об этом вполне красноречиво свидетельствовали их угрюмая настороженность и непроизвольное почтение. Словно ненависть фон Скерд была ветром, а лорд Грэй — каменной стеной, за которой укрылась яркая, но беззащитная бабочка. Похоже, у нее и в самом деле не оставалось другого выхода, кроме как принять его предложение, и она только лелеяла робкую надежду, что королева ее не отпустит.Она не смогла определить выражение лица гофмейстерины, когда сидя на кровати и сложив руки на коленях удрученным голосом поведала обитательницам Гиацинтовой фрейлинской печальную историю своих утренних похождений и безрадостные перспективы. К крайнему ее неудовольствию, даже эти ее жалобы подруги не преминули обхохмить.— Он будет учить тебя фехтованию! — хихикнула Зильке, встряхивая папильотками. — Как же! Это теперь так называется?— Это днем, — пояснила Хайке, задумчиво разглядывая паутину трещин на потолке. — А ночью — всему остальному…— Не вздумай на нем же и отрабатывать приемы женской самообороны.— А может, ему будет приятно… В конце концов, это докажет, насколько она была прилежной ученицей.— Повезло девушке, — мечтательно сказала томная Теодора. — Жить в его поместье! Знаешь, это совсем не то же самое, как если бы встречаться украдкой где-нибудь в кастелянской на десять минут… и точно знать, что в этой самой кастелянской он поимел уже весь списочный состав. У тебя будет масса времени, сестренка, и, может быть, ты все-таки станешь леди Грэй.Лея помотала головой.— Полная безнадега. У него на эту тему пунктик. Помоему, он не спит с ученицами.— Ты не можешь знать этого совершенно точно!— Однако это весьма похоже на правду.— В любом случае, живя с ним бок о бок, ты непременно узнаешь, кого и как он предпочитает. Ты напишешь нам, и мы всегда поможем тебе советом.— Ой, но только будь очень осторожна, — округлила голубые глазки пакостница Зильке. — Вдруг у него комплекс Синей Бороды?— Или недееспособность?— Или морганатический брак?— Или просроченные долговые обязательства?— Или венерическая болезнь? / Лея зажала уши руками и нахлобучила на голову подушку, но дружный хохот бессердечных подруг настиг ее и там. Фон Лиенталь одной рукой сорвала с нее подушку, другой — сунула стакан воды.— Ты поедешь, — сказала она тем же унтер-офицерским тоном, как раньше говорила «ты пойдешь». — Пойми наконец, все, происходящее с тобой, — серьезно. Это фатум. Ты еще не успела по уши увязнуть в том, что мы тут имеем…Она обвела рукою вокруг, подразумевая не то Гиацинтовую фрейлинскую, не то весь дворцовый уклад в целом.— И будь счастлива, что кто-то взял на себя полную ответственность за твою жизнь и судьбу. Будь вдвойне счастлива, потому что Грэй — порядочный человек. И если ты не покажешь себя дурой, вроде этих, то он для тебя все сделает. В любом случае, меня глубоко радует то, что он сам сделал тебе это предложение. Признаться, последнее время он уж слишком стал походить на старого сыча.Велев Лее укладывать вещички, Катарина фон Лиенталь отправилась улаживать дело об увольнении с королевой. Ощущая застрявший в горле всхлип, девушка раскрыла створки шкафа и бросила на постель маленький плетеный чемоданчик. Руки у нее опустились, и она плюхнулась рядом с ним. С незнакомым человеком, мужчиной, куда, зачем? На что она меняет шампанское, цветы, конфеты, танцы до утра и коленопреклоненные признания, которыми можно пренебречь, но можно ведь и проявить благосклонность… Концерты, фестивали, посольства, фокусники, духи и пудра, кружева и булавки…Прощайте, вам не место в фехтовальном зале. Не сгорят ли со стыда ее отец и братья, когда им вот так же будут колоть ею глаза? Как водится при расставании, последняя местная сволочь казалась ей самым близким человеком. А кроме того, ее мучило стойкое и крайне неприятное подозрение, будто гофмейстерина минутную блажь лорда Грэя принимает куда ближе к сердцу, чем все жизненное счастье «этой пустышки Андольф», и она в глубине души молилась на решительное «нет» королевы.Однако и эта надежда рухнула, безжалостно придавив ее своими обломками. Несколько минут спустя королева вызвала ее к себе. Обе старшие дамы смотрели на Лею со строгими, но благостными лицами, как на неразумное дитя, и в ответ на нервный реверанс фрейлины патронесса выразила надежду на перемены к лучшему в ее судьбе и на то, что следующий Королевский фестиваль принесет подтверждение ее высокому титулу. Лея расценила ее пожелание как предупреждение против нежелательной беременности, и второй реверанс — прощальный — вышел у нее еще более судорожным. Она все больше подозревала, что рады тут не за нее, и на негнущихся ногах отправилась паковать чемодан.Она не имела права увезти с собою придворные платья, пошитые за счет казны, и те остались висеть в шкафу, заставляя предположить, что новую обитательницу Гиацинтовой фрейлинской подберут не за сумму ее достоинств, а за подходящий объем бюста, чтобы не пришлось тратиться дважды. Таким образом, в чемоданчик отправились ее ни разу здесь не надетые провинциальные наряды и горстка — другая памятных безделушек и недорогой бижутерии. В глубине души она твердо знала, что никогда не осмелилась бы появиться перед лордом Грэем в этаком полупрозрачном шифоново-кружевном облаке, подобная легкомысленность на фоне его строгого пуритантизма выглядела бы почти непристойной, а она уже поняла, что на язык он ядовитее скорпиона, и было бы глупо провоцировать его остроумие. Так что она простилась с ними, как с беспечностью юности. Ей хотелось плакать, и она, без сомнения, поплакала бы, если бы была в комнате одна, но она не могла так низко пасть в глазах пристально следящих за нею и исступленно завидующих подруг. 8. Лай из подворотни В семь часов утра, на сером промозглом рассвете, ежась от забирающейся под платье влаги, Лея Андольф, отныне уже не фрейлина ее величества, вышла за дворцовую калитку, держа в руках скромный плетеный чемоданчик. В отличие от фасада, где дворец окаймляла ажурная решетка в виде стилизованных пик, здесь более старая стена была возведена из красного кирпича и покрыта сверху нависавшей черепицей. Низенькая калитка, служившая чем-то вроде черного хода для персонала, представляла собою тяжелую дубовую дверцу, скрепленную полосами железных оков и утопленную в толще кладки. Здесь полагался пост из двух стражников, но Лея очень редко видела их на месте: неподалеку раскинулся увеселительный квартал, начальник стражи закрывал глаза на частые отлучки подчиненных, и до тех пор, пока гром не грянул, никто креститься не собирался. Заступавшие на этот пост и фрейлины жили в добром согласии: «бабочки» частенько в неурочное время выпархивали за пределы казенной территории, и любой стражник, глазом не моргнув, поклялся бы, что в его дежурство ни одна фрейлина тут не проходила. Лея содрогнулась, рассмотрев установившиеся порядки в свете ненависти фон Скерд.В принципе, войти сюда и выйти отсюда мог кто угодно, а ее нашли бы через неделю с перерезанным горлом в какой-нибудь забытой кладовке.Этим утром, однако, оба были на месте. Их присутствие выдавало позвякивание металла в тумане, и, услышав тихий скрип, стража в два голоса окликнула Лею.Наверное, они были злы от того, что пришлось стоять здесь эту муторную рассветную вахту, когда девицы в веселом квартале уже выставили своих клиентов и теперь спали тяжелым душным сном, который продлится, возможно, до самого полдника, предваряя очередную трудовую ночь. Ничего неожиданного и тем более необычного не было в ворчливой просьбе назвать свое имя, однако Лее вдруг представилось, что в ответ из тумана немедленно последует удар кинжалом. Она сжалась в нише калитки и молчала, мелко дрожа, пока из тумана не вынырнули две усатые морды, опухшие, красные, со слезящимися глазами, но определенно не принадлежащие брави фон Скерд.Тогда она назвалась и безропотно откинула капюшон, позволяя убедиться, что это действительно она. Эту меру предосторожности — откинутый капюшон — стража всегда строго соблюдала по отношению к хорошеньким фрейлинам и была на этот счет неумолима.— Это и в самом деле малышка Андольф, — сказал один. — Ты чего такая перепуганная?— Ты разве забыл, — напомнил второй, — как ей маркграфиня Эрна грозила? Верно говорят, страшнее бабы зверя нет. Нешто она не шутила?Лея помотала головой.— Проводить?Она кивнула, боясь выдать свой страх зубовным стуком. Стражник взял ее чемоданчик, она уцепилась за его локоть и выбралась из приворотной ниши на улочку.Почти сразу до их слуха донеслась подкованная конская поступь.— Кто идет? — взревел добровольный защитник. Другой вышел на два шага вперед и взял протазан наперевес. Из тумана ответил голос лорда Грэя, и Лея перевела дух. Три лошади и два всадника. Свободная лошадь шла под дамским седлом. Стражники отступили.— Насовсем, птаха?— Похоже, что так. Спасибо, господа, и прощайте.— Ладно, удачи! Мы тебя не видели. — И они с аппетитом расцеловали ее в обе щеки. Лея и не подумала протестовать: их сивушный и табачный запах показался ей почти родным.Они подумали, будто она сбегает с мужчиной. Ну и пусть. В сущности, это почти правда. Спутник лорда Грэя спешился и подсадил Лею в седло, плетенка ее была умело приторочена сзади, образуя нечто вроде высокой луки, на которую удобно опереться. Кони тронулись с места, она оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть напоследок, как туман наползает на лица стражников — последние знакомые лица, оставляемые ею за спиной.Потом пришло время взглянуть в лица спутников.Лорд Грэй держался в седле почти неподвижно, поводья были намотаны на луку. Видимо, лошадью он управлял незаметными движениями коленей, и вообще он выглядел так, будто досыпал верхом. На присоединившуюся к маленькому отряду Лею он обращал внимания не больше, чем на галку на заборе. Чего не скажешь о его спутнике, по виду — слуге, несколько первых секунд прямотаки не сводившем с девушки глаз.— Раньше я не замечал за тобою страсти дважды наступать на одни и те же грабли.Лорд Грэй пожал плечами и с видимой неохотой приоткрыл глаза.— Грабли далеко не одни и те же, Оттис. И, по-моему, мисс Андольф совсем не похожа на грабли. Может быть, маленький гребешок…— Та тоже не была похожа… Вначале.— Это Оттис. Мой оруженосец, помимо всего прочего, — сказал лорд Грэй с комическим вздохом, снисходя до того, чтобы пояснить для Леи невероятную наглость, какую он вынужден терпеть.Лея взглянула в лицо Оттиса со смешанным чувством любопытства и некоторой боязни. По ее мнению, так мог выглядеть Харои. Узкое лицо с выразительными хрящами, крупный крылатый нос, длинная костистая нижняя челюсть, пронзительные светлые глаза под тяжелыми бровями, густая шапка сивых волос, подстриженных в кружок. Ростом этот детина, пожалуй, превосходил своего лорда, руки у него были как лопаты, а ноги — как весла. Улыбке его и конь бы позавидовал.— И что же такое это «все прочее»? — полюбопытствовала она только ради того, чтобы голос ее звучал.— Эта ошибка природы претендует на право зваться моим внутренним голосом, — отозвался лорд Грэй. — Не считая того, что он — мой молочный брат. Слыхал я, однако, байку, будто не только молочный…— Но мы никогда меж собой этого не выясняли, — вновь встрял в разговор «внутренний голос», явно пренебрегая главной добродетелью существ подобного рода: их особенно ценят, когда они молчат.Лорд Грэй еле заметно кивнул, будто соглашаясь с Оттисом, и вновь погрузился в молчание. Копыта ступали по камню, Лея чувствовала на себе изучающий взгляд оруженосца и сама была немало заинтригована последним полушутливым утверждением. Разумеется, она не преминула их сравнить. Что-то общее в них безусловно было: в тонком вырезе широких ноздрей, в удлиненной нижней челюсти, в фактуре волос и пропорциях скелета, какая-то лошадиность, придававшая лорду очарование пикантности, а в слуге доведенная до абсурда. Сперва последний внушал страх, потом же, привыкнув, на него нельзя было смотреть без улыбки. Их кровное родство скорее всего действительно имело место, и, похоже, не доставляло им хлопот. Разрешив для себя сей деликатный вопрос, более Лея к нему не возвращалась.У нее никогда не было проблем с верховыми животными. Еще живя дома, она часто ездила с братьями на прогулки и, откровенно говоря, ее не смутило бы даже мужское седло. Как ни странно, легкая пикировка лорда и слуги ее успокоила: она не боялась людей с чувством юмора. С таким чувством юмора, которое подразумевает ее участие в нем на равных, а не в качестве жертвы. Улочки разматывались вниз, центр сменился окраиной. Уже маячили впереди плавающие в тумане островерхие башни, меж которыми угадывался провал городских ворот, отпертых для входа и выхода несколько минут назад.Оттуда тянуло ознобом и жутью свободы. Что-то сладко пело ей оттуда, что там она станет человеком и обретет то, чего подсознательно желала всю жизнь: уважение и самоуважение.Однако меж их маленьким отрядом и воротами стояла преграда. Те, кого им меньше всего хотелось бы видеть.На этот раз Эрна фон Скерд присутствовала здесь собственной персоной. Она сидела в мужском седле, вся в черной коже и замше, а за нею и вокруг нее толпился отряд головорезов. Кони переминались, позванивая сбруей, и выдыхали пар, а оставленные ими на булыжнике мостовой знаки говорили о том, что топтались они здесь уже некоторое время.Самым успокаивающим во всей этой картине, выхваченной ее моментальным испуганным взглядом, был вид огромной рукояти палаша Оттиса, лапой его отполированной до блеска. В один неуловимый миг — она не смогла бы сказать, когда именно — Лея оказалась зажата меж обоими своими спутниками: Оттисом справа и лордом Грэем слева. Они не нуждались в словах, чтобы объясниться, и девушка обнаружила, что, будучи принята в их кружок, наделена теперь тем же даром. Совершенно очевидно, что они будут выжидать, пока настанет подходящая минута, а тогда пойдут на прорыв и увлекут ее за собой. Сейчас же она словно пряталась меж двух каменных стен.Из бойниц воротных башен повысовывалась стража.Это слегка успокоило бы Лею, имей она в эту минуту способность здраво рассуждать. Эрне фон Скерд не было никакого смысла учинять кровавое злодеяние на глазах у стольких свидетелей. А вот скандалить при свидетелях она обожала: она была крайне изобретательна на оскорбления и могла рассчитывать, что зрители оценят плоды ее остроумия и разнесут их по свету, умножая тем самым число потешающихся над ее врагом.Она вызывала настолько же сильное отвращение, насколько была красива.— Ты покидаешь город тайком, как вор? — нарочито удивилась она. — Неужто боишься мести тех, кто ставил на тебя и был разочарован? Или, может быть, ты боишься, что будет запятнана твоя безупречная репутация старой девы?Среди брави пронесся неуверенный гоготок. Лорд Грэй молча смотрел на фон Скерд. Очень спокойно. Так, что Лея болезненно остро ощутила неровное биение пульса жизни вокруг себя: вздымающиеся бока лошадей, которых принуждали стоять на месте, движения глаз Оттиса, оценивающего расположение засады, скольжение складок ткани по эфесам и даже напряженное внимание стражи, лежащей животами в окнах.— Спрятал в карман своего подставного цыпленка, чтобы мои мальчики ее не распластали?— Я видел ее с мечом, — отозвался лорд Грэй тем негромким голосом, который особенно хорошо слышен в перебранке. — Она лучше тебя, а потому я предложил ей ученичество.Лея поняла: ей выдался случай убедиться, что словом он бьет редко, но не менее метко, чем сталью. Он знал слабые места своей противницы и колол хирургически точно. А держать удар Эрна не умела. Похоже было на то, что самой ей довелось побегать за великим лордом, прежде чем он взял ее в ученицы. А Лея даром получала все, что фон Скерд полагала причитающимся себе.— Ты! — Она ткнула пальцем в Лею. Все ее жесты были нарочито, отрепетированно вульгарны. — Головка не закружится, бабочка? Иллюзии рекомендую оставить дома. Ты быстро соскучишься в Винтерфилде. В этом медвежьем углу возможностей для секса у тебя не будет. Он не спит с ученицами.— Да он бы, может, и спал, — подал голос кто-то из тех, обретающихся за ее спиной. — Если бы мог…На этот раз бодрый гогот брави распугал голубей с верхушек башен. Эрна расцвела, но она сделала грубую ошибку. Она наехала на фрейлину. Пока она ее пугала, Лея молчала и жалась за чужими спинами, но в ответ на подобные выпады ее острый локоть выставлялся рефлекторно.— На твоем месте, — впервые обращаясь непосредственно к грозной фон Скерд, произнесла благовоспитанная Андольф, — я не стала бы так громко кричать, что меня отвергли.Эрну как будто ударили крышкой гроба. Из-за спин ее команды донеслись сдавленные всхлипы привратной стражи. Свирепо обернувшаяся маркграфиня встретила оловянные глаза, выпрямленные спины и преувеличенно постные рожи своих прихвостней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16