Когда я пришла в себя, я сидела у распахнутой двери в подвал, обдуваемая ночным ветерком. Отец Криса, держа меня за руку, испуганно склонился надо мной.— Вот дурак! Заговорился и совершенно забыл, как здесь бывает душно. Ну и напугала же ты меня, когда этак тихо кувыркнулась на пол — и точка. Посиди, подыши, скоро полегчает. Я сейчас одеяло принесу, чтобы ты не замерзла.— Извините, я не хотела… — Я и в самом деле вся замерзала.— Выдумала тоже! Извиняться! Если хочешь знать, я сто раз видел, как здоровые мужики, не чета тебе, валились, как мухи. Скоро будешь в порядке, глазом моргнуть не успеешь. Сейчас твоему отцу позвоню, он за тобой заедет.— Нет, нет, не надо! — воскликнула я, наверное, гораздо громче, чем следовало. Мистер Маршалл удивленно посмотрел на меня, не понимая, с чего вдруг такая паника.— Он со своей группой сегодня будет играть в Рининглоу, — пояснила я, хотя, вообще-то, не была уверена, куда именно он собирался. — Я и впрямь уже почти в порядке.Мы посидели на кухне, выпили чаю, но Крис так и не появился. Я жутко устала и хотела спать. Мистер Маршалл проводил меня до дома, и я опрометью побежала к себе наверх. Хотелось выть.Тебя нет.Ты Никто.Но почему же тогда? Почему?Дождище лил как из ведра. В кармане у меня лежало новое письмо для матери: первое я забраковал, потому что, перечитывая его, понял, что оно написано в стиле семилетнего ребенка. Мокрый насквозь, я шел по улицам и проговаривал про себя свое новое послание. Прикидывал, стоит ли его отправлять. Может, вообще все это зря. Я уже подходил к дому, когда заметил, как к нашему крыльцу подходит тетя Джил. Отец впустил ее внутрь. Я побежал и успел влететь в прихожую, прежде чем отец закрыл дверь. Первым делом я отряхнулся, как собака, брызги летели во все стороны. Между прочим, отец и Джил терпеть этого не могут, но мне почему-то захотелось их позлить.— Жаль, ты не пришел на полчаса пораньше, — поморщился отец. — Тебя тут твоя Элен дожидалась. Ей стало дурно в подвале. Неудивительно — ведь там духота, как в парилке.— Схожу навещу ее. — Я рванулся к выходу.— Погоди, Крис, — остановил меня отец. — Она в полном порядке, я только посоветовал ей пораньше лечь сегодня. Не стоит ее будить.— Прелестная девушка эта Элен, — заметила Джил. — Будешь скучать по ней, когда уедешь.— Знаю. — У меня внутри царил хаос, как в муравейнике. Больше всего мне хотелось увидеть Элен. Стоять в прихожей и болтать мне было совершенно ни к чему.— Кто их знает, молодых, — пожал плечами отец. — Пока-то эта парочка просто души друг в друге не чает. А вот жениться вам пока рановато — верно, Крис?— Ясно, все ясно. Слава богу, я еще кое-что соображаю. — Я пошел на кухню и поставил чайник. Эти двое просто невыносимы, особенно когда они вместе. Нет сил выслушивать их шуточки, сопровождаемые дурацкими ухмылками. Тот факт, что у меня появилась девушка, их так возбуждает, как будто я выиграл школьную спартакиаду. — Она так просто приходила или за чем-то?— Она хотела тебе сообщить, что прекрасно себя чувствует, — хохотнул отец.Я зажмурился и прислонился лбом к холодной кафельной стенке.— Да и выглядела она неплохо — вся белая как мел.— У нее был грипп, — объяснил я. — Или что-то в этом роде.— Она сказала, что на выпускных экзаменах будет сдавать танец, — продолжал отец. — Ты когда-нибудь слышала о таком, Джил?— Я сама сдавала греческий, — сказала Джил. — И видишь, как он мне пригодился: три ребенка, табун лошадей…Их голоса гудели в прихожей у меня за спиной.— Выпьем по стаканчику? — предложил отец.— А ты думаешь, зачем я пришла? Новости смотреть?Я с облегчением вздохнул, когда они наконец убрались. Как только за ними закрылась дверь, я врубил музыку на полную громкость. Стены задрожали, Гай завизжал, чтобы я немедленно прекратил это безобразие, но мне было наплевать. Я распахнул пошире окно. Пусть музыка долетит до дома Элен. У ней все в порядке. Ничего не случилось.Здравствуй, Никто.Вчера вечером я купила еще один тест на беременность. На этот раз я внимательно прочитала инструкцию. С этого надо было начать еще в прошлый раз. Сегодня утром я закрылась у себя. Мать внизу слушала джазовую музыку по радио и громко подпевала. Она была в отличном настроении — редкий случай. Наверное, когда я была маленькой, она часто пела для меня, но я уже ничего не помню. Теперь она все чаще уходит в себя, совсем как бабушка. Мама и бабушка не очень ладят. Да и видятся нечасто. Не хотелось бы, чтобы наши с ней отношения когда-нибудь стали такими же.«Теперь точно расскажу, — пообещала я себе. — Что бы там ни было, скажу ей все как есть». Дрожащей рукой я помешивала пластиковой палочкой в пробирке и ждала. Меня не волновало, что будет, если мать вдруг войдет в комнату. Цвет раствора в пробирки меня не удивил, я заранее знала, каким он будет на этот раз. Розовый. Ответ положительный. Четверг — ответ отрицательный. Суббота — ответ положительный.Зазвенел телефон. Мать самозабвенно пела и не слышала звонка. Я тоже не двинулась с места. Телефон звенел и звенел, как позывные с другой планеты, устанавливающие контакт с Землей. Наконец Робби сбежал по ступенькам и снял трубку.— Элен! Это тебя! — крикнул он снизу. Я не шелохнулась.Робби положил трубку, вернулся к себе в комнату и включил музыку погромче, чтобы заглушить мамино пение. Я встала, вылила в унитаз содержимое пробирки, засунула поднос с лопаточкой в шкаф, умылась, расчесала волосы и спустилась вниз. Я твердо решила, что на этот раз все расскажу матери.Когда я вошла в кухню, мать окинула меня внимательным взглядом. Мне показалось, что она сразу поняла, что я огорчена.— Ага, вот и ты. А я думала, ты все еще дрыхнешь. Я пеку пирог к чаю. Может, замесишь тесто? У тебя всегда лучше получается.Я выложу ей все как есть, она обнимет меня и будет гладить по головке, как в детстве, когда я была маленькой. И мне станет лучше. Она снимет, прогонит мою боль. Я должна ей все рассказать. Она должна это знать.Я достала из кладовки муку, свиной жир, масло и разложила все на столе. Я ощущала какую-то опустошенность. Казалось, что все делаю слишком медленно. Я не могла подобрать нужных слов. Мама, поднявшись на цыпочки и подсмеиваясь над собой, взяла особенно высокую ноту.— А ты неплохо поешь, мам, — попыталась я завести разговор. Я сразу поняла, что начала не с того конца, но было уже поздно. — Тебе в хоре надо петь.— Что, серьезно? — загорелась она. — Да вот только я нот не знаю, вот что плохо.— Пусть папа тебя научит.— Тэд? Он и жабу прыгать не научит. Ну же! Давай! Сколько можно ждать? Я глубоко вздохнула.— Мама, мне надо что-то тебе рассказать.Музыка по радио кончилась, и теперь диктор сообщал результаты крокетных матчей. Мама хмыкнула и повернула колесо настройки — раздалось шипение. В кухню влетел Робби.— Элен, ты совсем рехнулась, что ли? До тебя не докричишься. Крис звонил полчаса назад, он сказал, что хочет увидеться с тобой в парке в двенадцать.— Сейчас не могу, видишь, я помогаю маме. — Я чуть не плакала. Радио завывало и заикалось.Мать забрала у меня муку и отсыпала полпакета в миску.— Бегите, юная барышня, — похлопала она меня по плечу. — Думаешь, я не заметила, как ты переживаешь из-за вашей ссоры. Иди и помирись.— Мама…— Беги, беги, Элен.Я пошла было, но вдруг повернула назад и бросилась ей на шею, прижалась к плечу, положила на него голову. Она удивленно засмеялась и осторожно попыталась высвободиться, но я не хотела отпускать ее. Пусть она меня крепко обнимет, пусть убаюкает…— Что случилось, детка?— Тьфу! — презрительно фыркнул Робби и выскочил из кухни.— Элен, так же я никогда ничего не испеку. Беги, ведь он ждет тебя.Крис сидел на детской карусели и пахал землю ботинками. Склонив голову, он кружился и не замечал меня, поэтому у меня было время обдумать свою речь.— Крис, — начала я. От неожиданности он подпрыгнул.— Молчи. Ничего не говори, — быстро сказал он. — Дай мне просто обнять тебя. Я так соскучился. Сколько же мы не виделись?!— Я хотела поговорить с матерью и не смогла.— Давай просто побудем вместе, — снова остановил меня Крис. — Погоди еще минутку.Мы пошли через парк к ручью. Тени деревьев. Дивные деревья! Я погладила их шершавую кору. Я завидовала их твердости и пыталась представить себе, как же люди могут жить в таких странах, где деревьев почти нет.— Что случилось? — спросил Крис.— Я сделала анализ. Результат оказался отрицательный. Потом потеряла сознание у вас дома. Вчера купила еще один. Результат положительный.Я почувствовала себя тверже, когда все рассказала ему, но отойти от дерева не могла. Прильнула щекой к стволу и слушала себя, словно со стороны. Казалось, говорит кто-то другой.— Но разве это возможно? Сначала нет, а потом — да?Слишком глубоко въелся в нас страх перед этой тайной, мы уже не могли взглянуть правде в глаза.— Я сама ничего не понимаю.— А я тем более, — Крис посмотрел мне в глаза. — Нелл, я всегда буду с тобой. Ты же знаешь, как я тебя люблю.Похоже, это все, что он мог сказать.Расставшись с Элен, я побежал домой. Я был ошеломлен. Есть ребенок, нет ребенка. Кто-то или никто. Отныне и навеки. Жизнь зародилась три тысячи шестьсот миллионов лет назад. Жизнь возникла в январе. Я — отец, повторял я про себя, но никак не мог этого осознать. Бессмыслица какая-то. Значит, на мне ответственность. Ньюкасл теперь — утопия, о нем можно забыть. Я чувствовал себя, как загнанная в угол мышь. Спертый воздух душил меня.Все будет в порядке. Что бы ни случилось, мы будем вместе. Я перешел на размеренный бег, вошел в ритм, успокоил дыхание. Слова слетали с уст при каждом шаге. Что бы там ни было.Мы будем вместе. Ноги работают уверенно, голова смотрит прямо, руки согнуты, кулаки сжаты. Элен, боже мой, Элен. Что мы наделали! В тот день я, наверное, пробежал марафонскую дистанцию.Ночь оказалась бессонной. В два часа пополуночи я увидел какое-то продолговатое светящееся тело в квадрате окна. Казалось, оно надвигалось прямо на Землю, чтобы уничтожить ее, яростно мерцая на фоне других звезд, — акула среди мирных рыбешек. Я лежал на кровати, закинув руки за голову, и напряженно следил за его перемещениями. Сначала оно медленно перечертило квадрат окна по диагонали до центра, а потом неожиданно ушло вправо и исчезло из поля зрения. Мне хотелось, чтобы Элен сейчас была рядом со мной и объяснила бы мне, в чем тут дело, есть ли смысл в темных глубинах космоса и в чем смысл жизни.Я зашел в комнату к Гаю и разбудил его.— Я только что видел громадную комету. Гай ошарашено сел в постели и потряс головой.— Это самолет, — выдавил он наконец, свалился на подушку и провалился в сон.
30 марта
Здравствуй, Никто.Вчера ночью я приняла решение. И прощения у тебя я просить не собираюсь.В конце концов, ты не спрашивал моего разрешения, когда поселился во мне. Как ростки сикоморы, которые пускают корни у нас в саду. Мать выдирает их из земли и приговаривает: «Вас сюда не звали».И я ее понимаю.Была суббота, и я попросила у отца ключи от машины. Я сказала, что хочу поехать покататься верхом. Робби тоже вздумал увязаться со мной, но я улучила момент, когда он побежал переодеваться, и уехала одна. Я не ездила верхом с двенадцати лет. Тогда я была без ума от Генри — огромного взмыленного гнедого жеребца. Мне почти каждую ночь снилось, как мы с ним скачем по вересковым пустошам. А потом его продали, потому что он был уже старый, мой милый Генри. И я перестала ездить верхом.Я не спала всю ночь, а утром поняла, что мне делать. Но я не поехала на ипподром, где я каталась в детстве, а отправилась далеко за город. Я добралась до места перед самым заездом. Инструктором была молодая девушка, чуть старше меня. Она подождала, пока я оседлаю запасного пепельного жеребца и пристроюсь к кавалькаде, и мы поскакали на пустоши.Я оказалась в самом хвосте, а мне нужно было вырваться вперед. Я пустила коня рысью, пытаясь обойти впереди идущих, но тут одна всадница, выехавшая следом за нами, зычно крикнула, чтобы я не разбивала линию. Я вернулась на свое место. Странно, что я ее тогда не узнала. Она замыкала кавалькаду, а я смотрела только вперед. Уверенно, собранно сидела в седле и ничего не боялась.Итак, мне нужно было вырваться вперед. Когда кавалькада свернула с дороги к воротам, я пустила коня рысью и попыталась повторить маневр с обгоном. Теперь и девушка-инструктор заметила, что мой Наб не умеет себя вести, и велела ему ждать своей очереди. Я решила не обращать на нее внимания и повернула к холмам. Она что-то закричала мне вслед и, пустив своего скакуна рысью, догнала меня, схватила Наба под уздцы и вернула его на место.— Подождите, пока откроют ворота в поля. — От смущения ее лицо покрылось румянцем. Видно было, что ей непривычно руководить. — Таковы правила. Я инструктор, и мне положено ехать первой.— Извините, — ответила я, высматривая тем временем тропинки, ведущие в холмы, и самый короткий путь наверх.— Вы что, не умеете править? Умею.— Тогда сдерживайте коня. А то другие станут горячиться. Или дайте ему немного попастись, беды не будет.Но я нарочно натянула поводья еще туже, не давая Набу наклониться и ущипнуть сочной, свежей травки. Он фыркал, рыл землю копытом, рвался вперед, но я изо всех сил потянула поводья и заставила его встать смирно. Когда девушка-инструктор выстроила нас в ряд, он снова рванулся вперед. Она снова велела мне вернуться на место. Ее лицо сделалось ярко-пунцовым.Но мне уже было все равно. Я приметила место, где можно было оторваться от кавалькады, и успокоилась.Стояла теплая погода, какая редко бывает в марте. Мошкара уже вилась вокруг лошадей. Они всхрапывали и мотали мордами. Небо было голубым, как летом, где-то в вышине звенел жаворонок. Я точно знала, что нужно делать, план был отточен, как бритва. Никогда еще я не действовала столь уверенно.Я это сделаю ради Криса.Поднимаясь по узкой тропинке, инструкторша обернулась и крикнула:— Рысью! Пришпорить коней!Не дожидаясь понуканий всадников, лошади как по команде рванулись вперед. Я крепко вжала ноги в стремена, наслаждаясь ритмом скачки, плавно покачиваясь в седле: вверх-вниз, вверх-вниз. Мне хотелось петь. Но я напряглась и сосредоточилась; важно было не пропустить нужный поворот. Я приметила его еще внизу. Впереди показался большой валун, за которым была развилка: налево вела извилистая дорожка, уходящая дальше вдоль холма, а направо, почти вертикально вверх, уходила еле заметная тропинка. Я пустила по ней Наба.— Эй, куда?! — заорала девушка-инструктор.Я даже не обернулась.Вперед, Наб! Вперед, мой конь!Я уходила от них все дальше и вскоре перемахнула через вершину холма. Передо мной лежала огромная, заросшая утесником и папоротниками равнина. Ее пересекала широкая песчаная дорога. Остальные всадники остались далеко позади; сюда не долетали даже их крики. Я выпрямилась в седле и собралась с духом. Что ж, пора.Изо всех сил обхватив ногами конский круп, я погнала Наба вперед. Его шаг удлинился, голова закинулась вверх, и он перешел в галоп — сначала легкий, потом все более быстрый. Копыта выбивали гулкую дробь на песчаном грунте. Я сгруппировалась в седле, плотно прижалась к спине коня. Ослабила поводья, пусть скачет куда хочет. Словно слившись в одно существо, мы, как ураган, пронеслись по полю. В едином порыве. В животе все тряслось, как во время морской качки.Позади послышались крики, и я еще сильнее пришпорила коня. Крики приближались, и вот уже послышался грохот копыт. Я отважилась обернуться и увидела, что меня преследует та самая женщина, что выехала из манежа последней. Она безжалостно подстегивала свою лошадь, с каждой секундой приближаясь ко мне. Глянув снова вперед, я обнаружила, что передо мной крутой спуск, а за ним — роща деревьев. Я натянула поводья, пытаясь замедлить бег коня. Но Наб не слушался.Тут-то я запаниковала. Куда подевалась правильная посадка? Меня подбрасывало и швыряло из стороны в сторону, все внутри ахало и сотрясалось. Руки и ноги беспомощно болтались.Задницу подбрасывало и било о седло без передышки. Ребра, казалось, готовы хрустнуть и сломаться. В довершение всего я потеряла стремена. Пыталась остановить Наба поводьями, но не тут-то было: он вырывал их из моих рук. Когда он вскидывал морду, я видела его зубы и десны. У меня больше не было сил натягивать поводья, дай бог просто удержаться. Прижавшись к переднему краю седла и вцепившись в конскую гриву, я думала только о Крисе.Я слышала, как всадница догоняет меня. Она кричала, чтобы я остановила коня. Грохоча копытами, ее лошадь приближалась ко мне все ближе, и, когда мы сравнялись, она наклонилась и перехватила мои поводья. Лошади замедлили шаг и пошли почти вплотную друг к другу. Она уводила их в сторону по дуге, все сужая и сужая круги, пока они наконец не остановились.Меня так растрясло, что, казалось, кожа повисла на костях. Наездница закричала, чтобы я слезла с коня. Я медленно наклонилась вперед и легла животом на спину Наба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18