Марксист-ленинист не будет держать полутораметровую полку с томами Троцкого, а троцкист - собрание сочинений Мао Цзэдуна, а член Коммунистической партии марксистов-ленинцев держит все сочинения Сталина, черт возьми, но ни одного - Альтюссера.
- А почему нет? Разве не надо изучать противника? Я думал, что так делают все, - удивился Фристедт.
- Нет, у каждого человека библиотека - часть его индивидуальности, как в религиозной секте, дома не держат символов сатаны. Дома держат то, что идентифицируется с хозяином, чтобы, придя в гости, друзья смотрели на книги, ели салат и пили вино. Так мне кажется.
- Склоним головы перед знающим свое дело. Во всяком случае, коммунизм - не моя область, - пробурчал Аппельтофт, хотя и подумал почему-то о своей дочери в белом аптечном халате.
- Значит, ты думаешь, что он симпатизирует террористам?
- Да, я так думаю. Знаю по себе, что картина прояснится, когда мы изучим его корреспонденцию, протоколы собраний и тому подобное.
- Тогда займемся этим, - сказал Фристедт. - А сейчас расстанемся до утра. Продолжай изучать этого Хедлюнда, Эрик. Ты, Карл, пройдись по материалам "фирмы" на Хедлюнда и Понти, а я попробую нарисовать, что мы знаем и чего не знаем.
- А почему Понти, у меня и так чертовски много всего, - простонал Карл.
- Потому что никто из нас еще ничего не доделал до конца, надо же когда-нибудь покончить с этой тягомотиной. Мы просто обязаны это сделать.
* * *
Чуть позже Фристедт одиноко сидел в их общей рабочей комнате и пытался начертить своего рода логическую схему всех сведений, начиная от пистолета и заметок, оставленных Фолькессоном, схваченных активистов пропалестинского движения и их связей с торговцами наркотиками и мелкими преступниками из Сёдертелье, - и так вплоть до недавно арестованных палестинцев в Упсале, подозреваемых в терроризме.
Начертив схему, он вдруг четко представил то, что чувствовал довольно давно. Не очень-то много они знали наверняка. Были большие логические дыры, например, в связях между Фолькессоном и этой маленькой Аннелис, лежавшей сейчас в камере наверху в следственной тюрьме. Из девчонки не удалось вытянуть ни малейшего намека, хотя именно она косвенно была причиной захвата четырех в Хэгерстене и потом навела их на Сёдертелье.
А из четверых шведских молодых ребят в настоящее время интересен только Хедлюнд. Но если этот след ведет в никуда, то все предстает отнюдь не в розовом свете. Оставался один теоретический шанс, что удар по палестинцам (если и был чистой ошибкой, ну да ладно, чистой удачей, поправил себя Фристедт), может, случайно и даст что-нибудь. Оставалось только ждать.
Фристедт безропотно согласился, что отнюдь не он был центром расследования, проводимого "фирмой". Дирижировал Нэслюнд, с одной стороны, группой анализа телефонных разговоров, конфискацией и, возможно, перехватом новых телефонных разговоров, с другой - совершенно отдельной группой, занимавшейся палестинцами, которые, судя по известным фактам, не имели никакого отношения к этому делу. И, кроме того, на "фирме" могло произойти что угодно, о чем Фристедт узнал бы позже и лишь те крохи, которые выделит ему Нэслюнд.
Был и другой способ выяснить, какие, собственно, теории вынашивал Нэслюнд, чтобы спланировать свои дальнейшие действия. В принципе Фристедту не нравился этот обходной путь, но тут в игру включились совершенно иррациональные вещи или, вернее сказать, его сильная неприязнь к средствам массовой информации.
Он собрал весь материал и запер его в сейф, по старой привычке проверил, не забыл ли чего, потом взял пальто, кепку и вышел.
Через двадцать минут в газетном киоске на Центральном вокзале он купил все интересующие его газеты за последние два дня: "Дагенс нюхетер", "Свенска дагбладет" и "Экспрессен". Потом поехал домой на свою виллу в Бромме, пообедал в рассеянном молчании, затем, как обычно, убрал посуду и все остальное и ушел в свой кабинет. Достал бумагу и ручку и разложил перед собой газеты.
Естественно, его интересовали "фирменные" журналисты, особенно когда кто-нибудь из них комментировал события либо открыто, либо между строчками так, как, например, это делает обычный рупор Нэслюнда - интендант полиции Карл Альфредссон под известным псевдонимом Карл-Альфред.
Что касалось захваченных четверых пропалестинских активистов, то картина во всех трех газетах рисовалась одна и та же. Все четверо были необходимой группой поддержки палестинских террористов. Затем следовали "профессиональные" комментарии о том, что имелось в виду под "логистической опорой", и комментарий, конечно, написал Карл-Альфред.
У всех четверых было "конфисковано большое количество оружия и наркотиков", и одно найденное оружие имело "косвенную связь с убийством интенданта полиции Фолькессона". Говорилось и о наказании за пособничество в совершении убийства. Карл-Альфред объяснял, что такие вот люди обладают достаточными юридическими знаниями и поэтому их почти невозможно подцепить. Свою преступную деятельность они так тщательно дробят между собой, и каждый отвечает за такие маленькие участки, что прокурору придется возиться с каждым в отдельности, когда они предстанут перед судом. Но это не проблемы полиции безопасности; полиция безопасности довольствуется лишь выслеживанием виновных, а потом передает их в руки демократического правосудия.
Облава против четверых шведских террористов, в свою очередь, вывела СЭПО на след "вооруженной лиги", которая, кроме того, занималась контрабандой наркотиков для "финансирования террористов", то есть это не обычные торговцы наркотиками. Известно также, что финансировался палестинский терроризм контрабандой гашиша из Ливана, объяснял Карл-Альфред в "Дагенс нюхетер".
Что же касалось семи палестинцев, схваченных в Упсале, то подтверждалось, что, вероятно, именно эта группа осуществляла сам террористический акт. Прослеживалась явная связь между ними и четырьмя шведами. Таким образом, в один узел стягивались торговцы гашишем, четыре шведа и семь палестинских террористов.
Пока все было примерно так, как Фристедт и ожидал, и вообще-то именно так он представлял себе планы Нэслюнда. Может, конечно, это и чепуха, что убийца находится среди семи палестинцев, сгруппировавшихся в Упсале, или среди накрытой "нарколиги" в Сёдертелье либо ему все же удалось выскользнуть из сети. Но об этом СЭПО "умалчивает", и человек Карла-Альфреда в "Свенска дагбладет" заверял, что у СЭПО в руках некоторые важные нити, о чем по причинам безопасности не хотелось бы говорить, что, в общем-то, понятно. Да уж, действительно "понятно", поскольку нет таких нитей. Фристедт некоторое время сидел, уставившись на статью на первой странице под заголовком: СЭПО ВЗОРВАЛА НОВУЮ АРАБСКУЮ ТЕРРОРИСТИЧЕСКУЮ ЛИГУ.
Потом он перешел к изучению мнения хорошо информированного израильского источника в газете "Экспрессен". Это был журналист, который постоянно разоблачал шведские сделки в арабском мире. Он один знает не меньше всей израильской разведслужбы. У него действительно были свои аргументы, которых журналистам "фирмы" не сообщали.
Арабская террористическая операция "план Даал" была, собственно, частью постоянно ведущейся гражданской войны между различными соперничающими палестинскими организациями в ООП и самой ООП против "предателей" в арабском мире, выступающих за переговоры. Далее следовало перечисление большого количества случаев, когда палестинцы убивали друг друга или арабских политиков (Фристедту показался знакомым этот список). И если сейчас - а на это указывает все - окажется, что СЭПО предотвратила именно такую операцию, то есть риск, что палестинские террористы пришлют в страну новый "патруль смерти", чтобы либо осуществить ранее задуманные планы, либо ударить по СЭПО в качестве возмездия. В Швеции такой предполагаемой целью может стать египетское посольство, которое в настоящее время получило усиленную охрану от СЭПО.
В заключение статьи израильского "рупора" стояло несколько строк, которые заставили Фристедта даже поискать красный карандаш, чтобы подчеркнуть их.
"Даже если палестинские террористические организации и избрали почти исключительно палестинцев жертвами своих террористических акций, именно в этом клубке просматриваются известные тенденции к тому, что фактически осуществлять свои деяния они предполагают через шведских преступников или через одного шведского преступника", - заявляет газете "Экспрессен" высокопоставленный источник из СЭПО.
Фристедт надолго задумался. Кроме ожидаемой очевидной болтовни, когда наугад выхватывались различные группы и объединялись в общую армию, были еще две странные новости. Во-первых, не единого слова о том, как убийство Фолькессона связывалось с этим "планом Даал". Во-вторых, намеки на шведского убийцу как бы приписывались "фирме", а не традиционному источнику газеты "Экспрессен".
Все это выглядело скверно. Кто-то упрямо настаивал на шведском убийце, и кто-то поднимал флаг нового террористического акта.
От мрачных мыслей Фристедта оторвал сын, который на этот раз вошел, предварительно постучав. Сын тоже, конечно же, прочел газеты, но он обратил внимание на другой абзац, где был представлен "список смертников" из конфискованных материалов, и на общее обычное вранье.
- Твоя группа взяла этих, в Сёдертелье, вчера вечером, когда тебя не было дома? - спросил мальчик.
- Да, это были мы. Но никаких бронежилетов, ни другого дерьма на этот раз не было.
- Но здесь же говорится, что они нашли целый склад русских автоматов, ручных гранат и массу еще чего-то.
- Это, во-первых, не вся правда, я же тебе говорил, чтобы ты верил не всему, что пишут о моей работе в газетах, - улыбнулся Фристедт. - Во-вторых, у этих "ястребов" не было ни единого шанса, черт возьми, даже если ты и не веришь. На "фирме" есть очень компетентный в этих делах народ.
Фристедт задумался над словами, только что им самим сказанными, но ни к какому определенному выводу не пришел. Ему нравился этот Хамильтон, но было что-то странное, что-то явно отталкивающее в его отполированной, порядочной внешности.
* * *
Недовольный и измотанный Аппельтофт сидел за письменным столом. Корреспонденция в средней стадии расследования состояла из сотен писем. Преимущество, однако, заключалось в том, что они были систематизированы в хронологическом порядке в двух папках, но для Аппельтофта представляли значительную сложность, так как основная их часть была написана по-немецки.
Сначала он битый час сидел со словарем, безуспешно пытаясь понять содержание. Хотя в конце концов ему и удалось уловить чисто формальное значение слов, но смысла и связи их он не понимал. Тогда он круто изменил методику. Уже через пару часов он составил список встречавшихся в корреспонденции имен и сделал отметки, в каком письме они встречаются. Пусть Хамильтон пропустит их через компьютер и, если необходимо, обратится к немцам в Verfassungsschutz и проверит, интересует ли их что-нибудь. Кстати, Хамильтон, видимо, знает немецкий язык.
Когда же Аппельтофт перешел к пачке конфискованных шведских протоколов собраний, он почувствовал себя Сизифом, толкающим камень на гору, прежде всего потому, что все еще не видел в них смысла.
Например, чисто объективные причины вооруженных акций имелись, но отсутствовали необходимые субъективные предпосылки, в какой-то степени связанные и с дипломатической стратегией ООП, и с еще не устраненными противоречиями между мелкобуржуазными элементами движения и теми, кто выступал за революционно-пролетарскую линию.
"Смогла бы моя дочь понять это?"
* * *
Карл сначала пытался основательно заняться информацией, собранной "фирмой" почти за двадцать лет о журналисте Эрике Понти. Он быстро прошелся по тем частям, в которых либо сообщалось мало неожиданного, либо была одна болтовня.
Многое логично. Эрик Понти принадлежал к той же ветви шведского движения левых сил, что и он сам, хотя более раннего периода. Основное, таким образом, известно. И педантично просчитанные доводы в ту и другую сторону базировались, очевидно, на совершенно обоснованных фактах. Понти встречался с Арафатом, Каддафи, Георгием Хабашем, Насером, Камалем Джумблатом, черт знает еще с кем на Арабском Востоке. Но очевиден и факт, что большое число этих встреч явно вылилось в обычные газетные статьи или радиоинтервью, а это с раздражающей последовательностью игнорировалось в материалах.
Был и раздел с копиями различных отчетов о Понти и его связях с иностранными спецслужбами. То, что писалось в заключениях, было приблизительно точным в отдельных деталях, но в конце концов вводило в заблуждение. Западногерманская полиция безопасности, например, узнала однажды, что Понти был шведским левым активистом и имел наибольшее количество контактов с известными террористами на Ближнем Востоке и что его посещали два затем осужденных западногерманских террориста, а вот всего пару месяцев назад он по "неизвестному поводу" находился в Ливии.
Если бы Понти в начале 70-х годов оказался за западногерманским шлагбаумом и не испугался, когда местный персонал службы безопасности запросил бы компьютеры, что бы это значило и что это за швед, то эта служба безопасности через секунду была бы на ногах, готовая застрелить его "при попытке к бегству".
А "норвежец", явившийся причиной активности "фирмы" на этой неделе, узнал, что Понти возглавляет список известных шведских организаций пропалестинской деятельности в стране и, кроме того, имеет тесные отношения с международным терроризмом и, вероятно, именно он дирижировал "патрулем убийц".
И так далее.
И еще о журналистском заговоре. Его можно было бы объяснить совсем по-иному: в то время, в счастливые 60-е годы, все были более или менее "журналистами".
На годы службы Понти в армии ссылались как на самые темные в его биографии. Но тогда само шведское государство делало этих людей такими еще задолго до появления понятия "логистический террорист".
Карл бросил чтение и отправился в запертую комнату, сделал там несколько тренировочных ударов, чтобы снять агрессивность, а затем сел за документы на Хедлюнда. Хедлюнд был ему несимпатичен, если принять во внимание только его политический облик.
Но материалы "фирмы" оказались скудными. Всего несколько поездок туда-сюда, немного "руководящих должностей", но ничего существенного, за что можно было бы ухватиться.
Убийственный результат. Карл почувствовал азарт охотника, бросив первый взгляд на книжную полку Хедлюнда. Хедлюнд был единственным, кого можно было "разрабатывать", остальные сразу исчезали, казалось, в никуда. Торговля наркотиками и крадеными вещами в данном случае ерунда. Схваченные палестинцы, судя по полному безразличию Фристедта и Аппельтофта в сложившейся ситуации, тоже ничто. Насколько можно было понять, и Аннелис Рюден оказалась ложным следом. "Девушка, жившая одним домом с Хедлюндом, была "зеленой"", - решили Аппельтофт и Фристедт. Для этого у них были основания, и, кроме того, они опытны и умны. А этот Сунд вообще тряпка, и он пока еще под вопросом.
Теперь опять к Понти. Вероятнее всего, Нэслюнд готовил следующий удар именно против него, недаром же он поручил Карлу заняться этим делом и даже намекал, чтобы Карл был готов стрелять.
И тут все застопорилось.
Карл сам не понимал, почему не рассказал ни Аппельтофту, ни Фристедту, что вертелось в мыслях Нэслюнда. Нет, не из-за отсутствия доверия к ним, просто, может быть, эта мысль показалась ему слишком невероятной.
Карл почувствовал, что зашел в тупик. Резким движением он схватил было телефонную трубку, но раздумал и посмотрел на часы. Было еще только полдесятого.
Он принял решение.
Быстро оделся, побрился и вышел. Переулок в Старом городе был совсем пуст, и он, не оглядываясь, прямым ходом направился в кафе "Опера".
Очереди перед кафе еще не было. Это обрадовало его: не надо было предъявлять удостоверение личности, чтобы войти, и не надо было стоять в очереди, если бы он решил, что слишком часто пользуется своим положением.
Самая мощная волна ночной жизни Стокгольма еще не накатила. Он прошелся по бару, заказал себе пива и встал у длинной стойки так, чтобы единственный вход в зал постоянно оставался в поле зрения. Ошибиться было невозможно: никто не увязался за ним. Через четверть часа он вышел в вестибюль, бросил пятикроновую монету в небольшой красный телефонный аппарат и набрал один из пяти-шести нужных номеров, которые помнил наизусть.
Человека, которого он искал, дома не было. Но жена сообщила, что он в Стокгольме, в своей квартире.
Как и требовала профессиональная осторожность, Карл, не оглядываясь, медленно пошел к станции метро у Центрального вокзала и там смешался с людским потоком. Он сел в первый же поезд и примерно полчаса ездил, проверяя, нет ли хвоста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
- А почему нет? Разве не надо изучать противника? Я думал, что так делают все, - удивился Фристедт.
- Нет, у каждого человека библиотека - часть его индивидуальности, как в религиозной секте, дома не держат символов сатаны. Дома держат то, что идентифицируется с хозяином, чтобы, придя в гости, друзья смотрели на книги, ели салат и пили вино. Так мне кажется.
- Склоним головы перед знающим свое дело. Во всяком случае, коммунизм - не моя область, - пробурчал Аппельтофт, хотя и подумал почему-то о своей дочери в белом аптечном халате.
- Значит, ты думаешь, что он симпатизирует террористам?
- Да, я так думаю. Знаю по себе, что картина прояснится, когда мы изучим его корреспонденцию, протоколы собраний и тому подобное.
- Тогда займемся этим, - сказал Фристедт. - А сейчас расстанемся до утра. Продолжай изучать этого Хедлюнда, Эрик. Ты, Карл, пройдись по материалам "фирмы" на Хедлюнда и Понти, а я попробую нарисовать, что мы знаем и чего не знаем.
- А почему Понти, у меня и так чертовски много всего, - простонал Карл.
- Потому что никто из нас еще ничего не доделал до конца, надо же когда-нибудь покончить с этой тягомотиной. Мы просто обязаны это сделать.
* * *
Чуть позже Фристедт одиноко сидел в их общей рабочей комнате и пытался начертить своего рода логическую схему всех сведений, начиная от пистолета и заметок, оставленных Фолькессоном, схваченных активистов пропалестинского движения и их связей с торговцами наркотиками и мелкими преступниками из Сёдертелье, - и так вплоть до недавно арестованных палестинцев в Упсале, подозреваемых в терроризме.
Начертив схему, он вдруг четко представил то, что чувствовал довольно давно. Не очень-то много они знали наверняка. Были большие логические дыры, например, в связях между Фолькессоном и этой маленькой Аннелис, лежавшей сейчас в камере наверху в следственной тюрьме. Из девчонки не удалось вытянуть ни малейшего намека, хотя именно она косвенно была причиной захвата четырех в Хэгерстене и потом навела их на Сёдертелье.
А из четверых шведских молодых ребят в настоящее время интересен только Хедлюнд. Но если этот след ведет в никуда, то все предстает отнюдь не в розовом свете. Оставался один теоретический шанс, что удар по палестинцам (если и был чистой ошибкой, ну да ладно, чистой удачей, поправил себя Фристедт), может, случайно и даст что-нибудь. Оставалось только ждать.
Фристедт безропотно согласился, что отнюдь не он был центром расследования, проводимого "фирмой". Дирижировал Нэслюнд, с одной стороны, группой анализа телефонных разговоров, конфискацией и, возможно, перехватом новых телефонных разговоров, с другой - совершенно отдельной группой, занимавшейся палестинцами, которые, судя по известным фактам, не имели никакого отношения к этому делу. И, кроме того, на "фирме" могло произойти что угодно, о чем Фристедт узнал бы позже и лишь те крохи, которые выделит ему Нэслюнд.
Был и другой способ выяснить, какие, собственно, теории вынашивал Нэслюнд, чтобы спланировать свои дальнейшие действия. В принципе Фристедту не нравился этот обходной путь, но тут в игру включились совершенно иррациональные вещи или, вернее сказать, его сильная неприязнь к средствам массовой информации.
Он собрал весь материал и запер его в сейф, по старой привычке проверил, не забыл ли чего, потом взял пальто, кепку и вышел.
Через двадцать минут в газетном киоске на Центральном вокзале он купил все интересующие его газеты за последние два дня: "Дагенс нюхетер", "Свенска дагбладет" и "Экспрессен". Потом поехал домой на свою виллу в Бромме, пообедал в рассеянном молчании, затем, как обычно, убрал посуду и все остальное и ушел в свой кабинет. Достал бумагу и ручку и разложил перед собой газеты.
Естественно, его интересовали "фирменные" журналисты, особенно когда кто-нибудь из них комментировал события либо открыто, либо между строчками так, как, например, это делает обычный рупор Нэслюнда - интендант полиции Карл Альфредссон под известным псевдонимом Карл-Альфред.
Что касалось захваченных четверых пропалестинских активистов, то картина во всех трех газетах рисовалась одна и та же. Все четверо были необходимой группой поддержки палестинских террористов. Затем следовали "профессиональные" комментарии о том, что имелось в виду под "логистической опорой", и комментарий, конечно, написал Карл-Альфред.
У всех четверых было "конфисковано большое количество оружия и наркотиков", и одно найденное оружие имело "косвенную связь с убийством интенданта полиции Фолькессона". Говорилось и о наказании за пособничество в совершении убийства. Карл-Альфред объяснял, что такие вот люди обладают достаточными юридическими знаниями и поэтому их почти невозможно подцепить. Свою преступную деятельность они так тщательно дробят между собой, и каждый отвечает за такие маленькие участки, что прокурору придется возиться с каждым в отдельности, когда они предстанут перед судом. Но это не проблемы полиции безопасности; полиция безопасности довольствуется лишь выслеживанием виновных, а потом передает их в руки демократического правосудия.
Облава против четверых шведских террористов, в свою очередь, вывела СЭПО на след "вооруженной лиги", которая, кроме того, занималась контрабандой наркотиков для "финансирования террористов", то есть это не обычные торговцы наркотиками. Известно также, что финансировался палестинский терроризм контрабандой гашиша из Ливана, объяснял Карл-Альфред в "Дагенс нюхетер".
Что же касалось семи палестинцев, схваченных в Упсале, то подтверждалось, что, вероятно, именно эта группа осуществляла сам террористический акт. Прослеживалась явная связь между ними и четырьмя шведами. Таким образом, в один узел стягивались торговцы гашишем, четыре шведа и семь палестинских террористов.
Пока все было примерно так, как Фристедт и ожидал, и вообще-то именно так он представлял себе планы Нэслюнда. Может, конечно, это и чепуха, что убийца находится среди семи палестинцев, сгруппировавшихся в Упсале, или среди накрытой "нарколиги" в Сёдертелье либо ему все же удалось выскользнуть из сети. Но об этом СЭПО "умалчивает", и человек Карла-Альфреда в "Свенска дагбладет" заверял, что у СЭПО в руках некоторые важные нити, о чем по причинам безопасности не хотелось бы говорить, что, в общем-то, понятно. Да уж, действительно "понятно", поскольку нет таких нитей. Фристедт некоторое время сидел, уставившись на статью на первой странице под заголовком: СЭПО ВЗОРВАЛА НОВУЮ АРАБСКУЮ ТЕРРОРИСТИЧЕСКУЮ ЛИГУ.
Потом он перешел к изучению мнения хорошо информированного израильского источника в газете "Экспрессен". Это был журналист, который постоянно разоблачал шведские сделки в арабском мире. Он один знает не меньше всей израильской разведслужбы. У него действительно были свои аргументы, которых журналистам "фирмы" не сообщали.
Арабская террористическая операция "план Даал" была, собственно, частью постоянно ведущейся гражданской войны между различными соперничающими палестинскими организациями в ООП и самой ООП против "предателей" в арабском мире, выступающих за переговоры. Далее следовало перечисление большого количества случаев, когда палестинцы убивали друг друга или арабских политиков (Фристедту показался знакомым этот список). И если сейчас - а на это указывает все - окажется, что СЭПО предотвратила именно такую операцию, то есть риск, что палестинские террористы пришлют в страну новый "патруль смерти", чтобы либо осуществить ранее задуманные планы, либо ударить по СЭПО в качестве возмездия. В Швеции такой предполагаемой целью может стать египетское посольство, которое в настоящее время получило усиленную охрану от СЭПО.
В заключение статьи израильского "рупора" стояло несколько строк, которые заставили Фристедта даже поискать красный карандаш, чтобы подчеркнуть их.
"Даже если палестинские террористические организации и избрали почти исключительно палестинцев жертвами своих террористических акций, именно в этом клубке просматриваются известные тенденции к тому, что фактически осуществлять свои деяния они предполагают через шведских преступников или через одного шведского преступника", - заявляет газете "Экспрессен" высокопоставленный источник из СЭПО.
Фристедт надолго задумался. Кроме ожидаемой очевидной болтовни, когда наугад выхватывались различные группы и объединялись в общую армию, были еще две странные новости. Во-первых, не единого слова о том, как убийство Фолькессона связывалось с этим "планом Даал". Во-вторых, намеки на шведского убийцу как бы приписывались "фирме", а не традиционному источнику газеты "Экспрессен".
Все это выглядело скверно. Кто-то упрямо настаивал на шведском убийце, и кто-то поднимал флаг нового террористического акта.
От мрачных мыслей Фристедта оторвал сын, который на этот раз вошел, предварительно постучав. Сын тоже, конечно же, прочел газеты, но он обратил внимание на другой абзац, где был представлен "список смертников" из конфискованных материалов, и на общее обычное вранье.
- Твоя группа взяла этих, в Сёдертелье, вчера вечером, когда тебя не было дома? - спросил мальчик.
- Да, это были мы. Но никаких бронежилетов, ни другого дерьма на этот раз не было.
- Но здесь же говорится, что они нашли целый склад русских автоматов, ручных гранат и массу еще чего-то.
- Это, во-первых, не вся правда, я же тебе говорил, чтобы ты верил не всему, что пишут о моей работе в газетах, - улыбнулся Фристедт. - Во-вторых, у этих "ястребов" не было ни единого шанса, черт возьми, даже если ты и не веришь. На "фирме" есть очень компетентный в этих делах народ.
Фристедт задумался над словами, только что им самим сказанными, но ни к какому определенному выводу не пришел. Ему нравился этот Хамильтон, но было что-то странное, что-то явно отталкивающее в его отполированной, порядочной внешности.
* * *
Недовольный и измотанный Аппельтофт сидел за письменным столом. Корреспонденция в средней стадии расследования состояла из сотен писем. Преимущество, однако, заключалось в том, что они были систематизированы в хронологическом порядке в двух папках, но для Аппельтофта представляли значительную сложность, так как основная их часть была написана по-немецки.
Сначала он битый час сидел со словарем, безуспешно пытаясь понять содержание. Хотя в конце концов ему и удалось уловить чисто формальное значение слов, но смысла и связи их он не понимал. Тогда он круто изменил методику. Уже через пару часов он составил список встречавшихся в корреспонденции имен и сделал отметки, в каком письме они встречаются. Пусть Хамильтон пропустит их через компьютер и, если необходимо, обратится к немцам в Verfassungsschutz и проверит, интересует ли их что-нибудь. Кстати, Хамильтон, видимо, знает немецкий язык.
Когда же Аппельтофт перешел к пачке конфискованных шведских протоколов собраний, он почувствовал себя Сизифом, толкающим камень на гору, прежде всего потому, что все еще не видел в них смысла.
Например, чисто объективные причины вооруженных акций имелись, но отсутствовали необходимые субъективные предпосылки, в какой-то степени связанные и с дипломатической стратегией ООП, и с еще не устраненными противоречиями между мелкобуржуазными элементами движения и теми, кто выступал за революционно-пролетарскую линию.
"Смогла бы моя дочь понять это?"
* * *
Карл сначала пытался основательно заняться информацией, собранной "фирмой" почти за двадцать лет о журналисте Эрике Понти. Он быстро прошелся по тем частям, в которых либо сообщалось мало неожиданного, либо была одна болтовня.
Многое логично. Эрик Понти принадлежал к той же ветви шведского движения левых сил, что и он сам, хотя более раннего периода. Основное, таким образом, известно. И педантично просчитанные доводы в ту и другую сторону базировались, очевидно, на совершенно обоснованных фактах. Понти встречался с Арафатом, Каддафи, Георгием Хабашем, Насером, Камалем Джумблатом, черт знает еще с кем на Арабском Востоке. Но очевиден и факт, что большое число этих встреч явно вылилось в обычные газетные статьи или радиоинтервью, а это с раздражающей последовательностью игнорировалось в материалах.
Был и раздел с копиями различных отчетов о Понти и его связях с иностранными спецслужбами. То, что писалось в заключениях, было приблизительно точным в отдельных деталях, но в конце концов вводило в заблуждение. Западногерманская полиция безопасности, например, узнала однажды, что Понти был шведским левым активистом и имел наибольшее количество контактов с известными террористами на Ближнем Востоке и что его посещали два затем осужденных западногерманских террориста, а вот всего пару месяцев назад он по "неизвестному поводу" находился в Ливии.
Если бы Понти в начале 70-х годов оказался за западногерманским шлагбаумом и не испугался, когда местный персонал службы безопасности запросил бы компьютеры, что бы это значило и что это за швед, то эта служба безопасности через секунду была бы на ногах, готовая застрелить его "при попытке к бегству".
А "норвежец", явившийся причиной активности "фирмы" на этой неделе, узнал, что Понти возглавляет список известных шведских организаций пропалестинской деятельности в стране и, кроме того, имеет тесные отношения с международным терроризмом и, вероятно, именно он дирижировал "патрулем убийц".
И так далее.
И еще о журналистском заговоре. Его можно было бы объяснить совсем по-иному: в то время, в счастливые 60-е годы, все были более или менее "журналистами".
На годы службы Понти в армии ссылались как на самые темные в его биографии. Но тогда само шведское государство делало этих людей такими еще задолго до появления понятия "логистический террорист".
Карл бросил чтение и отправился в запертую комнату, сделал там несколько тренировочных ударов, чтобы снять агрессивность, а затем сел за документы на Хедлюнда. Хедлюнд был ему несимпатичен, если принять во внимание только его политический облик.
Но материалы "фирмы" оказались скудными. Всего несколько поездок туда-сюда, немного "руководящих должностей", но ничего существенного, за что можно было бы ухватиться.
Убийственный результат. Карл почувствовал азарт охотника, бросив первый взгляд на книжную полку Хедлюнда. Хедлюнд был единственным, кого можно было "разрабатывать", остальные сразу исчезали, казалось, в никуда. Торговля наркотиками и крадеными вещами в данном случае ерунда. Схваченные палестинцы, судя по полному безразличию Фристедта и Аппельтофта в сложившейся ситуации, тоже ничто. Насколько можно было понять, и Аннелис Рюден оказалась ложным следом. "Девушка, жившая одним домом с Хедлюндом, была "зеленой"", - решили Аппельтофт и Фристедт. Для этого у них были основания, и, кроме того, они опытны и умны. А этот Сунд вообще тряпка, и он пока еще под вопросом.
Теперь опять к Понти. Вероятнее всего, Нэслюнд готовил следующий удар именно против него, недаром же он поручил Карлу заняться этим делом и даже намекал, чтобы Карл был готов стрелять.
И тут все застопорилось.
Карл сам не понимал, почему не рассказал ни Аппельтофту, ни Фристедту, что вертелось в мыслях Нэслюнда. Нет, не из-за отсутствия доверия к ним, просто, может быть, эта мысль показалась ему слишком невероятной.
Карл почувствовал, что зашел в тупик. Резким движением он схватил было телефонную трубку, но раздумал и посмотрел на часы. Было еще только полдесятого.
Он принял решение.
Быстро оделся, побрился и вышел. Переулок в Старом городе был совсем пуст, и он, не оглядываясь, прямым ходом направился в кафе "Опера".
Очереди перед кафе еще не было. Это обрадовало его: не надо было предъявлять удостоверение личности, чтобы войти, и не надо было стоять в очереди, если бы он решил, что слишком часто пользуется своим положением.
Самая мощная волна ночной жизни Стокгольма еще не накатила. Он прошелся по бару, заказал себе пива и встал у длинной стойки так, чтобы единственный вход в зал постоянно оставался в поле зрения. Ошибиться было невозможно: никто не увязался за ним. Через четверть часа он вышел в вестибюль, бросил пятикроновую монету в небольшой красный телефонный аппарат и набрал один из пяти-шести нужных номеров, которые помнил наизусть.
Человека, которого он искал, дома не было. Но жена сообщила, что он в Стокгольме, в своей квартире.
Как и требовала профессиональная осторожность, Карл, не оглядываясь, медленно пошел к станции метро у Центрального вокзала и там смешался с людским потоком. Он сел в первый же поезд и примерно полчаса ездил, проверяя, нет ли хвоста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47