И она просунула руку в нишу.
Первое, на что наткнулись ее пальцы, было что-то маленькое, мягкое, пушистое и явно живое. Она вскрикнула, успев в последний момент заглушить звук, и едва не свалилась с алтаря, но все же как-то сумела удержаться, не решаясь снова протянуть руку. Это не могла быть крыса. У крыс короткая шерсть, и потом, она уже давно бы побежала по ее руке или запищала.
Джулиана глубоко вздохнула, пытаясь сдержать невольную дрожь. Если бы она догадалась взять с собой свечу! Кто же скрывается в нише? Это не змея, змеи холодные, голые, и это не маленький дракон, они должны быть на ощупь как змеи. Слишком мягкое для крысы, слишком маленькое для кролика, да и как, скажите на милость, кролик мог бы забраться так высоко?
И в этот момент неизвестное животное… мяукнуло. Слава богу! Кот!
— Ты напугал меня, — нежно прошептала Джулиана. — Ах ты, маленький негодник.
Она потянулась и взяла на руки пушистый комочек. Это был совсем еще маленький котенок, он громко заурчал в темноте, оказавшись на руках у человека, а затем начал лизать руку Джулианы маленьким шершавым язычком. Она мгновение держала его на руках, прижавшись щекой к мягкому теплому тельцу. А потом поставила его на вершину алтаря.
— Иди к своей маме, малыш, — прошептала она. — Она, наверное, очень волнуется и ищет тебя.
Джулиана снова потянулась к нише и тут же почувствовала, как котенок начал карабкаться вверх по ее плащу, цепляясь маленькими острыми коготками за плотную шерстяную ткань. Джулиана и так еле удерживала равновесие, поэтому она поспешно сунула руку в нишу, схватила золотой кубок, а затем оттолкнулась от стены, стараясь не упасть. Между тем котенок добрался до ее рук и снова начал мурлыкать, тыкаясь мордашкой ей в ладонь. Джулиана подождала некоторое время, с каким-то отстраненным любопытством ожидая, что же с ней будет. Но ничего не произошло. Не ударила молния, и яд не потек по ее венам. В ее руке был всего лишь сосуд — возможно, священный, но уж никак не несущий в себе зла.
Может быть, конечно, Джулиана была настолько чиста сердцем, что зло не действовало, хотя, учитывая, что она стоит босыми ногами на алтаре, это было весьма сомнительно.
Сжимая в одной руке кубок, другой — прижимая к себе котенка, Джулиана стала осторожно спускаться вниз, чувствуя огромное облегчение. Святая Евгелина решила быть к ней милосердной, чего едва ли можно было ожидать от благочестивого аббата. Так что с ним лучше не встречаться.
Спустившись вниз, Джулиана поставила котенка на пол.
— Иди, ищи свою семью, мой сладкий, — шепнула она. — Ты слишком маленький, чтобы оставлять маму.
Но у котенка явно было свое собственное мнение на этот счет, так как он вновь начал забираться по ее плащу вверх, не желая оставлять теплое, уютное местечко на ее груди.
Джулиана сдалась и начала шарить ногой в темноте в поисках своей обуви, ведь руки у нее были теперь полностью заняты. Наконец она сунула замерзшие ноги в кожаные тапочки и снова вздохнула с облегчением.
Сунув кубок под плащ, она удобнее перехватила котенка и поспешила во двор. В первое мгновение мутный лунный свет ослепил ее своей яркостью. Она даже и не подозревала, что в часовне было темно, словно в самых глубинах ада. Едва эта богохульная мысль пришла ей в голову, как ее пробрала дрожь. Она окажется в этих самых глубинах, если не научится следить за своими нечестивыми мыслями. Ей удается почти всегда удерживать свой излишне дерзкий язык, но живое воображение труднее поддавалось контролю. Джулиана боялась, что такие мысли могут привести ее на костер, если кто-нибудь вроде аббата сможет прочитать их в ее голове.
К счастью, аббат был простым смертным, не обладающим таким даром, и она твердила себе, что ей не о чем беспокоиться. Она шла по двору, стараясь держаться в тени, отбрасываемой высокой крепостной стеной, пока благополучно не добралась до основания башни. Она уже начала подниматься по лестнице, как вдруг услышала тяжелые шаги и приглушенные голоса и поняла, что рано успокоилась.
Джулиана быстро завернула за угол под последним изгибом лестницы, молясь, чтобы ее не разглядели в темноте. Если бы она еще догадалась спрятать свои золотистые волосы. Кубок, спрятанный под плащом, казался почти горячим на ощупь. Котенок, к ее радости, очень тихо мурлыкал от удовольствия, согретый на ее груди.
К своему ужасу, она узнала голоса, когда они были уже совсем близко. Настоятель аббатства Святой Евгелины, которому, видимо, тревога и волнение также не давали спать в эту ночь, беседовал с братом Бэртом. Аббат напыщенно разглагольствовал о нечестивости графской челяди, но вопрос о священном кубке, видимо, его не интересовал, и на том спасибо.
— Я желаю, чтобы служанки покрывали свои волосы, перетягивали грудь и носили более длинные юбки, — суровым тоном говорил отец Паулус. — Я не потерплю разврата в этом замке, только не тогда, когда я несу за него ответственность.
Если у брата Бэрта и были сомнения по поводу того, кто все же отвечает за замок Фортэм, он благоразумно оставил их при себе.
— Я полагаю, женщины носят такие юбки, чтобы не собирать подолом грязь, — терпеливо предположил он. — И я также думаю, что перетягивать грудь очень неудобно и плохо для будущих детей…
Джулиана услышала неодобрительное шипение аббата, крайне недовольного, что ему посмели возражать. Котенок у нее на руках ответил испуганным шипением. К счастью, аббат был слишком поглощен своей обличительной речью, чтобы обратить на это внимание.
Он направился к двери башни и вышел в круг лунного света. При этом его длинная тень едва не коснулась Джулианы, сжавшейся под лестницей.
— Какая мерзость, брат Бэрт. Не говорите со мной о таких вещах! Я выжгу грех из их душ и начну с блудницы и ее матери. Она изображает покорность, но я вижу похоть в ее глазах!
— О ком вы говорите? — спросил брат Бэрт, явно несколько смущенно.
— О леди Джулиане. Я надеялся найти в ней чистоту, но мои надежды были обмануты. Подобно всем женщинам, она способна на худшее из зол — на совращение мужчины. Если я осуществлю задуманное, то она проведет остаток своих дней запертая в монастыре, как можно дальше от всех мужчин.
«О, пожалуйста, Господи!» — мысленно взмолилась Джулиана, испытывая неожиданную симпатию к аббату.
— Леди Джулиана кажется мне весьма искренней и благочестивой девушкой, — имел глупость возразить аббату брат Бэрт. — Кого же она пыталась совратить, как вы говорите?
Джулиане тоже было очень любопытно услышать это, но вместо ответа аббат прорычал:
— В монастырь! — И добавил зловещим тоном: — Или на костер!
В тот же миг вся благодарность, которую Джулиана только что испытала к аббату, мгновенно улетучилась. Она выбрала бы тысячу ночей со своим мужем в постели, нежели возможность сгореть заживо. Подобные вещи случались довольно редко, существовали другие способы наказания еретиков, но когда это происходило, ужасная память оставалась среди местного населения на долгие годы.
— Я думаю, вы заблуждаетесь по поводу этой девочки, — нерешительно сказал брат Бэрт.
— Посмотрим. Если она будет вести себя скромно и сдерживать себя, а также следовать моему примеру, тогда у нее, может быть, еще останется надежда. На что это вы там уставились?
— Э… ни на что, отец Паулус, — неожиданно разволновался брат Бэрт. — Давайте-ка лучше продолжим наше дело. Вы говорили, что желаете найти заброшенную часовню? Вы уверены, что не хотите подождать до утра?
— Только грешники ждут утра, — сурово произнес отец Паулус. — Праведники не нуждаются во сне.
Неожиданная зевота охватила Джулиану прежде, чем она успела подавить ее, легкий вздох прозвучал в ночном холодном воздухе. «Грешники нуждаются во сне», — подумала она.
— Что это было? — подозрительно спросил аббат.
— Ничего, — ответил брат Бэрт, — просто ветер.
На несколько мгновений все замерли. И в этот момент котенок, пригревшийся на груди Джулианы, снова замурлыкал.
— Идемте-ка в часовню и помолимся Святой Деве Марии, — поспешно предложил брат Бэрт.
Мучительно долгое мгновение отец Паулус не двигался, и Джулиана почти видела, как его бесцветные пылающие глаза тщатся пронзить тьму, окружающую ее. Наконец он повернулся и направился к выходу.
— Идемте, брат Бэрт. Мы и так задержались.
— Да, отец Паулус, — сказал монах покорно, поспешно направляясь следом, но возле Джулианы он задержался и едва слышно, одним уголком рта прошептал: — Идите спать, леди Джулиана. И не позволяйте отцу Паулусу поймать вас с этим котом. Он считает все кошачье племя отродьем сатаны.
Он заспешил прочь прежде, чем Джулиана успела перевести дух. Котенок издал протестующий писк, так как она прижала его к себе слишком сильно. Не колеблясь больше ни минуты, она бросилась бежать по пустынной лестнице, вдоль длинных узких коридоров, пока не оказалась в своей комнате.
Она опустила котенка на смятые покрывала, сбросила плащ и села на кровать, сжимая кубок в руках. Малыш тут же забрался к ней на колени, и она погладила его, почти не понимая, что делает, и не отрывая глаз от бесценной реликвии.
Кубок совершенно не производил подобного впечатления. Он был, без сомнения, золотым, но Джулиана и раньше видела золотые кубки и даже пила из них. Он был инкрустирован драгоценными камнями, включая и крупный сапфир, но было в нем что-то аляповатое, безвкусное. Она поставила его на пол, чтобы разглядеть получше. Для святой реликвии, способной творить чудеса или убивать, он был до нелепости невыразительным.
Ей надо теперь найти для него потайное место, чтобы ни одна из этих шумных служанок или ее мать не смогли случайно его обнаружить. Надо его хорошенько спрятать, по крайней мере до тех пор, пока она не придумает, что с ним делать. Она мудро поступила, что не стала ждать, ведь она всего лишь на каких-то несколько минут опередила аббата, который также направлялся в часовню. По-видимому, святая Евгелина хотела, чтобы именно она, Джулиана, забрала этот кубок. Кто же еще мог послать ее в часовню так вовремя и сделать так, чтобы ее путешествие туда осталось тайной для всех?
Завтра будет достаточно времени, чтобы подумать, что с ним делать, а сейчас она замерзла, устала и слишком переволновалась, чтобы думать вообще о чем бы то ни было. Огонь в камине почти совсем погас, и в комнате было довольно прохладно. Джулиана дрожала от холода, который проник в нее за те мучительные минуты, когда она босиком ходила по ледяным камням часовни. Она забралась под меховые покрывала, взяв кубок с собой. Он был на удивление теплым на ощупь, и она обхватила его пальцами и прижала к себе.
Котенок забрался на нее, помесил лапками меховое покрывало то там, то тут, пока не свернулся калачиком возле ее шеи, блаженно мурлыкая. Этот звук и ощущение маленького пушистого тельца рядом так же хорошо успокаивали, как и тепло кубка в ее руках.
— Спокойной ночи, святая Евгелина, — прошептала Джулиана.
И котенок ответил ей довольным «мяу».
14
Похоже, дела шли все хуже и хуже, размышлял Николас, положив свои длинные ноги на стол, весь заставленный опрокинутыми чашами, брошенными деревянными подносами, полуобглоданными куриными костями и прочими остатками пышной трапезы. Кувшины с вином были почти пусты. В главном зале, где он и сидел, слышался громкий храп людей и тихое посапывание собак.
Он не должен был вообще никогда целовать ее, но ведь он всегда любил играть с огнем. Он не должен был следовать за лордом Фортэмом в комнату Джулианы, а затем задерживаться там, когда лорд ушел, забрав свою жену. Он должен был взять святую реликвию сразу, как только нашел ее, спрятанную в темноте часовни Святой Девы. И если бы он не был так занят Джулианой Монкриф, он непременно так бы и поступил.
Конечно, если говорить совсем уж честно, он никогда не обнаружил бы кубок так быстро, если бы не следил за своей стыдливой леди. Он поднял свою чашу с вином в воображаемом привете этой нежной вдовушке, выпил и поставил на стол. Он всегда был склонен к философии — у него был слишком маленький выбор в его суматошной жизни, и он мог лишь плыть по течению, а события шли по их собственному, странному, часто непредсказуемому порядку. Оставалось только молить святых, чтобы они включили его самого в этот порядок.
К тому времени, когда он вернулся в часовню Святой Девы, благочестивый аббат ордена Святой Евгелины вихрем вылетел из ее дверей вне себя от ярости. Беспомощный брат Бэрт семенил рядом с ним, издавая тихие звуки, которые выражали настоящее отчаяние. Впрочем, когда Николас поймал выражение его лица в неверном лунном свете, ему показалось, что добрый монах был далеко не так расстроен, как можно было бы подумать по его словам. Николас при виде их тут же спрятался в тени, пережидая и размышляя.
Ему было ясно, что аббат и его помощник не обнаружили кубка на месте. Разумеется, если предположить, что они искали там именно его — вполне могло быть, что аббат просто возмущен таким пренебрежением к святому месту.
К тому моменту, как он решил, что может безопасно пересечь двор, луна скрылась и небо начало светлеть на востоке, делая ситуацию несколько более рискованной. Однако ждать он больше не мог. Бого наверняка волновался из-за его долгого отсутствия, а брат Бэрт был сейчас с аббатом и недосягаем для вопросов.
В полумраке часовни он сразу увидел пустую нишу и тихо выругался себе под нос. А затем перекрестился и поспешно попросил прощения у святой Евгелины. Конечно, он опоздал, но и священник тоже. А это означало, что за кубком охотился кто-то еще и этот кто-то успел им завладеть.
Это не мог быть Гилберт. Он весь вечер находился при графе. И хотя Гилберт был хитрым мошенником и обманщиком, Николас обладал даром снимать с лиц всевозможные маски. Если человек лгал, он видел его насквозь. Гилберт де Блайт и правда не имел представления, где именно священный кубок находится. Ну а теперь этого не знал и Николас. И вот он сидел здесь и размышлял о происшедшем, удивляясь, почему он почти не расстроен таким поворотом событий. Если бы он вовремя пошевелился, все бы было очень просто и сейчас его бы здесь уже не было. Драгоценный сосуд спокойненько лежал бы себе среди его вещей, а они с Бого растворились бы в лесах, готовые отправиться обратно в путь к королю Генриху.
И он никогда бы больше не увидел Джулиану Монкриф.
Или, возможно, когда-нибудь все же увидел бы. Рано или поздно Генрих заставит ее снова выйти замуж, возможно, за какого-нибудь любимчика-рыцаря, ищущего королевских милостей. Она была дальней родственницей короля, а Генрих всегда относился очень серьезно к подобному родству. Возможно, они могли бы встретиться когда-нибудь — скажем, лет через пятнадцать, она стала бы высохшей, раздраженной и пресной с полудюжиной проказливых детишек…
Но нет, ведь она не могла иметь детей, кажется? Она была бесплодна, или так утверждала молва, после того, как она пробыла много лет замужем за одним из самых развратных мужчин королевства, человеком, который щедро рассыпал свое семя вокруг Монкрифа, и в его землях бегало множество господских бастардов.
К тому же через пятнадцать лет его самого здесь уже не будет. К тому времени он бы постарался уехать как можно дальше и от Генриха, и от двора и никогда бы не узнал, что случилось с леди Джулианой. Научилась ли она наслаждаться теми радостями, которые могло предоставить ей ее роскошное тело? Может, ее заставили бы уйти в монастырь или снова выйти замуж? Помнит ли она еще несчастного шута, который приложил столько сил, чтобы довести ее до отчаяния, а закончил тем, что у самого помутился рассудок?
Он опустил ноги на пол, выругавшись с отвращением. Кажется, он становится сентиментальным от неумеренного количества выпитого вина и прожитых лет. Сентиментальным и слабым. Никогда и никому он не позволял путать свои карты и мешать делать то, что он хотел, и вот теперь Джулиана Монкриф со своими нежными дрожащими губами и растерянными глазами была слишком близка к этому.
Она ведь не могла быть тем вором, который похитил кубок, — или могла? Она едва ли что-то знала о нем, он не представлял для нее никакой ценности. Да и когда бы она успела его взять? Николас слишком крепко поцеловал ее на прощание. Скорее всего, некоторое время после этого она вообще не могла думать о чем-нибудь другом. Это было ясно по ошеломленному, полупьяному взгляду ее глаз. Он с трудом подавил соблазн закончить то, что начал, почти уверенный в том, что в течение следующего часа он сможет добраться до кубка святой Евгелины и навсегда покинуть замок Фортэм.
Чертовски правильно было с его стороны не поддаться соблазну. Но вряд ли было разумно не забрать кубок. Теперь ему придется остаться здесь и разбираться, кто мог за такое короткое время взять реликвию, а главное — найти, где она спрятана. Зато он сможет надоедать Джулиане еще некоторое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32