А во второй раз, наверное, это уже не так мерзко и не так отвратительно. А на третий раз и вообще привыкаешь… Все смешалось воедино – крики боли и отчаяния, неровные мучительные вздохи, экстатические стоны… А на фоне страшного действа все продолжал усиливаться однотонный давящий и всепоглощающий гул…
Инна лежала неподвижно и смотрела в потолок. Вообще-то это был не совсем потолок, его-то она как раз и не видела – просто кусок чего-то синего, слегка подсвеченного. Не голубого неба, нет – она отдала бы все что угодно, только бы синее стало голубым и на нем появились хотя бы редкие белые облачка… Но нет – чудес, к сожалению, не бывает. Это она уже поняла. Их не бывает даже здесь. А может, в особенности – здесь.
Использовал по назначению – да и шлепнул, чтобы не мучилась, вспомнила Инна. Кажется, насильник решил пощадить ее и ограничился только первым пунктом. Впрочем, пощадить ли?..
Она не дала этой мысли оформиться. Попробовала пошевелиться; тело слушалось плохо, но все же слушалось. Приподнялась, опираясь на правую руку – левую лишь с великим трудом удавалось удержать на весу. Взглянула перед собой: все та же пыль, те же брошенные вещи… вот и я теперь, подумала, – такая же брошенная вещь. Смотреть на себя не хотелось. Инна кое-как привстала – ноги держали плохо, все предметы начали исполнять перед ней какой-то бешеный танец. Она откашлялась и сплюнула – в слюне чувствовался соленый привкус крови. Помотала головой, встряхнулась; картинка как будто становилась более устойчивой. Вот, так оно лучше…
Взгляд натолкнулся на пианино. Черное и безмолвное, крышка до сих пор открыта. Что-то непонятное и жуткое было в нем, что-то потустороннее, какая-то неподвластная ей и вообще человеку страшная сила… Это оно во всем виновато! – подумалось неожиданно. Это оно, оно какое-то неправильное, и музыку я на нем играла неправильную, ненормальную, нечеловеческую… Ну, все, держись! Сейчас-сейчас! Инна сделала несколько шагов к куче в углу. Ноги были как ватные; она согнулась, уселась на пол и принялась перебирать вещи. Тюки с одеждой, деревяшки, банки разные – все не то. Не то, не то! Под руку вдруг попалась бумажка, Инна взяла ее, перевернула другой стороной… Это оказалась фотография девочки лет десяти – жизнерадостное улыбающееся создание, белые зубки и розовые щечки, темные волосы заплетены в косичку… Никакой подписи не было. Она рассматривала фото несколько секунд, потом отбросила: нет, не то, опять не то…
Тут ей подвернулась кочерга. Инна ухмыльнулась зловеще: вот теперь то, что надо! Привстала, подняла кочергу – та казалась необыкновенно тяжелой. Ничего, сил должно хватить. Снова подошла к пианино.
Длинный ряд клавиш напоминал открытый рот с огромным количеством зубов. Ну да: белые – это зубы, а черные – это страшный кариес… Что, зубки, хотите меня скушать? А фиг вам, не получится! Со всей силой, какая только была, Инна обрушила кочергу на клавиши. Те породили неимоверно фальшивый аккорд, долго-долго звучавший в тишине чердака.
А, что, не ожидали? Так вот вам еще! Она снова подняла орудие – и снова ударила. Потом опустила углом книзу и повела по клавиатуре, с силой прижимая, выдавливая из нее жуткую какофоническую гамму. Кое-где на месте "зубов" уже зияли пустоты – кочерга цеплялась за них и выворачивала соседние клавиши… Вот вам, вот вам за все, получите, гадкие, ненавистные! Она поднимала железный прут – и опять опускала его, еще раз, и еще; инструмент страшно кричал от причиняемой ему боли, порождая симфонию, которую впору слушать разве что грешникам в последнем круге ада. Он орал, он стенал, поруганный, замученный тем же человеком, который еще недавно извлекал из него божественные звуки, он недоуменно вопрошал – за что? – но Инна не слышала вопроса, она продолжала крушить, покуда могла: вот тебе! Так тебе, получай! и еще, и еще!..
Наконец силы оставили ее. Она уронила кочергу – едва не сама себе на ноги, – села, склонила голову… Вдруг поняла, что плачет – не хныкает, нет, слезы текли рекой. Плакала не от усталости, не от физической боли – сама не смогла бы объяснить, от чего. Перед глазами стояла только что виденная фотография. Девочка здорово походила на нее саму – особенно если вспомнить, какой она была в десять лет…
Эх, ты, Инка-Паутинка, несчастная юная Инночка! До чего ж ты докатилась, боже, до чего ты докатилась? Слезы постепенно останавливались, и тут она поняла, что до сих пор не одета. Бегло оглядела себя: кровь на руках… кровь на груди… и на лице, конечно, тоже. Вспомнила: где-то здесь должна быть сумочка с зеркальцем. Пошарила глазами: пояс оказался в противоположном углу чердака. Как он аж туда залетел?
Не экзистенционально. Подобрала черную сумочку, заглянула… Зеркальце оказалось разбито – кусок размером с одну треть вылетел из него и раздробился на множество осколков. Разбитое зеркало – к несчастью, вспомнила Инна и вдруг рассмеялась дико; почти тут же замолкла, испугавшись собственного голоса. Взглянула на свое отражение: господи-господи… Девица-красавица, на кого ты теперь похожа? Губа справа была разорвана, под носом тоже запеклась кровь. Глаза стали красными, воспаленными, странно расширились и глядели на мир безумно. О, нет… Она хотела спрятать зеркало обратно; тут же передумала и отшвырнула его прочь.
Инна натянула джинсы – прямо на голое тело. Нашла свою любимую маечку, развернула… а, не важно, лишь бы было чем прикрыться. Минуту терла ее между ладонями, потом еще раз оглядела: ничего, сойдет. Оделась, подобрала сумочку… заметила: черный пистолет так и остался в ладони Славика. Насильник не взял его – а может, вообще не заметил… Она схватилась за дуло, потянула на себя: отдай! Пальцы застыли в том положении, в каком были на момент смерти, и не хотели отпускать оружие.
– Отдай! – закричала Инна умоляюще. – Он тебе не нужен, пожалуйста, отдай!..
Она одной рукой трясла ладонь, другой тянула на себя – нет, не получается. Ничего у нее не получается, она и правда ни на что не способна, кроме как наигрывать свою дурацкую бесполезную музыку… Ну ничего, ничего! Инна повернула руку мертвеца, прижала к полу, одновременно пытаясь разогнуть пальцы. Ну почему ты так его держишь, почему, он ведь тебе уже не нужен! Опять подступали слезы, из носа тоже текло.
Наконец ей это удалось – пистолет выскочил из чуть разжатой ладони, Инна едва не опрокинулась. Тут же встала, сунула оружие за пояс, в последний раз взглянула на Славика. Прости, пожалуйста! Мне нет прощения, я знаю, но все же… Махнула рукой и быстро пошла к люку вниз.
Оставив домик, Инна двинулась в сторону, противоположную той, откуда пришла. По крайней мере, так она думала. Шла не спеша – быстрее и не смогла бы: окружающий пейзаж время от времени начинал скакать у нее перед глазами, как в сумасшедшем аттракционе – тогда приходилось совсем замедляться, почти останавливаться. Шла, не особенно обращая внимание на обстановку вокруг. Только краем глаза фиксировала: слева зеленый барак… справа красный… а вот еще домик, похожий на тот – обойду стороной…
Неожиданно впереди возникла человеческая фигура. Женщина средних лет в длинном зеленом халате без рукавов, тело весьма пышных форм, лицо какое-то круглое, спокойное, нормальный человеческий взгляд… Эта хотя бы не похожа на маньячку или фанатичку, подумала Инна. Сейчас подойду ближе, поговорю – может, она знает что-то про выход? Она сделала несколько шагов – снова начало шатать, фигура впереди будто покачивалась влево-вправо. Ничего, усмехнулась, ничего, справлюсь… Женщина стояла неподвижно, смотрела на нее… вдруг мгновенно сорвалась с места и побежала прочь.
– Сто-о-ой! – выкрикнула Инна. – Подожди!
Но той уже даже не было видно. Ну вот, всплеснула она руками, опять не повезло… Через несколько секунд она уже забыла про эту женщину, образ отодвинулся куда-то на задворки памяти – это все мелочи, это не важно – надо идти дальше. Скоро она увидела ступеньки. Добротная мраморная лестница – не чета тем, что были в подземных туннелях, действительно сделано на славу. Уже начав медленно подниматься, Инна подняла голову и взглянула вверх. Лестница вела к портику с колоннами в античном стиле, построенному, казалось, прямо внутри скалы; на этой скале обрывалось синее светящееся подобие неба.
Туда! – мысль буквально ударила по голове: если выход и существует, то он – там. Инна даже ускорила шаг. Потом заметила: на верхней ступеньке стоит человек.
Это был мужчина, и одет он был очень странно, вычурно – так одеваются только актеры в театре, играющие спектакль на тему средневековых реалий. Ну и, конечно, так одевались собственно в Средних Веках… Он был, пожалуй, красив, не то что Славик – холеные залихватские усы, орлиный взгляд, шляпа-треуголка на голове… И этот зеленый бархатный камзол ему очень идет, еще бы шпагу – и вышел бы натуральный мушкетер, ну просто "один за всех – все за одного", или скорее "один на всех – все на одного" – это как-то правильнее, ближе к здешним реалиям… Мушкетер снял шляпу, церемонно поклонился и произнес:
– О принцесса, разрешите мне приветствовать вас!
Инна захохотала. Какая там к черту принцесса? Шлюха она теперь, а не принцесса! Самая натуральная грязная подзаборная шлюха. Грязная и подзаборная – мысленно повторила еще раз и ухмыльнулась. Мушкетер тем временем продолжал:
– Вы не представляете, какая это огромная честь для меня – видеть вас здесь!
Она снова хохотнула. К черту честь! Ее сейчас больше волнует несколько другой вопрос.
– Где выход? – спросила Инна и на миг испугалась: она едва узнала собственный голос – резкий, отрывистый, с истерическим присвистом.
– О, принцесса, уверяю вас, вам совсем не стоит об этом беспокоиться! Позвольте взамен предложить вам себя в качестве скромного сопровождающего. Право, ваше высочество, все только вас и ждут, бал не может начаться без вас!
К черту, пробормотала она про себя. Вытащила пистолет из-за пояса, сжала рукоять, вытянула на полную руку. Рука вдруг затряслась лихорадочно, Инна схватилась еще и левой, но это мало помогло. Черт, нервы, нервы, невозможно, что это такое, я же хочу прицелиться! Прицелиться никак не удавалось: дуло дергалось вверх-вниз, упорно не желая фиксироваться на одной точке. А, к черту! Она проговорила:
– Где выход? Ты, разодетый шут, говори – где выход?!
– О, принцесса, ради бога, уберите оружие! Уберите, прошу вас, вы ведь так можете покалечиться! Это будет весьма печально, если вы себе что-нибудь повредите!
Он издевается, подумала Инна. Впрочем, они все издеваются, и этот – не исключение, он – всего лишь подтверждение общего правила. Но я же не шучу, черт возьми! Я не шучу, я и правда выстрелю! Руки дрожали не переставая: нет, это невозможно… невозможно… безумие…
– Я буду стрелять! – закричала что есть мочи, так что даже сорвала голос. Добавила тише, сквозь слезы: – Идиот!.. Я же тебя убью…
– Принцесса, поверьте мне на слово, – сказал мушкетер, – это был бы не самый разумный поступок с вашей стороны.
Руки тряслись неимоверно. Нет, подумала Инна, так я ничего не смогу, надо чтоб наверняка. Она заставила себя сделать шаг вперед.
Потом еще один – двигалась как обреченная, моргая беспрерывно, уже почти ничего не различая перед собой. Остановилась в трех метрах от него, навела пистолет – вместо головы будущей жертвы видела лишь бесформенное розово-зеленое пятно. Пистолет тоже был пятном, только черного цвета, и будто все время менял свою форму и очертания.
Но я же должна! – мысленно воскликнула Инна. Вслух произнесла едва слышно:
– Убью…
Мушкетер стоял неподвижно, выжидая. Она зажмурила глаза до боли, сжала рукоять со всей силы – в левой руке что-то треснуло, будто ударило током. Она едва слышно вскрикнула, но вытерпела. Я должна! – подумала еще раз и спустила курок.
Никакого грохота не было – только негромкий щелчок. Инна нервно хихикнула, открыла глаза – мушкетер спокойно и уверенно стоял перед ней все в той же позе. Она нажала еще раз – и еще раз так же щелкнуло.
Она рассмеялась во весь голос, отшвырнула пистолет прочь – тот поскакал по ступенькам и замер. Боже, подумала, какое счастье! Я не убила человека, я правда хотела убить – но мне это не удалось, какое счастье! Эх, ты, юная Инночка, малолетка дура-дурой… Смех как-то плавно перешел в слезы. Ничего не умею делать, сказала себе, совсем ничего! Сама не заметила, как подошла к тому, кого только что едва не прикончила – и уже рыдала во весь голос, положив голову ему на плечо.
Он что-то говорил – она разбирала только отдельные слова:
– О, принцесса, вы… состоянии… пойдемте, вам… переодеться… бал, поймите… сейчас…
Потом колонны начали поворачиваться к ней боком. Инна приготовилась спиной встретить землю, но тут ее ноги вдруг оторвались от поверхности. Она скорее догадалась, чем почувствовала: мушкетер подхватил ее на руки.
Потом они куда-то шли. По бокам мелькали размытые образы: колонны портика… зал… в нем – опять колонны, и какие-то статуи… ступеньки… еще ступеньки… широкие двери…
Потом была комната, в ней было жарко и влажно. Еще в ней были две девушки, совсем голые – или, может, почти совсем. Они что-то говорили ей, что-то очень спокойное, ласковое, хорошее… Кажется, она им даже отвечала. И еще они что-то влили ей в рот, и оно было немного горькое и терпкое на вкус. И одна из них сказала: "Потерпи чуть-чуть, Иннушка, скоро все будет хорошо!"
Потом она тоже была без одежды. Она лежала, вокруг все еще было влажно, где-то плескалась вода, и ей действительно было очень хорошо.
Удивительно хорошо и удивительно безмятежно. Ее чем-то натирали, чем-то мазали; это продолжалось долго, очень долго, бесконечно долго… Минуту, час, день, месяц, год, жизнь… Но ей было уже все равно. Даже если бы это никогда не закончилось.
Потом она увидела перед собой статную даму, и дама ошеломила ее своей красотой. На ней было роскошное платье – такие Инна видела только в исторических фильмах или, опять же, в театре; платье было сиреневое, все в кружевах и узорчатой вышивке, широкая юбка перевернутым розовым бутоном опускалась до пола. На открытой белой груди искрилось жемчужное ожерелье, бросая во все стороны световые блики. Лицо блистало ярким, торжественным макияжем, кожа казалась сверхъестественно чистой и гладкой. Темные, почти черные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу, которую венчала искусно вплетенная в них сверкающая маленькая корона. Вот это настоящая королева красоты, подумала Инна, эх, куда уж мне до нее? Только глаза… глаза тоже были красивы, но если не заострять внимание на косметике, в них виделась глубокая печаль и усталость. Что ж, решила она, наверное, красавицам тоже не очень-то легко живется на свете… И еще: справа на губе, под ярко-красной помадой, она все-таки разглядела какой-то неказистый выступ, как будто шрам…
Тут Инна поняла, что смотрит на себя в зеркало.
Не может быть! Она пошатнулась. Вот это уж точно не реальность, а какой-то чудной сон… Она опустила глаза: все верно, вот это платье, оно правда на ней, и ее руки… Тонкие белые перчатки, скрывающие под собой в том числе и сломанный ноготь. И ожерелье на груди… Она опасливо подняла руку: усталость ощущалась – не так, конечно, как раньше, но все же ощущалась, и движения выходили не совсем уверенные; подняла руку к голове: вот волосы… Инна боялась даже прикоснуться, как бы чего не испортить – сама бы она никогда в жизни не сумела… Все-таки нащупала корону. Глянула в зеркало: там бледная рука с несколькими цветастыми браслетами на ней делала то же самое.
Принцесса…
Инна поняла, что сейчас упадет. Это все слишком, это, конечно, не может быть на самом деле! Кто-то подхватил ее сзади:
– Осторожнее, принцесса Инна!
Она вздрогнула. Тот же голос – уже знакомый ей мушкетер. Он поддержал ее, помог устоять на ногах; потом отпустил, отошел вбок. Она повернулась – да, это он, все в том же костюме, выглядит безупречно, ничего не скажешь. Если она принцесса – то кто он?
– Кто ты? – так и спросила.
– Гарольд, граф Западных Земель, – сказал мушкетер. – Но для вас – просто Гарольд.
Это напоминало какую-то сказку, неожиданно ставшую явью. Западные Земли, граф…
– Где мы находимся, Гарольд?
– В моем родовом замке. Не волнуйтесь, Инна, здесь вы в безопасности.
– А какая опасность мне угрожает в другом месте?
– О, разве вы не знаете, сколько самых разных и неожиданных опасностей подстерегает неосторожных путников в наших краях?
Она усмехнулась:
– Знаю.
– Готовы ли вы, принцесса? – спросил он.
– К чему?
– К балу, разумеется! Уже все приготовлено для того, чтобы его начать. Ждут только вас. Но не волнуйтесь: вам совсем не нужно спешить, гости будут ждать столько, сколько потребуется.
– А потом ты будешь меня трахать? – спросила Инна.
Она внимательно следила за его лицом, но оно нисколько не изменилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Инна лежала неподвижно и смотрела в потолок. Вообще-то это был не совсем потолок, его-то она как раз и не видела – просто кусок чего-то синего, слегка подсвеченного. Не голубого неба, нет – она отдала бы все что угодно, только бы синее стало голубым и на нем появились хотя бы редкие белые облачка… Но нет – чудес, к сожалению, не бывает. Это она уже поняла. Их не бывает даже здесь. А может, в особенности – здесь.
Использовал по назначению – да и шлепнул, чтобы не мучилась, вспомнила Инна. Кажется, насильник решил пощадить ее и ограничился только первым пунктом. Впрочем, пощадить ли?..
Она не дала этой мысли оформиться. Попробовала пошевелиться; тело слушалось плохо, но все же слушалось. Приподнялась, опираясь на правую руку – левую лишь с великим трудом удавалось удержать на весу. Взглянула перед собой: все та же пыль, те же брошенные вещи… вот и я теперь, подумала, – такая же брошенная вещь. Смотреть на себя не хотелось. Инна кое-как привстала – ноги держали плохо, все предметы начали исполнять перед ней какой-то бешеный танец. Она откашлялась и сплюнула – в слюне чувствовался соленый привкус крови. Помотала головой, встряхнулась; картинка как будто становилась более устойчивой. Вот, так оно лучше…
Взгляд натолкнулся на пианино. Черное и безмолвное, крышка до сих пор открыта. Что-то непонятное и жуткое было в нем, что-то потустороннее, какая-то неподвластная ей и вообще человеку страшная сила… Это оно во всем виновато! – подумалось неожиданно. Это оно, оно какое-то неправильное, и музыку я на нем играла неправильную, ненормальную, нечеловеческую… Ну, все, держись! Сейчас-сейчас! Инна сделала несколько шагов к куче в углу. Ноги были как ватные; она согнулась, уселась на пол и принялась перебирать вещи. Тюки с одеждой, деревяшки, банки разные – все не то. Не то, не то! Под руку вдруг попалась бумажка, Инна взяла ее, перевернула другой стороной… Это оказалась фотография девочки лет десяти – жизнерадостное улыбающееся создание, белые зубки и розовые щечки, темные волосы заплетены в косичку… Никакой подписи не было. Она рассматривала фото несколько секунд, потом отбросила: нет, не то, опять не то…
Тут ей подвернулась кочерга. Инна ухмыльнулась зловеще: вот теперь то, что надо! Привстала, подняла кочергу – та казалась необыкновенно тяжелой. Ничего, сил должно хватить. Снова подошла к пианино.
Длинный ряд клавиш напоминал открытый рот с огромным количеством зубов. Ну да: белые – это зубы, а черные – это страшный кариес… Что, зубки, хотите меня скушать? А фиг вам, не получится! Со всей силой, какая только была, Инна обрушила кочергу на клавиши. Те породили неимоверно фальшивый аккорд, долго-долго звучавший в тишине чердака.
А, что, не ожидали? Так вот вам еще! Она снова подняла орудие – и снова ударила. Потом опустила углом книзу и повела по клавиатуре, с силой прижимая, выдавливая из нее жуткую какофоническую гамму. Кое-где на месте "зубов" уже зияли пустоты – кочерга цеплялась за них и выворачивала соседние клавиши… Вот вам, вот вам за все, получите, гадкие, ненавистные! Она поднимала железный прут – и опять опускала его, еще раз, и еще; инструмент страшно кричал от причиняемой ему боли, порождая симфонию, которую впору слушать разве что грешникам в последнем круге ада. Он орал, он стенал, поруганный, замученный тем же человеком, который еще недавно извлекал из него божественные звуки, он недоуменно вопрошал – за что? – но Инна не слышала вопроса, она продолжала крушить, покуда могла: вот тебе! Так тебе, получай! и еще, и еще!..
Наконец силы оставили ее. Она уронила кочергу – едва не сама себе на ноги, – села, склонила голову… Вдруг поняла, что плачет – не хныкает, нет, слезы текли рекой. Плакала не от усталости, не от физической боли – сама не смогла бы объяснить, от чего. Перед глазами стояла только что виденная фотография. Девочка здорово походила на нее саму – особенно если вспомнить, какой она была в десять лет…
Эх, ты, Инка-Паутинка, несчастная юная Инночка! До чего ж ты докатилась, боже, до чего ты докатилась? Слезы постепенно останавливались, и тут она поняла, что до сих пор не одета. Бегло оглядела себя: кровь на руках… кровь на груди… и на лице, конечно, тоже. Вспомнила: где-то здесь должна быть сумочка с зеркальцем. Пошарила глазами: пояс оказался в противоположном углу чердака. Как он аж туда залетел?
Не экзистенционально. Подобрала черную сумочку, заглянула… Зеркальце оказалось разбито – кусок размером с одну треть вылетел из него и раздробился на множество осколков. Разбитое зеркало – к несчастью, вспомнила Инна и вдруг рассмеялась дико; почти тут же замолкла, испугавшись собственного голоса. Взглянула на свое отражение: господи-господи… Девица-красавица, на кого ты теперь похожа? Губа справа была разорвана, под носом тоже запеклась кровь. Глаза стали красными, воспаленными, странно расширились и глядели на мир безумно. О, нет… Она хотела спрятать зеркало обратно; тут же передумала и отшвырнула его прочь.
Инна натянула джинсы – прямо на голое тело. Нашла свою любимую маечку, развернула… а, не важно, лишь бы было чем прикрыться. Минуту терла ее между ладонями, потом еще раз оглядела: ничего, сойдет. Оделась, подобрала сумочку… заметила: черный пистолет так и остался в ладони Славика. Насильник не взял его – а может, вообще не заметил… Она схватилась за дуло, потянула на себя: отдай! Пальцы застыли в том положении, в каком были на момент смерти, и не хотели отпускать оружие.
– Отдай! – закричала Инна умоляюще. – Он тебе не нужен, пожалуйста, отдай!..
Она одной рукой трясла ладонь, другой тянула на себя – нет, не получается. Ничего у нее не получается, она и правда ни на что не способна, кроме как наигрывать свою дурацкую бесполезную музыку… Ну ничего, ничего! Инна повернула руку мертвеца, прижала к полу, одновременно пытаясь разогнуть пальцы. Ну почему ты так его держишь, почему, он ведь тебе уже не нужен! Опять подступали слезы, из носа тоже текло.
Наконец ей это удалось – пистолет выскочил из чуть разжатой ладони, Инна едва не опрокинулась. Тут же встала, сунула оружие за пояс, в последний раз взглянула на Славика. Прости, пожалуйста! Мне нет прощения, я знаю, но все же… Махнула рукой и быстро пошла к люку вниз.
Оставив домик, Инна двинулась в сторону, противоположную той, откуда пришла. По крайней мере, так она думала. Шла не спеша – быстрее и не смогла бы: окружающий пейзаж время от времени начинал скакать у нее перед глазами, как в сумасшедшем аттракционе – тогда приходилось совсем замедляться, почти останавливаться. Шла, не особенно обращая внимание на обстановку вокруг. Только краем глаза фиксировала: слева зеленый барак… справа красный… а вот еще домик, похожий на тот – обойду стороной…
Неожиданно впереди возникла человеческая фигура. Женщина средних лет в длинном зеленом халате без рукавов, тело весьма пышных форм, лицо какое-то круглое, спокойное, нормальный человеческий взгляд… Эта хотя бы не похожа на маньячку или фанатичку, подумала Инна. Сейчас подойду ближе, поговорю – может, она знает что-то про выход? Она сделала несколько шагов – снова начало шатать, фигура впереди будто покачивалась влево-вправо. Ничего, усмехнулась, ничего, справлюсь… Женщина стояла неподвижно, смотрела на нее… вдруг мгновенно сорвалась с места и побежала прочь.
– Сто-о-ой! – выкрикнула Инна. – Подожди!
Но той уже даже не было видно. Ну вот, всплеснула она руками, опять не повезло… Через несколько секунд она уже забыла про эту женщину, образ отодвинулся куда-то на задворки памяти – это все мелочи, это не важно – надо идти дальше. Скоро она увидела ступеньки. Добротная мраморная лестница – не чета тем, что были в подземных туннелях, действительно сделано на славу. Уже начав медленно подниматься, Инна подняла голову и взглянула вверх. Лестница вела к портику с колоннами в античном стиле, построенному, казалось, прямо внутри скалы; на этой скале обрывалось синее светящееся подобие неба.
Туда! – мысль буквально ударила по голове: если выход и существует, то он – там. Инна даже ускорила шаг. Потом заметила: на верхней ступеньке стоит человек.
Это был мужчина, и одет он был очень странно, вычурно – так одеваются только актеры в театре, играющие спектакль на тему средневековых реалий. Ну и, конечно, так одевались собственно в Средних Веках… Он был, пожалуй, красив, не то что Славик – холеные залихватские усы, орлиный взгляд, шляпа-треуголка на голове… И этот зеленый бархатный камзол ему очень идет, еще бы шпагу – и вышел бы натуральный мушкетер, ну просто "один за всех – все за одного", или скорее "один на всех – все на одного" – это как-то правильнее, ближе к здешним реалиям… Мушкетер снял шляпу, церемонно поклонился и произнес:
– О принцесса, разрешите мне приветствовать вас!
Инна захохотала. Какая там к черту принцесса? Шлюха она теперь, а не принцесса! Самая натуральная грязная подзаборная шлюха. Грязная и подзаборная – мысленно повторила еще раз и ухмыльнулась. Мушкетер тем временем продолжал:
– Вы не представляете, какая это огромная честь для меня – видеть вас здесь!
Она снова хохотнула. К черту честь! Ее сейчас больше волнует несколько другой вопрос.
– Где выход? – спросила Инна и на миг испугалась: она едва узнала собственный голос – резкий, отрывистый, с истерическим присвистом.
– О, принцесса, уверяю вас, вам совсем не стоит об этом беспокоиться! Позвольте взамен предложить вам себя в качестве скромного сопровождающего. Право, ваше высочество, все только вас и ждут, бал не может начаться без вас!
К черту, пробормотала она про себя. Вытащила пистолет из-за пояса, сжала рукоять, вытянула на полную руку. Рука вдруг затряслась лихорадочно, Инна схватилась еще и левой, но это мало помогло. Черт, нервы, нервы, невозможно, что это такое, я же хочу прицелиться! Прицелиться никак не удавалось: дуло дергалось вверх-вниз, упорно не желая фиксироваться на одной точке. А, к черту! Она проговорила:
– Где выход? Ты, разодетый шут, говори – где выход?!
– О, принцесса, ради бога, уберите оружие! Уберите, прошу вас, вы ведь так можете покалечиться! Это будет весьма печально, если вы себе что-нибудь повредите!
Он издевается, подумала Инна. Впрочем, они все издеваются, и этот – не исключение, он – всего лишь подтверждение общего правила. Но я же не шучу, черт возьми! Я не шучу, я и правда выстрелю! Руки дрожали не переставая: нет, это невозможно… невозможно… безумие…
– Я буду стрелять! – закричала что есть мочи, так что даже сорвала голос. Добавила тише, сквозь слезы: – Идиот!.. Я же тебя убью…
– Принцесса, поверьте мне на слово, – сказал мушкетер, – это был бы не самый разумный поступок с вашей стороны.
Руки тряслись неимоверно. Нет, подумала Инна, так я ничего не смогу, надо чтоб наверняка. Она заставила себя сделать шаг вперед.
Потом еще один – двигалась как обреченная, моргая беспрерывно, уже почти ничего не различая перед собой. Остановилась в трех метрах от него, навела пистолет – вместо головы будущей жертвы видела лишь бесформенное розово-зеленое пятно. Пистолет тоже был пятном, только черного цвета, и будто все время менял свою форму и очертания.
Но я же должна! – мысленно воскликнула Инна. Вслух произнесла едва слышно:
– Убью…
Мушкетер стоял неподвижно, выжидая. Она зажмурила глаза до боли, сжала рукоять со всей силы – в левой руке что-то треснуло, будто ударило током. Она едва слышно вскрикнула, но вытерпела. Я должна! – подумала еще раз и спустила курок.
Никакого грохота не было – только негромкий щелчок. Инна нервно хихикнула, открыла глаза – мушкетер спокойно и уверенно стоял перед ней все в той же позе. Она нажала еще раз – и еще раз так же щелкнуло.
Она рассмеялась во весь голос, отшвырнула пистолет прочь – тот поскакал по ступенькам и замер. Боже, подумала, какое счастье! Я не убила человека, я правда хотела убить – но мне это не удалось, какое счастье! Эх, ты, юная Инночка, малолетка дура-дурой… Смех как-то плавно перешел в слезы. Ничего не умею делать, сказала себе, совсем ничего! Сама не заметила, как подошла к тому, кого только что едва не прикончила – и уже рыдала во весь голос, положив голову ему на плечо.
Он что-то говорил – она разбирала только отдельные слова:
– О, принцесса, вы… состоянии… пойдемте, вам… переодеться… бал, поймите… сейчас…
Потом колонны начали поворачиваться к ней боком. Инна приготовилась спиной встретить землю, но тут ее ноги вдруг оторвались от поверхности. Она скорее догадалась, чем почувствовала: мушкетер подхватил ее на руки.
Потом они куда-то шли. По бокам мелькали размытые образы: колонны портика… зал… в нем – опять колонны, и какие-то статуи… ступеньки… еще ступеньки… широкие двери…
Потом была комната, в ней было жарко и влажно. Еще в ней были две девушки, совсем голые – или, может, почти совсем. Они что-то говорили ей, что-то очень спокойное, ласковое, хорошее… Кажется, она им даже отвечала. И еще они что-то влили ей в рот, и оно было немного горькое и терпкое на вкус. И одна из них сказала: "Потерпи чуть-чуть, Иннушка, скоро все будет хорошо!"
Потом она тоже была без одежды. Она лежала, вокруг все еще было влажно, где-то плескалась вода, и ей действительно было очень хорошо.
Удивительно хорошо и удивительно безмятежно. Ее чем-то натирали, чем-то мазали; это продолжалось долго, очень долго, бесконечно долго… Минуту, час, день, месяц, год, жизнь… Но ей было уже все равно. Даже если бы это никогда не закончилось.
Потом она увидела перед собой статную даму, и дама ошеломила ее своей красотой. На ней было роскошное платье – такие Инна видела только в исторических фильмах или, опять же, в театре; платье было сиреневое, все в кружевах и узорчатой вышивке, широкая юбка перевернутым розовым бутоном опускалась до пола. На открытой белой груди искрилось жемчужное ожерелье, бросая во все стороны световые блики. Лицо блистало ярким, торжественным макияжем, кожа казалась сверхъестественно чистой и гладкой. Темные, почти черные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу, которую венчала искусно вплетенная в них сверкающая маленькая корона. Вот это настоящая королева красоты, подумала Инна, эх, куда уж мне до нее? Только глаза… глаза тоже были красивы, но если не заострять внимание на косметике, в них виделась глубокая печаль и усталость. Что ж, решила она, наверное, красавицам тоже не очень-то легко живется на свете… И еще: справа на губе, под ярко-красной помадой, она все-таки разглядела какой-то неказистый выступ, как будто шрам…
Тут Инна поняла, что смотрит на себя в зеркало.
Не может быть! Она пошатнулась. Вот это уж точно не реальность, а какой-то чудной сон… Она опустила глаза: все верно, вот это платье, оно правда на ней, и ее руки… Тонкие белые перчатки, скрывающие под собой в том числе и сломанный ноготь. И ожерелье на груди… Она опасливо подняла руку: усталость ощущалась – не так, конечно, как раньше, но все же ощущалась, и движения выходили не совсем уверенные; подняла руку к голове: вот волосы… Инна боялась даже прикоснуться, как бы чего не испортить – сама бы она никогда в жизни не сумела… Все-таки нащупала корону. Глянула в зеркало: там бледная рука с несколькими цветастыми браслетами на ней делала то же самое.
Принцесса…
Инна поняла, что сейчас упадет. Это все слишком, это, конечно, не может быть на самом деле! Кто-то подхватил ее сзади:
– Осторожнее, принцесса Инна!
Она вздрогнула. Тот же голос – уже знакомый ей мушкетер. Он поддержал ее, помог устоять на ногах; потом отпустил, отошел вбок. Она повернулась – да, это он, все в том же костюме, выглядит безупречно, ничего не скажешь. Если она принцесса – то кто он?
– Кто ты? – так и спросила.
– Гарольд, граф Западных Земель, – сказал мушкетер. – Но для вас – просто Гарольд.
Это напоминало какую-то сказку, неожиданно ставшую явью. Западные Земли, граф…
– Где мы находимся, Гарольд?
– В моем родовом замке. Не волнуйтесь, Инна, здесь вы в безопасности.
– А какая опасность мне угрожает в другом месте?
– О, разве вы не знаете, сколько самых разных и неожиданных опасностей подстерегает неосторожных путников в наших краях?
Она усмехнулась:
– Знаю.
– Готовы ли вы, принцесса? – спросил он.
– К чему?
– К балу, разумеется! Уже все приготовлено для того, чтобы его начать. Ждут только вас. Но не волнуйтесь: вам совсем не нужно спешить, гости будут ждать столько, сколько потребуется.
– А потом ты будешь меня трахать? – спросила Инна.
Она внимательно следила за его лицом, но оно нисколько не изменилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14