Саймон все утро куда-то ездил, туда и обратно. Видимо, решил принять ее предложение и воспользоваться ее грузовичком. В прочих ее милостях он не нуждался. Не хотел ни видеть ее, ни говорить с ней. И вообще иметь с ней что-либо.
Эллен закусила губу и отвела взгляд от пикапа. Она осторожно влила в миску холодную воду и стала месить тесто. Все ее хозяйственные хлопоты, конечно же, были уловкой.
– Ты должна найти в себе силы, – продолжала Мюриэл. – Я не хочу, чтобы моя дочь ходила крадучись, будто посрамленная!
– Тебя это никак не затронет, мама! – Эллен хлопнула ситом, так что в воздухе поплыло мучное облако.
Мюриэл испуганно сделала шаг назад.
– Боже мой! Что с тобой, Эллен?
– Я устала от того, что мною распоряжаются! – Эллен сердито подцепила из миски часть теста. – Всю жизнь я была послушной маленькой девочкой. И что мне это дало? Ничего! Теперь я все буду делать, как мне нравится. И я не собираюсь идти на этот дурацкий персиковый фестиваль! Улыбаться, болтать о том о сем и делать вид, что все это просто грандиозно? Мне это ни к чему. – Она сделала из теста несколько шариков и шлепнула их на мраморную доску. – Би вместе с Мисси могут справиться и без меня. А если не могут, ну… тогда они невероятные тупицы. Добропорядочные граждане Ларю не умрут, если в этом сезоне они не получат кусок моего пирога. Возможно, будут страдать, но не умрут.
Рот Мюриэл изогнулся в медленной улыбке.
– Ну хорошо, пусть будет так. Моя маленькая девочка наконец решила обрести твердость характера. Похоже, ты собираешься поступать точно так же, как прошлой ночью. Я имею в виду, когда Саймон крался из нашей парадной двери в три утра. Гм… тебе понравилось?
– Мама! – Эллен энергично принялась раскатывать тесто скалкой.
– А почему тебе просто не пойти на персиковый фестиваль вместе с твоим Саймоном? – предложила Мюриэл. – Сделай публичную заявку. Устрой сенсацию. Поскандаль, дорогая.
Эллен поморщилась.
– Никакой он не мой.
– Вот как? – Мюриэл удивленно заморгала. – Тогда кто он?
– Это никого не касается, – монотонно пробубнила Эллен.
Мюриэл изучала свою дочь тревожными глазами.
– Полегче с тестом, дорогая, или ты сделаешь его жестяным.
– Я знаю, что делаю, – огрызнулась Эллен. – По крайней мере, что касается пирогов. – Она осторожно стянула с разделочной доски раскатанный пласт и задрапировала им верх пирога.
– Возможно, это не самый подходящий момент для разговора…
– Поэтому, пожалуйста, прекрати его, мама, – взмолилась Эллен. – Прошу тебя, не надо.
Мюриэл медленно двинулась к ней.
– Ты посвятила большую часть своей жизни этому парню. И видит Бог, он разрушает твои другие перспективы…
– Мама!
– Если уж ты так присохла к нему, прояви этот свой новый характер! Борись за то, что ты хочешь! Ты должна быть немного тверже, – заключила Мюриэл.
– Я и пыталась! – срывающимся голосом ответила Эллен. – Я все пробовала! Я была смелой, до безрассудства! Сказала, что я его люблю! Тело свое предложила! Жениха своего прогнала! Я ни перед чем не остановилась!
– Успокойся, Эллен, – пробормотала Мюриэл.
– Ха! Успокоиться? Легко сказать! Как? Я просила и умоляла! Пыталась его ублажить сдобами, сексом и…
– Ради Бога, Эллен. Мне не нужны скабрезные подробности.
– Тогда не спрашивай, если не хочешь слушать! И не говори, чтобы я была тверже. У меня полно трудностей, я в растерянности и не знаю, что мне делать дальше. Если я сделаю еще один шаг, пытаясь стать тверже, я окажусь за критической чертой! Ты меня понимаешь, мама?
Мюриэл уставилась на нее, моргая, как сова.
– Боже мой, дорогая! Как драматично. Я не представляла, что ты такая… страстная.
– Никогда со мной такого не было. – Эллен запнулась, сильно шмыгая носом. Потом поглядела на свои руки, белые и липкие от теста, и прижала локти к мокрым глазам. – Только когда это касается Саймона.
– Давай, дорогая. – Мюриэл приложила к носу дочери «клинекс», вытащенный ею из какого-то неведомого тайника.
Эллен вяло засмеялась и высморкалась в бумажную салфетку.
– Спасибо.
– Все, что можно сделать в подобной ситуации, – живо продолжала Мюриэл, – это постараться увидеть в ней светлую сторону.
– Да? – презрительно фыркнула Эллен. – И что же я увижу?
– Как бы то ни было, – лукаво улыбнулась Мюриэл, – теперь тебе не придется иметь дело с Дианой Митчелл, с этой чудовищной стервой, в качестве твоей свекрови. Разве это не подарок судьбы?
– Не заставляй меня смеяться, мама, – сказала Эллен, у которой начало трястись лицо. – Иначе я просто расплачусь, предупреждаю тебя.
– Дорогая, на радости мы можем всплакнуть вместе.
Последовал взрыв эмоций – у той и у другой. И на пару они добили пакет Мюриэл с клинексом, поделив его между собой.
Саймон выехал на дорогу, ведущую на свалку. Тяжелая физическая работа очищает мозги, полагал он. Следуя этому постулату, он отодвинул в сторону груду фотографий, намеренный ударным трудом завершить уборку хлама. Он грузил ящик за ящиком, мешок за мешком. Все подряд. Сломанную мебель. Журналы давностью в несколько десятков лет. Заскорузлые ботинки. Полотенца, которые были до того рваные, что в них почти невозможно было узнать полотенца. Ржавые останки автомобилей и какие-то корродированные детали, которые он вообще не мог идентифицировать.
И еще бутылки из-под спиртного. Проклятые бутылки, как же их было много!
Чем глубже Саймон внедрялся в убогий дом, тем полнее он проникался ощущением безысходности, отчаяния и одиночества Гаса. И тем больше прошлое давило на него.
Но как ни тяжела была его работа, в голову по-прежнему лезли дикие мысли. Прокрасться ночью в комнату к Эллен. Извиниться за то, что вел себя подло, как трусливый пес. Поклясться любить ее до конца жизни, чтобы снова и снова терять себя в ее теле так долго, как ему отпустит судьба.
Сегодня он, точно ненасытный обжора, был жаден до наказания.
Саймон подкатил к свалке, ожидая увидеть Макса Уэббера. Но парень, подошедший к двери будки, был не Макс. Это был его сын, Эдди. Лучший друг Саймона. Тот, кто участвовал во всех его приключениях и кто не хотел смотреть ему в глаза после той памятной ночи.
На загорелом, с залысинами лбу Эдди выступил пот.
– Привет, Эдди! – сказал Саймон. – Сколько лет, сколько зим.
– А, это ты, Саймон. Привет.
Эдди покосился в сторону большого металлического стеллажа, доверху заполненного петардами, остановив на них взгляд. Отец Эдди делал их и всегда поставлял изделия для городских празднеств. Вид петард заставил обоих вспомнить о «римских свечах» и сигнальных ракетах в ту давнюю июльскую ночь. Покрасневшее лицо Эдди сделалось еще краснее. От неудобства он сунул руки в карманы.
– По-прежнему делаете петарды, как я вижу, – сказал Саймон. Черт! Будто у него сегодня не было других дел, кроме как унижать своего старого товарища.
– Гм… да, делаем. Папа и я. К персиковому фестивалю.
– Успеха вам. – Саймон изучал дюжего парня, переминающегося с ноги на ногу. – Что-нибудь известно о Рике, Майке, Стиве и Рэнди? – спросил он, назвав имена ребят, которые были с ними в ту ночь.
– Гм… – Эдди прочистил горло. – Рик работает на железной дороге. Майк продает автомобили в Ванкувере… Рэнди давно живет в Паско. Думаю, теперь он учитель физкультуры. Про Стива ничего не знаю. Не видел его много лет.
– Ага, – кивнул Саймон. – Ну, это я так, между прочим. Просто любопытно.
– Да. Это… гм…х-х-хорошо, – заикался Эдди. – Я рад тебя видеть, приятель.
Саймон крякнул.
– Мне нужно сдать в металлолом кое-какие вещи, Эдди.
– Конечно, конечно, – поспешно сказал Эдди. – Все, что угодно.
– Мне придется сделать не одну ездку, так что приготовься. Ты еще увидишь меня много раз, – сказал Саймон. – И еще…
– Что? – Эдди выглядел встревоженным.
– Расслабься. Не потей из-за той истории. Это было много лет назад, – спокойно добавил Саймон.
Когда он отъезжал, Эдди задумчиво смотрел ему вслед. На этот раз он не отвел глаз и робко помахал рукой. Саймон помахал ему в ответ. Фу ты черт!
ГЛАВА 12
Кухня, пышущая жаром, благоухала густым ароматом запеченных фруктов. Эллен вынула из плиты и положила остывать пирог. Последний пирог из фестивальной партии, приготовленной за этот день. Она придвинула табурет к двери с москитной сеткой, откуда лучше был виден дом Гаса, и присела.
Совершенно очевидно, что хандра в полном одиночестве, в надежде, что он почувствует себя виноватым и опамятуется, ни к чему не приведет. Придется оставить это бесплодное занятие и самой сделать следующий шаг. Опять.
Гнев пропитывал ее все глубже. Саймон использовал ее тело и потом ушел, не сказав ни слова. И сегодня игнорировал ее, будто ничего не было. Надо сказать ему по крайней мере, что она думает о нем и о его дурных манерах. Ей уже нечего терять, даже гордости – все сгорело в пожаре прошлой ночью. Поэтому Эллен чувствовала себя нагой и ужасно ранимой.
Она пересекла лужайку и протиснулась сквозь кусты сирени. Прошла по глубокой траве к дому Гаса и поднялась на крыльцо. Сердце ее неистово колотилось. «Сохраняй твердость духа», – сказала она себе и только подняла руку, чтобы постучаться, как дверь открылась.
– Привет, – сказала Эллен.
Саймон кивнул в ответ. Он молча смотрел на нее. Но не приглашал войти. Его свободная расстегнутая рубаха была покрыта пылью и полосками грязи.
Эллен стиснула зубы. Ясное дело, придя сюда, она совершила ошибку, но, как бы то ни было, придется это выдержать.
– Похоже, работа продвигается, – сказала она, стараясь говорить беззаботным тоном.
– Весь день катаюсь взад-вперед на свалку, – ответил Саймон.
Эллен оглянулась на свой пикап, стоявший во дворе дома.
– Я вижу, ты решил использовать мой грузовичок. Я не хотел тебя беспокоить, – сказал Саймон.
– А ты думал, меня не будет беспокоить то, что ты исчез ночью без единого слова? – спросила Эллен, больно ужаленная его словами. – И потом избегаешь меня весь день.
Он тотчас отвел взгляд от ее глаз. Эллен вздохнула.
– Ты не хочешь пригласить меня в дом, Саймон?
Он отступил назад и жестом предложил ей войти.
Когда Эллен ступила в кухню, комната показалась ей в два раза больше, после того как освободилась от большей части хлама. Пол был подметен, но на стропилах по-прежнему висели гирлянды паутины. Наступила тишина, такая гнетущая, что было трудно дышать.
– Что в тех ящиках, Саймон? – сказала Эллен, думая, о чем бы еще его спросить.
Он, казалось, с облегчением встретил перемену темы.
– Личные вещи Гаса. Его фотоаппараты. Из-за них я просеял груды мусора.
Эллен взяла из открытого ящика одну из старых камер.
– Эту я хорошо помню. Ты обычно снимал ею, когда мы были детьми.
– Да, – сказал Саймон. – Гас научил меня этому ремеслу. Я не знала, что он учил тебя фотографии, – сказала Эллен.
– Мне было так хорошо с ним, пока он оставался в здравом уме. – Взяв у нее фотоаппарат, Саймон вертел его в руках. – Я весь день думал о Гасе. Мне казалось, что я его ненавижу, после того как я убежал. Но потом, когда пришло известие, что он мертв, я осознал, что это не так. Вообще-то на самом деле я никогда так не считал. То, что произошло здесь, не было его виной.
– Что значит не было его виной? – рассердилась Эллен. – Что ты имеешь в виду? Он был взрослым, а ты ребенком! Чья же это вина, как не его?
– Я имею в виду его депрессию, – сказал Саймон. – Он был болен, и это убило в нем все самое хорошее. Но он хотел делать как лучше и старался, как мог.
– Как мог? – Лицо Эллен сделалось красным от застарелого гнева. – Я помню, как ты выглядел после его нападок! Ты это называешь «делать как лучше»?
Саймон вздохнул.
– Ты сознательно не улавливаешь сути.
– О, я-то улавливаю. В отличие от тебя. У тебя с детства привычка делать вид, что тебе все по фигу. Ты, например, всегда притворялся, что не боишься боли. Помнишь, как вы с Эдди поспорили, кто дольше продержит на руке зажженную сигарету? И ты тогда выиграл.
– Десять баксов, – криво усмехнулся Саймон.
– Ты говорил, что это ерунда и что тебе совсем не больно. Но потом рана нагноилась. Помнишь? У тебя остался шрам на том месте. – Эллен схватила его запястье и отдернула вверх рукав, обнажив предплечье с выпуклым блестящим рубцом на коже. – Видишь?
– Эл…
– И сейчас ты снова говоришь, что тебе не больно! Что Гас старался делать как лучше! Что все это пустяки! Что ты не показывался весь день только потому, что не хотел меня беспокоить!
Лицо Саймона приняло суровое выражение.
– Что ты хочешь от меня, Эл? Мы все вынуждены так или иначе справляться с трудностями жизни. Я – одним способом, ты – другим, кто как умеет. Я стараюсь не придавать вещам большого значения, и обычно это мне помогает.
– Тогда прошлая ночь не имела для тебя большого значения? – спросила Эллен.
– Bay! – Саймон отступил назад, удивленный. – Я не думал, что у нас зайдет разговор об этом!
– Просто скажи мне коротко – да или нет. И не пытайся смягчить удар.
Саймон осторожно положил камеру в ящик.
– Нет, Эл, – сказал он тихо. – Это имело для меня очень большое значение.
У нее дрожали губы, и она старалась побороть волнение.
– Я загнала тебя в угол и вынудила сказать эти слова. Прошу прощения. Но я не испытываю к Гасу такого сострадания, как ты. Я никогда не прощу ему, что он прогнал тебя и отлучил от меня. – Эллен направилась к двери.
– Эл, можно я покажу тебе кое-что? Она остановилась и повернулась. – Что?
Саймон подошел к одному из ящиков и вытащил несколько больших тяжелых альбомов. Он положил всю стопку на стол.
– Я обнаружил их этим утром.
Эллен прошла к столу и открыла первый альбом.
Свидетельство о рождении. Черно-белые фотографии. На одной Саймон только-только начинает ходить. Красивая улыбающаяся женщина, с длинными блестящими черными волосами и высокими скулами держит ребенка за руки.
– Это твоя мать? Он кивнул.
Эллен переворачивала страницу за страницей. Маленький мальчик с улыбкой смотрит на рождественское дерево. Саймон верхом на пони. Полная подборка фотографий, от детского сада, кончая школой. Первые попытки художественного творчества, поделки с использованием клея и блесток. Альбом был укомплектован под завязку, без единого пропуска и дюйма свободного пространства.
– Должно быть, это начинала еще моя мать, – сказал Саймон, – и по какой-то причине перестала. В доме ничто не уцелело в огне. Я даже не знал, что эти альбомы вообще существуют в природе. – Саймон открыл второй альбом. – А дальше продолжил Гас. На этой фотографии я уже в школе. Я переехал сюда, когда учился в третьем классе. У Гаса здесь собрано все. Табель, рисунки, даже некоторые из моих сочинений. Я никогда не предполагал, что он вообще в них заглядывал, не то чтобы их увековечить и потом разглядывать в одиночестве.
Листая страницы, Эллен остановилась на серии черно-белых фотографий с замечательными пейзажами. Ниже располагалась газетная статья с заголовком: «Молодежь Ларю завоевывает право на стипендию».
– Я помню, как ты выиграл в тех соревнованиях, – сказала Эллен. – Но ты не мог поехать по стипендии на занятия в летнюю школу, потому что в тот год…
– Потому что в тот год, – продолжил Саймон, – я был условно осужден и отпущен на поруки. Да, я помню. – Он выглядел смущенным. – Мой учитель по художественному творчеству был готов убить меня.
– Это когда вы с Эдди устроили те гонки на тракторах и один из них в конце концов въехал носом в садик Уилларда Блейра? Или это было в тот раз, когда вы угнали кабриолет у жены мэра для гонки за лидером?
– Мы непременно должны застрять на этом? – В голосе Саймона звучало уныние.
– Извини, – сказала Эллен, пряча улыбку, и перевернула страницу.
Главный приз с выставки художественного творчества учащихся. Рисунки углем. Рисунки пером. Саймон в год окончания школы. Эллен смотрела на фото, и сердце ее переполняли знакомые чувства. Точно такая же фотокарточка была запрятана глубоко в ее бумажнике, обтрепанная по углам – так часто она ее вынимала и рассматривала.
Внезапно страницы стали пустыми.
Эллен захлопнула альбом.
– Гас так гордился тобой. За это я готова пересмотреть свое отношение к нему в лучшую сторону. Теперь я могла бы простить его, почти полностью.
– Я полагаю, он надеялся, что когда-нибудь я найду все это, – сказал Саймон. – Своего рода завуалированные извинения. Он был такой плут, этот Гас. Любил говорить околичностями. Ему это было присуще – оставлять лазейку, чтобы увильнуть от прямого разговора.
Эллен положила ладонь Саймону на руку. Он посмотрел на ее пальцы.
– Этого должно быть достаточно.
Чтобы не расчувствоваться, она тотчас отвела глаза. Взгляд ее упал на папки с подшивками.
– А что в тех? – спросила она.
– Мои снимки из газет и журналов, – сказал Саймон. – Он их собирал тоже.
Эллен раскрыла подшивку с архивом. Саймон, подойдя сзади, смотрел поверх ее плеча.
– Это лагерь палестинских беженцев, – пояснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41