Она была и есть Дженни Франклин, он — Бреттом Мак-Кормиком, они жили в двадцатом веке, и если вдруг они действительно получили второй шанс, то остается только быть благодарными. Кому? Дженни не знала и не хотела знать. Просто ее сердце всегда хранило память о том счастливом, безвозвратно ушедшем времени. Тогда что же в этом страшного?
Она еще плотнее прижалась к спящему Бретту и случайно взглянула на часы. В панике она бросилась к телефону и с виноватым видом набрала номер.
— Прости, ради Бога, Джой. Самое позднее через час я буду у тебя.
Проснувшийся Бретт с интересом наблюдал за судорожно одевающейся Дженни.
— Что-нибудь ужасное?
— Ужасней не придумаешь: работа в субботу.
Она не стала распространяться о том, что незнакомый Бретту Джой ждал ее к восьми утра.
Через двадцать минут, прижимая к себе кейс, Дженни скатилась вниз по лестнице. Бретт, едва поспевавший следом, внимательно следил, чтобы руки и ноги Дженни по возможности не пострадали. День выдался теплым и солнечным, даже бриз с океана не шевелил листвы деревьев. Запах цветущих магнолий приятно щекотал ноздри, и Дженни не смогла не остановиться хотя бы на секунду и не вдохнуть их чуть пьянящий аромат и порадоваться продолжающейся вокруг жизни.
Через несколько мгновений она уже стояла около своей машины и внимательно ее разглядывала, словно не веря своим глазам и ощущая откуда-то подкатившее противное чувство страха. Дженни обошла вокруг «монте-карло», считая спущенные колеса. Одно. Два, Три. Четыре. Все.
Стоявший сзади Бретт присел на корточки и зло выругался.
— Только они не проколоты, Дженни. Посмотри: они разрублены.
— Что?!
— Разрублены. Кто-то методично долбил по твоим колесам топором или чем-то в этом роде.
Дженни посмотрела на соседние автомобили: нет, все в порядке. Колеса соседей не пострадали.
— За что же меня? Почему среди всех машин выбрали именно мою рухлядь?
Та, которую теперь звали Моди, стояла на балконе с биноклем в руках и улыбалась. Приступы головной боли, мучившие ее всю ночь, ослабли и наконец совсем прекратились. Она глядела на женщину, ходившую вокруг своего автомобиля.
— Получи свое, маленькая дрянь! За каждую минуту, проведенную с ним, ты будешь платить! Потом ты, грязная шлюха, получишь последнее предупреждение. Ну а если и тогда не оставишь Мак-Кормика в покое, пеняй на себя!
Удовлетворение, полученное за последние пять минут, быстро улетучилось. В бинокль было хорошо видно, как Бретт достает из кармана ключи от своей новой машины. Мерзавка поцеловала его, дьявол ее раздери, потом чмокнула еще раз и уселась в «корвет». Бретт уже сидел за рулем, и машина, мягко урча, выползла со стоянки.
Головная боль снова стиснула голову Моди железным обручем.
— Перебьешься без последнего предупреждения, гнусная тварь!
Глава 9
Следующую ночь Бретт и Дженни провели в его квартире. Ее снова мучили кошмарные видения, и Бретт часто просыпался, пытаясь успокоить любимую.
Нынешним утром он практически насильно посадил ее в свою машину и отвез к жаждущему встречи Джою. Дженни была до такой степени потрясена и рассержена происшедшим, что Бретт заочно пожалел нетерпеливого клиента.
Доставив ее к Джою, Бретт вызвал полицию и еще раз убедился, что «та формальность не приносит ничего, кроме лишнего раздражения и хлопот. Работа профи шла по накатанной дорожке: нет свидетелей, нет мотивов, другие машины не пострадали, сделаем все возможное, очень сожалеем, всего вам доброго. На стандартный вопрос офицера о врагах Дженни Бретт не смог ответить ничего определенного. Единственным полезным делом, которое он сделал, оказался запрос о возмещении ущерба в страховое агентство, поэтому, когда Дженни вернулась назад, ее старичок уже обзавелся четырьмя новыми покрышками.
Бретт улыбнулся, лежа в темноте. Он вспомнил, как она довольно сдержанно поблагодарила его за причиненные неудобства, а после ему стоило некоторых усилий убедить расстроенную Дженни остаться у него. Сейчас она ворочалась во сне и тихо всхлипывала. Снова плохой сон! Это чрезвычайно беспокоило Бретта. Он наконец понял, что ее истерика на балконе неделю назад не была простой случайностью. Черт побери, неужели его последняя книжонка смогла так повлиять на психически вполне здорового человека! Бретт тщетно просил Господа послать Дженни нормальный сон.
Он даже не знал, что лучше: разбудить ее или, оставив все как есть, продолжать слушать ее жалобное постанывание. Несколько минут назад Бретту удалось ненадолго успокоить Дженни, гладя ее и говоря ласковые слова, но сейчас опять все началось заново.
— Джен? — наконец решился он.
Она продолжала стонать. Сбросив с себя одеяло, Дженни неожиданно замолотила руками направо и налево. Бретту показалось, что еще совсем немного, и она свалится на пол.
— Джен! Проснись, Джен!
Ее руки дотронулись до лица Бретта, и он ощутил знакомый лед ее пальцев.
— Джен?
Снова и снова она водила руками по его лицу. Стон, как будто бы вызванный очень сильной болью, казалось, шел из самого ее нутра. Бретту стало совсем не по себе.
— Дженни, просыпайся.
— Нет! — закричала она. — О Господи, Сэз, нет!
Сэз? Бретт почувствовал, что мышцы его живота свело и заклинило. Снова это? Опять?
— Дженни!!!
— Не умирай, Сэз, пожалуйста, не умирай!
— Дженни!!! — Он уже грубо тряс ее за плечо.
Она чуть приподнялась над подушкой и прижала к своей груди голову Бретта.
— Ты не можешь умереть. Я люблю тебя! Ты слышишь меня, Сэз?
Чертова книга! Дернуло его написать то, что никогда не должно было выплыть наружу! И будь проклят его собственный сон, который тоже снился ему снова и снова, как только он написал первые строчки!
— Послушай, Дженни…
— Я люблю тебя! Не покидай меня, Сэз!
Его слова, именно не ее, а его, поскольку он был автором упорно цитируемого романа, мучили Дженни, а значит, мучили и Бретта.
— Да пропади оно все пропадом! Дженни, слышишь меня, малышка? Ну пожалуйста, очнись, просыпайся!
— Ты же убила его, Моди! — взревела Дженни не своим голосом.
Видя, что все его усилия тщетны, Бретт уже совершенно перестал понимать, что делать дальше. Он просто-напросто растерялся.
— Это же только сон, — обреченно произнес он, — только сон…
Внезапно Дженни поднялась, и Бретт еле успел защититься от ее холодных и безжалостно атакующих рук. Отблеск света из окна упал на ее лицо, и Бретт с ужасом заметил, что ее глаза открыты. Страх противным холодком пробежал по спине. Сейчас Дженни выглядела незнакомым и страшным демоном. Незнакомым? Проснись, Бретт! Это же порождение романа, плод твоей собственной фантазии, перенесенной на бумагу!
— Что ты сделала с этим ножом? — прорычала Дженни.
Бретт уже не сомневался, что она видит во сне окончание его книги — не опубликованный вариант, а именно первоначальную версию. Но в обоих случаях роман заканчивался смертью героини. Собравшись с духом, Бретт приступил к очередной попытке вывести Дженни из транса.
— Нет никакого ножа. Слышишь меня, проснись! Это только сон!
Глаза Дженни внезапно закрылись, и она, застонав, словно от невыносимой боли, схватилась за грудь.
— Дженни! Господи, сделай так, чтобы она проснулась! — Бретт в исступлении затряс ее. — Просыпайся, черт побери, очнись!
Из ее горла вылетел булькающий звук, постепенно перешедший в пронзительный визг, грудь начала взды. маться, как у марафонца перед финишем, судорожное дыхание становилось все чаще и чаще. Оторопевший Бретт почувствовал, с какой неожиданной силой Дженни вцепилась в его руку, он окончательно растерялся и только лишь смотрел на нее.
— Дженни?
Она вздрогнула и изумленно уставилась на Бретта.
— Б-Б-Бретт?..
— Это я, Джен.
— Ох, Бретт. — Она зарыдала, не в силах что-либо выговорить.
Он ласково и успокаивающе прижал ее к себе, отчаянно соображая, что нужно говорить в таких случаях. Ее сердце колотилось, как у загнанного кролика.
— Ну все, все. Все в порядке. Ты лежишь в моей постели, все хорошо. Плохой сон уже закончился.
Господи, всю жизнь он считал своим долгом помогать другим людям, делать им приятное. Его приход в литературу тоже был отчасти продиктован этими соображениями. Бретт считал, что пишет книги прежде всего для удовольствия читателей, а уже потом для всего остального.
Сейчас он видел то «удовольствие», которое Дженни получила от его последнего романа, и проклинал себя за то, что вообще знает грамоту.
Бретту показалось, что он сидит на кровати, прижав к себе Дженни, уже не меньше часа. Ее дыхание успокоилось, и сердце стало биться тише.
— Тебе лучше? — ласково спросил он.
Дженни поудобнее пристроилась на его груди.
— Все в порядке. Не считая того, что я устроила тебе веселую ночку.
— Ты не должна так говорить! Никто не может себя контролировать во сне!
Дженни испытующе посмотрела на Бретта и провела рукой по его груди.
— А ты знаешь, какой сон я видела?
Бретт криво усмехнулся в темноте:
— Ты рассказывала об этом довольно подробно, пока не проснулась.
Она прикрыла глаза, и Бретт поцеловал ее мягкие, еще чуть солоноватые от слез губы.
— Мне очень неприятно, Дженни. Я так виноват перед тобой…
Глаза Дженни резко распахнулись:
— Это не твоя вина, Бретт! Ты здесь совершенно ни при чем!
— Как это ни при чем? А твои ночные кошмары? Разве не с моей книги все началось? Да если бы я только мог догадываться, к чему это приведет, не написал бы ни строчки!
— Бретт, нет.
Он попытался понять ее взгляд, но это было не так просто. В нем смешались сразу и печаль, и смятение, и подчинение неизбежному, и еще много такого, что Бретт не мог себе объяснить.
— А тебе не кажется, что, если бы ты не написал эту книгу, мы никогда бы не встретились? Меня охватывает ужас от одной мысли, что я так бы и продолжала жить дальше, не подозревая, что на свете существуешь ты.
— Думаю, мы бы и так когда-нибудь встретились, Без этого идиотского романа. Второй раз я вижу, как тебя мучит этот сон, и проклинаю тот день, когда решил его написать.
— Нет! Никогда! — В ее голосе снова зазвучали истерические нотки. — Никогда не говори так!
— Ладно, ладно, все в порядке! Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. — Бретт начал укачивать Дженни. — Не будем больше об этом. Книга уже написана, она породила сон, и не стоит больше переливать из пустого в порожнее.
— Нет! — Дженни открыла глаза. — Совсем не все в порядке. Я…
— Что, ты опять про свою страшилку?
— Только не смотри на меня так!
— Что случилось? — Бретт удивленно уставился на Дженни.
— Я… — Она снова замолчала, не находя нужных слов. — Я должна рассказать тебе еще кое-что.
Серьезность ее тона заставила Бретта отвлечься от мыслей, как успокоить Дженни любым способом. Она выскользнула из его объятий и выпрямилась.
— Ну, и?.. — поторопил Бретт, почувствовав, как изменился ее настрой — от истерически-безумного до абсолютно рационального, почти делового.
— Бретт, я не могу обвинить тебя или, если хочешь, твою книгу в том, что практически каждую ночь меня изматывают страшные кошмары.
— Естественно. Но я сам виню себя за это независимо от твоего мнения. Ты считаешь, что я не мог знать о возможных последствиях, а я, увидев твой отрешенный взгляд сегодня ночью, думаю, что этого можно было бы избежать. Не будь меня или, если хочешь, моей книги, говоря твоими словами.
— Ты меня не понял. Твоя книга вообще не играет никакой роли!
— Да, конечно. Особенно если учесть, что вот уже второй раз при мне ты цитируешь ее дословно.
— Это неудивительно. — Она опять сжала губы и задумалась, пытаясь четче сформулировать мысль. По крайней мере она уже была уверена, что поступает правильно. Если дальше продолжать молчать о главном, то нервный срыв не заставит себя ждать в самое ближайшее время, может быть, даже этой ночью.
— Так что же ты хочешь мне сказать, Дженни? — прервал Бретт затянувшуюся паузу.
Она зажмурилась, вдохнула в себя теплый ночной воздух и выпалила скороговоркой:
— Твоя книга не играет никакой роли потому, что этот сон я видела значительно раньше, чем был опубликован роман.
Вопреки ожиданиям Дженни Бретт даже не пошевелился. Он только моргнул несколько раз и ответил:
— Это невозможно.
— Я знаю, но тем не менее это правда.
— Ну, может быть, ты слышала где-нибудь предварительное анонсирование? Помнится, там вкратце пере. сказывался основной сюжет, и…
— Нет! — Голос Дженни прозвучал неожиданно жестко. — Нет, Бретт. Я сказала — не раньше, а значительно раньше. Еще не прочитав твоей книги и не слыша этого твоего дурацкого анонсирования! Я знала и про цвет платья, и про Анну…
— Дженни, боюсь, мы опять начнем с самого начала…
— Не перебивай, а слушай! Впервые этот сон я увидела, когда мне было десять лет!
Бретт, собирающийся продолжать дальше, почувствовал, что язык прилип к небу. Он притянул к себе Дженни и сказал:
— Дженни, послушай, малышка. Только спокойно, без эмоций! Я понимаю, что эта книга, пропади она пропадом, так прочно вошла в твою жизнь, что…
Она вырвалась из его рук.
— Забудь про книгу, я сказала! Я прекрасно понимаю, как трудно в это поверить, но клянусь, я говорю чистую правду! Впервые я увидела сон про Анну и Сэза, когда мне было десять!
— Дженни…
— Помню, была середина ночи. Я, наверное, сильно визжала, потому что мать сразу вбежала в комнату и включила свет. А я плакала, почти задыхалась от ужаса, ожидая увидеть посреди комнаты Моди, набрасывающуюся на меня с ножом. — Бретт молчал, не в силах произнести ни слова. — Я помню, мама спросила у меня, что случилось, а я ответила, что моя кузина Моди только что зарезала меня. На груди между ребрами что-то горело огнем, причем боль была внутри меня. Мать подняла мне пижаму и увидела красную метку, которой раньше никогда не было.
Бретт мрачно перевел взгляд на то место, куда указывала Дженни, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Да, это было родимое пятно, но тогда, на балконе, оно было кровавым. Он помнил, что, когда оттер с него кровь, пятно казалось просто расцарапанной ссадиной, и он давно забыл о нем.
Теперь он ясно видел, что метка осталась на месте, напоминая простую родинку, может быть, несколько необычной формы.
— Мама сказала, что я сильно расчесалась во сне, — продолжала Дженни, — но и тогда, маленькой девочкой, я знала лучше, я была уверена, что это не так. Видишь? Вот оно, это пятно.
— Только тогда из него шла кровь, — задумчиво сказал Бретт, словно размышляя вслух. Он не хотел подгонять Дженни, давая ей возможность выговориться и самой подойти к главной мысли.
— И конечно, это было очень… — Она на мгновение запнулась и, не найдя нужного определения, продолжила: — …очень странным. — Дженни усмехнулась затертости этого слова. — Появившаяся родинка больше никогда меня не беспокоила, и со временем я вовсе забыла про этот необычный случай. И не помнила до того момента, когда ты увидел меня на балконе. Я посмотрела на тебя и…
— И ты, — он невольно остановился, понимая, что, поверив ей, может смело считать себя клиентом психиатра, — ты решила, что я — это Сэз.
— Да!
Не зная, как вести себя дальше, Бретт включил ночник и взглянул в глаза Дженни. «Боже мой, а ведь я действительно готов поверить ее рассказу от начала и до конца!» — пронеслось в голове.
— Бретт, все, что было в моем сне…
— Нет, не просто во сне. Ты ведь думаешь, великий Боже, ты думаешь, что я — это он. В смысле Сэз!
Дженни затрясла головой.
— Ты опять ничего не понял. Я совершенно нормальна и прекрасно знаю, что ты не Сэз, а Бретт Мак-Кормик.
— И эта уверенность не покидала тебя даже на протяжении последней недели? Когда ты называешь меня с балкона Сэзом? И несколько минут назад ты тоже знала?
— Но я при этом спала!
— Ну хорошо! Пусть маленькой девочкой ты увидела сон. Пусть тебе приснились эти Анна и Сэз, причем в ситуации, которая абсолютно или почти абсолютно совпадает с концовкой моей книги. Но, Дженни, ради бога, при всем, что я чувствую к тебе, ты хочешь меня убедить, что через двадцать лет увидела во сне то же самое? Дженни, какого черта?
«И правда, какого черта?» — подумала Дженни и, вздохнув, подчинилась неизбежности. Ее следующий вопрос заставил Бретта подпрыгнуть.
— Ты веришь в переселение душ? — спросила она напрямик.
— Что?!
— Я спросила…
— Да нет, я слышал, что ты спросила. — Бретт уже стоял перед ней, и мягкий свет ночника золотил его кожу. — Отвечу. Не просто «нет», а «нет, черт побери, мать твою так»! Я не верил и никогда не поверю в такую чушь!
Дженни не понравилась его презрительная улыбка, но особенно тот глубочайший скептицизм, с которым Бретт это произнес, не дававший ни малейшего шанса, что он сможет в это когда-нибудь поверить.
Тем не менее она продолжала:
— А почему?
— Потому что не верю во всякий бред и сказки для наивных придурков! — Бретт снова плюхнулся на кровать рядом с Дженни. Что-то похожее на любопытство промелькнуло в его взгляде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Она еще плотнее прижалась к спящему Бретту и случайно взглянула на часы. В панике она бросилась к телефону и с виноватым видом набрала номер.
— Прости, ради Бога, Джой. Самое позднее через час я буду у тебя.
Проснувшийся Бретт с интересом наблюдал за судорожно одевающейся Дженни.
— Что-нибудь ужасное?
— Ужасней не придумаешь: работа в субботу.
Она не стала распространяться о том, что незнакомый Бретту Джой ждал ее к восьми утра.
Через двадцать минут, прижимая к себе кейс, Дженни скатилась вниз по лестнице. Бретт, едва поспевавший следом, внимательно следил, чтобы руки и ноги Дженни по возможности не пострадали. День выдался теплым и солнечным, даже бриз с океана не шевелил листвы деревьев. Запах цветущих магнолий приятно щекотал ноздри, и Дженни не смогла не остановиться хотя бы на секунду и не вдохнуть их чуть пьянящий аромат и порадоваться продолжающейся вокруг жизни.
Через несколько мгновений она уже стояла около своей машины и внимательно ее разглядывала, словно не веря своим глазам и ощущая откуда-то подкатившее противное чувство страха. Дженни обошла вокруг «монте-карло», считая спущенные колеса. Одно. Два, Три. Четыре. Все.
Стоявший сзади Бретт присел на корточки и зло выругался.
— Только они не проколоты, Дженни. Посмотри: они разрублены.
— Что?!
— Разрублены. Кто-то методично долбил по твоим колесам топором или чем-то в этом роде.
Дженни посмотрела на соседние автомобили: нет, все в порядке. Колеса соседей не пострадали.
— За что же меня? Почему среди всех машин выбрали именно мою рухлядь?
Та, которую теперь звали Моди, стояла на балконе с биноклем в руках и улыбалась. Приступы головной боли, мучившие ее всю ночь, ослабли и наконец совсем прекратились. Она глядела на женщину, ходившую вокруг своего автомобиля.
— Получи свое, маленькая дрянь! За каждую минуту, проведенную с ним, ты будешь платить! Потом ты, грязная шлюха, получишь последнее предупреждение. Ну а если и тогда не оставишь Мак-Кормика в покое, пеняй на себя!
Удовлетворение, полученное за последние пять минут, быстро улетучилось. В бинокль было хорошо видно, как Бретт достает из кармана ключи от своей новой машины. Мерзавка поцеловала его, дьявол ее раздери, потом чмокнула еще раз и уселась в «корвет». Бретт уже сидел за рулем, и машина, мягко урча, выползла со стоянки.
Головная боль снова стиснула голову Моди железным обручем.
— Перебьешься без последнего предупреждения, гнусная тварь!
Глава 9
Следующую ночь Бретт и Дженни провели в его квартире. Ее снова мучили кошмарные видения, и Бретт часто просыпался, пытаясь успокоить любимую.
Нынешним утром он практически насильно посадил ее в свою машину и отвез к жаждущему встречи Джою. Дженни была до такой степени потрясена и рассержена происшедшим, что Бретт заочно пожалел нетерпеливого клиента.
Доставив ее к Джою, Бретт вызвал полицию и еще раз убедился, что «та формальность не приносит ничего, кроме лишнего раздражения и хлопот. Работа профи шла по накатанной дорожке: нет свидетелей, нет мотивов, другие машины не пострадали, сделаем все возможное, очень сожалеем, всего вам доброго. На стандартный вопрос офицера о врагах Дженни Бретт не смог ответить ничего определенного. Единственным полезным делом, которое он сделал, оказался запрос о возмещении ущерба в страховое агентство, поэтому, когда Дженни вернулась назад, ее старичок уже обзавелся четырьмя новыми покрышками.
Бретт улыбнулся, лежа в темноте. Он вспомнил, как она довольно сдержанно поблагодарила его за причиненные неудобства, а после ему стоило некоторых усилий убедить расстроенную Дженни остаться у него. Сейчас она ворочалась во сне и тихо всхлипывала. Снова плохой сон! Это чрезвычайно беспокоило Бретта. Он наконец понял, что ее истерика на балконе неделю назад не была простой случайностью. Черт побери, неужели его последняя книжонка смогла так повлиять на психически вполне здорового человека! Бретт тщетно просил Господа послать Дженни нормальный сон.
Он даже не знал, что лучше: разбудить ее или, оставив все как есть, продолжать слушать ее жалобное постанывание. Несколько минут назад Бретту удалось ненадолго успокоить Дженни, гладя ее и говоря ласковые слова, но сейчас опять все началось заново.
— Джен? — наконец решился он.
Она продолжала стонать. Сбросив с себя одеяло, Дженни неожиданно замолотила руками направо и налево. Бретту показалось, что еще совсем немного, и она свалится на пол.
— Джен! Проснись, Джен!
Ее руки дотронулись до лица Бретта, и он ощутил знакомый лед ее пальцев.
— Джен?
Снова и снова она водила руками по его лицу. Стон, как будто бы вызванный очень сильной болью, казалось, шел из самого ее нутра. Бретту стало совсем не по себе.
— Дженни, просыпайся.
— Нет! — закричала она. — О Господи, Сэз, нет!
Сэз? Бретт почувствовал, что мышцы его живота свело и заклинило. Снова это? Опять?
— Дженни!!!
— Не умирай, Сэз, пожалуйста, не умирай!
— Дженни!!! — Он уже грубо тряс ее за плечо.
Она чуть приподнялась над подушкой и прижала к своей груди голову Бретта.
— Ты не можешь умереть. Я люблю тебя! Ты слышишь меня, Сэз?
Чертова книга! Дернуло его написать то, что никогда не должно было выплыть наружу! И будь проклят его собственный сон, который тоже снился ему снова и снова, как только он написал первые строчки!
— Послушай, Дженни…
— Я люблю тебя! Не покидай меня, Сэз!
Его слова, именно не ее, а его, поскольку он был автором упорно цитируемого романа, мучили Дженни, а значит, мучили и Бретта.
— Да пропади оно все пропадом! Дженни, слышишь меня, малышка? Ну пожалуйста, очнись, просыпайся!
— Ты же убила его, Моди! — взревела Дженни не своим голосом.
Видя, что все его усилия тщетны, Бретт уже совершенно перестал понимать, что делать дальше. Он просто-напросто растерялся.
— Это же только сон, — обреченно произнес он, — только сон…
Внезапно Дженни поднялась, и Бретт еле успел защититься от ее холодных и безжалостно атакующих рук. Отблеск света из окна упал на ее лицо, и Бретт с ужасом заметил, что ее глаза открыты. Страх противным холодком пробежал по спине. Сейчас Дженни выглядела незнакомым и страшным демоном. Незнакомым? Проснись, Бретт! Это же порождение романа, плод твоей собственной фантазии, перенесенной на бумагу!
— Что ты сделала с этим ножом? — прорычала Дженни.
Бретт уже не сомневался, что она видит во сне окончание его книги — не опубликованный вариант, а именно первоначальную версию. Но в обоих случаях роман заканчивался смертью героини. Собравшись с духом, Бретт приступил к очередной попытке вывести Дженни из транса.
— Нет никакого ножа. Слышишь меня, проснись! Это только сон!
Глаза Дженни внезапно закрылись, и она, застонав, словно от невыносимой боли, схватилась за грудь.
— Дженни! Господи, сделай так, чтобы она проснулась! — Бретт в исступлении затряс ее. — Просыпайся, черт побери, очнись!
Из ее горла вылетел булькающий звук, постепенно перешедший в пронзительный визг, грудь начала взды. маться, как у марафонца перед финишем, судорожное дыхание становилось все чаще и чаще. Оторопевший Бретт почувствовал, с какой неожиданной силой Дженни вцепилась в его руку, он окончательно растерялся и только лишь смотрел на нее.
— Дженни?
Она вздрогнула и изумленно уставилась на Бретта.
— Б-Б-Бретт?..
— Это я, Джен.
— Ох, Бретт. — Она зарыдала, не в силах что-либо выговорить.
Он ласково и успокаивающе прижал ее к себе, отчаянно соображая, что нужно говорить в таких случаях. Ее сердце колотилось, как у загнанного кролика.
— Ну все, все. Все в порядке. Ты лежишь в моей постели, все хорошо. Плохой сон уже закончился.
Господи, всю жизнь он считал своим долгом помогать другим людям, делать им приятное. Его приход в литературу тоже был отчасти продиктован этими соображениями. Бретт считал, что пишет книги прежде всего для удовольствия читателей, а уже потом для всего остального.
Сейчас он видел то «удовольствие», которое Дженни получила от его последнего романа, и проклинал себя за то, что вообще знает грамоту.
Бретту показалось, что он сидит на кровати, прижав к себе Дженни, уже не меньше часа. Ее дыхание успокоилось, и сердце стало биться тише.
— Тебе лучше? — ласково спросил он.
Дженни поудобнее пристроилась на его груди.
— Все в порядке. Не считая того, что я устроила тебе веселую ночку.
— Ты не должна так говорить! Никто не может себя контролировать во сне!
Дженни испытующе посмотрела на Бретта и провела рукой по его груди.
— А ты знаешь, какой сон я видела?
Бретт криво усмехнулся в темноте:
— Ты рассказывала об этом довольно подробно, пока не проснулась.
Она прикрыла глаза, и Бретт поцеловал ее мягкие, еще чуть солоноватые от слез губы.
— Мне очень неприятно, Дженни. Я так виноват перед тобой…
Глаза Дженни резко распахнулись:
— Это не твоя вина, Бретт! Ты здесь совершенно ни при чем!
— Как это ни при чем? А твои ночные кошмары? Разве не с моей книги все началось? Да если бы я только мог догадываться, к чему это приведет, не написал бы ни строчки!
— Бретт, нет.
Он попытался понять ее взгляд, но это было не так просто. В нем смешались сразу и печаль, и смятение, и подчинение неизбежному, и еще много такого, что Бретт не мог себе объяснить.
— А тебе не кажется, что, если бы ты не написал эту книгу, мы никогда бы не встретились? Меня охватывает ужас от одной мысли, что я так бы и продолжала жить дальше, не подозревая, что на свете существуешь ты.
— Думаю, мы бы и так когда-нибудь встретились, Без этого идиотского романа. Второй раз я вижу, как тебя мучит этот сон, и проклинаю тот день, когда решил его написать.
— Нет! Никогда! — В ее голосе снова зазвучали истерические нотки. — Никогда не говори так!
— Ладно, ладно, все в порядке! Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. — Бретт начал укачивать Дженни. — Не будем больше об этом. Книга уже написана, она породила сон, и не стоит больше переливать из пустого в порожнее.
— Нет! — Дженни открыла глаза. — Совсем не все в порядке. Я…
— Что, ты опять про свою страшилку?
— Только не смотри на меня так!
— Что случилось? — Бретт удивленно уставился на Дженни.
— Я… — Она снова замолчала, не находя нужных слов. — Я должна рассказать тебе еще кое-что.
Серьезность ее тона заставила Бретта отвлечься от мыслей, как успокоить Дженни любым способом. Она выскользнула из его объятий и выпрямилась.
— Ну, и?.. — поторопил Бретт, почувствовав, как изменился ее настрой — от истерически-безумного до абсолютно рационального, почти делового.
— Бретт, я не могу обвинить тебя или, если хочешь, твою книгу в том, что практически каждую ночь меня изматывают страшные кошмары.
— Естественно. Но я сам виню себя за это независимо от твоего мнения. Ты считаешь, что я не мог знать о возможных последствиях, а я, увидев твой отрешенный взгляд сегодня ночью, думаю, что этого можно было бы избежать. Не будь меня или, если хочешь, моей книги, говоря твоими словами.
— Ты меня не понял. Твоя книга вообще не играет никакой роли!
— Да, конечно. Особенно если учесть, что вот уже второй раз при мне ты цитируешь ее дословно.
— Это неудивительно. — Она опять сжала губы и задумалась, пытаясь четче сформулировать мысль. По крайней мере она уже была уверена, что поступает правильно. Если дальше продолжать молчать о главном, то нервный срыв не заставит себя ждать в самое ближайшее время, может быть, даже этой ночью.
— Так что же ты хочешь мне сказать, Дженни? — прервал Бретт затянувшуюся паузу.
Она зажмурилась, вдохнула в себя теплый ночной воздух и выпалила скороговоркой:
— Твоя книга не играет никакой роли потому, что этот сон я видела значительно раньше, чем был опубликован роман.
Вопреки ожиданиям Дженни Бретт даже не пошевелился. Он только моргнул несколько раз и ответил:
— Это невозможно.
— Я знаю, но тем не менее это правда.
— Ну, может быть, ты слышала где-нибудь предварительное анонсирование? Помнится, там вкратце пере. сказывался основной сюжет, и…
— Нет! — Голос Дженни прозвучал неожиданно жестко. — Нет, Бретт. Я сказала — не раньше, а значительно раньше. Еще не прочитав твоей книги и не слыша этого твоего дурацкого анонсирования! Я знала и про цвет платья, и про Анну…
— Дженни, боюсь, мы опять начнем с самого начала…
— Не перебивай, а слушай! Впервые этот сон я увидела, когда мне было десять лет!
Бретт, собирающийся продолжать дальше, почувствовал, что язык прилип к небу. Он притянул к себе Дженни и сказал:
— Дженни, послушай, малышка. Только спокойно, без эмоций! Я понимаю, что эта книга, пропади она пропадом, так прочно вошла в твою жизнь, что…
Она вырвалась из его рук.
— Забудь про книгу, я сказала! Я прекрасно понимаю, как трудно в это поверить, но клянусь, я говорю чистую правду! Впервые я увидела сон про Анну и Сэза, когда мне было десять!
— Дженни…
— Помню, была середина ночи. Я, наверное, сильно визжала, потому что мать сразу вбежала в комнату и включила свет. А я плакала, почти задыхалась от ужаса, ожидая увидеть посреди комнаты Моди, набрасывающуюся на меня с ножом. — Бретт молчал, не в силах произнести ни слова. — Я помню, мама спросила у меня, что случилось, а я ответила, что моя кузина Моди только что зарезала меня. На груди между ребрами что-то горело огнем, причем боль была внутри меня. Мать подняла мне пижаму и увидела красную метку, которой раньше никогда не было.
Бретт мрачно перевел взгляд на то место, куда указывала Дженни, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Да, это было родимое пятно, но тогда, на балконе, оно было кровавым. Он помнил, что, когда оттер с него кровь, пятно казалось просто расцарапанной ссадиной, и он давно забыл о нем.
Теперь он ясно видел, что метка осталась на месте, напоминая простую родинку, может быть, несколько необычной формы.
— Мама сказала, что я сильно расчесалась во сне, — продолжала Дженни, — но и тогда, маленькой девочкой, я знала лучше, я была уверена, что это не так. Видишь? Вот оно, это пятно.
— Только тогда из него шла кровь, — задумчиво сказал Бретт, словно размышляя вслух. Он не хотел подгонять Дженни, давая ей возможность выговориться и самой подойти к главной мысли.
— И конечно, это было очень… — Она на мгновение запнулась и, не найдя нужного определения, продолжила: — …очень странным. — Дженни усмехнулась затертости этого слова. — Появившаяся родинка больше никогда меня не беспокоила, и со временем я вовсе забыла про этот необычный случай. И не помнила до того момента, когда ты увидел меня на балконе. Я посмотрела на тебя и…
— И ты, — он невольно остановился, понимая, что, поверив ей, может смело считать себя клиентом психиатра, — ты решила, что я — это Сэз.
— Да!
Не зная, как вести себя дальше, Бретт включил ночник и взглянул в глаза Дженни. «Боже мой, а ведь я действительно готов поверить ее рассказу от начала и до конца!» — пронеслось в голове.
— Бретт, все, что было в моем сне…
— Нет, не просто во сне. Ты ведь думаешь, великий Боже, ты думаешь, что я — это он. В смысле Сэз!
Дженни затрясла головой.
— Ты опять ничего не понял. Я совершенно нормальна и прекрасно знаю, что ты не Сэз, а Бретт Мак-Кормик.
— И эта уверенность не покидала тебя даже на протяжении последней недели? Когда ты называешь меня с балкона Сэзом? И несколько минут назад ты тоже знала?
— Но я при этом спала!
— Ну хорошо! Пусть маленькой девочкой ты увидела сон. Пусть тебе приснились эти Анна и Сэз, причем в ситуации, которая абсолютно или почти абсолютно совпадает с концовкой моей книги. Но, Дженни, ради бога, при всем, что я чувствую к тебе, ты хочешь меня убедить, что через двадцать лет увидела во сне то же самое? Дженни, какого черта?
«И правда, какого черта?» — подумала Дженни и, вздохнув, подчинилась неизбежности. Ее следующий вопрос заставил Бретта подпрыгнуть.
— Ты веришь в переселение душ? — спросила она напрямик.
— Что?!
— Я спросила…
— Да нет, я слышал, что ты спросила. — Бретт уже стоял перед ней, и мягкий свет ночника золотил его кожу. — Отвечу. Не просто «нет», а «нет, черт побери, мать твою так»! Я не верил и никогда не поверю в такую чушь!
Дженни не понравилась его презрительная улыбка, но особенно тот глубочайший скептицизм, с которым Бретт это произнес, не дававший ни малейшего шанса, что он сможет в это когда-нибудь поверить.
Тем не менее она продолжала:
— А почему?
— Потому что не верю во всякий бред и сказки для наивных придурков! — Бретт снова плюхнулся на кровать рядом с Дженни. Что-то похожее на любопытство промелькнуло в его взгляде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29