Чего хорошего вы мне сделали, чтобы я ради вас смерть
принял?
Ничего. Ну и к черту вас всех!

СТРАЖНИК
Зря, конечно, я его так шуганул. Сразу же видно - безобидный старик.
И без руки к тому же. Я же сам виноват - отпустил Екара в город, не
уследить одному за всей площадью. Ну а уж раз старикан почти до конца ее
перешел, нечего было его назад гнать. Еще, чего доброго, увидит кто-нибудь
из камаргосов, как он назад ковыляет, будет тогда делов.
И Екар этот... Зар-раза! Я его до полудня только отпустил, а заявится
небось только перед сменой. Но кто же знать-то мог, что именно сегодня
камаргосы нагрянут? Дали они мне жизни, особенно мозгляк этот, Поггер.
Те-то двое при нем просто телохранителями ходят, хотя и от них добра ждать
не приходится, а этот... Лучше ему поперек дороги не становиться, сразу
видно. Хорошо еще, не спросил, почему я один у башни торчу. Пришел, наорал
и назад пошел. А ну как бы начал выяснять - в такое-то время? Эдак не
только из стражи вылететь можно, тут и чего похуже приключиться может.
Вообще от камаргосов этих лучше подальше держаться. Если они уж такие
умные, что все видят, все знают, все понимают, то пусть сами за всем и
следят. За дураков нас держите - ну и что, мы и будем дураками. Себе
дороже обойдется, если умным-то захочешь быть. Вот скажи я им, что стена
за ночь трещину дала и из трещины той серой тянет, так они, чего доброго,
меня же на допрос бы и потащили. А потом - так, на всякий случай - заслали
бы куда подальше, чтобы не болтал зря. А то и придушили бы в подземельях
своих, у них это обычное дело. Нужно мне это? Не нужно. Вот я и не видел
ничего, и не слышал ничего, и ни о какой трещине ничего не знаю. Покажите
мне, где трещина. Ах, около ворот? Надо же, первый раз вижу. Мне ведь
никто не велел следить за трещинами, никто не приказывал к ним
принюхиваться. Приказали мне никого через площадь не пропускать - вот я и
не пропускаю. Прикажете за трещинами следить - буду следить. Вот так-то.
А ведь старикан, чего доброго, тоже трещину углядит. Пойдет еще
болтать потом. Надо бы его вернуть. Да и вообще, чего ему тащиться
обратно, пусть идет себе своей дорогой. На камаргосов обозлился, а обидел
старика беззащитного. Всегда так в жизни получается, всегда безвинный
страдает. Ладно, пойду пропущу его, к черту все эти распоряжения. Хотите,
чтобы я стерег вам на совесть - так и обращайтесь со мной по-человечески.
А нет - так и получите такую службу, какую заслуживаете.
И я пошел вдоль стены вслед за стариком. Я уже видел его за очередным
изгибом стены и хотел было крикнуть, но тут краем глаза заметил какой-то
блеск под ногами. Остановился, посмотрел вниз.
И увидел ЭТО.
Про старика я, конечно, тут же забыл. Не до старика стало, раз такие
дела. Стоял и смотрел на ЭТО, даже нагнуться и поднять его не решался. Не
знаю, сколько времени так простоял - может, минуту, а может, полчаса.
Очнулся, когда шаги за спиной услышал.
- А вот и я, - протяжно сказал Екар. Он так разговаривать начинает,
когда обожрется и становится всем на свете доволен. - Я ведь не опоздал?
Я быстро, не думая, нагнулся и сунул ЭТО в карман. Потом повернулся к
Екару.
- Что там у тебя? Золотой уронил? - спросил он, растягивая слова, но
я даже не подумал ему отвечать.
- Где твое копье, где шлем? - накинулся я на Екара.
- В к-караулке, - сказал он, слегка заикаясь. Вообще-то он неплохой
парень, добрый, но уж слишком ленив и поесть любит.
- А ну быстро за ними! Встанешь с той стороны площади и никого не
пускай!
- Но в-ведь ж-жарко же, - попытался возразить он.
- Если хочешь, камаргосы покажут тебе, где действительно жарко. А ну
живо!
Он даже расспрашивать, в чем дело, не стал, повернулся кругом и
затрусил к караулке. Хорошо я его припугнул. Жарко ему. Ничего, пусть
попотеет, лишний жир сбросит. Мне будто не жарко.
И тут я почувствовал, что мне действительно не жарко. Что меня
знобит. Что у меня зуб на зуб не попадает.
Но не от холода.
От страха.
Я сунул руку в карман, нащупал ЭТО. Наверное, подсознательно я
надеялся, что его там не окажется, и поэтому вздрогнул, когда рука
наткнулась на него. Я не сомневался в том, что это такое. Ни секунды. Я
знал.
Так и должно быть, любой мальчишка в городе это знает, хотя камаргосы
и запретили говорить об ЭТОМ. Но разве можно такое запретить, разве можно
уследить за всеми? Точно так же можно запретить разговаривать, есть, пить,
дышать. Что толку от таких запретов, если их нельзя проконтролировать?
Камаргосы вообще очень многое позапрещали. Раньше, пока их не было, жить
было куда спокойнее. Правда, раньше-то и беспокоиться особенно не о чем
было, раньше все жили лучше. Это теперь, когда нищие по всем дорогам,
нужно постоянно за всеми следить, постоянно оглядываться, постоянно ждать
беспорядков и бунтов. Уж вроде бы и контрибуцию всю выплатили, и армию
новую вооружили, и крепость свою новую герцог наконец-то достроил, а все
лучше не становится. Вот камаргосам и прибавляется работы.
Я медленно побрел дальше вдоль стены. Вот и трещина даже вроде бы еще
больше, чем утром, стала. А уж серой из нее несет - будь здоров.
Знамения... Что там знамения, если и простым глазом видно, что башня на
ладан дышит? А кто ее знает почему? То ли от того, что состарилась вся,
что земля под ней проседает - подземелья-то, я слышал, на много уровней
вниз уходят. То ли действительно от того, что дракон ярится и готов на
свободу вырваться. Никто же не знает и знать не хочет. Никому же это не
интересно, все делают вид, что дракона вообще не существует. Может, его и
правда нет, может, он помер давно, сдох там в подземелье - так надо же про
это разузнать наверняка, а не закрывать глаза. Да куда там - всем страшно
слово молвить, намекнуть даже. Камаргосы, черт бы их всех подрал! Хотел бы
я знать, что они сами обо всем этом думают. Или тоже не думают, боятся
думать?
Я медленно побрел дальше, дошел до переулка, что в северный конец
спускается, встал в тень. Смешной у нас город - переулок в северный конец
ведет, а на площадь перед башней с юга выходит. А южный - наоборот. Если
не знать, как эти переулки виляют, тут никогда в нужный конец не попадешь.
А старикашке-то, бедолаге, теперь долго в обход тащиться придется.
Понизу-то, из-под холма, и за целый час не дойдет. Ну да бог с ним, со
старикашкой, у меня теперь своих забот хватает.
Нет дракона. Хм! Черта с два - нет! Да зачем же тогда ЭТО мне в руки
попало, если его нет? Это никогда просто так не появляется, оно всегда
возникает тогда, когда городу грозит опасность, когда дракон готов
вырваться из своих подземелий. Я ведь это камаргосам только ничего не
говорил - не видел, мол, ничего, не слышал ничего. А сам и видел, и
слышал. Позавчера ночью тут такое зарево над западным концом башни
полыхало, будто пожар внутри. Не один ведь я видел, весь город об этом
только и шепчется. Башня-то как-никак над городом возвышается, отовсюду
видна. Конечно, там, может, и вправду пожар был. Хотя, с другой стороны,
чему там гореть? И от чего? Сколько лет уж прошло, как башню замуровали,
там же все давным-давно истлело, наверное. Нет, дракон это, дело ясно.
Пламя свое пускает, на это он мастер. Раньше, помню, на рыночной площади
шествие по праздникам устраивали. Чучело дракона волокли, локтей
пятнадцати, наверное, в длину, в цепи закованное, а из пасти у него дым
валил и пламя даже иногда показывалось. Там внутри мальчишка-подмастерье
сидел, он мех небольшой качал да в горн угли подкладывал и траву сырую,
чтобы дыма побольше было. Ох и страшенным же мне в детстве тот дракон
казался.
А каков же тогда настоящий-то будет? Да если он всего в три раза
больше того чучела - и то как с ним справиться? Он же весь в броне,
налетит - места мокрого не останется. Видел я Драконово урочище за
Горбатым холмом, где он раньше-то жил. Старший брат меня туда как-то
сводил. Это как раз перед битвой на Капласе было, с которой он не
вернулся. Так там, в урочище этом, до сих пор камни все оплавленные и не
растет ничего. А ведь несколько столетий уже прошло с тех пор, как дракона
оттуда прогнали. Ох и жуткое же это место! Туда раньше многие ходили, а
теперь никто не ходит - камаргосы запретили, посты даже на дорогах там
держат. А зачем, спросить бы их?
Да-а, с драконом шутки плохи. Если он вдруг вырвется на волю, то в
одночасье город спалит. Камня на камне не оставит. Это уж точно, что бы
там камаргосы ни говорили. А ведь вырвется, наверняка вырвется, ЭТО так
просто не появляется.
Мне захотелось снова пойти, посмотреть на трещину, но ноги будто
приросли к земле. Казалось, попытайся я шагнуть - и не смогу их оторвать
от земли, попытайся сделать движение - и тут же рухну. И в коленках дрожь
такая противная появилась и слабость, будто целый час в гору карабкался с
мешком тяжеленным за плечами.
Да что же это такое, черт подери? Неужели я так перетрусил? Ну,
Легмар, возьми же себя в руки! Как же ты будешь драться с драконом, если
уже сейчас так трусишь? Ты же не трус, Легмар, ты же не трус. Помнишь ту
деревню - ведь если бы не ты, вас всех бы смяли. Помнишь, как камень попал
Грухту в лицо и он свалился прямо под ноги толпы? Помнишь, как двое из
переднего ряда повернулись, чтобы бежать, а ты страшно закричал на них и
замахнулся мечом? И они остановились, и ты побежал вперед, навстречу
толпе, а за тобой - вся десятка. Помнишь того мужика с красными глазами?
Ты достал его мечом, но он все-таки успел пырнуть тебя вилами, и рана на
ноге до сих пор ноет к непогоде. А потом толпа, конечно, рассеялась,
побежала, и твои товарищи - сам ты лежал на повозке и скрипел зубами от
боли - искали их по всей деревне, вытаскивали с сеновалов и из подвалов и
передавали людям, которых прислал герцог.
Тогда ты, Легмар, стал десятником.
Тогда ты не был трусом.
А сейчас?
Мне вдруг захотелось прямо сейчас, сию минуту надеть ЭТО. Не
откладывая. Пока еще есть уверенность в себе, пока еще есть злость на себя
за этот страх, за эту трусость. Я не боюсь, я не боюсь, я не боюсь,
убеждал я себя. Но так и стоял неподвижно, не смея снова опустить руку в
карман, в котором лежало ЭТО.
Я не боюсь.
Но Эрса, девочка моя, на кого ты тогда останешься?
А я-то еще хотел зайти сегодня по пути домой на рынок и купить тебе
платок к именинам - до платка ли сейчас? До именин ли? Завтра тебе
пятнадцать - а меня уже не будет. Не будет, точно не будет, потому что не
под силу мне справиться с драконом. Все ведь знают - сам Эргин сражался с
ним еще тогда, когда дракон жил за Горбатым холмом. Сражался и погиб,
сгинул без следа. А я же не Эргин, я уже стар и только и держусь на том,
что караул у башни - служба нетрудная. Для боя-то я уже не гожусь, да и
раны старые дают о себе знать. Правда, ЭТО дает человеку силы, я знаю. Но
не такие же силы, чтобы победить дракона. Так, немного измотать его,
слегка ранить. Но не убить. И пользы от того, что я погибну, никому не
будет. Никто ведь никогда и не узнает, как и за что я погиб. Ведь об ЭТОМ
нельзя никому говорить, ЭТО никто не должен у тебя видеть, иначе в
решающий момент оно потеряет силу.
Я погибну, исчезну, как исчезла когда-то твоя мать, Эрса, и ты
останешься одна. А я-то еще мечтал выдать тебя за Кумназа, нашего сотника.
О чем ты думаешь, Легмар, старый ты дурак? Что толку во всех твоих
мечтаниях, если дракон выйдет на свободу, если спалит весь город? Об этом
следует тебе думать, обо всех людях, а не только о дочке своей, раз уж ЭТО
выбрало тебя. ЭТО никогда не появляется напрасно.
И тут я увидел Екара. Он показался из-за угла башни - в шлеме, с
копьем, - заметил меня, как-то нерешительно потоптался на месте, потом
робко пошел через площадь в мою сторону. Я ждал. Молча, не двигаясь с
места.
- Легмар, - сказал он, останавливаясь шагах в пяти от меня, - там
смена пришла.
- Уже? Рано же еще.
- Их там целый десяток. С Пенгером. Сказали, что их из ратуши
прислали.
- Сдурели они совсем. Чего тут целому десятку охранять? - Я наконец
заставил себя сдвинуться с места, прошел мимо Екара и двинулся к караулке.
- Они там все злые, - говорил Екар, с трудом поспевая за мной. - Их
кого откуда повытаскивали и заставили вне очереди в караул заступать.
Двоих так даже со Срамного конца привели.
- И чего они говорят?
- А ничего не говорят - ругаются только. А Пенгер сказал, что сейчас
всей страже отпуска отменены, что все при ратуше, как при осаде было, жить
будем. Я так думаю, - он наклонился, понизил голос, - что это все из-за
знамений. Пенгер сказал, что человека будто бы какого-то с утра словили,
гибель он будто городу предрекал. Народ волнуется, порядок надо
восстанавливать.
- Поменьше болтай, - сказал я на всякий случай. Сам-то я вообще
никогда не болтаю, даже когда напьюсь. Сижу и молчу. А то слово вымолвишь,
и пойдет оно гулять. Кусай потом локти да не спи ночами. Екар, правда,
парень честный, не доносчик, да и мне многим обязан. Но кто может сказать
заранее, как он себя поведет в такое время? На допросах у камаргосов у
кого хочешь язык развяжется.
Пенгер встретил нас шагах в тридцати от караулки. Двое из его
стражников стояли у входа, еще один застыл как столб у первого из домов
переулка. Я приказал Екару отойти, и мы остались с Пенгером с глазу на
глаз под палящим полуденным солнцем.
- Что случилось? - спросил я.
- А я знаю? Камаргосы задали жару кому-то в ратуше, наш тысяцкий
озверел совсем после этого, приказал вот собрать всю стражу, сам по городу
носится, посты расставляет.
- Война?
- Не похоже. Гонцов сегодня не было, я знаю. По-моему, - он
наклонился почти к самому моему уху, - это из-за дракона. Знамения всякие
там, слухи, человек еще этот утром... Народ вроде бы заволновался, вот в
ратуше и перетрусили, как обычно.
- Это они умеют. Нам-то с Екаром что делать?
- Не знаю. Там никто ничего не знает. Велено вас сменить, на площадь
никого не пускать - и все. Да кто же сейчас, спрашивается, сам сюда
пойдет, при знамениях-то? Будь моя воля - бежал бы из города без оглядки и
к башне этой треклятой зарекся бы подходить.
- Так что, может, нам с Екаром домой заскочить можно?
- Я бы не советовал. Общий сбор, нагорит еще. Я бы на твоем месте
прямиком к ратуше отправлялся.
Я зашел в караулку, захватил свой ночной плащ, и мы с Екаром медленно
пошли вниз по переулку к центру города. Он пытался поначалу о чем-то
говорить, но я молчал, и постепенно он затих, вздыхая. Такая жизнь ему
явно не нравилась. Тебя бы на мое место, со злобой думал я, слушая эти
вздохи, но ничего не говорил ему.
ЭТО лежало у меня в кармане вместе с какими-то медяками и изредка
тихонько позванивало. Оно ждало своего часа - моего часа.
Но я не мог надеть его. Теперь - не мог. Не мог, и все, бывает же
так, что человек не может. Не из-за себя - из-за дочки. Каково ей-то будет
жить, если я исчезну? Если сейчас исчезну, сегодня, когда общий сбор
объявлен, когда я, стражник, никуда отлучаться права не имею? Это раньше
было просто - раз, и нет меня. А теперь - не то. Да и времена не те
теперь. Сегодня я никуда, даже на ботву с драконом права не имею
отлучаться. Исчезни я - и камаргосы девочку мою в покое не оставят, это уж
точно. Не могу я ее так подвести. Не могу - и все.
Я даже облегчение почувствовал, когда до этого додумался. Не надо
биться с драконом - и хорошо. И черт с ним, с драконом. Пусть ЭТО
достанется кому-то другому. Я не трус, но и не герой, и я права такого не
имею - жертвовать будущим, а то и жизнью дочери.
Не для того я ее растил, чтобы она камаргосам в лапы попала.
Но как быть с ЭТИМ?
Мы уже спустились с холма и шли теперь по Кузнечной улице к Ратушной
площади. Со всех сторон стучали молотки, пахло дымом, гарью и раскаленным
металлом. Если кто и справится с чертом, так кузнец, вспомнил я пословицу.
И решился.
- Подожди здесь, - бросил я Екару и вошел в одну из кузниц. Жарко
пылал огонь в горне, двое подмастерьев налегали на меха, пожилой кузнец,
черный на фоне раскаленных угольев, что-то поворачивал в огне железными
щипцами. На меня он не обратил никакого внимания, но один из подмастерьев
бросил мех и подошел ко мне. Я вынул нож из ножен на боку.
- Он плохо закален, быстро тупится. Сможешь исправить?
- Мастер сейчас занят. Оставь нож до завтра - сделаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12