Юнгдаль жил рядом с площадью Вэстербрунплац, и туда они доехали молча. Оба полицейских доверяли друг другу, но Юнгдаль - человек из "открытой службы", на что сам иронически указывал несколько раз, - чувствовал, что в СЭПО его держали подальше от важной информации, и поэтому думал, что самому ему не получить ответа на "важные" вопросы и что именно это делает его "плохим полицейским". Но согласиться с этой мыслью ему было трудно.
Фристедт прекрасно понимал, о чем думал Юнгдаль, и поэтому у него тоже было плохое настроение.
Они расстались у дома Юнгдаля. Фристедт сел за руль и отправился к себе на Бромму. Жена еще не спала. Но в термосе был чай, а в холодильнике бутерброды, завернутые в фольгу.
Жена удивленно взглянула на кипу газет под мышкой у мужа.
- Все так плохо? Неужели тебе придется сейчас читать о себе в прессе?
- Тут не обо мне. Я просто хотел посмотреть, что Нэслюнд приказал своим парням написать. Все это какая-то чушь, но надо же знать, что пишут.
Наливая себе чаю, он рассказывал жене о грустных событиях дня. С различными бумагами ему пришлось мотаться от Нэслюнда к прокурору Тринадцатого отдела суда, чтобы урегулировать бюрократические процедуры на право прослушивания телефона. Прокурор не имел никаких возражений против четверых пропалестинских активистов, но пятый телефон принадлежал одному из самых известных в стране журналистов (Фристедт не назвал его имени жене, да она и не спрашивала), и тогда он зажал уши. Прокурор хорошо представлял себе, что следующим шагом Нэслюнда станет требование задержать его, а за это отвечать будет уже прокуратура. Его волновало, очевидно, именно это, а не подслушивание. Вот на такие глупости и ушли вся вторая половина дня и начало вечера.
Фристедт вздохнул и начал рыться в газетах. Он прекрасно знал, каким журналистам "фирма" доверяла, и, перескакивая через все остальное, искал их имена.
Вопрос заключался не в том, чтобы просветить самого себя, о чем его так и не проинформировали, ему просто хотелось узнать, какую картину нарисовал Нэслюнд и как он ее "разукрасил". У журналистов, работающих на "фирму", оказалась одна и та же версия и в "Экспрессен", и в "Свенска дагбладет". Шведское посольство получило по телефону угрозу от какой-то еще неизвестной палестинской террористической группы в Бейруте. Если Швеция не прекратит выдворение палестинских беженцев, то Швецию "потрясут акты возмездия". Указывалось также, что Аксель Фолькессон был в СЭПО именно тем человеком, который решал, каких арабов следует выдворять из страны, а каких нет.
Фристедт задумался. Жена сидела напротив него и вязала. Она знала, что еще пригодится ему.
- Поправь меня, если я ошибаюсь, - сказал он, - но не кажется ли странным, что палестинские организации в Бейруте хотели бы, чтобы палестинцы, бежавшие в Швецию, оставались здесь? Или, наоборот, они хотели бы получить обратно своих людей?
- Конечно, если только они не посылают их сюда, чтобы создать свое эмигрантское движение, - ответила жена, не отрываясь от вязания.
Фристедт продолжал читать.
- Не могла бы ты достать энциклопедию и открыть на арабском алфавите? - повеселел он.
Жена поднялась, не сказав ни слова, принесла энциклопедию и полистала ее.
- Вот, - сказала она. - Ну?
- Как называется буква "д" по арабски?
- "Даал", с долгим "а".
- Но это, конечно же, может быть всего-навсего перевод, - продолжал веселиться Фристедт, разглядывая аквариум с пираниями, всегда так восхищавшими их сына.
В "Экспрессен" человек из "фирмы" написал, что СЭПО располагает достоверными сведениями о том, что на ближайшее время намечена арабская террористическая операция под названием "план Даал". А "даал", объясняется далее, ничего особенно не говорит, поскольку это всего лишь арабское обозначение буквы "д".
Хотя этот Хамильтон сказал ведь, что там было "далет" и что это на иврите тоже буква "д".
- Значит ли это, что ты хочешь посмотреть букву "д" на иврите? "Д" на иврите называется "далет".
Фристедт почувствовал себя в ловушке, и настроение испортилось. Он ведь раскопал меньше всех в группе.
* * *
Аппельтофт сидел за кухонным столом и со смешанным чувством читал документы, помеченные зеленым штампом "Секретно". Это означало, что "пешки", к которым он причислял и себя, обычно не имеют права знакомиться с содержанием таких бумаг. Нэслюнд поставил свою подпись под милостивейшим разрешением группе следователей отдела по делу Фолькессона ознакомиться с ними и проследить связь между шефом международного отдела "Дагенс эхо" и четырьмя находившимися под особым наблюдением молодыми пропалестинскими активистами в Хэгерстене. Нэслюнд рассортировал материал в "педагогическом" порядке, и Аппельтофт как раз успел просмотреть первую папку. Он, честно говоря, даже не знал, чему и верить. Все казалось фантастичным. Но он чувствовал какую-то взаимосвязь.
Десять лет назад несколько "фальшивых" журналистов с левоэкстремистским прошлым проводили операцию в самых влиятельных средствах массовой информации в стране. Они систематически внедрялись на ключевые позиции, и самым пугающим, согласно отчету, было то, что они выступали как настоящие журналисты.
Внедрение началось сразу же после 1975 года, когда сильная "левая" волна накатила на Швецию, как и на западноевропейские страны. И одна очень небольшая группа с "подозрительными" связями - этого нельзя отрицать - в течение нескольких лет сумела занять такие посты прежде всего на Шведском радио. У большинства внедренных было общее прошлое - газета "левых" "Фолькет и бильд/Культурфронт", которой несколькими годами ранее удалось ударить по самой чувствительной части разведслужбы министерства обороны.
Прежний редактор газеты стал сейчас руководителем одной из крупнейших общественных программ телевидения 1-го канала. Другой, тогда член правления газеты "Фолькет и бильд/Культурфронт", возглавляет такую же программу 2-го канала. Журнальным приложением к программе новостей "Раппорт" руководит женщина, которая сейчас замужем за членом редакции этой газеты, в прошлом оба они были сотрудниками газеты "Норшенсфламман", получавшей поддержку из Советского Союза. А ее муж каким-то образом стал редактором отдела культуры газеты "Экспрессен".
Самый важный в этой цепочке, конечно же, Эрик Понти. Он был свободным журналистом в "Фолькет и бильд/Культурфронт" в тот период, когда газета ударила по военной разведке, а сейчас он - шеф международного отдела в "Дагенс эхо".
Статистическая подтасовка того, что все это случайно, очевидна. Ведь речь идет о круге друзей минимум в десять человек, которые, появившись в 1975 году из ниоткуда, через десять лет стали сильнейшей командой в средствах массовой информации в стране.
Никаких объяснений тому, как это могло случиться, не было. В отчете лишь констатировалось, что внедрение проводилось такими искусными средствами, что найти внутренние связи было невозможно. Например, бюрократическая машина найма сотрудников на 1-й и 2-й каналы телевидения совершенно различна, однако группа проникла на оба канала. А радио в том, что касается найма на работу, вообще не имело никаких организационных связей с телевидением. При этом коротко, но ясно отмечалось, что все проведено "необычайно умело" и внятных объяснений самого "метода внедрения" нет.
Автора отчета больше всего беспокоило то обстоятельство, что все это время членам группы удавалось маскироваться под "настоящих журналистов". Они просто-напросто выступали с такой поразительной компетентностью, что в последние годы укрепили свои профессиональные позиции и таким образом стали обычными журналистами, никогда не раскрывавшими своих истинных целей.
Последнее повергло Аппельтофта в уныние. Если эти люди, тесная связь которых между собой объективно подтверждается (и отбросить этого нельзя), выступали так убедительно, как настоящие журналисты, то не означает ли это, что они с самого начала и были журналистами?
Отчет был подписан Нэслюндом и самим Почтальоном, то есть главным шефом "фирмы", который очень редко занимался внутренними делами отделов. Но этот отчет направлялся правительству и касался "расплывчатых" предложений о мерах борьбы с "группой внедрения". И, конечно же, предложения были отвергнуты.
Но здесь же прилагалась вырезка из газеты "Экспрессен", в которой журналист, явно выполнявший заказ "фирмы", цитировал Почтальона в той части, где тот в нескольких туманных словах выражал свои опасения в связи с проникновением на Шведское радио подобных людей и указывал, что в данном случае самое опасное, что им удавалось выступать как настоящим журналистам. На копии сохранились пометки от руки, подтверждавшие, что эти меры не будут приняты, но что группа замечена и о внедрении известно. Затем стояло нечто маловразумительное: мол, на рынке труда создаются юридические препятствия для применения прямых мер против условий найма в группу.
Аппельтофт догадывался, что это, очевидно, означало: "фирма" действительно обращалась к правительству с просьбой уволить самых известных в стране журналистов радио и телевидения с мотивировкой, что они были тайно внедренной коммунистической группой.
Нетрудно было догадаться, что это предложение натолкнулось на сопротивление политиков, стоявших как утес.
О трех журналистах имелись особые отчеты и докладные записки, но очень уж куцые. Тот из них, кто был шефом редакции "Факт" на ТВ-1, имел контакты с различными западногерманскими террористами. Здесь имелись "доказательства", в том числе различные фотографии будущего работника телевидения на митингах солидарности в Стокгольме против жестокого обращения западногерманского государства с захваченными западногерманскими "террористами". Многие из людей, запечатленных на этих фотографиях, были осуждены как террористы или застрелены в момент захвата и т. п.
Два других журналиста, на которых были составлены специальные справки, - Эрик Понти и один из шефов международной программы новостей "Раппорт". В 60-е годы они выступали и как редакторы газеты "Палестинский фронт". Они хорошо знали друг друга и три или четыре раза вместе ездили на Ближний Восток. Так что двое из бывших активистов пропалестинского движения добились решающего влияния на внешнеполитические передачи по радио и телевидению. Человек из "Раппорта" был, кроме того, что особо подчеркивалось, евреем и бегло говорил на иврите.
Аппельтофт отложил все, кроме того, что касалось Эрика Понти.
Отчет о curriculum vitae выглядел вроде бы совершенно нормально.
Студент Высшей торговой школы, в 1967 году перешедший в Высшую школу журналистов. В том же году он участвует в образовании пропалестинских групп и начинает издание газеты "Палестинский фронт". Затем обычные поездки в Ливан и Иорданию; наконец, сведения о получении спецподготовки в лагерях нерегулярных войск.
Аппельтофт усомнился в пункте о спецподготовке, который всегда почти автоматически приписывалась всем. Часть девушек в этих группах вынуждена была ползать под проволочными заграждениями и даже делать несколько выстрелов из пистолетов-автоматов во время посещения лагерей - это бесспорно входило в modus operandi раннего палестинского движения.
Но во время службы в армии Понти прошел курсы снайперов и младших офицеров. Учили этому довольно основательно. Понти получил лицензию на четыре охотничьих ружья - вот это куда интереснее! - два дробовика, один с опорой, калибр 12, и одна двустволка, калибр 16.
"Косули, зайцы и птицы, - подумал Аппельтофт. - А дальше?"
Одно на оленя - "Винчестер-308". При этом настойчиво подчеркивалось, что патроны к нему такие же, какие в шведской армии используются для автоматов-карабинов АК-4. Хорошо, но какое это имеет значение, если их свободно мог купить кто угодно? Хотя, возможно, последнее оружие в перечне интереснее. Револьвер, калибр 22, занесенный в лицензию как оружие, используемое для пристрела подбитого животного, попавшего в капкан.
Неплохой подбор оружия, как и у любого охотника, к тому же за плечами безупречная служба в армии. Но "левых экстремистов" на повторный курс в армию по возможности не призывали.
А дальше еще интереснее. Понти считали "шефом безопасности" в пропалестинском движении. В течение целого ряда лет, с 1969 по 1975 год, именно Понти разоблачал одного провокатора за другим в пропалестинском движении, и были основательные подозрения, что Понти приложил руку к атакам газеты "Фолькет и бильд/Культурфронт" на информаторов министерства обороны в различных левых организациях. Считалось также, что именно Понти нашел человека из IB в руководстве пропалестинских групп, но он почему-то предпочел остаться в тени.
Более того, были явные доказательства тому, что именно Понти вычислил одного шведа, которого израильтяне ввели в пропалестинские группы, чтобы начать какие-то вооруженные акции (надеясь, естественно, что в последний момент все будет разоблачено и это свяжет руки проарабским экстремистам, а, стало быть, это не только изолирует их и затруднит вербовку, но и сузит возможность для актов насилия).
Трудности захвата пропалестинских активистов в конце концов заставили израильскую разведслужбу заслать в одну из их групп профессионально обученного агента. Эта операция была превосходно подготовлена.
Сначала через нескольких шведских свободных фотографов израильтяне распространили сведения об одном американском солдате, отказавшемся воевать против Вьетнама и бежавшем из Сайгона, чтобы присоединиться к "Аль-Фатх" в Бейруте. Он был схвачен как единственный выживший участник палестинского рейда через границу между Ливаном и Израилем. По дальнейшей легенде этот американец должен был быть размещен в тюрьме Рамле в Израиле, но израильтяне не захотели отдать его под суд, поскольку он был американским гражданином. Вместо этого они намеревались отправить его в какую-нибудь европейскую страну, откуда его не могут выслать обратно в США, где вся эта история всплыла бы наружу.
Аппельтофт сидел с копией израильских проездных документов в руках - обычный израильский паспорт с текстом на французском и иврите, № 101375. Имя этого человека было Бен Тевел, а американское, как утверждалось, - Ричард Холмс, из небольшого городка в Индиане.
Израильтяне сумели распространить историю об американском палестинском герое среди датских пропалестинских активистов, и, следовательно, само внедрение прошло через Данию.
Израильскому агенту удалось сначала "бежать" в Данию и получить там защиту датчан. Но потом датчане, как и ожидалось, решили, что оставлять американского отказника, дезертира в стране, входящей в НАТО, слишком большой риск. Поэтому они обратились к своим товарищам в Стокгольме, уведомили о прибытии американца и попросили шведов позаботиться о нем. До этого момента операция прошла отлично.
А затем все лопнуло в несколько часов. На Центральном вокзале в Стокгольме этого человека встретил не кто иной, как Эрик Понти.
Продолжение истории было описано в извлечении из письменного отчета самых израильтян. Сначала Понти устроил израильтянину допрос, когда, где и почему, какая тюрьма и так далее. Это тоже было предусмотрено израильтянами, и их человек не был "любителем".
Не ясно, возникли ли у Понти подозрения уже тогда. Но через какой-то час он привел израильтянина в большую квартиру рядом с площадью Норра Банторьет, в своего рода "семью-общину" левого толка. Поначалу все как будто шло нормально. Но потом Понти попросил одного "неизвестного" палестинца продолжить допрос в комнате поменьше. Допрос касался почти исключительно условий в тюрьме Рамле, кто там сидел и в каком коридоре, как выглядел и так далее. По мнению израильтянина, пока в его рассказе все еще не было ошибок.
Затем палестинец и Понти пошептались о чем-то, и Понти заявил, что пора уходить, спустился с израильским агентом к стоянке такси, как раз под окнами квартиры. Пока они ждали такси, Понти спокойно, но не терпящим возражения тоном объяснил, что если попытка внедрения произошла в Бейруте, то путешествие на такси закончится смертью израильтянина. Понти попросил его передать привет своим хозяевам и сказать им, что следующий агент скорее исчезнет, чем вернется с дружескими приветами. Но перед тем как оставить израильтянина, Понти показал на оружие в кармане пиджака и потребовал, чтобы в течение десяти часов он исчез из Стокгольма. Иначе придется взять назад предложение о гарантии безопасности, что для последнего сводит на нет возможность живым отправиться в обратный путь.
Израильский разведчик принял угрозу всерьез и немедленно раскололся; он направился к ближайшему телефону-автомату и позвонил по номеру, которым имел право воспользоваться только в крайнем случае.
Израильтяне попросили шведскую полицию об охране своего человека до следующего утра, когда он улетит обратно в Израиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47