— Да, леди Джулиана? Могу ли я развлечь вас придворными историями, или вы предпочитаете стихи или песенки?
Она вздохнула.
— Лучше всего позволить мне отдохнуть. Я почти не спала сегодня ночью и очень устала.
— Могу ли я предложить вам свои колени в качестве подушки? Правда, боюсь, вам будет на них несколько жестковато.
Это непристойное замечание, казалось, скользнуло мимо, даже не задев ее.
— Просто оставьте меня в покое, — тихо сказала она, закрывая глаза.
Он подождал, когда Джулиана задремлет и ее дыхание станет медленнее и ровнее, а затем двинул рукой, как раз настолько, чтобы наполнить небольшое пространство тихим звоном бубенчиков.
Она приоткрыла сонные глаза и с недоумением посмотрела на него.
— Мастер Николас, — произнесла она все тем же спокойным тоном, — у меня есть маленький, но очень острый ножик. И если вы не будете сидеть спокойно, я срежу с вашего рукава все эти чертовы колокольчики, а затем проделаю то же самое с некоей чувствительной частью вашего тела. Вы и глазом не успеете моргнуть как я превращу вас в евнуха. Не доводите меня до этого.
И она снова закрыла глаза, отгораживаясь от него.
Николас потрясенно уставился на нее. Еще ни одна женщина не разговаривала с ним подобным образом. Вообще никому не удавалось так тонко и умело поставить его на место.
Он испытывал сильное искушение запеть во весь голос какую-нибудь непристойную, раздражающую песенку, но передумал. Она производила впечатление женщины, которая вполне могла осуществить свои угрозы.
Не то чтобы он боялся, что у нее что-то получится. Если она только попытается подобраться к его колокольчикам и тем более к некоторым частям тела, он без труда остановит ее. И как бы ни были соблазнительны открывающиеся при этом перспективы, здесь было не время и не место для подобных игр.
Она снова заснула. Он передвинулся, на этот раз, очень осторожно, чтобы не звякнул ни один серебряный бубенчик на его одежде. Кажется, леди Джулиан, обещала сделать его пребывание в замке Фортэм весьма занимательным. Он уже предвкушал восхитительные часы, которые он проведет в ее обществе… а может быть и в ее объятиях.
Интересно, как бы она выглядела, проснувшись утром обнаженной в его постели после бурной ночи? Чувствовала бы она тогда такую же неловкость от своего роскошного тела, как сейчас?
И сможет ли она противостоять его чарам или влюбится в него?
Будет весьма забавно узнать все это. Да, определенно, эта поездка будет совсем не такой скучной, как он себе воображал.
2
Он разбудил ее песней.
«Будь проклята его презренная, подлая душонка», — подумала Джулиана, продолжая сидеть с закрытыми глазами, пытаясь не обращать внимания на выходки шута. У него был сильный глубокий голос, полный чувственности и скрытых намеков, а песенка, которую он пел, была настолько неприличной, что она лишь поблагодарила небеса за то, что могла сейчас не смотреть ему в глаза, притворяясь спящей.
Песенка внезапно оборвалась, и Джулиана так и не услышала, что же именно собирались делать дочка мельника и лудильщик.
— Вы покраснели, миледи, — тихо сказал Николас. — Уверен, женщина ваших лет и жизненного опыта прекрасно знает, что собираются делать мужчина и девица под мостом в жаркий летний денек. Уверен также, что вы не раз делали то же самое.
Она только сильнее зажмурилась, не заботясь о том, верит ли он в то, что она спит, или нет. Паланкин больше не двигался. Все ее тело нещадно болело, и ей нужно было только одно — выйти и немного размяться. Однако она решила, что, пока это зависит от нее, она не станет смотреть на шута.
Прикосновение руки к ее лицу было настолько неожиданным, что она невольно открыла глаза и в панике набросилась на шута с кулаками. Она даже не подозревала, как близко он к ней подобрался, но прикосновение к ее коже помимо ее желания вызвало в ней реакцию, подобную вспышке молнии.
— Как вы смеете! — воскликнула она, стараясь изобразить высокомерие знатной леди. Но вместо этого в ее испуганном, тоненьком голоске послышалась настоящая паника.
Поняв это, она выпрямилась и сжала руки на коленях. Она не позволит ему испугать ее. Больше ни один мужчина на свете не заставит ее бояться.
А в особенности тот, который сейчас сидел напротив, наблюдая за ней своими странными глазами.
Говорили, что мужчины становятся шутами, или, как их часто называли, дураками, в силу каких-то необычных особенностей внешности или разума. Чаще всего они были или сумасшедшими, или горбунами, или карликами, или просто чудаковатыми простофилями. Человек, сидящий сейчас напротив нее в паланкине, вовсе не был похож на большинство своих собратьев по профессии. Он был высок, с длинными руками и ногами, которые не позволяли ему занять удобное положение в небольшом пространстве паланкина. Его одежда представляла собой всевозможное смешение цветов, стилей и отличалась большим количеством прорех. Его волосы, напоминающие шелковистый лен, были длинными и густыми, а лицо, чересчур красивое для взрослого мужчины, было все же очень привлекательным.
Но вот его глаза вызывали тревогу. Это были глаза шута, глаза безумца. Глаза хитреца и мошенника. В них скрывался странный сумрак, блуждали золотые тени, словно в залитом солнцем меде. Они напоминали пронзительные янтарные глаза кошки. И в этом момент эти удивительные глаза смотрели на нее не отрываясь, словно все понимали. Казалось, его взгляд без труда проникал сквозь слои одежды, сквозь все ее защитные заграждения и видел, что скрывается за ее всегда спокойной, сдержанной улыбкой.
— Умоляю простить меня, миледи, — пробормотал он, откидываясь назад и глядя на нее отнюдь не виновато. — Но не стоит так тревожиться, ведь говорят, что когда вас внезапно коснется дурак, это как божье благословение.
— И как много дам при дворе вам удалось убедить в этом? — ядовито осведомилась она, все еще чувствуя тепло в том месте, которого коснулась его рука.
Он улыбнулся дерзкой улыбкой, в которой не было и намека на раскаяние.
— Больше, чем я достоин, миледи.
— Что ж, в таком случае забудьте обо мне, мастер Николас. Уверена, что в замке Фортэм вы сможете найти более чем достаточно женщин, охотно верящих в ваши сказки. Я никогда не буду одной из них. Приберегите свои благословенные прикосновения для тех, кто их жаждет.
— Но разве молодая вдова не нуждается в утешении? Вы были так убедительны, скрывая свою печаль, но я уверен, что под этой маской благоразумного спокойствия ваше сердце разрывается от боли.
Чувство вины пронзило ее, и она подняла голову, чтобы смерить наглеца уничтожающим, ледяным взглядом. Однако взгляд ее не достиг цели. Шут выглядел каким угодно, но только не уничтоженным.
— Вы смеетесь надо мной, сэр! Не в моей натуре рыдать и стенать.
Ложь, конечно. Она долго рыдала и плакала, когда только приехала в Монкриф. И это продолжалось до тех пор, пока у нее совсем не осталось слез.
— Вы воистину величественны в своей скорби, миледи, — сказал шут с едва лишь заметным намеком на иронию.
— А вы, поистине, самый невыносимый… — она оборвала себя, потрясенная тем, что вдруг так легко потеряла самообладание. Через мгновение она взяла себя в руки. — Вам, мастер Николас, каким-то образом удается заставить меня проявлять мои худшие качества, — произнесла она обманчиво спокойным тоном.
— Это дар, — ласково произнес он.
— Мой муж был на сорок с лишним лет меня старше. Он уже похоронил двух жен, когда женился на мне. Ему была совершенно не интересна молоденькая девочка, а я была слишком юна, чтобы радоваться такому браку. До того, как он умер, я не видела его почти три года, и хотя я скорблю о нем, как о любой христианской душе, я не могу сказать, что умираю от горя.
— Видимо, вы были не слишком рады тому, что вас увезли из родного дома, — заметил Николас. — Так сколько же лет вам было, когда Виктор Монкриф взял вас в свою постель?
— Почему вы спрашиваете? Что вам с того? — набросилась на него Джулиана.
— Он, должно быть, был невероятно груб и неуклюж, раз заставил вас так бояться любого мужского прикосновения.
— Я вовсе не боюсь! — возразила она с горячностью, опровергающей ее слова. — Я просто не люблю, когда меня хватают… какие-то слуги.
Она сама замерла на мгновение, потрясенная тем, что подобные слова могли сорваться с ее губ. Она почти никогда не позволяла своим эмоциям брать верх над разумом. Это было предательством по отношению к самой себе.
Но он лишь понимающе улыбнулся.
— Постараюсь впредь не хватать вас, миледи, — мягко сказал он. — Так сколько же лет вам было тогда?
— Достаточно, — коротко ответила Джулиана. — Я исполняла свои супружеские обязанности без жалоб.
— Но получали ли вы от них удовольствие?
Только в этот момент она вдруг осознала, что паланкин как остановился в момент ее пробуждения, так и не двигается, и едва не заплакала от облегчения. Поспешно откинув занавески, она выбралась на землю, едва удержавшись на затекших и онемевших ногах. Николас продолжал сидеть, лениво откинувшись на подушки и наблюдая за ней из-за занавесок.
— Так как же, миледи? — настойчиво повторил он свой вопрос.
— Что как? — громко спросил сэр Ричард, выезжая вперед на своей лошади с обычным для него раздраженным выражением на лице. — Не слишком ли докучал вам этот несносный тип? Я прикажу отхлестать его кнутом, если он осмелился оскорбить вас.
Это было весьма соблазнительное предложение, и Джулиана чувствовала, что сэр Ричард был бы счастлив лично взяться за кнут. Она оглянулась на своего нежеланного попутчика, но лицо того было совершенно спокойным. Его явно не страшила угроза возможного наказания.
— Он ничем не оскорбил меня, — сказала Джулиана, сама удивившись этой почти инстинктивной лжи. Она увидела стены аббатства. — Мы собираемся остановиться здесь на ночлег? — спросила она.
— Да, собираемся. В замок Фортэм мы приедем завтра к вечеру, если Господь пошлет нам хорошую погоду. Нам оказана честь сопровождать настоятеля монастыря отца Паулуса, который собирается почтить своим присутствием замок Фортэм во время Святок. Джулиана взглянула на паланкин.
— Возможно, святой отец захочет путешествовать в паланкине. Тогда я бы с удовольствием поехала верхом.
Ричард издал короткий издевательский смешок.
— Ничуть не сомневаюсь в этом, миледи. Этот тип способен даже святого довести до сумасшествия. Если я смогу достать еще одну лошадь, то остаток пути вы поедете верхом. Но ничего не могу обещать.
Звон бубенчиков возвестил о том, что мастер Николас выбрался из паланкина, и Джулиана невольно напряглась.
— Вы всегда можете связать меня и заткнуть мне рот кляпом, — предложил он учтиво.
— Не думай, что я этого не имею в виду. Стоит только леди Джулиане сказать хоть слово…
Она не могла этого сделать, но мысль была весьма соблазнительной. Джулиана посмотрела на шута из-под полуприкрытых век.
— Меня учили проявлять милосердие к убогим, сэр Ричард, — сказала она. — Тем более мастер Николас, несмотря на его умственную неполноценность, такой же добрый христианин, как и все мы.
Звон бубенчиков сопровождал некий подозрительный звук, который можно было бы принять за покашливание, но, возможно, это был подавленный смешок. Джулиана не стала ничего выяснять, напротив, она поспешила отойти от этого несносного человека как можно быстрее.
— Если бы я могла где-нибудь уединиться, чтобы привести себя в порядок?..
Один из пухленьких, облаченных в длинную рясу монахов выступил вперед и сказал с поклоном:
— Окажите честь нашему дому, миледи.
— Я поужинаю сегодня с настоятелем, брат Бэрт, — заявил сэр Ричард. — Уверен, что леди Джулиана предпочтет отдохнуть в одиночестве.
Она подумала, что предпочтет что угодно, лишь бы не общество шута, а потому просто кивнула.
— А мастера Николаса устройте где-нибудь в безопасном чистом местечке, — продолжал отдавать распоряжения сэр Ричард.
— А мастер Николас проведет этот вечер в покаянии, — произнес Николас соответствующим этим смиренным словам тоном. — Я буду спать на соломе возле алтаря, поближе к своему Спасителю.
Брат Бэрт улыбнулся ему сияющей улыбкой, сэр Ричард подозрительно прищурился и с сомнением посмотрел на покорно склоненную голову шута.
Впрочем, Джулианы это все больше уже не касалось. Комната, которую ей предоставили, была маленькой, строгой и чистой, и Джулиана поспешила растянуться на узкой жесткой кровати, чтобы дать отдых своему затекшему телу. Ей не хотелось спать, она не чувствовала голода. Она просто лежала, безразлично глядя в сгущающийся сумрак.
Единственным звуком, долетавшим сюда, был густой колокольный звон, сзывающий монахов на вечернюю молитву. Здравый смысл подсказывал Джулиане, что ей стоит присоединиться к ним, но страшная усталость, сковавшая члены, молила остаться в постели и не двигаться. К тому же Николас ведь сказал, что он проведет всю ночь в молитвах. Одна только мысль о том, что ей придется обращаться к Богу в то время, как шут будет смотреть на нее своими странными, колдовскими глазами, вызывала в ней панику.
А она нисколько не сомневалась в том, что Николас будет смотреть на нее, просто потому, что знает — это ее тревожит. На самом деле, он был очень странным созданием. Его присутствие действовало на нее так раздражающе, что ей некогда было подумать или погоревать о своей печальной судьбе. Ее мирная, спокойная жизнь внезапно рассыпалась на куски, а у нее нет ни минутки, чтобы поплакать об этом. Впрочем, это, конечно, только к лучшему. Еще ребенком Джулиана хорошо усвоила, что рыдания и сетования на судьбу не приносят ничего, кроме головной боли да помятого, распухшего лица.
Ужин ей принес брат Бэрт. Еда была совсем простая: сыр, темный хлеб и медовый эль. Но при виде ее Джулиана поняла, что проголодалась.
— Поешьте, дитя мое, — сказал монах. — Мне велели принести тарелки обратно в трапезную, когда вы поедите, а наш добрый настоятель не любит, когда его приказы не выполняются. Если вы хотите, я подожду снаружи.
— Прошу вас, составьте мне компанию. Могу ли я вам предложить что-нибудь…
— Я уже поел, миледи. К тому же настоятель постоянно упрекает меня за то, что я ем слишком много.
И хотя впечатляющие размеры живота брата Бэрта не позволяли оспорить подобное утверждение, все же Джулиане не понравилось, что кто-то может так обижать доброго старика.
— Мне говорили, — сказала она, протягивая брату Бэрту ломоть хлеба, — что настоятель поедет завтра с нами в замок Фортэм.
— Да, миледи. И я тоже, чтобы помогать ему.
Ни в тоне, ни в словах монаха не было и намека на какое-нибудь недовольство, и все же Джулиана не могла избавиться от ощущения, что настоятель не был любим здесь, в своей обители.
— Он ведь хороший человек? — спросила она, разламывая следующий большой ломоть хлеба.
— Кто я такой, чтобы судить… Настоятель — человек высших принципов. Помогать ему — огромная честь для меня, о которой я никогда не осмеливался мечтать.
«И без которой охотно бы обошелся», — подумала Джулиана. Похоже, дела обстояли даже хуже, чем она думала.
— А что это за аббатство, брат Бэрт? — спросила она, переводя разговор на другую тему. — Я-то думала, что знаю все святые места на расстоянии одного дня пути от Монкрифа.
— У нас очень маленький и очень бедный орден, миледи, хотя у нашего настоятеля большие планы. Это аббатство Святой Евгелины, Повелительницы драконов.
— Святой Евгелины? Не помню такую, — призналась Джулиана. — А она и в самом деле повелевала драконами?
— Только после того, как была проглочена одним из них. Это было одно из благословенных святых чудес!
— Аминь, — благочестивым тоном сказала она, не открывая монаху своих сомнений по поводу существования драконов.
— Но сегодня никто не относится с должным почтением к старым святым. Евгелина жила еще в римские времена, а теперь люди охотно забывают свое прошлое и своих святых предков. Они предпочитают современных святых. Мы делаем все, что только в наших силах, чтобы сохранить ее священную память для нас и наших потомков. Настоятель посвятил жизнь тому, чтобы сделать аббатство Святой Евгелины местом паломничества и поклонения.
— Да пошлет Господь ему успех в его святом деле, — пробормотала Джулиана, думая о том, как амбиции настоятеля позволили ему все же найти время, чтобы надолго отправиться в замок Фортэм. Собственно, это тоже было не ее дело, и лучше ей все-таки сдерживать свое неуместное любопытство, которое однажды не доведет ее до добра.
— С нашим настоятелем совсем нетрудно иметь дело, миледи, — между тем сказал брат Бэрт. — Только будьте почтительны и молчите, тогда он может вообще вас не заметить.
— Так будет лучше?
— Да, миледи, — ответил брат Бэрт, глядя прямо в глаза Джулиане.
Больше он ничего не сказал, а она была достаточно умна, чтобы не спрашивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32