Бретт с трудом оторвал от Дженни взгляд.
Сон! Она расспрашивала его про сон!
Бретт не видел необходимости продолжать эту тему. Наверное, он и так уже сболтнул лишнее. О чем еще он мог поведать Дженни? О своем доме? О том, как длинные тени ложатся там на зеленую лужайку в час заката?
Этот дом, обшитый старыми досками, он нашел сам, без рекомендаций и советов. Несмотря на то, что строение, мягко говоря, нуждалось в реставрации, Бретт влюбился в него сразу. С первого взгляда Мак-Кормик как бы растворился в его старинном очаровании и понял, что не успокоится, пока дом не станет его собственностью. Первой и самой главной помехой на пути Бретта было то, что дом не продавался. Это, конечно, не остановило его. Выслеживание старой леди, хозяйки, напоминало детективный роман. До сих пор Бретт дивился своему красноречию, которое в нем проснулось, когда пришлось убеждать строптивую старушку.
Теперь дом был полностью его: каждый сорняк во дворе, плесень на стенах, каждая покоробленная временем доска, каждая паутинка — все принадлежало только Бретту. При первой возможности он приезжал туда и, задумчиво глядя то на потолок, то на пол, пытался предположить, что случится раньше: провалятся гнилые доски под ногами или упадет на голову сорвавшееся стропило. Но при этом он был счастлив.
В свое время Бретт уже совершил ошибку, поддавшись на уговоры пройдохи-риэлтера, и приобрел выстроенный в стиле маленького ранчо домик в пригороде, который был ему совершенно не нужен. Прожив немного в этом реликтовом жилище постройки 1857 года, он решил перебраться в парковый район Нового Орлеана, подобрав себе дом без излишеств.
— Итак? — Дженни вопросительно смотрела на Бретта, продолжая жевать его бекон.
«Господи, — подумал Бретт, — сначала я уламывал ее съесть хоть что-нибудь, кроме этих чертовых тостов, а теперь боюсь, что она откусит себе язык!»
— Итак, — ответил Бретт, — впервые я увидел этот сон года три тому назад. — «Как раз сразу после того, как купил старый дом», — добавил он про себя, наблюдая, как очередной кусок бекона исчезает во рту у Дженни. — По-моему, я ответил на все твои вопросы. А теперь…
— Зачем ты изменил последнюю главу? — перебила Дженни.
— Слушай, а почему тебя волнует именно последняя глава?
— Ты же сам сказал, что содержание моей записки совпадает с твоим первоначальным вариантом. Поэтому меня и интересует, что тебя побудило его изменить.
Бретт запустил пальцы в волосы, собираясь с мыслями.
— Мой редактор посчитал, что добавление ножа в эту сцену — абсолютно ненужное усложнение сюжета. Ему хотелось, чтобы конец книги был более динамичен и носил более взрывной характер, что ли. А вот откуда ты знаешь о ноже? Только не рассказывай мне больше баек о патронах и прочей ерунде.
Дженни проигнорировала вопрос.
— Послушай, Бретт, а зачем ты изменил цвет платья у Моди?
«Кэй. Ее работа. И нож, и платье», — подумал Бретт.
— А почему ты считаешь, что я менял цвет платья?
— Ты не ответил на мой вопрос, Бретт.
— А ты — на мой!
Дженни не могла рассказать Бретту. Просто не могла, что-то удерживало ее. Да, конечно, теперь он знал про ее ночной кошмар, но не более того. Думай, Дженни, думай, выпутывайся. Надо найти логическое объяснение, которое бы удовлетворило Бретта. Оп! Кажется, есть!
— Понимаешь, мне просто показалось, что в предыдущих сценах романа Моди была одета в платье другого цвета. В платье из темно-синего шелка. Я, конечно, могла перепутать такие детали…
— Черт, ненавижу, когда она это делает!
— Прости, когда кто и что делает? — не поняла Дженни.
— Мой редактор. В данном случае ей показалось, что Моди смотрелась бы лучше в зеленом платье. Когда я заканчиваю книгу, то уже не обращаю внимания на такие мелочи, вот она и вносит свои дурацкие правки.
Бретт все-таки успел перехватить у Дженни последний кусок бекона. Она не заметила этой неучтивости. Дженни смотрела на него и со страхом понимала, что с каждой минутой хочет его все сильнее и сильнее. Кровь волной пробегала по жилам, и внизу живота разливалось приятное, волнующее тепло. Ни один мужчина никогда не вызывал у нее таких ощущений.
Бретт встал из-за стола, чтобы минутой позже снова вернуться с полной тарелкой. Кажется, Дженни заразилась его утренним аппетитом. Апофеозом очередной порции был кусок бекона дюйма в два толщиной.
— Я, кажется, поняла, зачем ты привел меня сюда. Никогда не думала, что можно умирать от голода прямо с утра.
— А я и вправду умираю. Понимаешь, хотел позавтракать, а кто-то слопал весь мой бекон.
Дженни бросила взгляд на свои руки. Они были сальные и пахли копченой свининой. Бретт обреченно смотрел, как Дженни пододвинула тарелку поближе к себе…
Выйдя из ресторана, Дженни почувствовала себя верблюдом, который дорвался до оазиса в жаркой пустыне, упился по уши водой и теперь знает, что в ближайшую неделю ему не о чем беспокоиться.
Бретт как ни в чем не бывало довел «корвет» до «Ривер Хэвен» и выругался: теперь место Дженни оккупировал чей-то черный, как катафалк, пикап. Беспрестанно ворча, он отыскал свободное пространство с другой стороны комплекса.
Дженни наградила его долгим взглядом. Бретт безуспешно пытался разгадать его значение и выглядел озадаченно. Выслушав слова благодарности за прекрасный завтрак, он наблюдал, как Дженни поднимается по лестнице. Бретт догнал ее у самых дверей, без слов схватил за руку, втащил в квартиру и быстро захлопнул дверь.
— Что это ты делаешь? — Дженни попыталась выглядеть возмущенной.
— Что я делаю? Знаешь, мы неплохо подкрепились, но, по-моему, забыли про десерт.
— Десерт? Это теперь так называется?
— Не помню точно, как это теперь называется, но уверен, что в завтраке не хватает одного блюда. Так что мы еще не закончили.
Дженни нервно сглотнула и задышала чуть глубже.
— Не закончили?
— Ага. Мне кажется, между нами кое-что произошло.
— Ну да. Как в старой песенке: «Не надо сопротивляться, бэби. Это больше, чем я, это больше, чем ты». Что-то такое я уже когда-то слышала. В детстве.
Бретт нежно дотронулся до нее, и Дженни задрожала.
— Неплохая песенка. И с какого возраста ты начала ее петь?
Ответа не было и не могло быть. Они стояли и одновременно падали. Волшебное чувство, вспыхнувшее этим утром, снова нахлынуло на них обоих. Дженни и Бретт просто плыли вдоль по течению, и оно ласково несло их куда-то, а они медленно растворялись в его горячих потоках. Утренняя ссора казалась далекой и беспричинно глупой. Как часто бывает на высоте, заложило уши. В пульсирующей тишине сильные руки Бретта обнимали ее податливое тело…
Каждый его толчок, любое движение отражались в Дженни вспышкой яркого разноцветного фейерверка. Нежность. Сила. И взрыв. Она принимала его каждой клеточкой своей плоти и разума. Дженни не сразу поняла, что в сияющем море серебряного света слышит свой крик. Нет, не только свой. Их крик.
И это… было правильно.
Глава 7
Большую часть уик-энда Дженни и Бретт провели вместе. Лежа в его постели. Такой способ отдыха был для нее в новинку. Самоанализ, осмотрительность, правила приличия — все было отброшено в сторону без колебаний. Сердце и разум противостояли друг другу, как боксеры на ринге, причем, похоже, разум находился как минимум в нокдауне. Дженни не желала слушать его брюзжащий голос, искавший логику в развитии их отношений с Бреттом. Она просто валялась с ним в постели и наслаждалась, не думая ни о чем.
Бретт был внимательным и заботливым любовником. По крайней мере Дженни никогда не получала такого удовлетворения в своей не очень богатой сексуальной жизни. Бретт был с Дженни то быстр и жесток, то горяч и медлителен, никогда не повторяясь и прекрасно чувствуя ее желания. Они просто любили, просто улыбались друг другу, расслабившись и отдыхая, и сердце Дженни переполнялось от этих нехитрых неземных радостей.
В субботу днем они заказали пиццу. Естественно, по телефону, не вылезая из-под одеяла. Перед этим состоялся небольшой спор о гастрономических пристрастиях каждого. Дженни пыталась внушить Бретту отвращение к анчоусам. Бретт рассуждал, насколько эротично было бы попробовать блюдо «Сыр на Дженни», используя ее живот в качестве стола. За неимением сыра, решил он, сойдет кусок пиццы.
Звонок Грейс выдернул его из-под одеяла. Она требовала разъяснений по поводу некоторых деталей новой книги.
— Грейс, на твое усмотрение. Ты же у меня эксперт. — Бретт пересел на софу, и когда Дженни сделала попытку перебраться на кухню, чтобы не мешать, он насильно удержал ее, схватив за запястье, и негромко назвал по имени. — Извини. Кто отвлекается? Я? Обещаю разговаривать только с тобой. Нет, Грейс, эту сцену я не выброшу из романа. Ага! До понедельника! — Бретт попрощался и положил трубку. Рука еще не дотянулась до аппарата, а губы уже целовали Дженни, растворяясь в огне ответной ласки.
Несколько позже голодный Бретт нашел пакетик поп-корна. С синхронным чувством отвращения к этим солоноватым хлопьям они признались друг другу, что, плюнув на боязнь холестерина, слопали бы сейчас по куску хлеба с маслом. Да, с тем самым маслом, жирным и калорийным, в котором содержатся холестерин и прочие страшно действующие яды. Дженни принялась размазывать масло по хлебу, не заметив подошедшего сзади Бретта. Он слизнул масло с ее руки, проведя языком между пальцами. Через несколько минут Дженни узнала, что существует множество способов поедания бутербродов, о которых она даже не подозревала.
Утром в воскресенье Дженни заявила Бретту, что позавтракает сахарными хлопьями. При этом она вынула откуда-то случайно завалявшуюся упаковку, чем повергла Бретта в ужас:
— Как ты можешь совать в рот такую гадость? Хотя бы налила себе молока.
— Думаю, что разолью его, не успев отпить и глотка. А вообще-то сейчас я готова проглотить и кошачьего супа с костями.
Воскресенье, полдень. Уставшие, они лежали и разгадывали кроссворд.
Вечер. Дженни и Бретт вышли во внутренний дворик. Небо уже начинало темнеть, и они стояли, задрав головы вверх, и смотрели на облака, проплывающие над их головами.
Ночь. Дженни, свернувшись калачиком на кровати, разговаривала с Бреттом о работе на компьютере.
— Хочешь, я сделаю программу, которая будет тебе помогать?
— Я и так использую компьютер на всю катушку.
— Ну и что? А я доработаю программу под тебя. Цвет, звук, функциональность клавишей и все такое. Мне это совсем не трудно.
Работа Дженни, писательская деятельность Бретта и еще многое другое. В окно мягко постукивал дождь, и утренний туман потихоньку начинал стелиться над остывающей землей.
Скованность улетучивалась с каждым мгновением. Дженни была счастлива, ее больше не пугал омут любви, в который она нырнула. Бретт казался близким и родным, она знала его наизусть.
— Что ты делал до того; как начал писать?
— Преподавал историю.
— Ну конечно, — улыбнулась Дженни. — Историк пишет истории. И как семья относится к твоим успехам на этом поприще?
— Никак. Мать никогда ничего не говорила об этом. — Голос Бретта напрягся. — С тех пор, как я с братом покинул ферму.
Дженни отчего-то ждала, что прежде всего он упомянет отца. И почему они с братом ушли из родного Дома? Чтобы отвлечь Бретта от неприятной для него темы, она заметила:
— А я тоже не всегда жила в городе. Наша ферма в Оклахоме. А твоя?
— Я вырос в Индиане, неподалеку от Форт-Уэйна.
По его тону, по тому, как он сжал руки, она поняла что коснулась не слишком приятного периода жизни Бретта, и решила закрыть эту тему. Дженни так и не поняла, почему воспоминания о семейной ферме вызывают у него такую реакцию, а спросить напрямую не решалась, хотя и чувствовала непреодолимую тягу узнать о Бретте Мак-Кормике все. Ей казалось, что все его неприятности, его боль должны мучить и ее. Желание близости снова переполнило Дженни, и она поцеловала его. Бретт ответил. Его руки обвились вокруг Дженни, и она опять ощутила, как что-то горячей волной прокатилось по всему телу.
Волшебный уик-энд заканчивался, неотвратимо накатывал серый понедельник. Он выдернул Дженни из теплой постели, вернул в реальный мир и потребовал снова начать работать.
— Это тебе действительно необходимо, ты уверена? — поинтересовался Бретт из-под одеяла.
Господи, Дженни до сих пор не верилось, что она возбуждается от одного звука его голоса и не может ответить сразу, без дрожи и заикания. И это результат только одного уик-энда!
— Неужели тебе нужно уходить так рано? — томно протянул Бретт. — Ведь еще только половина девятого!
Напоминание о времени еще больше расстроило Дженни, она обреченно вздохнула:
— Мне до клиентов добираться по городу больше часа.
Она подошла к Бретту и коснулась его груди кончиками пальцев. Ах, если бы он знал, как Дженни нравилось вот так гладить его!
— А ты сам случайно не собираешься поработать над книгой?
— Делу время — потехе час? — проворчал Бретт.
— По-моему, ты просто лентяй. — Дженни снова поцеловала Бретта. — Обыкновенный медлительный лентяй.
— Рад услышать честное мнение.
Он привлек ее к себе. Поцелуй был короток. Нет, совсем не потому, что Дженни торопилась. Просто до того запертая входная дверь громко стукнула, и раздался звук чьих-то уверенных шагов. Дженни сбросила его руку и испуганно отскочила. Сам Бретт рывком выпрыгнул из кровати и инстинктивно заслонил собой Дженни. В комнате появилась женщина с ключами в руках. Дженни почувствовала, что напрягшийся было Бретт так же быстро расслабился.
— Тьфу! Ты хоть бы стучалась, Кэй!
Кэй стояла, открыв рот, и смотрела то на Бретта, то на высовывавшуюся из-за него голову Дженни. Наконец до нее дошла пикантность сложившейся ситуации, и она залилась краской смущения.
— Ой! Бретт… Я… Это… Твоей машины не было на обычном месте… И я подумала… Я сожалею, что так вышло!
Бретт, обретя способность думать, покраснел не меньше Кэй. Дженни, чувствуя своим голым животом спину Бретта, инстинктивно сжала его руку.
Так! Прекрасно! Перед голым Бреттом стоит женщина, причем имеющая ключи от его квартиры, а ему хоть бы хны!
Ее заколотила яростная дрожь, которую можно было принять за озноб. Итак, вот она — Кэй! Если бы Бретт не назвал ее по имени, Дженни и так бы догадалась, кто почтил его квартиру своим присутствием. На огромном красном брелоке, прицепленном к четырехдюймовому, не меньше, кольцу, было выгравировано: «КЭЙ». Такое можно прочитать, не напрягаясь, даже на расстоянии. И у нее есть свой ключ от квартиры Бретта!
Конечно, Дженни не имела права обвинять его в этом. Она просто рассматривала эту удивительно красивую женщину, застывшую перед ней в некотором ступоре, хотя в ее взгляде уже можно было прочитать боль.
Кэй была рослой, не меньше пяти футов и десяти дюймов. Очень подходящий рост для шести и двух у Бретта. Ей, конечно, не мешало бы сбросить с десяток-другой фунтов, но, по мнению Дженни, даже учитывая излишний вес, она была сложена исключительно пропорционально. По крайней мере все изгибы и выпуклости находились на своем месте. А лицо! Стоило посмотреть на лицо Кэй, и мысли о нескольких фунтах отходили на задний план. С исключительно правильными чертами, безупречно оливковой кожей, немного глубоко посаженными глазами… А вьющиеся волосы, столь глянцево-черные, что временами казалось, они отдают синевой?.. Дженни представила себя рядом с Кэй и почувствовала что-то вроде укола самой банальной зависти. Но было еще кое-что, дававшее понять, что секретарша вне конкуренции — собственный ключ от квартиры Бретта Мак-Кормика!
Все правильно! Какие, собственно говоря, права может она предъявлять на Бретта, на основании чего? Совместных фантазий про мифическую прошлую жизнь, возвращение давно потерянной любви и рассуждений про перст судьбы или чего-нибудь в этом роде?
Перст судьбы? Что она может знать про это, наивная идиотка? Она же намеренно игнорировала тот факт, что спит с человеком, которого знает всего лишь третий день! Больше, чем игнорировала! Влюбилась.
Дверь, скрипнув, приветливо приоткрылась, и наспех одетая Дженни вылетела из квартиры, пробормотав на ходу что-то вроде извинений и не обращая внимания на преграждающего ей дорогу Бретта.
После ночного дождя было скользко и грязно. Дженни взбежала к своим дверям, стараясь не поскользнуться. К дверям той самой квартиры, где позапрошлым утром она проснулась рядом с Бреттом, к дверям той квартиры, где он больше никогда не появится. Может быть, в родных стенах горечь утраты утихнет и боль перестанет быть такой острой?..
Привычный компьютер, разбросанные дискеты, бесконечные компьютерные журналы, засохшая бегония на кухонной полке — она надеялась, что знакомый интерьер успокоит ее. Наоборот! Ей казалось, что она все еще касается гладкой кожи, слышит его пьянящий голос, что он все еще присутствует здесь.
Дженни неожиданно разрыдалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Сон! Она расспрашивала его про сон!
Бретт не видел необходимости продолжать эту тему. Наверное, он и так уже сболтнул лишнее. О чем еще он мог поведать Дженни? О своем доме? О том, как длинные тени ложатся там на зеленую лужайку в час заката?
Этот дом, обшитый старыми досками, он нашел сам, без рекомендаций и советов. Несмотря на то, что строение, мягко говоря, нуждалось в реставрации, Бретт влюбился в него сразу. С первого взгляда Мак-Кормик как бы растворился в его старинном очаровании и понял, что не успокоится, пока дом не станет его собственностью. Первой и самой главной помехой на пути Бретта было то, что дом не продавался. Это, конечно, не остановило его. Выслеживание старой леди, хозяйки, напоминало детективный роман. До сих пор Бретт дивился своему красноречию, которое в нем проснулось, когда пришлось убеждать строптивую старушку.
Теперь дом был полностью его: каждый сорняк во дворе, плесень на стенах, каждая покоробленная временем доска, каждая паутинка — все принадлежало только Бретту. При первой возможности он приезжал туда и, задумчиво глядя то на потолок, то на пол, пытался предположить, что случится раньше: провалятся гнилые доски под ногами или упадет на голову сорвавшееся стропило. Но при этом он был счастлив.
В свое время Бретт уже совершил ошибку, поддавшись на уговоры пройдохи-риэлтера, и приобрел выстроенный в стиле маленького ранчо домик в пригороде, который был ему совершенно не нужен. Прожив немного в этом реликтовом жилище постройки 1857 года, он решил перебраться в парковый район Нового Орлеана, подобрав себе дом без излишеств.
— Итак? — Дженни вопросительно смотрела на Бретта, продолжая жевать его бекон.
«Господи, — подумал Бретт, — сначала я уламывал ее съесть хоть что-нибудь, кроме этих чертовых тостов, а теперь боюсь, что она откусит себе язык!»
— Итак, — ответил Бретт, — впервые я увидел этот сон года три тому назад. — «Как раз сразу после того, как купил старый дом», — добавил он про себя, наблюдая, как очередной кусок бекона исчезает во рту у Дженни. — По-моему, я ответил на все твои вопросы. А теперь…
— Зачем ты изменил последнюю главу? — перебила Дженни.
— Слушай, а почему тебя волнует именно последняя глава?
— Ты же сам сказал, что содержание моей записки совпадает с твоим первоначальным вариантом. Поэтому меня и интересует, что тебя побудило его изменить.
Бретт запустил пальцы в волосы, собираясь с мыслями.
— Мой редактор посчитал, что добавление ножа в эту сцену — абсолютно ненужное усложнение сюжета. Ему хотелось, чтобы конец книги был более динамичен и носил более взрывной характер, что ли. А вот откуда ты знаешь о ноже? Только не рассказывай мне больше баек о патронах и прочей ерунде.
Дженни проигнорировала вопрос.
— Послушай, Бретт, а зачем ты изменил цвет платья у Моди?
«Кэй. Ее работа. И нож, и платье», — подумал Бретт.
— А почему ты считаешь, что я менял цвет платья?
— Ты не ответил на мой вопрос, Бретт.
— А ты — на мой!
Дженни не могла рассказать Бретту. Просто не могла, что-то удерживало ее. Да, конечно, теперь он знал про ее ночной кошмар, но не более того. Думай, Дженни, думай, выпутывайся. Надо найти логическое объяснение, которое бы удовлетворило Бретта. Оп! Кажется, есть!
— Понимаешь, мне просто показалось, что в предыдущих сценах романа Моди была одета в платье другого цвета. В платье из темно-синего шелка. Я, конечно, могла перепутать такие детали…
— Черт, ненавижу, когда она это делает!
— Прости, когда кто и что делает? — не поняла Дженни.
— Мой редактор. В данном случае ей показалось, что Моди смотрелась бы лучше в зеленом платье. Когда я заканчиваю книгу, то уже не обращаю внимания на такие мелочи, вот она и вносит свои дурацкие правки.
Бретт все-таки успел перехватить у Дженни последний кусок бекона. Она не заметила этой неучтивости. Дженни смотрела на него и со страхом понимала, что с каждой минутой хочет его все сильнее и сильнее. Кровь волной пробегала по жилам, и внизу живота разливалось приятное, волнующее тепло. Ни один мужчина никогда не вызывал у нее таких ощущений.
Бретт встал из-за стола, чтобы минутой позже снова вернуться с полной тарелкой. Кажется, Дженни заразилась его утренним аппетитом. Апофеозом очередной порции был кусок бекона дюйма в два толщиной.
— Я, кажется, поняла, зачем ты привел меня сюда. Никогда не думала, что можно умирать от голода прямо с утра.
— А я и вправду умираю. Понимаешь, хотел позавтракать, а кто-то слопал весь мой бекон.
Дженни бросила взгляд на свои руки. Они были сальные и пахли копченой свининой. Бретт обреченно смотрел, как Дженни пододвинула тарелку поближе к себе…
Выйдя из ресторана, Дженни почувствовала себя верблюдом, который дорвался до оазиса в жаркой пустыне, упился по уши водой и теперь знает, что в ближайшую неделю ему не о чем беспокоиться.
Бретт как ни в чем не бывало довел «корвет» до «Ривер Хэвен» и выругался: теперь место Дженни оккупировал чей-то черный, как катафалк, пикап. Беспрестанно ворча, он отыскал свободное пространство с другой стороны комплекса.
Дженни наградила его долгим взглядом. Бретт безуспешно пытался разгадать его значение и выглядел озадаченно. Выслушав слова благодарности за прекрасный завтрак, он наблюдал, как Дженни поднимается по лестнице. Бретт догнал ее у самых дверей, без слов схватил за руку, втащил в квартиру и быстро захлопнул дверь.
— Что это ты делаешь? — Дженни попыталась выглядеть возмущенной.
— Что я делаю? Знаешь, мы неплохо подкрепились, но, по-моему, забыли про десерт.
— Десерт? Это теперь так называется?
— Не помню точно, как это теперь называется, но уверен, что в завтраке не хватает одного блюда. Так что мы еще не закончили.
Дженни нервно сглотнула и задышала чуть глубже.
— Не закончили?
— Ага. Мне кажется, между нами кое-что произошло.
— Ну да. Как в старой песенке: «Не надо сопротивляться, бэби. Это больше, чем я, это больше, чем ты». Что-то такое я уже когда-то слышала. В детстве.
Бретт нежно дотронулся до нее, и Дженни задрожала.
— Неплохая песенка. И с какого возраста ты начала ее петь?
Ответа не было и не могло быть. Они стояли и одновременно падали. Волшебное чувство, вспыхнувшее этим утром, снова нахлынуло на них обоих. Дженни и Бретт просто плыли вдоль по течению, и оно ласково несло их куда-то, а они медленно растворялись в его горячих потоках. Утренняя ссора казалась далекой и беспричинно глупой. Как часто бывает на высоте, заложило уши. В пульсирующей тишине сильные руки Бретта обнимали ее податливое тело…
Каждый его толчок, любое движение отражались в Дженни вспышкой яркого разноцветного фейерверка. Нежность. Сила. И взрыв. Она принимала его каждой клеточкой своей плоти и разума. Дженни не сразу поняла, что в сияющем море серебряного света слышит свой крик. Нет, не только свой. Их крик.
И это… было правильно.
Глава 7
Большую часть уик-энда Дженни и Бретт провели вместе. Лежа в его постели. Такой способ отдыха был для нее в новинку. Самоанализ, осмотрительность, правила приличия — все было отброшено в сторону без колебаний. Сердце и разум противостояли друг другу, как боксеры на ринге, причем, похоже, разум находился как минимум в нокдауне. Дженни не желала слушать его брюзжащий голос, искавший логику в развитии их отношений с Бреттом. Она просто валялась с ним в постели и наслаждалась, не думая ни о чем.
Бретт был внимательным и заботливым любовником. По крайней мере Дженни никогда не получала такого удовлетворения в своей не очень богатой сексуальной жизни. Бретт был с Дженни то быстр и жесток, то горяч и медлителен, никогда не повторяясь и прекрасно чувствуя ее желания. Они просто любили, просто улыбались друг другу, расслабившись и отдыхая, и сердце Дженни переполнялось от этих нехитрых неземных радостей.
В субботу днем они заказали пиццу. Естественно, по телефону, не вылезая из-под одеяла. Перед этим состоялся небольшой спор о гастрономических пристрастиях каждого. Дженни пыталась внушить Бретту отвращение к анчоусам. Бретт рассуждал, насколько эротично было бы попробовать блюдо «Сыр на Дженни», используя ее живот в качестве стола. За неимением сыра, решил он, сойдет кусок пиццы.
Звонок Грейс выдернул его из-под одеяла. Она требовала разъяснений по поводу некоторых деталей новой книги.
— Грейс, на твое усмотрение. Ты же у меня эксперт. — Бретт пересел на софу, и когда Дженни сделала попытку перебраться на кухню, чтобы не мешать, он насильно удержал ее, схватив за запястье, и негромко назвал по имени. — Извини. Кто отвлекается? Я? Обещаю разговаривать только с тобой. Нет, Грейс, эту сцену я не выброшу из романа. Ага! До понедельника! — Бретт попрощался и положил трубку. Рука еще не дотянулась до аппарата, а губы уже целовали Дженни, растворяясь в огне ответной ласки.
Несколько позже голодный Бретт нашел пакетик поп-корна. С синхронным чувством отвращения к этим солоноватым хлопьям они признались друг другу, что, плюнув на боязнь холестерина, слопали бы сейчас по куску хлеба с маслом. Да, с тем самым маслом, жирным и калорийным, в котором содержатся холестерин и прочие страшно действующие яды. Дженни принялась размазывать масло по хлебу, не заметив подошедшего сзади Бретта. Он слизнул масло с ее руки, проведя языком между пальцами. Через несколько минут Дженни узнала, что существует множество способов поедания бутербродов, о которых она даже не подозревала.
Утром в воскресенье Дженни заявила Бретту, что позавтракает сахарными хлопьями. При этом она вынула откуда-то случайно завалявшуюся упаковку, чем повергла Бретта в ужас:
— Как ты можешь совать в рот такую гадость? Хотя бы налила себе молока.
— Думаю, что разолью его, не успев отпить и глотка. А вообще-то сейчас я готова проглотить и кошачьего супа с костями.
Воскресенье, полдень. Уставшие, они лежали и разгадывали кроссворд.
Вечер. Дженни и Бретт вышли во внутренний дворик. Небо уже начинало темнеть, и они стояли, задрав головы вверх, и смотрели на облака, проплывающие над их головами.
Ночь. Дженни, свернувшись калачиком на кровати, разговаривала с Бреттом о работе на компьютере.
— Хочешь, я сделаю программу, которая будет тебе помогать?
— Я и так использую компьютер на всю катушку.
— Ну и что? А я доработаю программу под тебя. Цвет, звук, функциональность клавишей и все такое. Мне это совсем не трудно.
Работа Дженни, писательская деятельность Бретта и еще многое другое. В окно мягко постукивал дождь, и утренний туман потихоньку начинал стелиться над остывающей землей.
Скованность улетучивалась с каждым мгновением. Дженни была счастлива, ее больше не пугал омут любви, в который она нырнула. Бретт казался близким и родным, она знала его наизусть.
— Что ты делал до того; как начал писать?
— Преподавал историю.
— Ну конечно, — улыбнулась Дженни. — Историк пишет истории. И как семья относится к твоим успехам на этом поприще?
— Никак. Мать никогда ничего не говорила об этом. — Голос Бретта напрягся. — С тех пор, как я с братом покинул ферму.
Дженни отчего-то ждала, что прежде всего он упомянет отца. И почему они с братом ушли из родного Дома? Чтобы отвлечь Бретта от неприятной для него темы, она заметила:
— А я тоже не всегда жила в городе. Наша ферма в Оклахоме. А твоя?
— Я вырос в Индиане, неподалеку от Форт-Уэйна.
По его тону, по тому, как он сжал руки, она поняла что коснулась не слишком приятного периода жизни Бретта, и решила закрыть эту тему. Дженни так и не поняла, почему воспоминания о семейной ферме вызывают у него такую реакцию, а спросить напрямую не решалась, хотя и чувствовала непреодолимую тягу узнать о Бретте Мак-Кормике все. Ей казалось, что все его неприятности, его боль должны мучить и ее. Желание близости снова переполнило Дженни, и она поцеловала его. Бретт ответил. Его руки обвились вокруг Дженни, и она опять ощутила, как что-то горячей волной прокатилось по всему телу.
Волшебный уик-энд заканчивался, неотвратимо накатывал серый понедельник. Он выдернул Дженни из теплой постели, вернул в реальный мир и потребовал снова начать работать.
— Это тебе действительно необходимо, ты уверена? — поинтересовался Бретт из-под одеяла.
Господи, Дженни до сих пор не верилось, что она возбуждается от одного звука его голоса и не может ответить сразу, без дрожи и заикания. И это результат только одного уик-энда!
— Неужели тебе нужно уходить так рано? — томно протянул Бретт. — Ведь еще только половина девятого!
Напоминание о времени еще больше расстроило Дженни, она обреченно вздохнула:
— Мне до клиентов добираться по городу больше часа.
Она подошла к Бретту и коснулась его груди кончиками пальцев. Ах, если бы он знал, как Дженни нравилось вот так гладить его!
— А ты сам случайно не собираешься поработать над книгой?
— Делу время — потехе час? — проворчал Бретт.
— По-моему, ты просто лентяй. — Дженни снова поцеловала Бретта. — Обыкновенный медлительный лентяй.
— Рад услышать честное мнение.
Он привлек ее к себе. Поцелуй был короток. Нет, совсем не потому, что Дженни торопилась. Просто до того запертая входная дверь громко стукнула, и раздался звук чьих-то уверенных шагов. Дженни сбросила его руку и испуганно отскочила. Сам Бретт рывком выпрыгнул из кровати и инстинктивно заслонил собой Дженни. В комнате появилась женщина с ключами в руках. Дженни почувствовала, что напрягшийся было Бретт так же быстро расслабился.
— Тьфу! Ты хоть бы стучалась, Кэй!
Кэй стояла, открыв рот, и смотрела то на Бретта, то на высовывавшуюся из-за него голову Дженни. Наконец до нее дошла пикантность сложившейся ситуации, и она залилась краской смущения.
— Ой! Бретт… Я… Это… Твоей машины не было на обычном месте… И я подумала… Я сожалею, что так вышло!
Бретт, обретя способность думать, покраснел не меньше Кэй. Дженни, чувствуя своим голым животом спину Бретта, инстинктивно сжала его руку.
Так! Прекрасно! Перед голым Бреттом стоит женщина, причем имеющая ключи от его квартиры, а ему хоть бы хны!
Ее заколотила яростная дрожь, которую можно было принять за озноб. Итак, вот она — Кэй! Если бы Бретт не назвал ее по имени, Дженни и так бы догадалась, кто почтил его квартиру своим присутствием. На огромном красном брелоке, прицепленном к четырехдюймовому, не меньше, кольцу, было выгравировано: «КЭЙ». Такое можно прочитать, не напрягаясь, даже на расстоянии. И у нее есть свой ключ от квартиры Бретта!
Конечно, Дженни не имела права обвинять его в этом. Она просто рассматривала эту удивительно красивую женщину, застывшую перед ней в некотором ступоре, хотя в ее взгляде уже можно было прочитать боль.
Кэй была рослой, не меньше пяти футов и десяти дюймов. Очень подходящий рост для шести и двух у Бретта. Ей, конечно, не мешало бы сбросить с десяток-другой фунтов, но, по мнению Дженни, даже учитывая излишний вес, она была сложена исключительно пропорционально. По крайней мере все изгибы и выпуклости находились на своем месте. А лицо! Стоило посмотреть на лицо Кэй, и мысли о нескольких фунтах отходили на задний план. С исключительно правильными чертами, безупречно оливковой кожей, немного глубоко посаженными глазами… А вьющиеся волосы, столь глянцево-черные, что временами казалось, они отдают синевой?.. Дженни представила себя рядом с Кэй и почувствовала что-то вроде укола самой банальной зависти. Но было еще кое-что, дававшее понять, что секретарша вне конкуренции — собственный ключ от квартиры Бретта Мак-Кормика!
Все правильно! Какие, собственно говоря, права может она предъявлять на Бретта, на основании чего? Совместных фантазий про мифическую прошлую жизнь, возвращение давно потерянной любви и рассуждений про перст судьбы или чего-нибудь в этом роде?
Перст судьбы? Что она может знать про это, наивная идиотка? Она же намеренно игнорировала тот факт, что спит с человеком, которого знает всего лишь третий день! Больше, чем игнорировала! Влюбилась.
Дверь, скрипнув, приветливо приоткрылась, и наспех одетая Дженни вылетела из квартиры, пробормотав на ходу что-то вроде извинений и не обращая внимания на преграждающего ей дорогу Бретта.
После ночного дождя было скользко и грязно. Дженни взбежала к своим дверям, стараясь не поскользнуться. К дверям той самой квартиры, где позапрошлым утром она проснулась рядом с Бреттом, к дверям той квартиры, где он больше никогда не появится. Может быть, в родных стенах горечь утраты утихнет и боль перестанет быть такой острой?..
Привычный компьютер, разбросанные дискеты, бесконечные компьютерные журналы, засохшая бегония на кухонной полке — она надеялась, что знакомый интерьер успокоит ее. Наоборот! Ей казалось, что она все еще касается гладкой кожи, слышит его пьянящий голос, что он все еще присутствует здесь.
Дженни неожиданно разрыдалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29