А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

.. Не помню.
— Ты бывала в Израиле? — вмешивается Брин.
— Ага, в кибуце.
— И один мой кореш тоже.
Все ждут продолжения, но рассказывать Брину нечего.
— Правила такие, — нарушает молчание Эмили. — Кто-нибудь — скажем, я — начинает игру. Я выбираю, кому задать вопрос — например, Энн, и она выбирает, признаться или промолчать. Если она готова признаться, тогда я задам ей вопрос, на который она должна честно ответить. Если Энн захочет промолчать, тогда я придумываю для нее задание. Затем она выбирает человека, спрашивает его, он выбирает, признаваться или отдуваться, и так далее. Вот и все.
— А если тот, кого ты выберешь, не захочет отвечать? — спрашивает Джейми.
— Надо! — заявляет Эмили.
— А если он откажется? — допытывается Тия.
— Тогда ему придется выполнить задание, — объясняет Эмили. — Если же он выберет признаваться, а потом солжет — Пол, тебя это в первую очередь касается, — будет платить штраф.
— Штраф? — Джейми ежится. — Весьма зловеще.
— А как же! — откликается Эмили. — Штраф придумаем заранее. Пусть тот, кто проштрафится, обежит вокруг острова пять раз. Голышом.
— Класс, — хихикает Энн.
— Ты шутишь? — спрашивает Джейми. — Смотри, какая темень. Свалиться со скалы проще простого.
— Значит, всем придется говорить правду, — улыбается Пол.
— Все согласны? — Эмили обводит взглядом остальных.
Кивают все, кроме Тии, которая хмурится.
— А можно просто послушать? — спрашивает она.
— Нет, — качает головой Эмили. — Если играть, так всем.
— Почему это?
— Если будешь просто слушать, узнаешь все наши секреты, а мы твои — нет. Так нечестно.
— Не гони, — останавливает ее Брин. — Какие еще секреты?
— Как это какие! В них вся соль игры! — восклицает Эмили.
— А я думал, в нее ради секса играют, — замечает Пол.
— Это в «Русского почтальона», — поправляет Эмили.
— И в «Признавайся или отдувайся» тоже, — возражает Энн.
— А ты откуда знаешь? — спрашивает Брин. — Ты и секса-то не нюхала.
— И все-таки знаю, — заявляет Энн. — И играла почаще тебя.
— Что же до сих пор ни с кем не перепихнулась?
— Да потому что всегда признаюсь, балда, — усмехается Энн.
— А если они тоже бессмертны? — Эмили разливает вино.
— Ну, если никто не умирает, тогда ладно, — отзывается Джейми. — Это здорово.
— И так и этак здорово, — вмешивается Пол. — Вот я перед смертью перекачаю свои мысли куда-нибудь — конечно, если к тому времени такая техника появится.
— А если не появится? Или ее изобретут уже после твоей смерти? — спрашивает Эмили и смеется. — Посмотрим, как ты запоешь!
— Ему-то что? Он уже умрет, — напоминает Энн.
— А ты бы как поступила? — спрашивает Пол у Энн.
— В каком случае?
— Если бы пришлось выбирать между немедленной смертью и вечной жизнью.
— И то и другое неплохо, — отвечает Энн.
— Рехнулась? — спрашивает Эмили. — И то и другое — отстой. Мы же только что говорили.
— Нет, — возражает Энн. — Отстой — то, что у нас сейчас. Даже дебил в нашем положении согласился бы или умереть сразу, или жить вечно. Поэтому я понимаю самоубийц. Если смерть неизбежна, чего ждать? Главная подлянка жизни — нам известно, что она рано или поздно закончится. Не может не закончиться, но никто не знает, когда это будет. Можно погибнуть под колесами в двенадцать лет, можно отпраздновать столетний юбилей. Неизвестно, когда тебя отсюда заберут. Вот это — отстой. Я никогда не строю планы на завтра или на послезавтра — может, завтра меня уже не будет в живых. Загорится дом, пока я сплю, вломится серийный убийца с топором — да мало ли. А может, я в двадцать с чем-то внезапно умру во сне. Гораздо веселее было бы знать, что никогда не умрешь, — не пришлось бы каждую минуту ждать конца. А так живешь — как будто смотришь единственную копию классного фильма на дрянном проекторе: сидишь и не знаешь, когда он зажует пленку и сдохнет. Будь я посмелее, покончила бы с собой, просто чтобы не маяться от неизвестности. Если точно знаешь, что не увидишь конца фильма, зачем вообще его смотреть? К чему лишние разочарования?
Слушателей эта вспышка поражает.
— Вечная жизнь — по кайфу, — говорит Брин.
— Мы даже здесь могли бы жить и ни о чем не волноваться, — прибавляет Пол.
— Ты и так не волнуешься, — напоминает Тия.
— Пожалуй, да, — соглашается он. — Кто следующий?
— Я, — спохватывается Эмили. — Выбираю Энн.
— Меня?
— Ага. Признавайся или отдувайся!
— Признаюсь.
— Вот и хорошо. Если бы пришлось поселиться на необитаемом острове...
Все хором стонут.
— Что смешного? — спрашивает Эмили. — Если бы тебе пришлось поселиться на необитаемом острове с одним-единственным человеком, кого бы ты выбрала?
— Я уже торчу на острове с пятью людьми, — напоминает Энн.
— А ты выбери одного, — подсказывает Джейми. Энн вздыхает:
— Это должен быть кто-то из вас?
— Не обязательно, — отвечает Эмили. — Любой человек. Ну, кого выбираешь?
— Скорее всего, никого, — после недолгих размышлений говорит Энн.
— Ты врешь, да? — говорит Эмили. Энн снова задумывается.
— Пожалуй. Я ответила бы так раньше, пока не очутилась тут. Теперь... Я знаю, что такое жить на острове, и потому не захотела бы оставаться здесь одна. Если уж выбирать, то кого-то из вас — других друзей у меня нет. Наверное, Эмили, Пола или Джейми. Брин и Тия, без обид. Я вам не нравлюсь, потому и не навязываюсь.
— Мне нравишься, — возражает Брин. Тие неловко, но она молчит.
— У тебя нет друзей? — переспрашивает Джей-ми. — Кроме нас?
— Нет, — кивает Энн. — Я предпочитаю одиночество.
— Ну и ну, — говорит Джейми.
— Я сама так выбрала. Мне нравится.
— Что в нас такого особенного? — допытывается Джейми.
— Ничего. Просто все мы очутились на одном острове.
— Так ты выберешь кого-нибудь или нет? — напоминает Эмили.
— Я же сказала — тебя, Пола или Джейми.
— Надо одного, — возражает Эмили.
— Тогда тебя, — говорит Энн.
— Класс, — отвечает Эмили. — Спасибо.
Она сомневается, что Энн сказала правду, но обвинить ее во лжи не решается. Теперь очередь Энн.
— Я выбираю...
— Давай же, — торопит Эмили.
— Брина. Признавайся или отдувайся!
— Уж лучше отдуваться, — отвечает Брин.
— Уверен? — спрашивает Энн.
— Ага.
— Ладно. Итак...
— Не можешь придумать? — вмешивается Эмили.
— Не подгоняй, — отвечает Энн. — Придумала. Брин, спой какую-нибудь песню «Уэм!» — на свой выбор, но в образе старухи на смертном одре.
— Чего? — Брин не понял. Остальные смеются.
— Клево! — оценивает Эмили.
— Может, я лучше признаюсь? — спрашивает Брин.
— Поздно. Теперь отдувайся, — требует Энн.
— Тебе придется встать, — подсказывает Эмили.
— Он же умирающая старуха, — напоминает Тия.
— А, точно, — Эмили встает. — Тогда ложись. Брин укладывается на диван.
— Абзац... — ворчит он. — Говоришь, любую песню «Уэм!»?
— Какую хочешь, — кивает Энн.
Брин ненадолго задумывается, смущается и начинает.
— Та-та-та... — Он шамкает и кряхтит. — Уо-уо-йе! Эмили узнает песню «Свобода» и хихикает. Энн тоже.
К началу припева все стонут от смеха.
— Ты там еще не умер? — сквозь хохот спрашивает Тия.
— «Детка, я хочу лишь одного...»
— Пусть он заткнется! — кричит Эмили, зажимая рот руками.
Энн бросает в Брина катышком с ковра.
— Ну что, хватит? — своим обычным голосом спрашивает Брин, подняв голову.
— Нет, я хочу дослушать, — заявляет Пол.
— Господи, да пусть замолчит! — стонет Эмили. — Не могу больше!
— Ладно, хватит, — решает Энн.
Брин садится, надсадно кашляет и закуривает. Эмили опять устраивается рядом с ним.
— Брин спрашивает, — напоминает Энн и идет к двери.
— Ты куда? — окликает Эмили.
— Никуда, — с вызовом отвечает Энн и выходит.
— Выбираю Пола, — говорит Брин.
— Признание, — решает Пол.
— Ладно, — кивает Брин. — Каким бы ты стал, если бы мог выбирать — глупым и счастливым или умным, но несчастным?
— Абсолютно отпадный вопрос! — восхищается Эмили.
— Да ладно, — ухмыляется Брин. — Я его по «ящику» слышал.
— Хм... — Пол размышляет. — Пожалуй, глупым и счастливым.
— И я! — подхватывает Эмили. — А остальные?
— Лучше быть глупой и счастливой, — говорит Тия.
— А я не знаю, — колеблется Джейми. — Но мы в жизни это ведь и выбираем, нет? — Он задумчив.
— Ну, строго говоря, не выбираем, но попадаем в ту или иную категорию.
— Ты хочешь сказать, если человек умен, он обязательно несчастлив? — спрашивает Тия.
— Да, — кивает Джейми. — Если вдуматься, так и есть.
— Пожалуй, чем больше знаешь, тем больше причин для страха, — говорит Тия.
— Точно, — соглашается Эмили. — Понимаешь, в каком паршивом мире мы живем.
Энн возвращается с большим стаканом клубничного коктейля.
— Но далеко не все глупцы счастливы, — замечает Тия.
— Само собой, — кивает Пол. — Герои шоу Джерри Спрингера, например.
— М-да... — тянет Эмили. — Зато осчастливить этих людей — проще простого.
— Верно, — соглашается Пол. — Раздать им наркоту — вот они и счастливы.
— И глупы, — добавляет Джейми.
— Наверное, ради этого люди и становятся наркоманами, — размышляет вслух Тия.
— Чтобы быть глупыми и счастливыми? — уточняет Эмили.
— Ну ясен перец! — заявляет Брин. — Уж я-то знаю.
Двое кивают. Логично.
— Так вы считаете, умного человека трудно осчастливить? — спрашивает Пол.
— Ага, — говорит Джейми.
— Именно, — поддерживает его Эмили. — Разве что он сидит на прозаке, но это, опять-таки, счастье и глупость от наркотика.
— Так вот почему все мы так несчастны! — шутит Энн.
— Скажи, а чем можно осчастливить тебя? — спрашивает Тия у Пола.
— Привезти сюда, — загадочно бормочет он.
— Твоя очередь, — напоминает Джейми, снова закуривая.
— А, забыл, — отзывается Пол. — Брин!
— Выбираю признание, — говорит Брин. — Один раз я уже лопухнулся.
— Назови лучший наркотик из всех, какие употреблял, — требует Пол.
— Крэк, — без колебаний отвечает Брин. — Вне конкуренции.
— Ты пробовал крэк? — спрашивает Эмили.
— Само собой, — кивает Брин. — Улетная отрава. Супер.
— К нему же вроде привыкают в два счета, — говорит Джейми.
— Точно, — соглашается Брин. — Мне еще подфартило — не успел втянуться.
— Почему? — спрашивает Тия.
— Ну и как? — перебивает Эмили.
— Потрясно. Лучше не бывает.
— Лучше оргазма? — уточняет Джейми.
— Еще бы!
— Лучше выигрыша в лотерею? — спрашивает Эмили.
— Наверное, — говорит Брин. — Но торчок, задвинутый на крэке, скопытится от радости, выиграв в лотерею — еще бы, столько бабла, и все можно посадить на дурь! — Он облизывается. — На словах не объяснишь. Мощный, мазовый приход, но не как от герыча. Скорее, как от кокаина — по сути дела, его и смолишь.
— Как это? — удивляется Джейми.
— Кокаин, который мы покупаем, на самом деле его гидрохлорид, — объясняет Брин, — в который мешает всякое дерьмо сначала один дилер, потом второй, все дела. При химической реакции с аммиаком или содой гидрохлорид отделяется и сгорает со всеми примесями. Остаются кристаллы чистого кокаина.
— Это и есть крэк? — спрашивает Джейми.
— Ага, — кивает Брин. — И приход от них почти одинаковый, только если куришь крэк, ждать не приходится — забалдеть можно сразу. Расслабляешься по полной, становишься счастливым и уверенным, как от кокаина, только без нервотрепки. Улыбаешься во весь рот. И так легко-легко, будто всласть чихнул, и главное — легкость сразу не кончается, как после чиха. И ощущения не исчезают, а плавно идут на спад — как будто кончил. В общем... вы вот когда-нибудь смеялись до упаду, так что боялись обмочиться? И после крэка так, только без смеха и рези в животе. Как будто долго маялся от жажды, а потом выпил большой стакан кока-колы, или целую вечность дожидался очереди в сортире, а потом отлил, или присел после целого дня на ногах... или сидишь у моря с пакетом чипсов, или после долгой диеты ешь торт с кремом. Удовольствие в чистом виде.
— Изумительно, — говорит Пол.
— Блеск, — присоединяется Эмили.
— Почему же у тебя не появилась зависимость? — спрашивает Джейми.
— Она и появилась, — кивает Брин. — Словили, что такое приход? После первой тяжки привыкаешь. Но у меня случилась пруха.
— Как это? — спрашивает Эмили.
— Я тогда корешился с двумя парнями из Уэст-клиффа. С братьями. Один, как и я, тащился от регги. Второй торговал коксом и крут был не по-нашему. У них было еще пятеро братьев, и все мотали срок. По сравнению с ними мой друган Уинстон ангелом был. И тут его брат освободился, крезанутый Стив. Я его никогда не видел, зато был наслышан. В общем, все мы подсели на кокаин — а чего, Стив же его толкал. По пятницам вечером мы торчали у Стива и заряжали одну дорожку за другой, а Стив принимал вечерних клиентов. Потом мы обычно катили в один клуб в Челмсфорде, где хозяином был кореш Стива. И у Стива в шкафу всегда флакон аммиака стоял, для «особых случаев», а я не понимал, зачем.
Ну так вот, мы всюду таскались за ним вместе с клиентами, у него еще была пара соседей по хате и дружки, которые вечно вместе с нами зависали. Славная была компания, все свои в доску. Шик, все по кайфу. Девчонки бывали симпатичные, но Стив никогда им кокс не продавал. Не знаю, почему, но с женщинами он дела не имел. Однажды он достал свой флакон аммиака и начал делать крэк. Я спросил, что это он делает, а он позвал меня наверх, покурить на пару. Потом и Уинстон подтянулся. Вот я крэк впервые и попробовал. Стив хотел, чтобы остальные не пронюхали, поэтому сначала мы курили только с ним.
— Ну и ну! — говорит Эмили. — А дальше? Брин ерзает на диване.
— За две недели я так втянулся, что жить не мог без крэка. Травой-то я всегда промышлял, но теперь подумывал снабжать народ коксом. Я решил, что дело пойдет — товар выгодный, и связи у меня были. То есть не напарники, а парни, которые меня не пристрелят, если я к их бизнесу пристроюсь. Дело, конечно, тонкое, требует ума, но я в нем рубил и думал, что кривая вывезет. Я заказал Стиву сразу пол-унции кокса, а это много, и стал ждать, когда Стив его получит. Но, когда он ехал на встречу к дилеру в Лондон, их с Уинстоном сцапали в Дагенхеме. При обыске в машине нашли дозу кокса, крэк, который Стив сбывал на сторону, да еще три пушки. Обоих упекли за решетку.
— А ты? — спросила Эмили.
— А что я? Все знали, что Стив и Уинстон — мои друганы. Вот мне и перестали даже траву продавать — думали, что легавые меня уже засекли и теперь только и ждут повода, чтобы сцапать. Полицейские, когда ловят таких, как я, всегда пытаются вычислить следующего в цепочке. Все ждали, что меня вот-вот загребут, и быть следующим никто не хотел. Несколько недель я был пуст. А местных торговцев коксом я не знал, столковаться с ними напрямую не мог. Вообще-то я понимал, что не стал бы продавать. Выпарил бы крэк и сам скурил. Так что меня остановила не совесть, не здравый смысл, а отсутствие кокса.
— Тебе здорово повезло, — говорит Тия. — Мог и не выкарабкаться.
— Знаю, — кивает Брин. — Сейчас меня бы в живых не было.
— Значит, раньше ты торговал наркотой? — спрашивает Джейми.
— Точно, приятель, — подтверждает Брин. — В Эссексе это обычное дело.
— Почему?
— Там куда ни плюнь — попадешь в дилера.
— Но ты же только травку продавал, — возражает Эмили.
— Ну да. К дорогой дури не прикасался.
— Почему? — удивляется Эмили.
— Я же балдел от регги, — отвечает Брин, словно этим все объясняется.
Эмили потягивается и наливает себе еще вина.
— Твоя очередь выбирать, — напоминает она Брину.
— Ага, — кивает он. — Эмили.
— Признание, — решает она.
— О чем ты больше всего жалеешь?
— Жалею? — на секунду она задумывается. — Да вроде ни о чем.
— Так все говорят, — вмешивается Пол. — Врут и не краснеют.
— Наверняка что-то было, — соглашается Джейми.
— Каждый о чем-нибудь да жалеет, — поддерживает его Тия.
— Я ни о чем жалею, — говорит Энн.
— И я, пожалуй, тоже, — кивает Эмили. — Кроме...
— Ну, ну? — не терпится Джейми.
— Это тяжело вспоминать, — признается Эмили.
Глава 18
Пол допивает третий бокал вина. Эмили рассказывает, как в шестнадцать лет на каникулах переспала с одним парнем, а потом долго тряслась — боялась, что подхватила СПИД. Рассказывать об этом ей совсем не хочется, она быстро закругляется.
— Теперь моя очередь, — говорит она. — И я выбираю Тию.
— Может, не надо? — просит Тия. — Что-то мне в лом...
— Поздно, дорогуша, — перебивает Эмили. — Признавайся или отдувайся.
— Я признаюсь, — неуверенно отвечает Тия.
— Кто твоя единственная любовь? — спрашивает Эмили.
— Единственная любовь?
— Да. Он — с большой буквы.
— Начиталась романов о девушках в большом городе? — интересуется Тия.
—Что?
— Ну, всю эту чепуху, где всегда есть какой-нибудь «единственный».
— Что за романы о большом городе? — спрашивает Джейми.
— Да ты знаешь, — говорит Энн. — Бриджит Джонс и так далее.
— Дерьмо! — кривится Пол. — Терпеть не могу эту фигню.
— Большинство людей находят свою единственную любовь между двадцатью и тридцатью годами, — сообщает Эмили. — Это не выдумки, а правда жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25