Я это и имела в виду. Если вероятность события меньше одного из сотни, ни один гладиатор не выдаст под него клейма. Это означает верный проигрыш. Ни один, кроме Вера.Однажды Вер выиграл, когда вероятность равнялась один к пятистам. Правда, тогда он зарегистрировал лишь тридцать два клейма. А сейчас у него набрано как минимум восемьдесят. Но все прочие вероятности больше десяти из ста… и он вполне бы мог потянуть еще и это дело…— О чем идет речь?Если что-то сомнительное, если хоть одним краем касается политики или личной мести, он откажется.Она помолчала, будто сомневалась, стоит ли вообще говорить.— Моя дочь попала в автокатастрофу. Ей сделали операцию. Шанс выжить у нее один из ста…— Твое имя?— Сервилия Кар.Вер взял со тумбочки толстый, изрядно затрепанный гладиаторский справочник за этот год, перелистал страницы. Кар… Нет, этого имени в списках не было.— Кар — твое родовое имя? Или имя мужа?— Мужа, — она запнулась на мгновение. — Мое родовое имя — Фабия.Он проверил и по списку "Ф" — опять все выходило чисто. То, что имена настоящие, сомневаться не приходилось — заказчики не врут гладиатору. Ибо поддельное имя означает поддельный заказ, и желание не исполнится. Хотя нет, попадаются и обманщики. Заказывают, тратят деньги, но их мечта не сбывается даже в случае выигрыша. Все людские безумства предугадать нельзя.— А имя твоей дочери?— Летиция Кар.Вер швырнул справочник обратно на тумбочку.— Однажды я покупала у тебя клеймо. Через агента, — напомнила Сервилия.— Ну и как, желание исполнилось?— О да! И знаешь, что я пожелала?Вер пожал плечами. Он никогда не интересовался ни личностями, ни делами своих заказчиков. В отличие от Элия. Тот всегда был слишком щепетилен.— Я пожелала получить роскошную виллу в Байях. — Самодовольная улыбка тронула губы Сервилии.Какое примитивное желание. И к тому же бессмысленное. Клеймо гладиатора может стоить дороже желанной виллы.— Мне приглянулась эта вилла, — продолжала Сервилия, и ее словоохотливость все больше и больше не нравилась Веру. — Хозяева ни за что не хотели продавать. Но я привыкла получать свое. Когда ты выиграл для меня клеймо, документы владельца, в том числе и купчая, пропали, и вилла досталась мне. Приятно, когда твои капризы исполняются!Вер посмотрел на Сервилию с недоумением. Ни один римлянин в здравом уме не расскажет такое даже близкому другу, не то что постороннему человеку-за подобные штучки цензоры мигом внесут имя шутника в гладиаторские книги, и придется до конца дней подавать апелляции. Все желания, исполняемые гладиаторами, строго ограничены. Хотя заказчики всегда находят лазейки. Эта женщина что-то скрывает под шуршащим покровом пустословия. Что-то очень важное. Но что? Вер чувствовал возрастающую тревогу и злость. Потому что не мог разгадать ее игру. Даже его насмешки не задевали гостью.— Приятно исполнять капризы. Ты не пробовал?— Когда захочу вылететь из центурии гладиаторов, я займусь чем-нибудь подобным. Кстати, знаешь, сколько будет стоить твой заказ? Миллион сестерциев.Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вер ожидал, что она начнет торговаться. Но она молча раскрыла сумку из крокодиловой кожи. Вер предпочел бы торговлю и упреки в жадности. Щедрость настораживала. Будь у него хоть малейшая зацепка, он бы указал Сервилии на дверь. Но все было чисто — имя вне списка. Заказ на излечение ребенка можно принимать от сенатора и солдата, императора и находящегося под следствием. Только осужденные в карцере лишены этого дара. Жизнь ребенка священна. Каждый род должен быть продлен. Этот пункт внес в гладиаторский устав император Корнелий за месяц до того, как его застрелили в Колизее. Ни один цензор отныне не может этому помешать. Но что-то было не так…Гладиатор извинился, вышел в спальню и плотно прикрыл за собою дверь. Набрал номер Тутикана. Когда агент Вера снял трубку, послышалось пение, музыка и пьяный говор. Тутикан в своем репертуаре — пригласил красоток из Субуры и веселится до утра. За двоих. За себя и за Вера.— Слушай, тут ко мне пришла матрона, покупает клеймо…— Пусть покупает… — пьяно растягивая слова, пробормотал Тутикан. — У нас еще целых десять клейм в запасе. Сегодня я продал всего три… Одно купил полчаса назад Элий. Причем за собственные сестерции — его сенаторский фонд давным-давно иссяк.Вер помянул Орка. Придется вернуть деньги. Элий не настолько богат, чтобы позволить себе, выбрасывать пять тысяч сестерциев на чужие прихоти. Наверняка старик сказал сенатору, что его прислал Вер, и Элий без звука выложил нужную сумму. Неужели его друг разучился понимать шутки?— Мне что-то не нравится в новом заказе. Проверь по своим каналам имя. Сервилия и Летиция Кар. Запомнил?— Ну Летиция, ну Кар… Кар… ха-ха… чистое имя. Я помню все запретные наизусть, поверь мне.— Хорошо, — согласился Вер, — поверю, хотя ты и пьян. — А сам чувствовал — нет, не хорошо, а мерзко, мерзко все. — Какой у нее будет номер?— Восемьдесят девятый. Отличный номер. Сколько ты с нее заломил?— Миллион.— Ты смеешься? Что, так мало шансов?— Один к ста, а может, и того меньше.— Ну, тогда да, непременно миллион. Умница, Вер. Клянусь Геркулесом, мы построим тебе на берегу Неаполитанского залива отличную виллу.— Если она будет хоть вполовину такой же, как у тебя — согласен. Ладно, регистрируй заказ и присылай клейма. Времени почти не осталось.Вер швырнул трубку и вернулся в комнату. Женщина стояла у окна и смотрела на памятник Траяну. Торговые ряды уже закрывались, и форум быстро пустел. Лишь в залах библиотеки продолжали гореть огни. И в темных нишах мраморные статуи, закутанные в тоги, задумчиво взирали на затихающий после очередного шумного дня Вечный город. Непосвященный не смог бы догадаться, что статуи были .разбиты во время землетрясения, и их год за годом собирали из кусочков, скрепляя металлическими болтами и склеивая синтетическим клеем. На белый с розовыми прожилками мрамор колонн ложились пурпурные отсветы, пурпуром горели стекла в окнах базилики, и даже позолота на черепице отливала багрянцем.— Наши предки умели возвеличивать не только богов, но и своих властителей, и власть как таковую. Только власть дает бессмертие.И она продекламировала с пафосом, старательно копируя интонации Юлии Кумской: Римлянин! Ты научись народами править державно — В этом искусство твое! — налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войною надменных! Вергилий. Пер. С. Ошерова.
Вер пожал плечами:— Я слишком часто бываю рядом со смертью, чтобы думать о бессмертии.— Но гладиаторов теперь не убивают на арене. — Веру показалось, что женщина произнесла эти слова с сожалением.— Хочешь сказать, домна, что их стали убивать гораздо реже. Да, в прошлом году погиб всего один. А в позапрошлом вообще ни одного. И только Элию отрубили ноги, и он три минуты был в состоянии клинической смерти.— Прости, Вер, я не хотела тебя обидеть. — Сервилия изобразила, что смутилась. Очень хорошо изобразила, почти натурально. Но Вера она обмануть не могла. Эту женщину ничто не могло смутить.В дверь постучали — явился мальчишка-посыльный от Тутикана, чтобы передать папку с клеймами. Войдя, мальчишка уставился на Сервилию и не мог оторвать взгляда. До чего красива! Везет гладиаторам, их посещают настоящие богини. Он тоже будет гладиатором, когда вырастет. Одно его смущало: прежде чем стать гладиатором, человеку надо сделаться убийцей. — Очнись, приятель, — Вер похлопал мальчишку по плечу и взял папку.Быстро пробежал глазами список покупателей.Опять какой-то жирный богач просил избавить его срочно от подагры. Лучше бы не ставил в своем пожелании слова «срочно», ибо в этом случае обычно бывает только одно средство — нож убийцы или летящая на полной скорости машина. Или во сне ожиревшее сердце перестанет отсчитывать удары. Трое молодых патрициев (возможно, друзья) просили излечить их от сифилиса. Здесь проще — если Вер победит, то утром в дверь к троим счастливцам постучит центурион вигилов в сопровождении медика из Эсквилинской больницы и отправит молодых шалопаев под конвоем для прохождения принудительного лечения. Какая-то дурочка просила богатого муженька. Она его получит — на месяцок-другой. А потом он окажется в карцере за растрату. Это закономерность, когда так приспичило замуж.Физик Норма Галликан (дочь или племянница прежнего префекта претория) просила «оградить ее жизнь от покушений». Неужели занятия физикой так опасны? Среди заказчиков было одно знаменитое имя Марк Габиний, популярный актер, всадник, просил вернуть его сына под родной кров. Неудачная фраза, слишком расплывчатая и неопределенная. Странно, что Марк Габиний сам записал желание, не прибегая к услугам «формулировщиков». Спору нет, они берут огромные деньги, порой формулировка стоит дороже клейма. Но такой человек, как Марк Габиний, мог бы к ним обратиться. «Формулировщики» придумают круглую фразу, обкатанную, как морская галька, ни одной буквочки, за которую мог бы зацепиться коварный бог Оккатор, расстраивающий людские замыслы.Было еще несколько просьб о любви. Элий, когда был гладиатором, никогда не брал такие клейма, сколько бы за них не сулили. Элий считал подобные желания покушением на свободу личности. А став сенатором, попытался ввести на любовные желания запрет. Но у него не оказалось сторонников. Хотя вестники непрерывно публиковали возмущенные статьи по поводу принудительной влюбленности, законопроект Элия получил всего восемь голосов. Многим нравилось играть в эту лотерею. Выигранная любовь — .страстная, безумная и кратковременная. Просыпаешься утром — и весь горишь от любовной горячки. А дня через три все проходит без следа. Гладиаторы никогда не берут заказы на «вечную» любовь. И хотя никто не считал, сколько шансов на исполнение такого желания, Вер подозревал, что гораздо меньше, чем один к ста.Никто лучше гладиатора не знает, как исполняются желания. Настоящие чудеса встречаются редко. Небожители надувают людей чаще, чем сами люди друг друга. Но все равно безумцы швыряются деньгами, чтобы боги поиздевались над ними. Люди не могут не желать. Это их самая большая слабость. Каждому новичку гладиаторы рассказывали анекдот про юношу, который попросил счастья, выиграл и получил на следующий день удар дубиной по голове. С тех пор он обитал в психбольнице, вполне счастливый и не обремененный более желаниями.Вер всегда считал эту историю правдивой. Гладиатор пересчитал оставшиеся свободные клейма. Их было одиннадцать. Десять свободных, и одно для себя. Потому что последнее, сотое клеймо гладиатор никогда не продает. Это его собственный знак. Его шанс в игре. Однажды великий Марк Руфус продал сотое клеймо и погиб на арене. Споткнулся на ровном месте и упал, напоровшись на собственный меч.Несколько мгновений Вер разглядывал радужную картонку с номером LXXXIX. Может, сейчас он поступает точно так же и продает собственную жизнь за миллион сестерциев? Вер тряхнул головой. Что за ерунда? Имя чистое. Дело — тоже. Слишком маленький шанс? Ну и чем он рискует? Проиграет? Ерунда… Вер не может проиграть… Ну хорошо, пусть проиграет. Но ведь это не означает смерть. Он тут же вспомнил Элия. Да, такое может приключиться. Вернее, могло. Теперь оружие гладиаторов проверяется повторно перед самым выходом на арену. К Орку в пасть все предчувствия! Миллион предлагают не каждый день.Гостья заполнила пустые графы клейма. «Сервилия Кар желает, чтобы ее дочь Летиция Кар вновь стала совершенно здорова».Хорошее желание и хорошо сформулировано. Цели достигает тот, кто знает, чего хочет.Вер разрезал клеймо и отдал Сервилии ее половину пачки денег уже лежали на столе. Зелено-лиловые купюры с серебристой полоской по краю. Все — по пять тысяч сестерциев. На купюре изображен божественный Марк Аврелий Антонин. Наверно, потому, что мудрые властители встречается так же редко, как и пятитысячная купюра. Вер разорвал одну из пачек. Деньги посыпались на ковер с тихим шелестом.— Будешь пересчитывать? — Сервилия улыбнулась краешком рта, и эта улыбка очень не понравилась Веру.— Ты же знаешь — расплата фальшивыми деньгами или другое жульничество автоматически приводят к расторжению договора, — Вер улыбнулся в ответ.— Я знаю. — Ее голос вновь звучал абсолютно бесстрастно.И она вышла из номера с видом победителя. Дверь за ней не успела закрыться, как мальчик-служитель внес завернутую в плотную вощеную бумагу посылку.— Дар от прекрасной домны, — сообщил он, ставя посылку на стол. — Имя неизвестно.— Открой, — приказал Вер.Мальчик удивленно посмотрел на него.— Посылка от женщины…— Так открой, я же сказал. Наверняка что-нибудь занятное.Мальчик разрезал ленты и развернул бумагу. Внутри была узорная деревянная шкатулка. Изящный ключик висел на бронзовой ручке. Мальчик отпер шкатулку и поднял крышку. Его негромкое «ах» говорило, что посылка в самом деле оказалась замечательная. Вер глянул через плечо посыльного. На обитом шелком дне лежало золотое яблоко. Вер взял подарок в руки. Яблоко было тяжелым, похоже — целиком из чистого золота. По кругу вилась надпись по-гречески: «достойнейшему».— Так кто, говоришь, прислал шкатулку? — Вер старался говорить равнодушно.— Красивая домна, вся в белом. Я поначалу подумал, что весталка. Но потом понял, что ошибся, — захлебываясь, торопливо говорил посыльный. — На голове у нее не было повязки. А глаза необыкновенные — прозрачные, как родниковая вода, и светятся изнутри.Судя по описанию, это не могла быть Сервилия Кар. И не ее служанка. Женщина с такой внешностью не могла никому служить.Золотое яблоко. Суд Париса. Вот только кого с кем на этот раз оно должно поссорить?— Я и не знал, что тебе дарят такие подарки! — воскликнул мальчишка, решив, что уже сделался приятелем знаменитого гладиатора.Вер отрицательно покачал головой. Яблоко из чистого золота — не просто подарок.В полночь Вер раскрыл створки ларария. На завтрашнюю игру было продано восемьдесят девять клейм. Самое дешевое ушло за пять тысяч сестерциев — минимальная цена. В сумме набиралось почти три миллиона — вместе со взносом Петиции. Было бы обидно в случае проигрыша возвращать все это, довольствуясь десятипроцентной компенсацией.Итак, Вер распахнул створки ларария. Раскрылся маленький храм с коринфскими колоннами и ажурным серебряным алтарем. На мозаичном полу была изображена схватка двух гладиаторов. Внутри находились три фигурки — две простенькие черные статуэтки ларов и фигурка из слоновой кости — юноша в золотой тунике и в золотом шлеме, держащий копье не толще спицы, с настоящим стальным наконечником. Гений-покровитель Вера. И его посредник в общении с богами. Юний-гений. Или проще — Гюн. Вер высыпал на алтарь зеленоватые горошины и положил на алтарь пачку корешков от клейм. Бумага вспыхнула сама собою, скрутилась и исчезла. Не осталось даже пепла. Договор заключен. Пряный запах горящих благовоний заполнил ларарий и окутал фигурку гения. Хотя неведомо, кому завтра боги даруют выигрыш. Может быть, противнику Вера… Все считают, что главную роль играют боги. Но Веру казалось порой, что боги повинуются воле людей. А люди только изображают повиновение, чтобы боги на них не обижались. Вер закрыл ларарий.В ту же ночь в тридцати милях от Рима, недалеко от Пренесты Пренеста — город недалеко от Рима.
, в просторном таблине Таблин — кабинет.
загородной виллы немолодая женщина с густыми седыми волосами, гладко зачесанными назад, извлекла из узорного кожаного футляра портативную машинку и поставила ее на стол. Настольная лампа заливала крошечную комнату мягким золотистым светом. Женщина поставила рядом с машинкой покрытую красной глазурью чашку с остывшим черным кофе и заправила в машинку лист белой бумаги. У женщины было загорелое морщинистое лицо, тонкий, изломленный хищной горбинкой нос и черные выразительные глаза. Женщина не пользовалась косметикой и не пыталась скрыть свой возраст. Ей было под пятьдесят. Она принадлежала к «поколению вдов», к тем, чьи мужья не вернулись с Третьей Северной войны. Прежде чем приступить к работе, она открыла резную деревянную шкатулку и извлекла белую палочку с золотым мундштуком ~ явившаяся из-за океана порочная привычка быстро завоевывала Великий Рим.Женщина курила, пила остывший кофе и улыбалась своим мыслям. Она обдумывала будущую страницу библиона. Когда табачная палочка догорела, женщина бросила окурок в пепельницу в виде пьяного сатира с чашей в руке и для пробы напечатала трижды "X" на чистом листе бумаги. Стук пишущей машинки прозвучал как призыв. В тот же момент раздался негромкий шорох, платиной сверкнуло от окна в глубь комнаты, и на подоконник открытого окна прыгнул белый кот с сияющей, как снег Альп, шерсткой, глянул на хозяйку темными загадочными глазами, громко мяукнул, перебрался в плетеное кресло и обернулся молодым человеком в красно-белой тунике и в затканном золотом щегольском плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Вер пожал плечами:— Я слишком часто бываю рядом со смертью, чтобы думать о бессмертии.— Но гладиаторов теперь не убивают на арене. — Веру показалось, что женщина произнесла эти слова с сожалением.— Хочешь сказать, домна, что их стали убивать гораздо реже. Да, в прошлом году погиб всего один. А в позапрошлом вообще ни одного. И только Элию отрубили ноги, и он три минуты был в состоянии клинической смерти.— Прости, Вер, я не хотела тебя обидеть. — Сервилия изобразила, что смутилась. Очень хорошо изобразила, почти натурально. Но Вера она обмануть не могла. Эту женщину ничто не могло смутить.В дверь постучали — явился мальчишка-посыльный от Тутикана, чтобы передать папку с клеймами. Войдя, мальчишка уставился на Сервилию и не мог оторвать взгляда. До чего красива! Везет гладиаторам, их посещают настоящие богини. Он тоже будет гладиатором, когда вырастет. Одно его смущало: прежде чем стать гладиатором, человеку надо сделаться убийцей. — Очнись, приятель, — Вер похлопал мальчишку по плечу и взял папку.Быстро пробежал глазами список покупателей.Опять какой-то жирный богач просил избавить его срочно от подагры. Лучше бы не ставил в своем пожелании слова «срочно», ибо в этом случае обычно бывает только одно средство — нож убийцы или летящая на полной скорости машина. Или во сне ожиревшее сердце перестанет отсчитывать удары. Трое молодых патрициев (возможно, друзья) просили излечить их от сифилиса. Здесь проще — если Вер победит, то утром в дверь к троим счастливцам постучит центурион вигилов в сопровождении медика из Эсквилинской больницы и отправит молодых шалопаев под конвоем для прохождения принудительного лечения. Какая-то дурочка просила богатого муженька. Она его получит — на месяцок-другой. А потом он окажется в карцере за растрату. Это закономерность, когда так приспичило замуж.Физик Норма Галликан (дочь или племянница прежнего префекта претория) просила «оградить ее жизнь от покушений». Неужели занятия физикой так опасны? Среди заказчиков было одно знаменитое имя Марк Габиний, популярный актер, всадник, просил вернуть его сына под родной кров. Неудачная фраза, слишком расплывчатая и неопределенная. Странно, что Марк Габиний сам записал желание, не прибегая к услугам «формулировщиков». Спору нет, они берут огромные деньги, порой формулировка стоит дороже клейма. Но такой человек, как Марк Габиний, мог бы к ним обратиться. «Формулировщики» придумают круглую фразу, обкатанную, как морская галька, ни одной буквочки, за которую мог бы зацепиться коварный бог Оккатор, расстраивающий людские замыслы.Было еще несколько просьб о любви. Элий, когда был гладиатором, никогда не брал такие клейма, сколько бы за них не сулили. Элий считал подобные желания покушением на свободу личности. А став сенатором, попытался ввести на любовные желания запрет. Но у него не оказалось сторонников. Хотя вестники непрерывно публиковали возмущенные статьи по поводу принудительной влюбленности, законопроект Элия получил всего восемь голосов. Многим нравилось играть в эту лотерею. Выигранная любовь — .страстная, безумная и кратковременная. Просыпаешься утром — и весь горишь от любовной горячки. А дня через три все проходит без следа. Гладиаторы никогда не берут заказы на «вечную» любовь. И хотя никто не считал, сколько шансов на исполнение такого желания, Вер подозревал, что гораздо меньше, чем один к ста.Никто лучше гладиатора не знает, как исполняются желания. Настоящие чудеса встречаются редко. Небожители надувают людей чаще, чем сами люди друг друга. Но все равно безумцы швыряются деньгами, чтобы боги поиздевались над ними. Люди не могут не желать. Это их самая большая слабость. Каждому новичку гладиаторы рассказывали анекдот про юношу, который попросил счастья, выиграл и получил на следующий день удар дубиной по голове. С тех пор он обитал в психбольнице, вполне счастливый и не обремененный более желаниями.Вер всегда считал эту историю правдивой. Гладиатор пересчитал оставшиеся свободные клейма. Их было одиннадцать. Десять свободных, и одно для себя. Потому что последнее, сотое клеймо гладиатор никогда не продает. Это его собственный знак. Его шанс в игре. Однажды великий Марк Руфус продал сотое клеймо и погиб на арене. Споткнулся на ровном месте и упал, напоровшись на собственный меч.Несколько мгновений Вер разглядывал радужную картонку с номером LXXXIX. Может, сейчас он поступает точно так же и продает собственную жизнь за миллион сестерциев? Вер тряхнул головой. Что за ерунда? Имя чистое. Дело — тоже. Слишком маленький шанс? Ну и чем он рискует? Проиграет? Ерунда… Вер не может проиграть… Ну хорошо, пусть проиграет. Но ведь это не означает смерть. Он тут же вспомнил Элия. Да, такое может приключиться. Вернее, могло. Теперь оружие гладиаторов проверяется повторно перед самым выходом на арену. К Орку в пасть все предчувствия! Миллион предлагают не каждый день.Гостья заполнила пустые графы клейма. «Сервилия Кар желает, чтобы ее дочь Летиция Кар вновь стала совершенно здорова».Хорошее желание и хорошо сформулировано. Цели достигает тот, кто знает, чего хочет.Вер разрезал клеймо и отдал Сервилии ее половину пачки денег уже лежали на столе. Зелено-лиловые купюры с серебристой полоской по краю. Все — по пять тысяч сестерциев. На купюре изображен божественный Марк Аврелий Антонин. Наверно, потому, что мудрые властители встречается так же редко, как и пятитысячная купюра. Вер разорвал одну из пачек. Деньги посыпались на ковер с тихим шелестом.— Будешь пересчитывать? — Сервилия улыбнулась краешком рта, и эта улыбка очень не понравилась Веру.— Ты же знаешь — расплата фальшивыми деньгами или другое жульничество автоматически приводят к расторжению договора, — Вер улыбнулся в ответ.— Я знаю. — Ее голос вновь звучал абсолютно бесстрастно.И она вышла из номера с видом победителя. Дверь за ней не успела закрыться, как мальчик-служитель внес завернутую в плотную вощеную бумагу посылку.— Дар от прекрасной домны, — сообщил он, ставя посылку на стол. — Имя неизвестно.— Открой, — приказал Вер.Мальчик удивленно посмотрел на него.— Посылка от женщины…— Так открой, я же сказал. Наверняка что-нибудь занятное.Мальчик разрезал ленты и развернул бумагу. Внутри была узорная деревянная шкатулка. Изящный ключик висел на бронзовой ручке. Мальчик отпер шкатулку и поднял крышку. Его негромкое «ах» говорило, что посылка в самом деле оказалась замечательная. Вер глянул через плечо посыльного. На обитом шелком дне лежало золотое яблоко. Вер взял подарок в руки. Яблоко было тяжелым, похоже — целиком из чистого золота. По кругу вилась надпись по-гречески: «достойнейшему».— Так кто, говоришь, прислал шкатулку? — Вер старался говорить равнодушно.— Красивая домна, вся в белом. Я поначалу подумал, что весталка. Но потом понял, что ошибся, — захлебываясь, торопливо говорил посыльный. — На голове у нее не было повязки. А глаза необыкновенные — прозрачные, как родниковая вода, и светятся изнутри.Судя по описанию, это не могла быть Сервилия Кар. И не ее служанка. Женщина с такой внешностью не могла никому служить.Золотое яблоко. Суд Париса. Вот только кого с кем на этот раз оно должно поссорить?— Я и не знал, что тебе дарят такие подарки! — воскликнул мальчишка, решив, что уже сделался приятелем знаменитого гладиатора.Вер отрицательно покачал головой. Яблоко из чистого золота — не просто подарок.В полночь Вер раскрыл створки ларария. На завтрашнюю игру было продано восемьдесят девять клейм. Самое дешевое ушло за пять тысяч сестерциев — минимальная цена. В сумме набиралось почти три миллиона — вместе со взносом Петиции. Было бы обидно в случае проигрыша возвращать все это, довольствуясь десятипроцентной компенсацией.Итак, Вер распахнул створки ларария. Раскрылся маленький храм с коринфскими колоннами и ажурным серебряным алтарем. На мозаичном полу была изображена схватка двух гладиаторов. Внутри находились три фигурки — две простенькие черные статуэтки ларов и фигурка из слоновой кости — юноша в золотой тунике и в золотом шлеме, держащий копье не толще спицы, с настоящим стальным наконечником. Гений-покровитель Вера. И его посредник в общении с богами. Юний-гений. Или проще — Гюн. Вер высыпал на алтарь зеленоватые горошины и положил на алтарь пачку корешков от клейм. Бумага вспыхнула сама собою, скрутилась и исчезла. Не осталось даже пепла. Договор заключен. Пряный запах горящих благовоний заполнил ларарий и окутал фигурку гения. Хотя неведомо, кому завтра боги даруют выигрыш. Может быть, противнику Вера… Все считают, что главную роль играют боги. Но Веру казалось порой, что боги повинуются воле людей. А люди только изображают повиновение, чтобы боги на них не обижались. Вер закрыл ларарий.В ту же ночь в тридцати милях от Рима, недалеко от Пренесты Пренеста — город недалеко от Рима.
, в просторном таблине Таблин — кабинет.
загородной виллы немолодая женщина с густыми седыми волосами, гладко зачесанными назад, извлекла из узорного кожаного футляра портативную машинку и поставила ее на стол. Настольная лампа заливала крошечную комнату мягким золотистым светом. Женщина поставила рядом с машинкой покрытую красной глазурью чашку с остывшим черным кофе и заправила в машинку лист белой бумаги. У женщины было загорелое морщинистое лицо, тонкий, изломленный хищной горбинкой нос и черные выразительные глаза. Женщина не пользовалась косметикой и не пыталась скрыть свой возраст. Ей было под пятьдесят. Она принадлежала к «поколению вдов», к тем, чьи мужья не вернулись с Третьей Северной войны. Прежде чем приступить к работе, она открыла резную деревянную шкатулку и извлекла белую палочку с золотым мундштуком ~ явившаяся из-за океана порочная привычка быстро завоевывала Великий Рим.Женщина курила, пила остывший кофе и улыбалась своим мыслям. Она обдумывала будущую страницу библиона. Когда табачная палочка догорела, женщина бросила окурок в пепельницу в виде пьяного сатира с чашей в руке и для пробы напечатала трижды "X" на чистом листе бумаги. Стук пишущей машинки прозвучал как призыв. В тот же момент раздался негромкий шорох, платиной сверкнуло от окна в глубь комнаты, и на подоконник открытого окна прыгнул белый кот с сияющей, как снег Альп, шерсткой, глянул на хозяйку темными загадочными глазами, громко мяукнул, перебрался в плетеное кресло и обернулся молодым человеком в красно-белой тунике и в затканном золотом щегольском плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44