Наконец его приняли в школу для слепых вне резервации. Он снова вернулся к жизни. В школе он был единственный индеец среди белых детей. Он стал бакалавром. Он посещал колледж Имеется в виду университетский колледж.
, он получал университетскую стипендию и учился. У него железная воля.— Я удивляюсь на вас, на тебя, Марго, и на Эда.— Он кажется иногда сухим, бесчувственным. Жизнь надела на него личину. Но я думаю, он сейчас на своем месте.— Он будет меня судить, Марго.— Оправдательный приговор тебе, Квини, уже обеспечен. Не волнуйся. Есть только один человек, которого Эд не хочет оправдывать, это он сам. Он считает себя причастным, потому что не взял Гарольда под стражу, а оставил под залог шататься, как это обычно делают судьи с богатыми белыми людьми.Марго позвали, а Квини в сумерках попыталась восстановить в памяти картину своей встречи с Эдом Крези Иглом. Это было как извне ворвавшийся воздух. Ведь Эд тоже еще учится, и он понимал это. Квини почувствовала себя поэтому связанной с ним.Когда солнце зашло, пришел Эйви. Его посещение не имело ничего общего с обычным визитом врача. Он сэкономил несколько минут для Квини. Пульс у пациентки был нормальный, цвет лица свежий, разнообразная пища вкусна, ежедневный душ укрепил ее. Все жизненные процессы протекали удовлетворительно.— Завтра впускной день, Квини. Если хотите, можете с мужем уехать домой. Но я могу своей властью оставить вас еще на три-четыре дня. Это было бы вам на пользу.— Вы так думаете?— Разве здесь не чудесно?— Да, чудесно, но не дома.— Я знаю! Если вы увидите мужа, тогда вас никакими силами не удержишь.Квини улыбнулась и задумалась.— Здесь действительно прекрасно, доктор Эйви, и я вам и всем сестрам очень благодарна. Но… но все-таки это не дома.— Так и всякая больница для любого больного.— Наверное. Да. Наверняка. Но для пациента-индейца это еще все же и что-то другое, чужое.— Некоторые индейцы не хотят теперь уходить отсюда и все больше посещают нас по доброй воле с тех пор, как мы больше не доставляем их в принудительном порядке. Другие еще боятся к нам приходить. Собственно почему?— Такая противоположность — извините, мысли мои стали медленными, потому что все тут такое, что так и клонит в сон. Все белое, светлое, чистое, правильное, размеренное, упорядоченное, спокойное. Эйр-кондишен. Чудесно. Все по часам, по градусам и во всем дисциплина. Не так ли?— Ну, ну, продолжайте, продолжайте.— А дома все наоборот: все суровое и ласковое, грязное и прекрасное, безграничное и подавленное — прерия в неволе, но новая жизнь прямо среди разложения.— Да. Говорите же дальше, Квини, я слушаю вас.— Да. У нас, у индейцев, медвежья кровь, волчья кровь, сказали бы белые люди, но это совсем не то. Мы не кровожадные хищники. Наш прародитель — медведь — силен, добр, полон тайн, опасен. Коварный, говорят белые, потому что они знают его только по цирку да по зоологическому саду и свободного медведя не понимают. Он защищает своих малышей, невзирая на смертельную опасность. Вот он каков.— Такие вы и есть. Это верно, Квини; вы кажетесь часто спокойными, воспитанными и все же прорывается также из вас наружу всегда то, что вы называете медвежьей кровью. Она же дает вам силу рисовать. И вы рисуете, не без разума, но разум ваш сочетается с силой.— Я благодарю вас, док. Вы понимаете: здесь так приятно и вместе с тем так же чуждо, как в художественной школе. Все кажется подарком, подарком победителей-духов, которые называют себя белыми… Деньги на школы, деньги на больницы, деньги на пособия безработным, деньги на дороги…— Все подарки духов, которые отобрали у вас все и посадили на засушливые отдаленные земли, чтобы потом изображать ваших благодетелей и попечителей.— Но на самом-то деле, док, речь идет о наших договорных правах. По взаимному соглашению о выделении больших территорий получили наши отцы эти права для себя и для своих детей на вечные времена. Но белые люди лишают нас наших подтвержденных договорами прав, если мы не соглашаемся на их опеку и если мы не остаемся сидеть на пустынных клочках земли, на которые они нас загнали. Собственно почему? Народы в Африке и в Азии не были поставлены в такие условия. То, как белые люди с нами обращаются, — это несправедливо, это насилие над правом.— Я слышал о Джо, Квини.— Пожалуйста, вот вы слышали о Джо. Это насилие над правом. Но это положение несовершеннолетних, которое для человека оборачивается неволей, и это совместное бедствие и страдание сохранило нас как народ, и этот народ привязан к последним остаткам своей земли и не разменивает свое право и свою свободу. Да, мы — люди! Люди! И я — тоже. Я думаю о своем ребенке, поэтому я так резка.— Кому вы это говорите, Квини?— Вам, доктор Эйви, с тем чтобы вы сказали это другим. Я знаю, вы хотите быть для нас не благодетелем, а другом. Но ведь это правда, что мы только с виду тут хорошо живем, где нам приходится жить как приютским детям, и тут, где мы потерпели полное поражение, все еще существуют — рудимент, думаю я — подавленность, отчаяние, бесконечные раздоры и борьба. Но это и есть жизнь — и я люблю в нас эту противоречивость: суровость и нежность, прошедшее и будущее. Мы стоим на пороге.— Квини, это происходит со всеми нами и всегда. Но вы разделяете и связываете два мира. Как вы, молодые индейцы, с этим справитесь, это для всех нас важно.Снаружи темнело. В новом поселке в окнах заблестели огоньки, а прерия до горизонта предавалась прощанию с солнцем.Эйви надо было идти.— До свидания, миссис Квини Кинг; не называйте меня доктором, я самый обыкновенный врач.— Для нас вы — док, врачеватель, жрец от медицины. ОБРАЗЫ ЖИЗНИ На следующий день Квини ехала с Джо в долину Белых скал.— Ты действительно здорова, Квини? — Джо залюбовался своей молодой женой.— По термометру и часам уже несколько дней, а по нашему понятию, только теперь, когда я снова с. тобой.Стоунхорн улыбнулся, ушла с лица обычная суровость.Она с любовью смотрела на его худые коричневые руки, в его черные глаза.В первый радостный день они были одни. Окуте из своей длительной поездки возвратился лишь на следующий.Слушание дела о смерти Гарольда Бута, которое состоялось вскоре после этого, продолжалось недолго, и Квини не пришлось отвечать ни на какие дополнительные вопросы. Показаний Фрэнка и данных врачебного осмотра оказалось достаточно. Она была оправдана: «убийство при необходимой обороне». Пистолет как оружие личной защиты она получила обратно. Никто не возбуждал ходатайства отправить обратно Джо, как «не оправдавшего доверия». Тело Гарольда Бута суд разрешил забрать. Погребение состоялось на кладбище близ дома Кингов. Гроб сопровождали Айзек Бут, матушка Бут и Мэри. Распространился слух, что Айзек Бут хочет отказаться от ранчо и уехать из резервации к своим детям.Квини, Стоунхорн и Окуте снова сидели вечером вместе в типи. Снаружи было уже холодно, но морозы еще не наступили, и бизоньи шкуры защищали.— Обоих больше нет, — сказал Инеа-хе-юкан-стар-ший. — Конокрады заслужили смерть, они ее вдвойне заслужили и даже по закону белых людей, когда они хотели на тебя, Джо, напасть. Не стоит много говорить об этом. Никто их на этом свете уже не увидит. Ваша кобыла и ее неродившийся жеребенок нашли могилу под камнями и землей. Они тоже будут забыты уайтчичунами. Хау.Квини — Тачина ничего по этому поводу не сказала, потому что ей не подобало что-то возражать, если сказал старший. Но Инеа-хе-юкан-старший заметил в ней сомнение и спросил:— Что думаешь ты, Тачина?— Можем мы сами судить?— Всегда есть люди, которые судят, Тачина. Когда я был молод, я твердо усвоил, что потерпевший — он и судья, ведь западнее Миссисипи не было никаких законов, а западнее Миссури — даже бога белых людей. Мы плевали на того, кто не отважился сам наказать изменника. Я убил убийцу моего отца, и лишь тогда я смог снова как человек смотреть на белый свет.— Вы вели не такую жизнь, как мы, Инеа-хе-юкан.— Вы не здесь и не там, и вас задирают до крови. Поэтому я действовал.Следующий день был днем явки Джо; он должен был доложиться суперинтенденту, что в соответствии с условиями своего испытательного срока находится в резервации.Секретарша мисс Томсон тотчас же заметила его среди ожидающих и сообщила, что мистер Хаверман, ответственный за хозяйство резервации, хочет говорить с мистером Кингом. Джо перешел на другую сторону, в дом заведующих, и, так как, насколько позволял ему определить слух, никаких посетителей не было, он вошел. Служащий взглянул через барьер на индейца.— How do you do? Здравствуйте, как поживаете? (англ.)
Вы задумали сделать колодец. Я согласен. Поручили ли вы уже провести пробное бурение, мистер Кинг?— Письменно. Как только представители фирмы прибудут на какие-нибудь работы для службы здравоохранения, они также займутся и со мной.— Хорошо, хорошо. Это должно быть сделано еще до морозов. Информируйте меня, пожалуйста, когда люди прибудут, я хотел бы тоже принять участие в осмотре.Джо Кинг ничего не ответил на это. Он подошел вплотную к барьеру, однако мистер Хаверман не открыл его, он оставил разделительную линию между собой и своим посетителем.— Нам следует еще кое о чем посоветоваться, мистер Кинг. Возможно, Айзек Бут откажется от своего ранчо. Не будете ли вы готовы в этом случае взять ранчо Бута? У вас есть теперь деньги, надо их вложить во что-то дельное. Осторожность, бережливость и терпение помогут вам устроить образцовое ранчо.Джо Кинг не высказал по этому вопросу никакого мнения.— Вы уже можете обдумать эту возможность. Будьте, во всяком случае, осторожны с деньгами. Вам еще не приходилось иметь дело с такой большой суммой. Вы, вероятно, и не представляете себе, как быстро протекают между пальцами доллары: колодец, дом, несколько лошадей, новый автомобиль… электрифицированная ограда вокруг вашего ранчо, овес для ваших лошадей, отдельные стойла для жеребцов… Вам надо позаботиться о постоянном источнике дохода, если вы хотите продержаться. Вы должны продемонстрировать успехи в скотоводстве. Но лошади — чувствительные животные. Вы должны научиться переносить потери. Короче, вы теперь богатейший среди бедных, но совсем бедный среди богатых.— Да.— Хорошо, что вы понимаете это. Если уж начало положено, трудностей становится меньше. Но нет ничего труднее нового начала.— Да.— Итак, я предлагаю, чтобы вы рассказали мне, как вы себе представляете дальнейшее, и мы обсудим ваши замыслы. Было бы очень досадно бесцельно растратить такие деньги. Остерегайтесь ваших товарищей по племени! Это несчастье, что каждый знает размер вашего вознаграждения. Вам будет не уберечься от родственников, друзей, от самого совета племени. Но будьте непреклонны! Не рассматривайте угощение как моральную обязанность, иначе вы за короткое время станете так же бедны, как были, или даже еще беднее. Я это вам говорю из своего плачевного опыта.— Помогать другим не относится разве к основным положениям американского образа жизни?— Конечно относится, но не свыше же своих сил. Ну а если вы вдруг стали миллионером, у которого государство все-таки тоже отбирает деньги, тогда учредите какой-нибудь фонд. Не раньше, иначе вы скоро сами станете зависимым от фонда. Итак, значит, вы составляете план и мы обсудим его.— Откровенно говоря, я буду делать, что я хочу.— Мистер Кинг, как это так! Вы живете в резервации. Вы ни в коем случае не можете делать, что вы захотите. Или вы должны оставить резервацию.— Почему? Этого я не понимаю. К американскому образу жизни относится свобода.— Свобода в резервации, мистер Кинг, — это свобода подросшего ребенка, который слушает советы отца и состоит под опекой отца.— Благодарю.Джо Кинг отошел от барьера назад.— Чем же вы теперь снова обижены? В моих намерениях, мистер Кинг, не было как-то вас задеть. Я хочу для вас только лучшего.— Этого всегда хотят отцы, мистер Хаверман. А не слышали ли вы когда-нибудь о том, что подросшие сыновья хотят действовать самостоятельно?— Но вы же взрослый человек, а не тинейджер.— Тем хуже.— Подумайте о ранчо Бута и не раздарите все, что вы получили. Уже это меня удовлетворит.— Что для меня важнее всего, мистер Хаверман.Тон Джо Кинга был непостижим, и Хаверман не мог понять, уж не иронизирует ли он над его предложением. Он взглянул на Джо круглыми глазами.И только Джо покинул канцелярию заведующих, как из дома совета племени вышли Фрэнк Морнинг Стар и Джимми Уайт Хорс и перехватили его.— Хэлло, Стоунхорн!Джо последовал за ними в дом совета и увидел, что в комнате заседаний все пять членов совета, и президент Джимми пригласил его сесть за стол совещания.— Джо, — начал вождь, — у тебя богатый улов. Это великолепно, великолепно. Фрэнк тебе устроил это дело. Теперь ты богатый человек. За одну ночь. Каким образом ты собираешься теперь нам помочь?— Как это вы себе представляете, президент Джимми Уайт Хорс?— Да, очень хорошо, что ты спрашиваешь. Мы только что советовались. Значит, половину ты дашь Фрэнку на его культуру. Ему надо расширять танцевальный ансамбль, организовать спортивную группу. Нам надо в доме совета иметь собственный музей. Индейский музей для индейцев. Мы хотим здесь, в поселке агентуры, построить бассейн для наших юношей и девушек. Воды в агентуре достаточно, и нечего ее всю разбрызгивать в садах служащих. Нам надо получше оборудовать танцевальный павильон, чтобы мы могли привлекать народ со стороны. Нам надо иметь в резервации собственную площадку для родео, чтобы индейские мальчики могли проводить досуг и тренироваться. Нам надо улучшить некоторые дороги, но это уже не относится к Фрэнку, это Дэйва Фельда. Дэйв очень надеется на то, что, если Айзек откажется от ранчо, ты займешь его. Там у тебя мы сможем использовать многих молодых людей, которые сейчас не имеют работы. Не так ли?— Ну и что же еще, президент Джимми?— Да, еще самое главное. Не дай себя уговорить белым. У нас свой собственный индейский образ жизни, и нам не нужен американский. Американский разрушает нас. Мы должны помогать друг другу! Мы должны оставаться людьми, а не надрываться все время на работе. У тебя теперь есть деньги, но не думай же только о них. Никогда не забывай, что ты мог получить эти деньги только потому, что тебе помогло твое племя. Помни всегда о твоих отцах и дедах. Ты должен всегда с них пример брать, Джо! И прежде всего мы должны отпраздновать. Ты угостишь наш танцевальный ансамбль, и это будет такой вечер, которого ни мы, ни наши парни и девушки никогда не забудут. Мы думаем, в следующее воскресенье, верно?— Что вы думаете о моем колодце?— О колодце? Подожди же немного, не откажется ли Бут. Тогда у тебя будет колодец, и ты не затратишь ни цента.— Но я хочу, чтобы у меня был колодец на холме, так чтобы вода шла вниз и могла обводнить мои луга.— Это для чего же?— Пусть это будет пример для других индейцев-ранчеро, у которых тоже такая же засушливая, плохая, холмистая земля. Пусть это будет пример для управления, что может индеец сделать на плохом холмистом участке. Пусть это будет сигнал для господ из управления хозяйством, что вода не всегда дело только службы здравоохранения. Я также выращу изгороди, чтобы защититься от ветра, я уничтожу старую, плохую траву и посею лучшую. Может быть, мы сможем все же что-то извлечь из нашей пустыни.— Да, наверное, Джо, это хорошо и отлично даже. Но ты же не должен забывать о других. Чем помогут Фрэнку твои изгороди!— Чем поможет мне культура Фрэнка, если мы всегда будем вынуждены жить подаянием?— Но чем нам поможет богатство, если наши индейцы при этом не останутся индейцами! Я говорю тебе, Джо, не будь скрягой, не становись достойным презрения, но раздавай и жертвуй другим, чтобы тебя восхваляли, как щедрого человека.— На что мне это! — Джо поднялся. — Я подумаю… что найду нужным, то и буду делать.— Ты не можешь делать, что ты хочешь, Джо, о чем ты думаешь! Ты член нашего племени, и у тебя есть обязанности перед своим племенем.— Вот именно.Джимми Уайт Хорс не мог понять, то ли Джо насмехается над ним или он серьезно произнес последнее слово, и что он тогда вообще этим хотел сказать. Глаза у него стали круглые.— Джо, — сказал он, — ты нам сын, тебе двадцать три года. Слушайся своих отцов. Они хорошо относятся к тебе.— Так отцы поступают всегда.— Да, это так. Ты теперь с нами, а не среди своих гангстеров.— Это уж точно, — взорвался от ярости Джо. — Если бы гангстеры так работали, как работают в нашей резервации, их бы уже давно не было! И если мы будем еще долго продолжать так действовать, как ты это себе представляешь, Джимми, никаких индейцев больше не останется. Твои слова далеки от жизни. Они похожи на картину с ярко-зеленой прерией и пучеглазым бизоном, которую ты повесил над своим рабочим местом.Возникло молчание неудовольствия.Джо получил разрешение совета уйти. Его проводили неодобрительными взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
, он получал университетскую стипендию и учился. У него железная воля.— Я удивляюсь на вас, на тебя, Марго, и на Эда.— Он кажется иногда сухим, бесчувственным. Жизнь надела на него личину. Но я думаю, он сейчас на своем месте.— Он будет меня судить, Марго.— Оправдательный приговор тебе, Квини, уже обеспечен. Не волнуйся. Есть только один человек, которого Эд не хочет оправдывать, это он сам. Он считает себя причастным, потому что не взял Гарольда под стражу, а оставил под залог шататься, как это обычно делают судьи с богатыми белыми людьми.Марго позвали, а Квини в сумерках попыталась восстановить в памяти картину своей встречи с Эдом Крези Иглом. Это было как извне ворвавшийся воздух. Ведь Эд тоже еще учится, и он понимал это. Квини почувствовала себя поэтому связанной с ним.Когда солнце зашло, пришел Эйви. Его посещение не имело ничего общего с обычным визитом врача. Он сэкономил несколько минут для Квини. Пульс у пациентки был нормальный, цвет лица свежий, разнообразная пища вкусна, ежедневный душ укрепил ее. Все жизненные процессы протекали удовлетворительно.— Завтра впускной день, Квини. Если хотите, можете с мужем уехать домой. Но я могу своей властью оставить вас еще на три-четыре дня. Это было бы вам на пользу.— Вы так думаете?— Разве здесь не чудесно?— Да, чудесно, но не дома.— Я знаю! Если вы увидите мужа, тогда вас никакими силами не удержишь.Квини улыбнулась и задумалась.— Здесь действительно прекрасно, доктор Эйви, и я вам и всем сестрам очень благодарна. Но… но все-таки это не дома.— Так и всякая больница для любого больного.— Наверное. Да. Наверняка. Но для пациента-индейца это еще все же и что-то другое, чужое.— Некоторые индейцы не хотят теперь уходить отсюда и все больше посещают нас по доброй воле с тех пор, как мы больше не доставляем их в принудительном порядке. Другие еще боятся к нам приходить. Собственно почему?— Такая противоположность — извините, мысли мои стали медленными, потому что все тут такое, что так и клонит в сон. Все белое, светлое, чистое, правильное, размеренное, упорядоченное, спокойное. Эйр-кондишен. Чудесно. Все по часам, по градусам и во всем дисциплина. Не так ли?— Ну, ну, продолжайте, продолжайте.— А дома все наоборот: все суровое и ласковое, грязное и прекрасное, безграничное и подавленное — прерия в неволе, но новая жизнь прямо среди разложения.— Да. Говорите же дальше, Квини, я слушаю вас.— Да. У нас, у индейцев, медвежья кровь, волчья кровь, сказали бы белые люди, но это совсем не то. Мы не кровожадные хищники. Наш прародитель — медведь — силен, добр, полон тайн, опасен. Коварный, говорят белые, потому что они знают его только по цирку да по зоологическому саду и свободного медведя не понимают. Он защищает своих малышей, невзирая на смертельную опасность. Вот он каков.— Такие вы и есть. Это верно, Квини; вы кажетесь часто спокойными, воспитанными и все же прорывается также из вас наружу всегда то, что вы называете медвежьей кровью. Она же дает вам силу рисовать. И вы рисуете, не без разума, но разум ваш сочетается с силой.— Я благодарю вас, док. Вы понимаете: здесь так приятно и вместе с тем так же чуждо, как в художественной школе. Все кажется подарком, подарком победителей-духов, которые называют себя белыми… Деньги на школы, деньги на больницы, деньги на пособия безработным, деньги на дороги…— Все подарки духов, которые отобрали у вас все и посадили на засушливые отдаленные земли, чтобы потом изображать ваших благодетелей и попечителей.— Но на самом-то деле, док, речь идет о наших договорных правах. По взаимному соглашению о выделении больших территорий получили наши отцы эти права для себя и для своих детей на вечные времена. Но белые люди лишают нас наших подтвержденных договорами прав, если мы не соглашаемся на их опеку и если мы не остаемся сидеть на пустынных клочках земли, на которые они нас загнали. Собственно почему? Народы в Африке и в Азии не были поставлены в такие условия. То, как белые люди с нами обращаются, — это несправедливо, это насилие над правом.— Я слышал о Джо, Квини.— Пожалуйста, вот вы слышали о Джо. Это насилие над правом. Но это положение несовершеннолетних, которое для человека оборачивается неволей, и это совместное бедствие и страдание сохранило нас как народ, и этот народ привязан к последним остаткам своей земли и не разменивает свое право и свою свободу. Да, мы — люди! Люди! И я — тоже. Я думаю о своем ребенке, поэтому я так резка.— Кому вы это говорите, Квини?— Вам, доктор Эйви, с тем чтобы вы сказали это другим. Я знаю, вы хотите быть для нас не благодетелем, а другом. Но ведь это правда, что мы только с виду тут хорошо живем, где нам приходится жить как приютским детям, и тут, где мы потерпели полное поражение, все еще существуют — рудимент, думаю я — подавленность, отчаяние, бесконечные раздоры и борьба. Но это и есть жизнь — и я люблю в нас эту противоречивость: суровость и нежность, прошедшее и будущее. Мы стоим на пороге.— Квини, это происходит со всеми нами и всегда. Но вы разделяете и связываете два мира. Как вы, молодые индейцы, с этим справитесь, это для всех нас важно.Снаружи темнело. В новом поселке в окнах заблестели огоньки, а прерия до горизонта предавалась прощанию с солнцем.Эйви надо было идти.— До свидания, миссис Квини Кинг; не называйте меня доктором, я самый обыкновенный врач.— Для нас вы — док, врачеватель, жрец от медицины. ОБРАЗЫ ЖИЗНИ На следующий день Квини ехала с Джо в долину Белых скал.— Ты действительно здорова, Квини? — Джо залюбовался своей молодой женой.— По термометру и часам уже несколько дней, а по нашему понятию, только теперь, когда я снова с. тобой.Стоунхорн улыбнулся, ушла с лица обычная суровость.Она с любовью смотрела на его худые коричневые руки, в его черные глаза.В первый радостный день они были одни. Окуте из своей длительной поездки возвратился лишь на следующий.Слушание дела о смерти Гарольда Бута, которое состоялось вскоре после этого, продолжалось недолго, и Квини не пришлось отвечать ни на какие дополнительные вопросы. Показаний Фрэнка и данных врачебного осмотра оказалось достаточно. Она была оправдана: «убийство при необходимой обороне». Пистолет как оружие личной защиты она получила обратно. Никто не возбуждал ходатайства отправить обратно Джо, как «не оправдавшего доверия». Тело Гарольда Бута суд разрешил забрать. Погребение состоялось на кладбище близ дома Кингов. Гроб сопровождали Айзек Бут, матушка Бут и Мэри. Распространился слух, что Айзек Бут хочет отказаться от ранчо и уехать из резервации к своим детям.Квини, Стоунхорн и Окуте снова сидели вечером вместе в типи. Снаружи было уже холодно, но морозы еще не наступили, и бизоньи шкуры защищали.— Обоих больше нет, — сказал Инеа-хе-юкан-стар-ший. — Конокрады заслужили смерть, они ее вдвойне заслужили и даже по закону белых людей, когда они хотели на тебя, Джо, напасть. Не стоит много говорить об этом. Никто их на этом свете уже не увидит. Ваша кобыла и ее неродившийся жеребенок нашли могилу под камнями и землей. Они тоже будут забыты уайтчичунами. Хау.Квини — Тачина ничего по этому поводу не сказала, потому что ей не подобало что-то возражать, если сказал старший. Но Инеа-хе-юкан-старший заметил в ней сомнение и спросил:— Что думаешь ты, Тачина?— Можем мы сами судить?— Всегда есть люди, которые судят, Тачина. Когда я был молод, я твердо усвоил, что потерпевший — он и судья, ведь западнее Миссисипи не было никаких законов, а западнее Миссури — даже бога белых людей. Мы плевали на того, кто не отважился сам наказать изменника. Я убил убийцу моего отца, и лишь тогда я смог снова как человек смотреть на белый свет.— Вы вели не такую жизнь, как мы, Инеа-хе-юкан.— Вы не здесь и не там, и вас задирают до крови. Поэтому я действовал.Следующий день был днем явки Джо; он должен был доложиться суперинтенденту, что в соответствии с условиями своего испытательного срока находится в резервации.Секретарша мисс Томсон тотчас же заметила его среди ожидающих и сообщила, что мистер Хаверман, ответственный за хозяйство резервации, хочет говорить с мистером Кингом. Джо перешел на другую сторону, в дом заведующих, и, так как, насколько позволял ему определить слух, никаких посетителей не было, он вошел. Служащий взглянул через барьер на индейца.— How do you do? Здравствуйте, как поживаете? (англ.)
Вы задумали сделать колодец. Я согласен. Поручили ли вы уже провести пробное бурение, мистер Кинг?— Письменно. Как только представители фирмы прибудут на какие-нибудь работы для службы здравоохранения, они также займутся и со мной.— Хорошо, хорошо. Это должно быть сделано еще до морозов. Информируйте меня, пожалуйста, когда люди прибудут, я хотел бы тоже принять участие в осмотре.Джо Кинг ничего не ответил на это. Он подошел вплотную к барьеру, однако мистер Хаверман не открыл его, он оставил разделительную линию между собой и своим посетителем.— Нам следует еще кое о чем посоветоваться, мистер Кинг. Возможно, Айзек Бут откажется от своего ранчо. Не будете ли вы готовы в этом случае взять ранчо Бута? У вас есть теперь деньги, надо их вложить во что-то дельное. Осторожность, бережливость и терпение помогут вам устроить образцовое ранчо.Джо Кинг не высказал по этому вопросу никакого мнения.— Вы уже можете обдумать эту возможность. Будьте, во всяком случае, осторожны с деньгами. Вам еще не приходилось иметь дело с такой большой суммой. Вы, вероятно, и не представляете себе, как быстро протекают между пальцами доллары: колодец, дом, несколько лошадей, новый автомобиль… электрифицированная ограда вокруг вашего ранчо, овес для ваших лошадей, отдельные стойла для жеребцов… Вам надо позаботиться о постоянном источнике дохода, если вы хотите продержаться. Вы должны продемонстрировать успехи в скотоводстве. Но лошади — чувствительные животные. Вы должны научиться переносить потери. Короче, вы теперь богатейший среди бедных, но совсем бедный среди богатых.— Да.— Хорошо, что вы понимаете это. Если уж начало положено, трудностей становится меньше. Но нет ничего труднее нового начала.— Да.— Итак, я предлагаю, чтобы вы рассказали мне, как вы себе представляете дальнейшее, и мы обсудим ваши замыслы. Было бы очень досадно бесцельно растратить такие деньги. Остерегайтесь ваших товарищей по племени! Это несчастье, что каждый знает размер вашего вознаграждения. Вам будет не уберечься от родственников, друзей, от самого совета племени. Но будьте непреклонны! Не рассматривайте угощение как моральную обязанность, иначе вы за короткое время станете так же бедны, как были, или даже еще беднее. Я это вам говорю из своего плачевного опыта.— Помогать другим не относится разве к основным положениям американского образа жизни?— Конечно относится, но не свыше же своих сил. Ну а если вы вдруг стали миллионером, у которого государство все-таки тоже отбирает деньги, тогда учредите какой-нибудь фонд. Не раньше, иначе вы скоро сами станете зависимым от фонда. Итак, значит, вы составляете план и мы обсудим его.— Откровенно говоря, я буду делать, что я хочу.— Мистер Кинг, как это так! Вы живете в резервации. Вы ни в коем случае не можете делать, что вы захотите. Или вы должны оставить резервацию.— Почему? Этого я не понимаю. К американскому образу жизни относится свобода.— Свобода в резервации, мистер Кинг, — это свобода подросшего ребенка, который слушает советы отца и состоит под опекой отца.— Благодарю.Джо Кинг отошел от барьера назад.— Чем же вы теперь снова обижены? В моих намерениях, мистер Кинг, не было как-то вас задеть. Я хочу для вас только лучшего.— Этого всегда хотят отцы, мистер Хаверман. А не слышали ли вы когда-нибудь о том, что подросшие сыновья хотят действовать самостоятельно?— Но вы же взрослый человек, а не тинейджер.— Тем хуже.— Подумайте о ранчо Бута и не раздарите все, что вы получили. Уже это меня удовлетворит.— Что для меня важнее всего, мистер Хаверман.Тон Джо Кинга был непостижим, и Хаверман не мог понять, уж не иронизирует ли он над его предложением. Он взглянул на Джо круглыми глазами.И только Джо покинул канцелярию заведующих, как из дома совета племени вышли Фрэнк Морнинг Стар и Джимми Уайт Хорс и перехватили его.— Хэлло, Стоунхорн!Джо последовал за ними в дом совета и увидел, что в комнате заседаний все пять членов совета, и президент Джимми пригласил его сесть за стол совещания.— Джо, — начал вождь, — у тебя богатый улов. Это великолепно, великолепно. Фрэнк тебе устроил это дело. Теперь ты богатый человек. За одну ночь. Каким образом ты собираешься теперь нам помочь?— Как это вы себе представляете, президент Джимми Уайт Хорс?— Да, очень хорошо, что ты спрашиваешь. Мы только что советовались. Значит, половину ты дашь Фрэнку на его культуру. Ему надо расширять танцевальный ансамбль, организовать спортивную группу. Нам надо в доме совета иметь собственный музей. Индейский музей для индейцев. Мы хотим здесь, в поселке агентуры, построить бассейн для наших юношей и девушек. Воды в агентуре достаточно, и нечего ее всю разбрызгивать в садах служащих. Нам надо получше оборудовать танцевальный павильон, чтобы мы могли привлекать народ со стороны. Нам надо иметь в резервации собственную площадку для родео, чтобы индейские мальчики могли проводить досуг и тренироваться. Нам надо улучшить некоторые дороги, но это уже не относится к Фрэнку, это Дэйва Фельда. Дэйв очень надеется на то, что, если Айзек откажется от ранчо, ты займешь его. Там у тебя мы сможем использовать многих молодых людей, которые сейчас не имеют работы. Не так ли?— Ну и что же еще, президент Джимми?— Да, еще самое главное. Не дай себя уговорить белым. У нас свой собственный индейский образ жизни, и нам не нужен американский. Американский разрушает нас. Мы должны помогать друг другу! Мы должны оставаться людьми, а не надрываться все время на работе. У тебя теперь есть деньги, но не думай же только о них. Никогда не забывай, что ты мог получить эти деньги только потому, что тебе помогло твое племя. Помни всегда о твоих отцах и дедах. Ты должен всегда с них пример брать, Джо! И прежде всего мы должны отпраздновать. Ты угостишь наш танцевальный ансамбль, и это будет такой вечер, которого ни мы, ни наши парни и девушки никогда не забудут. Мы думаем, в следующее воскресенье, верно?— Что вы думаете о моем колодце?— О колодце? Подожди же немного, не откажется ли Бут. Тогда у тебя будет колодец, и ты не затратишь ни цента.— Но я хочу, чтобы у меня был колодец на холме, так чтобы вода шла вниз и могла обводнить мои луга.— Это для чего же?— Пусть это будет пример для других индейцев-ранчеро, у которых тоже такая же засушливая, плохая, холмистая земля. Пусть это будет пример для управления, что может индеец сделать на плохом холмистом участке. Пусть это будет сигнал для господ из управления хозяйством, что вода не всегда дело только службы здравоохранения. Я также выращу изгороди, чтобы защититься от ветра, я уничтожу старую, плохую траву и посею лучшую. Может быть, мы сможем все же что-то извлечь из нашей пустыни.— Да, наверное, Джо, это хорошо и отлично даже. Но ты же не должен забывать о других. Чем помогут Фрэнку твои изгороди!— Чем поможет мне культура Фрэнка, если мы всегда будем вынуждены жить подаянием?— Но чем нам поможет богатство, если наши индейцы при этом не останутся индейцами! Я говорю тебе, Джо, не будь скрягой, не становись достойным презрения, но раздавай и жертвуй другим, чтобы тебя восхваляли, как щедрого человека.— На что мне это! — Джо поднялся. — Я подумаю… что найду нужным, то и буду делать.— Ты не можешь делать, что ты хочешь, Джо, о чем ты думаешь! Ты член нашего племени, и у тебя есть обязанности перед своим племенем.— Вот именно.Джимми Уайт Хорс не мог понять, то ли Джо насмехается над ним или он серьезно произнес последнее слово, и что он тогда вообще этим хотел сказать. Глаза у него стали круглые.— Джо, — сказал он, — ты нам сын, тебе двадцать три года. Слушайся своих отцов. Они хорошо относятся к тебе.— Так отцы поступают всегда.— Да, это так. Ты теперь с нами, а не среди своих гангстеров.— Это уж точно, — взорвался от ярости Джо. — Если бы гангстеры так работали, как работают в нашей резервации, их бы уже давно не было! И если мы будем еще долго продолжать так действовать, как ты это себе представляешь, Джимми, никаких индейцев больше не останется. Твои слова далеки от жизни. Они похожи на картину с ярко-зеленой прерией и пучеглазым бизоном, которую ты повесил над своим рабочим местом.Возникло молчание неудовольствия.Джо получил разрешение совета уйти. Его проводили неодобрительными взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55