Из-за тебя у меня и у мисс Стивенс неприятности.– Зачем мне это делать? – спросила она, отводя взгляд.– Только для того, чтобы меня наказали, я почувствовала себя несчастной и ты смогла бы надавить на меня, чтобы я попросила папу забрать нас отсюда. И потому, что ты постоянно завидуешь мне, – сказала я.– Я? Завидую тебе? – Жизель расхохоталась. – Ну это вряд ли. Даже если я в этом кресле, я все равно на голову выше тебя. Тебе придется преодолевать годы жизни на болоте, бороться с самой собой и твоей семьей акадийцев, – пренебрежительно проговорила Жизель. – Так ты позвонишь папе или нет?– Нет, – ответила я. – Я не хочу разбить ему сердце и подарить Дафне еще одну победу над нами.– Ах, вечно ты со своим дурацким соревнованием с Дафной. Почему ты не хочешь вернуться в нашу школу, где нет Железной Леди и этих идиотских правил, где есть мальчики и так весело? – захныкала моя сестра.Не имея больше сил сдерживаться, я взорвалась:– Судя по тому, что я вижу, ты и здесь веселишься каждый день – за мой счет или за счет кого-нибудь другого.Саманта вошла в комнату и замялась на пороге, увидев мое лицо и услышав громкий голос.– Прошу прощения. Вы хотите остаться вдвоем?– Нет уж, – ответила я. Мое лицо пылало. – И если бы я была на твоем месте или на месте твоих подружек, я бы теперь внимательно следила за тем, что говорю и что делаю.– Что такое? Почему? – спросила Саманта. Я с яростью посмотрела на сестру.– Обо всем докладывается миссис Айронвуд, – бросила я, развернулась и широким шагом вышла из комнаты.Но Жизель почти одержала желаемую победу, когда вечером позвонил Бо. Он так радовался своей предстоящей поездке в «Гринвуд», тому что увидит меня в субботу. Из-за всех неприятностей я об этом почти забыла. Мое сердце разрывалось на части, слезы заливали лицо, когда я говорила с Бо.– Ты не сможешь приехать в этот уик-энд. Я не смогу увидеться с тобой. Меня наказали, и я не могу выходить из общежития.– Что случилось?Захлебываясь слезами, тяжело вздыхая, я рассказала ему обо всем.– О нет, – огорчился он. – В следующий уик-энд у нас игра на выезде. Я не смогу приехать еще по крайней мере две недели.– Мне жаль, Бо. У тебя есть полное право забыть меня и найти себе другую девушку, – заметила я.– Я не стану этого делать, Руби, – пообещал он. – Каждый день в кармане моей рубашки, рядом с сердцем, лежит твоя фотография. Я вынимаю ее и смотрю на тебя, даже в школе. Иногда, – признался Бо, – я даже говорю с тобой.– Ах, Бо, я скучаю по тебе.– Может быть, если я приеду, ты сможешь улизнуть и…– Нет, именно этого ей и хочется, Бо. Кроме того, Жизель с удовольствием наябедничает только для того, чтобы меня исключили.– Я на стороне Жизель.– Я знаю, но это разобьет сердце моему отцу и создаст множество новых проблем дома. И как бы там ни было, Дафна найдет способ досадить мне и Жизель. И это будет ужасно, хотя Жизель этого и заслуживает, – добавила я в сердцах.Бо рассмеялся.– Ладно, – сказал он. – Я тебе еще позвоню. А сейчас я собираюсь попросить всесильное Время немного поторопиться.Я повесила трубку и стояла, рыдая, у телефона. Меня заметила миссис Пенни и торопливо подошла ко мне.– А теперь что случилось, Руби? – спросила она.– Все, что только возможно, миссис Пенни. – Я мизинцем вытерла слезы и вздохнула. – В основном это из-за моего приятеля. Он собирался навестить меня в этот уик-энд, а мне пришлось сказать ему, что мы не сможем увидеться.– Ах! – воскликнула она. – Ты говорила с ним по телефону?– Да, а что?Миссис Пенни огляделась и покачала головой.– Ты не можешь делать этого, Руби. Тебе запрещены все разговоры по телефону в течение недели. Миссис Айронвуд ясно дала это понять.– Что? Я даже не могу звонить по телефону?– Никаких посторонних разговоров. Сожалею. Мне только не хватает, чтобы произошло что-нибудь еще, что вызовет гнев миссис Айронвуд против меня, и она меня уволит, – печально сказала экономка. – Я повешу сообщение об этом на доску, так чтобы другие девочки не звали тебя к телефону. Мне жаль. Если тебе позвонят, я поговорю и объясню все. Я буду передавать тебе все сообщения.Я покачала головой, потом потупилась. Может быть, Жизель права. Может быть, нам лучше убраться из «Гринвуда» и еще раз попытать счастья с Дафной. Мое сердце словно разрывалось на две части: одна половинка печалилась об отце и о том, что произойдет, а вторая оплакивала Бо и то, что случилось.Я вернулась к себе в комнату, чтобы приглушить всхлипывания подушкой и сделать то, что, по его словам, намеревался сделать Бо: обратить свои молитвы к всесильному Времени и попросить его поторопить минуты, часы и дни.
Я тяжко трудилась весь остаток недели, готовя себя к выходным, которые были равносильны домашнему аресту, когда случилось следующее неожиданное событие. В пятницу вечером, после ужина, большинство девочек отправились смотреть кино в главное здание. Миссис Пенни пришла ко мне в комнату, где мы с Эбби развлекали себя решением кроссвордов и слушали музыку. В дверь тихонько постучали, я подняла взгляд и увидела несколько смущенную и взволнованную миссис Пенни.– Тебе звонили, – объявила она. Я подумала, что это был Бо. Но миссис Пенни молчала, сжимая и разжимая руки, нервно закусив губу. Я насмешливо взглянула на Эбби, а затем снова перевела взгляд на экономку.– И что?– Это был внук миссис Клэрборн, Луи.– Луи! И чего он хотел?– Он хотел поговорить с тобой. Я сказала ему, почему ты не можешь подойти к телефону, и он очень…– Очень что, миссис Пенни?– Разозлился, – докончила она с видимым изумлением. – Я постаралась объяснить, что я не контролирую эту ситуацию, что не в моих силах ничего изменить, но он…– Но он что?– Молодой человек начал кричать на меня и обвинять в том, что я участвую в заговоре, который возглавляет миссис Айронвуд. Если честно, – продолжала женщина, покачивая головой, – я никогда такого не слышала. Потом он швырнул трубку. Я вся дрожу. – И она обхватила себя руками за плечи.– Я бы не стала беспокоиться из-за этого, миссис Пенни. Как вы сказали, вы здесь ни при чем.– Конечно, я никогда с ним раньше не говорила. Я…– Просто забудьте об этом, миссис Пенни. После того как мое наказание закончится, я постараюсь поговорить с ним и узнать, чего он хотел.– Да, – кивнула экономка. – Да. Такой гнев. Я испытала… такое потрясение, – закончила она и вышла из комнаты.– Как ты думаешь, зачем он тебе звонил? – спросила Эбби.Я отрицательно покачала головой.– Я понимаю, почему Луи кажется, что против него устроили заговор. Его бабушка и Железная Леди контролируют каждую минуту его жизни, следят, с кем он встречается. Миссис Айронвуд ясно дала мне понять, что она недовольна тем, что меня пригласили на ужин, – пояснила я.Но, видимо, контроль миссис Клэрборн и миссис Айронвуд за Луи ослабел. Это стало ясно на следующее утро. Миссис Пенни снова пришла ко мне в комнату, чтобы сообщить о новом повороте событий. Она явно была под впечатлением от этого. Мы с Эбби только еще заканчивали одеваться к завтраку, когда она показалась у нас на пороге.– Доброе утро, – поздоровалась миссис Пенни. – Я должна была зайти, чтобы сообщить тебе.– Сообщить что, миссис Пенни?– Миссис Айронвуд позвонила мне, чтобы я передала тебе следующее – тебе разрешено выйти на два часа сегодня утром.– Выйти? И куда мне идти? – спросила я.– В дом Клэрборнов, – объявила миссис Пенни, широко распахнув глаза.– Она разрешает мне выйти и пойти в усадьбу? – Я посмотрела на Эбби, которая выглядела столь же удивленной. – Но почему?– Это Луи, – ответила миссис Пенни. – Я думаю, он настаивает на том, чтобы увидеться с тобой сегодня.– Но, может быть, я не хочу видеть его, – сказала я. Миссис Пенни открыла рот. – Я не могу получить разрешения повидаться с приятелем, который теперь не сможет сюда приехать еще две недели и которому требуются часы на дорогу, но мне позволено отправиться в усадьбу. Эти Клэрборны здорово играют с чувствами других – переставляют людей, словно пешки на их личной шахматной доске, – пожаловалась я и села на кровать.Миссис Пенни заломила руки и покачала головой.– Но это может быть очень важно, если миссис Айронвуд хочет некоторым образом смягчить наказание. Как ты можешь не хотеть пойти? Все будут только еще больше сердиться на тебя, я уверена, – пригрозила она. – Они могут даже обвинить меня.– Миссис Пенни, они ни в чем не могут обвинить вас.– Нет, могут. Именно я не сказала им о том, что ты ушла из кампуса в тот первый раз, помнишь? – напомнила она. – И опять все начнется сначала, – запричитала экономка.Меня угнетала эта атмосфера страха, в которой жили все в «Гринвуде».– Хорошо, – сдалась я. – Когда я должна идти?– После завтрака, – с облегчением отозвалась миссис Пенни. – Бак подаст машину к крыльцу.Все еще расстроенная и раздраженная, я переоделась во что-то более подходящее, и мы с Эбби отправились завтракать. Когда Жизель услышала, что я уеду после завтрака, она устроила за столом истерику. Все разговоры прекратились, девочки не спускали с нас глаз.– Неважно, куда ты едешь или что ты делаешь, ты становишься маленькой мисс Исключение. Даже Железная Леди создает специальные правила для тебя, а не для других, – жаловалась моя сестра.– Я не думаю, что миссис Айронвуд делает что-то для меня или рада тому, что делает, – возразила я. Но Жизель видела в этом только одно: мне разрешили прервать мое заключение.– Ладно, когда накажут кого-нибудь из нас, мы ей об этом напомним, – пригрозила моя сестра, обводя горящим взглядом всех сидящих за столом.После завтрака я вышла из общежития и села в машину. Бак говорил мало, если не считать его жалоб на то, что ему пришлось прервать ремонт. Судя по всему, никто не был рад моему визиту в усадьбу Клэрборнов. Хозяйка дома даже не вышла поздороваться со мной. Отис провел меня по длинному коридору в музыкальный салон, где за роялем меня ждал Луи.– Мадемуазель Дюма, – объявил дворецкий и оставил нас одних.Луи, одетый в дымчато-серый шелковый пиджак, белую хлопковую рубашку и широкие темно-серые фланелевые брюки, поднял голову.– Входи, пожалуйста, – произнес он, сообразив, что я все еще стою на пороге.– Что случилось, Луи? – спросила я, не пытаясь скрыть раздражения. – Почему вы попросили, чтобы меня привезли сюда?– Я знаю, что ты на меня сердишься, – сказал он. – Я обошелся с тобой довольно некрасиво, и у тебя есть полное право сердиться. Я поцеловал тебя, а потом сбежал. Я хотел, чтобы ты пришла сюда и я мог извиниться перед тобой. Даже если я тебя не вижу, – добавил он с легкой улыбкой.– Все в порядке. Я на вас не рассердилась.– Знаю. Тебе меня жаль, и я понимаю, что заслужил и это. Я жалок. Нет, – прервал Луи мои возражения, – все в порядке. Я понимаю и принимаю это. Я тот, кого следует жалеть. Я сижу здесь, погрузившись в жалость к самому себе, так почему бы и другому человеку не отнестись ко мне с жалостью и не испытывать желания не иметь со мной ничего общего?Просто… Я что-то почувствовал в тебе такое, что помогло мне ощутить себя чуть ближе к тебе. Я меньше боялся, что меня высмеют и я попаду в неловкое положение, – я знаю, что большинство девушек твоего возраста поступили бы именно так, особенно драгоценные бабушкины ученицы «Гринвуда».– Они бы не стали смеяться над вами, Луи. Даже самые сливки общества, прямые потомки «Filles а la Cassette», – с насмешкой произнесла я. Улыбка Луи стала шире.– Вот это я и имею в виду, – сказал он. – Ты думаешь так же, как и я. Ты другая. Я понимаю, что могу доверять тебе. Мне жаль, что я заставил тебя почувствовать себя так, словно тебя вызвали по повестке в суд, – быстро добавил он.– Что ж, это не так. Раз уж меня наказали и…– Вот именно. За что тебя наказали? Я надеюсь, что это было нечто очень неприличное, – добавил Луи.– Боюсь, что разочарую вас. – Я рассказала ему о том, что уехала из кампуса, чтобы порисовать. Он хмыкнул.– Так вот в чем дело.Я хотела сказать ему больше – как его кузина миссис Айронвуд набросилась на меня за знакомство с ним, – но решила не подливать масла в огонь. Луи выглядел так, словно с души у него свалился камень.– Значит, я несколько вышел за рамки, ну и что?Моя кузина с этим справится. Я никогда ни о чем ее раньше не просил. Бабушка, конечно, не была рада.– Я уверена, что вы не просто немного вышли за рамки, – проговорила я, подходя ближе к роялю. – Держу пари, что вы устроили одну из ваших истерик.Луи засмеялся.– Совсем маленькую. – Он помолчал немного, а затем протянул мне несколько листков с нотами. – Возьми, это твоя мелодия.Наверху страницы стояло название «Руби».– Спасибо. – Я убрала ноты в сумку.– Не хочешь прогуляться по саду? – предложил Луи. – Скорее, мне следовало сказать: взять меня на прогулку?– Да, хочу.Луи встал и протянул мне руку.– Надо пройти через внутренний дворик и повернуть направо, – показывал он дорогу. Клэрборн взял меня под руку, и я повела его. Стояло теплое облачное утро, дул легкий ветерок. С забавной тщательностью Луи описывал фонтаны, ниспадающие папоротники и филодендроны, дубы и бамбук, шпалеры, увитые пурпурными цветами глицинии. Он все определял по запаху, даже камелии и магнолии. Ароматы позволили ему запомнить окружающую обстановку, и Луи точно знал, когда мы подошли к дверям, выходящим, по его словам, во внутренний дворик из его комнаты.– Никто, кроме служанок, Отиса и бабушки не заходил в мою комнату после смерти родителей, – сказал Луи. – Мне бы хотелось, чтобы ты стала первой гостьей, если ты не против.– Не против, – ответила я. Он открыл дверь, и мы вошли в довольно большую спальню. В ней расположились туалетный столик, шкаф для одежды и кровать из красного дерева. Все было очень аккуратным, чистым и отполированным, как будто служанка только что вышла. Над туалетным столиком висел портрет хорошенькой белокурой женщины.– Это портрет вашей матери? – спросила я.– Да.– Она была очень красива.– Да, это так, – печально отозвался Луи.В комнате не было портрета его отца или совместного портрета матери и отца. Картины на стенах изображали речные пейзажи. И никаких фотографий в рамках на туалетном столике. Неужели он приказал убрать все изображения отца?Я перевела взгляд на дверь, ведущую в смежную комнату, которая, как я знала, была спальней его родителей, той самой комнатой, где я застала тем вечером Луи в эмоциональной агонии.– Что ты думаешь о камере, которую я сам себе выбрал? – поинтересовался он.– Очень милая комната. Мебель выглядит так, словно ее только что купили. Вы очень аккуратный человек.Клэрборн засмеялся. И вдруг стал серьезным, отпустил мою руку и направился к кровати, провел рукой по спинке в ногах и столбику.– Я сплю в этой кровати с трехлетнего возраста. Эта дверь, – сказал Луи, оборачиваясь, – ведет в спальню моих родителей. Моя бабушка поддерживает там такую же чистоту и порядок, как и в остальных спальнях в доме, которыми пользуются.– Здесь, должно быть, приятно было расти, – заметила я. Мое сердце забилось сильнее, словно почувствовало что-то, незаметное взгляду.– И да, и нет, – ответил Луи. Его губы подергивались. Он сражался со своими воспоминаниями. Клэрборн подошел к двери и прижал к ней ладонь. – В течение многих лет эта дверь никогда не закрывалась, – сказал он. – Мы с матерью… были очень близки.Молодой человек не сводил взгляда с двери и говорил так, словно мог видеть все сквозь пелену времени.– Часто по утрам, после того как мой отец уходил на работу, она приходила ко мне, ложилась в мою постель и прижимала меня к себе, чтобы я мог проснуться в ее объятиях. Если что-то пугало меня – неважно, утром или ночью, – мама всегда приходила ко мне или звала меня к себе. – Луи медленно повернулся. – Моя мать была единственной женщиной, с которой я лежал рядом. Разве это не печально?– Вы не настолько стары, Луи. Вы встретите ту, которую полюбите, – сказала я.Он рассмеялся странным, тонким смехом.– Кто меня полюбит? Я не только слепой… Я изуродован. Я так же искорежен и уродлив, как Квазимодо из «Собора Парижской богоматери».– Но это не так. Вы красивы и очень талантливы.– И богат, не забывай об этом. – Луи вернулся к кровати и вцепился руками в столб. Потом мягко провел рукой по покрывалу. – Я привык лежать здесь и думать, что мама зайдет ко мне, а если она не сделает этого сама, то я притворюсь, что испугался плохого сна, и она придет, – признался он. – Разве это так ужасно?– Конечно нет.– Мой отец думал, что ужасно, – сердито произнес Луи. – Он всегда ругал ее, что мама портит меня, что уделяет мне слишком много внимания.Так как я принадлежала к тем людям, кто никогда не знал своей матери, я не могла представить, как мать могла бы меня испортить, но звучало это как очень симпатичное прегрешение.– Он ревновал ее ко мне, – продолжал Луи.– Мать к ее ребенку? Неужели?Клэрборн повернулся лицом к портрету, словно мог видеть его.– Отец считал, что я слишком взрослый для такого материнского внимания. Мама все так же приходила ко мне, и я приходил к ней, когда мне было восемь… девять… десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я тяжко трудилась весь остаток недели, готовя себя к выходным, которые были равносильны домашнему аресту, когда случилось следующее неожиданное событие. В пятницу вечером, после ужина, большинство девочек отправились смотреть кино в главное здание. Миссис Пенни пришла ко мне в комнату, где мы с Эбби развлекали себя решением кроссвордов и слушали музыку. В дверь тихонько постучали, я подняла взгляд и увидела несколько смущенную и взволнованную миссис Пенни.– Тебе звонили, – объявила она. Я подумала, что это был Бо. Но миссис Пенни молчала, сжимая и разжимая руки, нервно закусив губу. Я насмешливо взглянула на Эбби, а затем снова перевела взгляд на экономку.– И что?– Это был внук миссис Клэрборн, Луи.– Луи! И чего он хотел?– Он хотел поговорить с тобой. Я сказала ему, почему ты не можешь подойти к телефону, и он очень…– Очень что, миссис Пенни?– Разозлился, – докончила она с видимым изумлением. – Я постаралась объяснить, что я не контролирую эту ситуацию, что не в моих силах ничего изменить, но он…– Но он что?– Молодой человек начал кричать на меня и обвинять в том, что я участвую в заговоре, который возглавляет миссис Айронвуд. Если честно, – продолжала женщина, покачивая головой, – я никогда такого не слышала. Потом он швырнул трубку. Я вся дрожу. – И она обхватила себя руками за плечи.– Я бы не стала беспокоиться из-за этого, миссис Пенни. Как вы сказали, вы здесь ни при чем.– Конечно, я никогда с ним раньше не говорила. Я…– Просто забудьте об этом, миссис Пенни. После того как мое наказание закончится, я постараюсь поговорить с ним и узнать, чего он хотел.– Да, – кивнула экономка. – Да. Такой гнев. Я испытала… такое потрясение, – закончила она и вышла из комнаты.– Как ты думаешь, зачем он тебе звонил? – спросила Эбби.Я отрицательно покачала головой.– Я понимаю, почему Луи кажется, что против него устроили заговор. Его бабушка и Железная Леди контролируют каждую минуту его жизни, следят, с кем он встречается. Миссис Айронвуд ясно дала мне понять, что она недовольна тем, что меня пригласили на ужин, – пояснила я.Но, видимо, контроль миссис Клэрборн и миссис Айронвуд за Луи ослабел. Это стало ясно на следующее утро. Миссис Пенни снова пришла ко мне в комнату, чтобы сообщить о новом повороте событий. Она явно была под впечатлением от этого. Мы с Эбби только еще заканчивали одеваться к завтраку, когда она показалась у нас на пороге.– Доброе утро, – поздоровалась миссис Пенни. – Я должна была зайти, чтобы сообщить тебе.– Сообщить что, миссис Пенни?– Миссис Айронвуд позвонила мне, чтобы я передала тебе следующее – тебе разрешено выйти на два часа сегодня утром.– Выйти? И куда мне идти? – спросила я.– В дом Клэрборнов, – объявила миссис Пенни, широко распахнув глаза.– Она разрешает мне выйти и пойти в усадьбу? – Я посмотрела на Эбби, которая выглядела столь же удивленной. – Но почему?– Это Луи, – ответила миссис Пенни. – Я думаю, он настаивает на том, чтобы увидеться с тобой сегодня.– Но, может быть, я не хочу видеть его, – сказала я. Миссис Пенни открыла рот. – Я не могу получить разрешения повидаться с приятелем, который теперь не сможет сюда приехать еще две недели и которому требуются часы на дорогу, но мне позволено отправиться в усадьбу. Эти Клэрборны здорово играют с чувствами других – переставляют людей, словно пешки на их личной шахматной доске, – пожаловалась я и села на кровать.Миссис Пенни заломила руки и покачала головой.– Но это может быть очень важно, если миссис Айронвуд хочет некоторым образом смягчить наказание. Как ты можешь не хотеть пойти? Все будут только еще больше сердиться на тебя, я уверена, – пригрозила она. – Они могут даже обвинить меня.– Миссис Пенни, они ни в чем не могут обвинить вас.– Нет, могут. Именно я не сказала им о том, что ты ушла из кампуса в тот первый раз, помнишь? – напомнила она. – И опять все начнется сначала, – запричитала экономка.Меня угнетала эта атмосфера страха, в которой жили все в «Гринвуде».– Хорошо, – сдалась я. – Когда я должна идти?– После завтрака, – с облегчением отозвалась миссис Пенни. – Бак подаст машину к крыльцу.Все еще расстроенная и раздраженная, я переоделась во что-то более подходящее, и мы с Эбби отправились завтракать. Когда Жизель услышала, что я уеду после завтрака, она устроила за столом истерику. Все разговоры прекратились, девочки не спускали с нас глаз.– Неважно, куда ты едешь или что ты делаешь, ты становишься маленькой мисс Исключение. Даже Железная Леди создает специальные правила для тебя, а не для других, – жаловалась моя сестра.– Я не думаю, что миссис Айронвуд делает что-то для меня или рада тому, что делает, – возразила я. Но Жизель видела в этом только одно: мне разрешили прервать мое заключение.– Ладно, когда накажут кого-нибудь из нас, мы ей об этом напомним, – пригрозила моя сестра, обводя горящим взглядом всех сидящих за столом.После завтрака я вышла из общежития и села в машину. Бак говорил мало, если не считать его жалоб на то, что ему пришлось прервать ремонт. Судя по всему, никто не был рад моему визиту в усадьбу Клэрборнов. Хозяйка дома даже не вышла поздороваться со мной. Отис провел меня по длинному коридору в музыкальный салон, где за роялем меня ждал Луи.– Мадемуазель Дюма, – объявил дворецкий и оставил нас одних.Луи, одетый в дымчато-серый шелковый пиджак, белую хлопковую рубашку и широкие темно-серые фланелевые брюки, поднял голову.– Входи, пожалуйста, – произнес он, сообразив, что я все еще стою на пороге.– Что случилось, Луи? – спросила я, не пытаясь скрыть раздражения. – Почему вы попросили, чтобы меня привезли сюда?– Я знаю, что ты на меня сердишься, – сказал он. – Я обошелся с тобой довольно некрасиво, и у тебя есть полное право сердиться. Я поцеловал тебя, а потом сбежал. Я хотел, чтобы ты пришла сюда и я мог извиниться перед тобой. Даже если я тебя не вижу, – добавил он с легкой улыбкой.– Все в порядке. Я на вас не рассердилась.– Знаю. Тебе меня жаль, и я понимаю, что заслужил и это. Я жалок. Нет, – прервал Луи мои возражения, – все в порядке. Я понимаю и принимаю это. Я тот, кого следует жалеть. Я сижу здесь, погрузившись в жалость к самому себе, так почему бы и другому человеку не отнестись ко мне с жалостью и не испытывать желания не иметь со мной ничего общего?Просто… Я что-то почувствовал в тебе такое, что помогло мне ощутить себя чуть ближе к тебе. Я меньше боялся, что меня высмеют и я попаду в неловкое положение, – я знаю, что большинство девушек твоего возраста поступили бы именно так, особенно драгоценные бабушкины ученицы «Гринвуда».– Они бы не стали смеяться над вами, Луи. Даже самые сливки общества, прямые потомки «Filles а la Cassette», – с насмешкой произнесла я. Улыбка Луи стала шире.– Вот это я и имею в виду, – сказал он. – Ты думаешь так же, как и я. Ты другая. Я понимаю, что могу доверять тебе. Мне жаль, что я заставил тебя почувствовать себя так, словно тебя вызвали по повестке в суд, – быстро добавил он.– Что ж, это не так. Раз уж меня наказали и…– Вот именно. За что тебя наказали? Я надеюсь, что это было нечто очень неприличное, – добавил Луи.– Боюсь, что разочарую вас. – Я рассказала ему о том, что уехала из кампуса, чтобы порисовать. Он хмыкнул.– Так вот в чем дело.Я хотела сказать ему больше – как его кузина миссис Айронвуд набросилась на меня за знакомство с ним, – но решила не подливать масла в огонь. Луи выглядел так, словно с души у него свалился камень.– Значит, я несколько вышел за рамки, ну и что?Моя кузина с этим справится. Я никогда ни о чем ее раньше не просил. Бабушка, конечно, не была рада.– Я уверена, что вы не просто немного вышли за рамки, – проговорила я, подходя ближе к роялю. – Держу пари, что вы устроили одну из ваших истерик.Луи засмеялся.– Совсем маленькую. – Он помолчал немного, а затем протянул мне несколько листков с нотами. – Возьми, это твоя мелодия.Наверху страницы стояло название «Руби».– Спасибо. – Я убрала ноты в сумку.– Не хочешь прогуляться по саду? – предложил Луи. – Скорее, мне следовало сказать: взять меня на прогулку?– Да, хочу.Луи встал и протянул мне руку.– Надо пройти через внутренний дворик и повернуть направо, – показывал он дорогу. Клэрборн взял меня под руку, и я повела его. Стояло теплое облачное утро, дул легкий ветерок. С забавной тщательностью Луи описывал фонтаны, ниспадающие папоротники и филодендроны, дубы и бамбук, шпалеры, увитые пурпурными цветами глицинии. Он все определял по запаху, даже камелии и магнолии. Ароматы позволили ему запомнить окружающую обстановку, и Луи точно знал, когда мы подошли к дверям, выходящим, по его словам, во внутренний дворик из его комнаты.– Никто, кроме служанок, Отиса и бабушки не заходил в мою комнату после смерти родителей, – сказал Луи. – Мне бы хотелось, чтобы ты стала первой гостьей, если ты не против.– Не против, – ответила я. Он открыл дверь, и мы вошли в довольно большую спальню. В ней расположились туалетный столик, шкаф для одежды и кровать из красного дерева. Все было очень аккуратным, чистым и отполированным, как будто служанка только что вышла. Над туалетным столиком висел портрет хорошенькой белокурой женщины.– Это портрет вашей матери? – спросила я.– Да.– Она была очень красива.– Да, это так, – печально отозвался Луи.В комнате не было портрета его отца или совместного портрета матери и отца. Картины на стенах изображали речные пейзажи. И никаких фотографий в рамках на туалетном столике. Неужели он приказал убрать все изображения отца?Я перевела взгляд на дверь, ведущую в смежную комнату, которая, как я знала, была спальней его родителей, той самой комнатой, где я застала тем вечером Луи в эмоциональной агонии.– Что ты думаешь о камере, которую я сам себе выбрал? – поинтересовался он.– Очень милая комната. Мебель выглядит так, словно ее только что купили. Вы очень аккуратный человек.Клэрборн засмеялся. И вдруг стал серьезным, отпустил мою руку и направился к кровати, провел рукой по спинке в ногах и столбику.– Я сплю в этой кровати с трехлетнего возраста. Эта дверь, – сказал Луи, оборачиваясь, – ведет в спальню моих родителей. Моя бабушка поддерживает там такую же чистоту и порядок, как и в остальных спальнях в доме, которыми пользуются.– Здесь, должно быть, приятно было расти, – заметила я. Мое сердце забилось сильнее, словно почувствовало что-то, незаметное взгляду.– И да, и нет, – ответил Луи. Его губы подергивались. Он сражался со своими воспоминаниями. Клэрборн подошел к двери и прижал к ней ладонь. – В течение многих лет эта дверь никогда не закрывалась, – сказал он. – Мы с матерью… были очень близки.Молодой человек не сводил взгляда с двери и говорил так, словно мог видеть все сквозь пелену времени.– Часто по утрам, после того как мой отец уходил на работу, она приходила ко мне, ложилась в мою постель и прижимала меня к себе, чтобы я мог проснуться в ее объятиях. Если что-то пугало меня – неважно, утром или ночью, – мама всегда приходила ко мне или звала меня к себе. – Луи медленно повернулся. – Моя мать была единственной женщиной, с которой я лежал рядом. Разве это не печально?– Вы не настолько стары, Луи. Вы встретите ту, которую полюбите, – сказала я.Он рассмеялся странным, тонким смехом.– Кто меня полюбит? Я не только слепой… Я изуродован. Я так же искорежен и уродлив, как Квазимодо из «Собора Парижской богоматери».– Но это не так. Вы красивы и очень талантливы.– И богат, не забывай об этом. – Луи вернулся к кровати и вцепился руками в столб. Потом мягко провел рукой по покрывалу. – Я привык лежать здесь и думать, что мама зайдет ко мне, а если она не сделает этого сама, то я притворюсь, что испугался плохого сна, и она придет, – признался он. – Разве это так ужасно?– Конечно нет.– Мой отец думал, что ужасно, – сердито произнес Луи. – Он всегда ругал ее, что мама портит меня, что уделяет мне слишком много внимания.Так как я принадлежала к тем людям, кто никогда не знал своей матери, я не могла представить, как мать могла бы меня испортить, но звучало это как очень симпатичное прегрешение.– Он ревновал ее ко мне, – продолжал Луи.– Мать к ее ребенку? Неужели?Клэрборн повернулся лицом к портрету, словно мог видеть его.– Отец считал, что я слишком взрослый для такого материнского внимания. Мама все так же приходила ко мне, и я приходил к ней, когда мне было восемь… девять… десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41