именно мисс Умница-Разумница имеет в виду сейчас?– Ничего, – ответила я со вздохом. – Давай не будем сегодня ссориться. Прошу тебя, Жизель.– Я не ссорюсь. Я просто хочу знать, что ты имела в виду, вот и все. Ты хотела сказать, что это все моя вина, и если это так…– Нет, я не это имела в виду. Папа думал еще слишком о многом, кроме тебя и меня. У него был еще бедный дядя Жан, и Дафна, и деловые проблемы…– Это так, – согласилась Жизель, ей понравились мои объяснения. – У него были проблемы. И все-таки ему следовало лучше о себе заботиться. Посмотри, в каком состоянии он оставил нас сейчас. Я калека, и у меня нет отца. Ты думаешь, Дафна станет покупать мне то, что я хочу, тогда, когда я хочу? Никогда в жизни. Ты же слышала ее слова, когда мы уезжали. Она считает, что папа избаловал нас, избаловал меня!– Давай не будем делать никаких выводов сейчас, – проговорила я усталым тихим голосом. – Дафна тоже, должно быть, расстроена. Может быть… может быть, она изменится. Может быть, эта женщина станет нуждаться в нас и больше любить нас.Жизель прищурилась, обдумывая сказанное мной. Я знала, что сестра просто пытается сообразить, как извлечь выгоду из ситуации, если мои слова окажутся правдой, как она сможет навязать свою волю убитой горем Дафне и получить то, чего ей хочется. Жизель откинулась на спинку сиденья, чтобы обдумать все как следует, и весь остаток пути прошел тихо, хотя и показался вдвое длиннее обычного. Я ненадолго заснула и, когда проснулась, увидела озеро Понтчатрейн, сверкающее впереди. Скоро на горизонте показались крыши Нового Орлеана, и машина заскользила по улицам города.Все показалось мне другим, как будто смерть папы изменила мир. Причудливые узкие улицы, дома с витыми чугунными балконами, небольшие сады вдоль тенистых аллей, кафе, уличное движение, люди – все казалось мне чужим. Как будто душа города ушла вместе с папиной душой.Жизель прореагировала совсем по-другому. Как только мы въехали в Садовый район, она громко поинтересовалась, когда же ей удастся встретиться со старыми друзьями.– Я уверена, что все они слышали о папе и готовы прийти навестить нас. Не могу дождаться, – сказала моя сестра. – Я узнаю все слухи. – И она жизнерадостно рассмеялась.«Как она может быть такой эгоистичной?» – гадала я. Почему ее сердце и ее мысли не переполняет скорбь? Как может Жизель не думать об улыбке отца, его голосе, его объятиях? Почему ее не придавила к земле печаль, заставляющая застыть, словно камень, и леденящая кровь? Неужели и я стала бы такой, если бы родилась первой и меня отдали бы в семью Дюма? Неужели дьявольская суть этого поступка превратила ее маленькое сердечко в обугленную головешку и отравляет все ее чувства и мысли? Случилось бы и со мной такое?Когда мы подъехали, Эдгар уже стоял у дверей, словно провел там долгие часы. Он выглядел постаревшим, плечи опустились, лицо побледнело. Дворецкий торопливо спустился вниз, чтобы помочь с багажом.– Привет, Эдгар, – поздоровалась я.Его губы задрожали, когда он попытался мне ответить, но один лишь звук моего имени, которое так любил произносить папа, наполнил его глаза слезами и сковал язык.– Да выньте же меня наконец отсюда! – завопила Жизель. Шофер быстрым шагом направился к багажнику, а Эдгар подошел помочь ему с ее инвалидным креслом. – Эдгар!– Да, мадемуазель, я иду, – откликнулся он, перегнувшись через край багажника.– Тебя не дождешься!Мужчины достали коляску и посадили в нее Жизель. Когда мы вошли в дом, я почувствовала леденящую печаль, пропитавшую даже стены. Все огни были притушены, тени стали глубже. Высокий худой человек в черном пиджаке и таком же галстуке появился в дверях гостиной. Его узкое лицо, на котором нос и подбородок словно стремились к одной точке, напомнило мне пеликана. Лысая пятнистая голова блестела, два пучка светло-каштановых волос разместились над ушами. Казалось, мужчина скользил, плавно передвигаясь по полу, не издавая практически ни одного звука.– Мадам желает, чтобы бдение у гроба прошло здесь, – предупредил нас Эдгар. – Это месье Бош из похоронного бюро.Улыбка господина Боша оказалась болезненно мягкой. Его губы обнажили серые зубы, словно их дернули за веревочку, как занавес. Он сложил вместе длинные ладони, потер их друг о друга. У меня создалось впечатление, что ему хочется вытереть их насухо, прежде чем протянуть нам для приветствия.– Мои глубочайшие соболезнования, барышни, – произнес этот господин. – Я месье Бош, и я прослежу за тем, чтобы все необходимое для вашего дорогого усопшего было сделано. Если вы что-то хотите, просто…– Где мой папа? – спросила я с большим высокомерием, чем сама хотела. Даже у Жизель округлились глаза.– Пройдите сюда, мадемуазель, – сказал месье Бош, кланяясь и поворачиваясь одним плавным движением.– Ух, – заговорила Жизель. – Я не хочу смотреть на него сейчас.Я повернулась к ней:– Он был твоим отцом. И скоро ты никогда больше его не увидишь.– Но папа умер, – заныла Жизель. – Как может тебе хотеться взглянуть на него в гробу?– Ты не хочешь попрощаться? – спросила я.– Я уже попрощалась. Эдгар, отвези меня в мою комнату, – потребовала моя сестра.– Слушаюсь, мадемуазель. – Дворецкий посмотрел на меня, а потом развернул коляску Жизель по направлению к лестнице. Я пошла за месье Бошем в гостиную, где в открытом гробу лежал папа. Умершего и все вокруг него покрывали дюжины и дюжины многоцветных роз. В комнате было душно от их запаха. Рядом с гробом горели толстые свечи. При виде этой картины комок застрял у меня в горле. Все оказалось правдой, мне ничего не приснилось.Я повернулась, почувствовав, что Дафна смотрит на меня. Она сидела в кресле с высокой спинкой. Вся в черном, на лицо опущена черная вуаль, мачеха напоминала вдовствующую королеву, ожидающую, что я преклоню перед ней колени и поцелую ей руку. Дафна не выглядела чересчур бледной и убитой горем, как я себе представляла. Хотя она воздержалась от того, чтобы подрумяниться, но не забыла накрасить губы любимой помадой и подвести глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Несмотря на это, у меня все еще есть время, чтобы взять пирогу, поплавать по протоке и половить рыбу в моих секретных местах. А вчера я просто лег в лодке и смотрел, как солнце становится красным и опускается вниз среди ветвей платанов. Брызги света превратили испанский мох в куски шелка. Потом нутрии начали смелее выскакивать из воды. Стрекозы пустились в свои ритуальные танцы над водой, лещи выскакивали из канала и ныряли снова, словно меня, моей лодки и всего, что в ней, просто не существует. Белая цапля спустилась так низко, что я подумал, она собирается сесть мне на плечо, но птица передумала и полетела дальше вниз по течению.Я обернулся и увидел сквозь ветки деревьев на берегу рога белохвостой лани, смотревшей, как я проплываю мимо, а потом скрывшейся в ивах.Все это заставило меня подумать о тебе и тех великолепных вечерах, что мы проводили вместе. И я задумался, каково тебе живется где-то в другом месте, вдали от протоки. Я загрустил, пока не вспомнил, как глубоко ты впитываешь все, а потом, благодаря твоему замечательному таланту, навечно переносишь увиденное на холст. Как счастливы те, кто покупает твои картины.Надеюсь скоро увидеть тебя,Поль».
Его письмо наполнило меня восхитительным ощущением счастья, некоей смесью грусти и радости, воспоминаний и надежд. Я почувствовала себя улетевшей далеко, поднявшейся над схваткой. Должно быть, за ужином на моем лице сияла улыбка глубокого удовлетворения. Я заметила, как Жизель с раздражением поглядывает на меня.– Что это с тобой случилось? – не выдержала она. Остальные девочки, громко переговаривавшиеся вокруг, замолчали и уставились на нас.– Ничего. А почему ты спрашиваешь?– Ты выглядишь глупо, сидя здесь с этой ухмылкой на лице, словно знаешь что-то, неизвестное нам, – сказала Жизель.– Это не так. – Я пожала плечами. Потом задумалась, опустила вилку, сложила руки перед собой и обвела взглядом их всех. – Если не считать того, что я знаю, многое из того, что вы полагаете важным – происхождение и богатство, – не гарантирует счастья.– Ах, вот как? – проскулила Жизель. – А что же тогда?– Надо любить себя, – сказала я, – такой, какая ты на самом деле, а не такой, какой тебя хотят видеть окружающие. – С этими словами я встала и вернулась к себе в комнату.Я перечитала письмо Поля, составила список дел, которые мне хотелось выполнить до приезда папы и Бо, сделала домашнее задание и легла спать. Я лежала в постели с открытыми глазами, глядя в темный потолок и представляя себе, что плыву в пироге с Полем вниз по течению. Мне казалось, я даже могу увидеть первую звезду.Утром я проснулась, полная замыслов картин, которые мне хотелось написать под руководством мисс Стивенс. Она, как и я, так же сильно любила природу, и я знала, что Рейчел оценит мое видение. Умывшись и торопливо одевшись, я пришла на завтрак одной из первых, что явно пришлось не по вкусу Жизель. Я заметила, что она становится все более нетерпимой и нетерпеливой и с Самантой тоже, выговаривая ей за то, что та не делает требуемое достаточно быстро.Наш сектор занимался уборкой посуды. Жизель, естественно, освободили от этой повинности, но она создавала трудности мне и остальным, оставаясь сидеть за столом. Мы чуть было не опоздали на занятия, а мне предстояло писать контрольную по английскому.Я подготовилась к контрольной, и мне хотелось поскорее разделаться с ней, но в середине урока пришла женщина-курьер. Она подошла прямо к мистеру Райзелу и прошептала что-то ему на ухо. Он кивнул, оглядел класс и сказал, что меня вызывает к себе миссис Айронвуд.– Но моя контрольная… – пробормотала я.– Отдай мне то, что ты уже сделала, – велел преподаватель.– Но…– Тебе лучше поторопиться, – добавил он, его глаза потемнели.Что ей теперь от меня понадобилось? Я терялась в догадках. В чем директриса собирается меня обвинить на этот раз?Кипя от гнева, я пронеслась по коридору и вошла в офис. Миссис Рэндл подняла на меня глаза, но на этот раз она не выглядела ни раздраженной, ни расстроенной. На ее лице читалось сочувствие.– Иди в кабинет, – сказала мне секретарша. Мои пальцы чуть дрогнули, коснувшись ручки двери. Я повернула ее и вошла, с удивлением обнаружив в кабинете директрисы Жизель в ее кресле, с покрасневшими глазами, в руке зажат носовой платок.– Что случилось? – воскликнула я, переводя взгляд с сестры на миссис Айронвуд, стоящую у окна.– Ваш отец, – ответила она. – Ваша мачеха только что позвонила мне.– Что?– Папа умер! – прорыдала Жизель. – У него был сердечный приступ!Где-то глубоко внутри меня стон превратился в рыдание, в плач, повисающий над водой, цепляющийся за деревья и кусты, превращающий день в ночь, солнечное небо в серые тучи, а дождь в слезы.Мои веки закрылись, отделив меня от окружающих лиц, и в этот момент мне вспомнился ночной кошмар, часто преследовавший меня в детстве. В этом сне я бежала по заболоченной земле, пытаясь догнать пирогу, набирающую скорость и уходящую за поворот, в протоку, увозя с собой загадочного человека, которого мне хочется назвать папочкой.Но слово застревает у меня в горле, и в следующее мгновение мужчина исчезает.И я снова остаюсь совсем одна. 10ОПЯТЬ СИРОТА Для меня похороны папы начались по дороге обратно в Новый Орлеан. Перед самым нашим отъездом даже Жизель погрустнела и примолкла. Вместо обычного потока жалоб она ограничилась лишь несколькими претензиями по поводу того, что ей пришлось очень быстро собирать вещи, и того, каким образом ее пересадили из кресла в лимузин, присланный Дафной. Шоферу не сказали, что один из его пассажиров – калека, и он оказался совершенно не готов к этому. Водитель не знал, как сложить кресло и уложить его вместе с нашими вещами в багажник. К счастью, ему на помощь пришел Бак Дардар, тут же подхвативший на руки Жизель, что на минуту вернуло игривость ее взгляду.– Благодарение Господу, что тут оказался ваш мистер Мад, – заявила она достаточно громко, чтобы ее услышал Бак, помогавший шоферу складывать кресло. – Иначе мы выбрались бы отсюда не раньше, чем через неделю после папиных похорон.Я бросила на нее разъяренный взгляд, но она вернула мне его, сопроводив одним из своих легких смешков, и высунула голову в окно, чтобы потрепетать ресничками перед Баком, которого она начала многословно благодарить за помощь.– Я не могу как следует отблагодарить вас сейчас, – сказала моя сестра. – Мы должны немедленно ехать, но когда мы вернемся…Бак посмотрел на меня и тут же заторопился к своему трактору, чтобы продолжить работу на территории. Водитель лимузина сел за руль, и мы тронулись в путь. Остальные девочки были на занятиях. Жизель удалось сообщить своей клике о смерти папы и потом собрать урожай их сочувствия и участия. Я сказала об этом только мисс Стивенс. Она очень огорчилась, ее глаза наполнились слезами, когда она смотрела на мое расстроенное лицо.– Теперь я по-настоящему сирота, как и вы, – сказала я ей.– Но у тебя есть мачеха и сестра.– Это все равно что быть сиротой, – возразила я. Рейчел прикусила нижнюю губу и кивнула, ни слова не возразив на мое заявление.– Ты всегда найдешь свою семью здесь. – Она обняла меня. – Мужайся.Я поблагодарила учительницу и вернулась в общежитие, чтобы собрать вещи.И вот теперь лимузин увозил нас в путешествие, походившее скорее на ночной кошмар, превратившееся, по крайней мере для меня, в бесконечный темный туннель, чьи стены сложены из самых ужасных моих страхов, главным из которых был страх остаться одной. С того момента, когда я стала достаточно взрослой, чтобы узнать, что мать моя умерла, а отец, как мне сказали, меня бросил, в моем сердце образовалась глубокая рана, страшное ощущение того, что меня привязывает к берегу лишь тонкая пеньковая веревка. Сколько раз я просыпалась по ночам, разбуженная кошмарным видением – меня уносит от берега, пока я сплю в моей пироге. Гроза, пронесшаяся над протокой, оборвала эту тонкую пеньковую веревку и отправила меня в плавание вниз по течению, навстречу ночи и неизвестности.Конечно, успокаивающие объятия и ласковые слова бабушки Катрин возвращали мне покой. Пожилая женщина была той тонкой пеньковой веревочкой, она одна давала мне чувство безопасности. После ее смерти я наверняка почувствовала бы себя потерянной и отданной на милость ужасных ветров судьбы, если бы перед самой кончиной бабушка не подарила мне новую надежду, сообщив имя моего отца и посоветовав мне пойти к нему. Подобно бродяге, прося не милостыни, но любви, я постучала в его дверь, и мое сердце возрадовалось, когда отец принял меня с таким радушием и в свой дом, и в свое сердце. Я снова почувствовала себя в безопасности, и мои сны, в которых свирепый ураган уносил меня в неизвестность, исчезли.А теперь и папы не стало. Пророческие картины, нарисованные мной, когда я была еще совсем девочкой, изображающие моего загадочного отца, уплывающего прочь, к несчастью, оказались правдой. Темные тени быстрее побежали назад, снова завыл ветер. Пораженная в самое сердце, я сидела в лимузине и смотрела на проплывающий мимо пейзаж, тонущий в серой мокрой пелене. Мне казалось, что вода смывает мрачный мир вокруг нас, и скоро мы останемся в пустоте.Наконец, не в силах больше сдерживаться ни минуты, Жизель обрушила на меня новый водопад жалоб.– Теперь мы в руках у Дафны, – простонала она. – Всем, что мы унаследовали, мачеха будет управлять по доверенности. Нам придется делать то, что она скажет и что ей захочется. – Сестра подождала моей поддержки новой порции ее претензий, но я молчала, глядя в сторону, слыша ее слова, но едва осознавая ее присутствие. – Ты слышала, что я сказала?– Мне все равно, Жизель. Сейчас это неважно, – пробормотала я.– Неважно? – Она рассмеялась. – Подожди, пока мы приедем домой, там увидишь, насколько я права. Тогда поглядим, как это важно, – заявила сестра. – Как он мог умереть? – визгливо всплакнула Жизель, не потому, что ее опечалила смерть папы, а потому, что она злилась на него за то, что он мог поддаться смерти. – Как отец не заметил, что плохо себя чувствует, и не пошел к врачу? Да, кстати, почему он плохо себя чувствовал? Папа не был старым.– Ему приходилось жить с такой болью в сердце, словно он был в два раза старше, – резко заметила я.– И что все это значит, Руби? А? Что именно мисс Умница-Разумница имеет в виду сейчас?– Ничего, – ответила я со вздохом. – Давай не будем сегодня ссориться. Прошу тебя, Жизель.– Я не ссорюсь. Я просто хочу знать, что ты имела в виду, вот и все. Ты хотела сказать, что это все моя вина, и если это так…– Нет, я не это имела в виду. Папа думал еще слишком о многом, кроме тебя и меня. У него был еще бедный дядя Жан, и Дафна, и деловые проблемы…– Это так, – согласилась Жизель, ей понравились мои объяснения. – У него были проблемы. И все-таки ему следовало лучше о себе заботиться. Посмотри, в каком состоянии он оставил нас сейчас. Я калека, и у меня нет отца. Ты думаешь, Дафна станет покупать мне то, что я хочу, тогда, когда я хочу? Никогда в жизни. Ты же слышала ее слова, когда мы уезжали. Она считает, что папа избаловал нас, избаловал меня!– Давай не будем делать никаких выводов сейчас, – проговорила я усталым тихим голосом. – Дафна тоже, должно быть, расстроена. Может быть… может быть, она изменится. Может быть, эта женщина станет нуждаться в нас и больше любить нас.Жизель прищурилась, обдумывая сказанное мной. Я знала, что сестра просто пытается сообразить, как извлечь выгоду из ситуации, если мои слова окажутся правдой, как она сможет навязать свою волю убитой горем Дафне и получить то, чего ей хочется. Жизель откинулась на спинку сиденья, чтобы обдумать все как следует, и весь остаток пути прошел тихо, хотя и показался вдвое длиннее обычного. Я ненадолго заснула и, когда проснулась, увидела озеро Понтчатрейн, сверкающее впереди. Скоро на горизонте показались крыши Нового Орлеана, и машина заскользила по улицам города.Все показалось мне другим, как будто смерть папы изменила мир. Причудливые узкие улицы, дома с витыми чугунными балконами, небольшие сады вдоль тенистых аллей, кафе, уличное движение, люди – все казалось мне чужим. Как будто душа города ушла вместе с папиной душой.Жизель прореагировала совсем по-другому. Как только мы въехали в Садовый район, она громко поинтересовалась, когда же ей удастся встретиться со старыми друзьями.– Я уверена, что все они слышали о папе и готовы прийти навестить нас. Не могу дождаться, – сказала моя сестра. – Я узнаю все слухи. – И она жизнерадостно рассмеялась.«Как она может быть такой эгоистичной?» – гадала я. Почему ее сердце и ее мысли не переполняет скорбь? Как может Жизель не думать об улыбке отца, его голосе, его объятиях? Почему ее не придавила к земле печаль, заставляющая застыть, словно камень, и леденящая кровь? Неужели и я стала бы такой, если бы родилась первой и меня отдали бы в семью Дюма? Неужели дьявольская суть этого поступка превратила ее маленькое сердечко в обугленную головешку и отравляет все ее чувства и мысли? Случилось бы и со мной такое?Когда мы подъехали, Эдгар уже стоял у дверей, словно провел там долгие часы. Он выглядел постаревшим, плечи опустились, лицо побледнело. Дворецкий торопливо спустился вниз, чтобы помочь с багажом.– Привет, Эдгар, – поздоровалась я.Его губы задрожали, когда он попытался мне ответить, но один лишь звук моего имени, которое так любил произносить папа, наполнил его глаза слезами и сковал язык.– Да выньте же меня наконец отсюда! – завопила Жизель. Шофер быстрым шагом направился к багажнику, а Эдгар подошел помочь ему с ее инвалидным креслом. – Эдгар!– Да, мадемуазель, я иду, – откликнулся он, перегнувшись через край багажника.– Тебя не дождешься!Мужчины достали коляску и посадили в нее Жизель. Когда мы вошли в дом, я почувствовала леденящую печаль, пропитавшую даже стены. Все огни были притушены, тени стали глубже. Высокий худой человек в черном пиджаке и таком же галстуке появился в дверях гостиной. Его узкое лицо, на котором нос и подбородок словно стремились к одной точке, напомнило мне пеликана. Лысая пятнистая голова блестела, два пучка светло-каштановых волос разместились над ушами. Казалось, мужчина скользил, плавно передвигаясь по полу, не издавая практически ни одного звука.– Мадам желает, чтобы бдение у гроба прошло здесь, – предупредил нас Эдгар. – Это месье Бош из похоронного бюро.Улыбка господина Боша оказалась болезненно мягкой. Его губы обнажили серые зубы, словно их дернули за веревочку, как занавес. Он сложил вместе длинные ладони, потер их друг о друга. У меня создалось впечатление, что ему хочется вытереть их насухо, прежде чем протянуть нам для приветствия.– Мои глубочайшие соболезнования, барышни, – произнес этот господин. – Я месье Бош, и я прослежу за тем, чтобы все необходимое для вашего дорогого усопшего было сделано. Если вы что-то хотите, просто…– Где мой папа? – спросила я с большим высокомерием, чем сама хотела. Даже у Жизель округлились глаза.– Пройдите сюда, мадемуазель, – сказал месье Бош, кланяясь и поворачиваясь одним плавным движением.– Ух, – заговорила Жизель. – Я не хочу смотреть на него сейчас.Я повернулась к ней:– Он был твоим отцом. И скоро ты никогда больше его не увидишь.– Но папа умер, – заныла Жизель. – Как может тебе хотеться взглянуть на него в гробу?– Ты не хочешь попрощаться? – спросила я.– Я уже попрощалась. Эдгар, отвези меня в мою комнату, – потребовала моя сестра.– Слушаюсь, мадемуазель. – Дворецкий посмотрел на меня, а потом развернул коляску Жизель по направлению к лестнице. Я пошла за месье Бошем в гостиную, где в открытом гробу лежал папа. Умершего и все вокруг него покрывали дюжины и дюжины многоцветных роз. В комнате было душно от их запаха. Рядом с гробом горели толстые свечи. При виде этой картины комок застрял у меня в горле. Все оказалось правдой, мне ничего не приснилось.Я повернулась, почувствовав, что Дафна смотрит на меня. Она сидела в кресле с высокой спинкой. Вся в черном, на лицо опущена черная вуаль, мачеха напоминала вдовствующую королеву, ожидающую, что я преклоню перед ней колени и поцелую ей руку. Дафна не выглядела чересчур бледной и убитой горем, как я себе представляла. Хотя она воздержалась от того, чтобы подрумяниться, но не забыла накрасить губы любимой помадой и подвести глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41