Вряд ли в этом городе встретятся знакомые. Не успел сделать пару шагов, как его окликнули снова. Радов свернул к одной из теплиц. Вокруг спиролетчиков, очень похожих на подсолнухи, разливалось ярко-жёлтое свечение. Окинув их взглядом, Радов понял, кто позвал его: вокруг лепестков одного спиролетчика свечение было таким сильным, что походило на пламя. Радов прошёл по аллее и остановился перед светящимся существом. На розовом лице сияли лучистой голубизной миндалевидные глаза. Вместо рта и носа — лишь намётки, будто слегка провели карандашом. Речь спиролетчика передавалась непосредственно из мозга в мозг.
— Меня зовут Илим, — сказал он, не разжимая чуть заметной полоски губ. — Мне удалось легко настроиться на вашу биоволну, чтобы побеседовать.
— Вы читаете мои мысли? Это не совсем приятно. — Радов с недовольным видом разглядывал спиролетчика.
— Но ведь несложно экранироваться. Вас должны были предупредить, что проходить мимо теплиц без мысленного экрана — все равно что идти обнажённым.
— Вероятно, забыли.
— Представьте себя в средине зеркального шара. Вот-вот, я уже не способен читать вас, хотя ещё могу к вам пробиться. Хочу поговорить с вами. Очень люблю реплицированных, они совсем не похожи на эсперейцев: у тех менее прочная связь с Землёй. Но в этом городе — одни реплицированные дети, а они мало что помнят из прошлого.
— И всем-то любопытно моё прошлое, — не смог сдержать раздражение Радов. — Что вас интересует в нем?
— Все.
— Вы и ваши собратья похожи на наши земные подсолнухи. В детстве я выковыривал из них семечки. Было очень вкусно.
Спиролетчики вокруг Илима повернули к Радову лица, на них играло нечто вроде улыбок.
— Вам не тоскливо сидеть на одном месте? — сочувственно спросил он. хотя догадывался, что у спиролетчиков по-своему богатый внутренний мир.
— А вам не скучно жить на одной и той же планете? — в свою очередь поинтересовался Илим. — На одном и том же месте находится наше физическое тело, а перемещаемся мы телом ментальным, умственным. Хотите, возьму вас в своё путешествие?
— Хочу, — загорелся Радов. — Хочу побывать на Земле!
— Сядьте вон на тот пенёк.
Радов оглянулся и увидел шагах в трех нечто похожее на сруб дерева, осторожно присел на него и неведомым образом очутился в кабине космического корабля, из иллюминатора которого виднелись очертания материков и океанов. Космонавт Таир Дегарт сидел у пульта управления, не сводя глаз с земных пейзажей. Зрение Радова как бы подключилось к зрению Таира. В первой жизни Радов видел Землю со стороны по телерепортажам, сейчас же была иллюзия, будто он и впрямь находится в космосе.
— Сажусь на посадку в районе херсонских степей, — сообщил Дегарт на Эсперейю, и Радов вздохнул — это были его родные места. Где-то здесь покоятся мать и отец…
Корабль стремительно входил в плотные слои атмосферы. Радов ощутил состояние перегрузки, а потом голова закружилась от всего, что обрушилось на него: он стоял посреди ковыльной степи, над головой висела бездонная синева неба, тёплый ветер омывал грудь и серебристая пичуга пела над ним песню родного края.
Таир заполнил почвой миниатюрный контейнер. У Радова невольно вырвалось:
— Не там, северо-восточнее! — и осёкся, увидев себя вновь сидящим на пеньке перед спиролетчиком Илимом.
— Простите меня, — сказал Илим. — Я все понял. Такое совпадение… Я невольно принёс вам сильные переживания. — Его жёлтые лепестки вокруг розового лица мелко завибрировали, вероятно, выражая недовольство собой. Кожица щёк стала пунцовой.
— Все равно я признателен вам, и в свою очередь хочу оказаться полезным.
— Спасибо, но это уже при следующей встрече. Вы надолго в Минос?
— Дней на пять.
— Тогда ещё встретимся, — лепестки Илима распрямились, окружая лицо золотистым ореолом. — Если вдруг понадоблюсь, сосредоточьтесь на моем образе, и я вступлю с вами в контакт.
— Хорошо, — кивнул Радов, подумав: «Как это он ещё не сказал, чтобы я проговорил: „Встань передо мной, как лист перед травой“.
— Если вам нравится эта присказка, можете так и вызывать меня: «Илим, встань передо мной…» Я, конечно, смогу быть рядом лишь в ваших мыслях, но в трудных обстоятельствах и это пригодится. Нам, спиролетчикам, нравится служить людям.
— Ещё раз благодарю, — повторил Радов. Осторожно провёл ладонью по лепесткам и отдёрнул руку, ощутив лёгкое электрическое покалывание.
— Так уж мы устроены, — извинился Илим.
В гостинице Радова ждал Тах Олин, также прибывший в Минос после очередного ОК.
— Давно, брат, не виделись. — Тах обнял Радова и расцеловал.
Радов не любил «телячьих нежностей», но Таха встретил с удовольствием. Они познакомились на первом сеансе ОК, точнее, после сеанса, оказавшись вдвоём в зале отдыха. Когда-то Тах Олин был храбрым солдатом наполеоновской армии, и Радов любил подзуживать над ним, напоминая о неправом походе Наполеона в Россию, о том, что Тах позволил императору оболванить его и тысячи французских и итальянских солдат. Тах при этом недовольно хмурил лохматые брови. Он погиб от пули польского патриота, осознавая свою смерть бесславной и бессмысленной. А во второй жизни так тосковал по близким, молодой супруге Ванде и двум сыновьям, что в Реплицентре разводили руками — почему в данном случае адаптационная лаборатория оказалась беспомощной? Тах постоянно досаждал репликаторам, допытываясь, когда, наконец, встретится с семьёй, и тем никак не удавалось изменить его психологическую доминанту. Не раз убеждали Таха в том, что после его смерти Ванда могла выйти замуж, и если бы её оживили, неизвестно, как бы встретила его. Но загвоздка была, конечно, не в этом, а в ещё не сложившемся нравственном критерии отбора в деле репликации.
В прошлом Тах Олин был маленьким, невзрачным. Узнав о биодизайнерах, он обратился к ним и сейчас явно наслаждался своим ростом (по его желанию выше среднего). И он, и Радов не уставали восхищаться новыми свойствами памяти, легко впитывающей и надолго сохраняющей увиденное и услышанное. Прошлое обновилось, очистилось и как бы укрупнилось. Но поскольку биография новой жизни была короткой, оно занимало ещё много места, и не так-то легко было отключиться от него.
— У тебя раньше были враги? — спросил Тах Олин, когда они расположились в его номере.
— А у кого их не было? Ну, может, «враги» — это слишком громко, однако недругов или тех, кто не понимал тебя, хватало.
— Так вот, представь встречу именно с ними. Тебе не кажется, что история пойдёт вспять, ежели рядом поселятся Наполеон и Кутузов?
Радов взглянул на Таха с усмешкой:
— Все ясно. При твоём втором рождении произошёл некоторый сбой — ты почти весь в прошлом. Неужели не видишь: перед человеком новые цели, новые задачи, необозримый горизонт интереснейших дел. В том же Бонапарте, возможно, проснётся творец, художник, и целью своей жизни он сделает оживление близких, друзей.
— Чтобы вновь командовать?
— Разве что во сне. Ведь даже ты, реплицированный с некоторым дефектом, в полную меру проявляешь черты первой личности лишь в периоды ярких воспоминаний. И то под контролем собственного сознания. Ну а таких чудовищ, как Гитлер, надеюсь, природа сама отторгнет.
— Ты прав, — согласился Тах. — Прошлое ушло безвозвратно. Мы — его свидетели, и только. Нам предстоит быть действующими лицами другой истории. Так когда едем в Зизоро?
— Куда?
— Разве ты не знаешь, зачем мы здесь? Из Миноса нас отправят в провинцию Зизоро, чтобы помочь обрести новых друзей.
Радов оторопел.
— Шутишь? Мы и сами в состоянии это сделать, если бы захотели. Что за глупая выдумка!
— Не знаю, друг, не знаю. Видать, надоели им наши скучные физиономии. Скорее всего, это фокус Лера.
— Что тебе известно об этой провинции? И почему именно там мы должны искать друзей?
— Знаю только, что там, как и в Миносе, много магучей, которых я, честно говоря, побаиваюсь. Вижу, ты расстроился от моего сообщения. Ничего, мы не подопытные кролики, против нашей воля не пойдут.
Утром Радова разбудил стук автоматически распахнувшегося окна. Вставать не хотелось. Снилось что-то такое, отчего на душе было щемяще хорошо и грустно. Наряду с обычным хаосом сновидений каждую ночь он видел фрагменты из земной жизни, в точности повторяющей реальный эпизод. Наконец вспомнил — сегодня была встреча с матерью. Она потчевала его пышками с мёдом и парным молоком. Её молодое, в ранних морщинках лицо с васильковыми глазами светилось нежностью и любовью, но он, мальчишка, ещё не мог блаженно вобрать в себя этот свет. Лишь сейчас, переваривая приснившееся, чуть не стонал от невозможности подойти к матери и уткнуться в её тёплую грудь. На губах до сих пор привкус мёда и молока. Правы ли эсперейцы, лишив не только себя, но и землян удовольствия от пищи? Биодизайнеры в первые же часы репликации подправляют естество землян по своему образу и подобию. Но могут ли горошины витаминов и магнитная вода заменить сочный бифштекс или чашку ароматного кофе?..
Пора было вставать. Солнце светило призывно, будто напоминая о необходимости подзарядить энергетические центры.
…Радов поднялся, нажал кнопку гелиофока и оказался в фокусе нежаркого, но чувствительного, обливающего с ног до головы, солнечного душа. Мышцы всего тела задрожали, завибрировали, наполняя его энергией, жаждой движения, действия. Зря не рассказал Леру о своих фантомах, возможно, взял бы к себе в помощники, а не отправлял бог весть куда и зачем.
Шум крыльев заставил обернуться. На подоконник опустился икар. Радов охнул и нырнул в постель. Икар тоненько рассмеялся.
— Не бейтесь, — сказал он нежным голосом, оправляя на грудке белые перья, золотисто светящиеся на солнце. — Извините, что без спросу. Меня послал Илим. Он почему-то не может связаться с вами, а ему нужно сообщить что-то важное.
— Это я, по его же совету, экранировался, — пробормотал Радов, во все глаза разглядывая маленькое существо с точёным профилем юной девушки. — А вы кто будете?
— Меня зовут Тироль. Я из отряда связистов, но готовлюсь к космополетам.
— Её оливковое личико с огромными радужными глазами смотрело па Радова смущённо и не без любопытства. — Мне нравятся репликанты, — призналась она. — Особенно дети. Они думают, что я из сказки, и часто приглашают в гости.
— Ты милая, Тироль. Спасибо тебе. Передай Илиму, что скоро буду у него.
— И все? — В голосе Тироль прозвучала грусть.
— Что же ещё? — растерялся Радов.
Тироль взмахнула белыми крыльями и улетела.
Радов покачал головой. Надо же, никак не привыкнет к подобным неожиданностям. Встал, выключил гелиофок, надел свободную белую тунику и через весь город зашагал к Илиму.
Вчера магучи не выдавали своего присутствия — вероятно, знали, что Радов здесь впервые и хватит с него впечатлений от икаров и спиролетчиков. Но их желание шуткой прощупать психику и логику мышления гостя было так велико, что он почувствовал это сразу, как только вышел из гостиницы. Хорошо, что Лия предупредила о возможных неожиданностях: не очень испугался, когда за ним увязалось нечто, похожее на облако, стелящееся по земле, живое, пульсирующее дыханием. Внутри вспыхивали прожилки красных и голубых молний, и оно слегка потрескивало, исходя ароматом то сирени, то миндаля. Радов шёл, искоса поглядывая на странного попутчика. Что ему надо? Неожиданно из облака вытянулась длинная тонкая рука и схватила его за тунику. Он сердито остановился.
— Если это фокусы магучей, то совсем не остроумные. Просто хулиганство.
Поблёскивая розовыми отполированными ногтями, рука дружески потрепала его по щеке. Он брезгливо отшатнулся, зашагал дальше, и она мгновенно растворилась в облаке, которое приняло облик ртутного шара, сделало несколько кругов возле Радова и испарилось.
Он ступил на движущийся тротуар. Под ногами оказалась зеркальная поверхность. По всей обозримой длине стояли вверх ногами двойники Радова. Поднял руку, желая убедиться в том, что это и впрямь его отражения, по двойники не шелохнулись. Он спрыгнул с тротуара и так неловко, что очутился под брюхом автогусеницы, везущем в школу детей-репликаптов. Гусеница резко затормозила, обдав его горячим воздухом. Под весёлые возгласы и свист детей он встал и, досадуя на себя, двинулся дальше.
— Дядя! — кивнул ему, широко улыбаясь, белобрысый мальчишка. — У вас единственный способ умереть — сесть в ракету и взорвать её в космосе.
Да, он знал, что если бы гусеница раздавила его, то к следующему дню ему восстановили бы все органы, и он вновь был бы цел и невредим. Но при этом сердито напомнили бы, что каждая подобная «смерть» производит мутацию в его жизненной энергии, а это нежелательно, так как определённое число мутаций может превратить его в человека, который постепенно забудет все, что было с ним в первой жизни. Однако магучи шутят нечестно — ему вовсе не хочется терять память о прошлом.
О магучах он слышал давно, но пока ещё не был знаком ни с одним. Кое-кто относил к магучам Лера, но того это всегда раздражало, он считал, что слишком серьёзно относится к жизни, а магучи — это шуты и иллюзионисты. Лер был не прав, однако его раздражение можно понять: магучи не принимали участия в репликации, хотя и не отрицали её важность. У них были свои, подчас тайные, граничащие с чудом, методы оживления попавших в катастрофу эсперейцев, по в основном они заботились о том, как придать жизни весёлый оттенок аттракциона, а это не всем нравилось. Вот и сейчас, не спросив Радова, до шуток ли ему, они забавлялись, подстраивая фокус за фокусом.
Теплица Илима была уже совсем близко, когда Радов увидел, что навстречу ему, медленно постукивая колёсами на стыках, движется неизвестно откуда взявшийся поезд. Настоящий, какие ходили в двадцатом веке, зелёный, с белой полосой по центру вагонов, на которой светилась надпись: «Земля — Эсперейя». Поезд весело промчался мимо Радова. Из окон приветственно махали люди, и каждое лицо было до боли знакомым. Мама с отцом, жена и дети. Ирма, Айка, друзья.
Призрачный поезд неспешно прошёл сквозь идущих по городу людей, и, когда скрылся, Радов догадался, что пассажиров поезда вычитали из его подсознания магучи. Но с какой целью?
Не успев до конца осмыслить случившееся, он неожиданно очутился перед зданием сфероидной формы. Его втянуло вовнутрь эскалатором и через несколько метров выбросило в помещение с невысоким купольным сводом, плавно переходящим в стены, отливающие узорами красновато поблёскивающей мозаики.
— Садитесь, — скрестив руки, перед ним стоял человек с широкими соломенными бровями и густым снопом таких же волос. На нем была длинная, стального цвета хламида, на шее висел зеркальный кулон, смахивающий на сосульку. — Извините наши проказы, но все это из лучших побуждений, — пропел он густым баритоном, вибрирующим контрабасной струной. — Степ. — Он протянул руку.
По Радов был так рассержен, что своей не подал.
— Это что? — Он обвёл глазами комнату. — Очередная ваша забава?
Степ улыбнулся:
— Нет, это реальность.
— Но кто дал вам право так бесцеремонно вмешиваться в мою жизнь? Я шёл в гости к спиролетчику, а вы зачем-то приволокли меня сюда.
— Ваш новый знакомый тоже будет здесь.
Радов поморщился, как от зубной боли. Вездесущность магуча (а в том, что Степ был магучем, сомнений не было) отталкивала и пугала.
— Илим позвал вас по поводу нашего дела, — добавил Степ. — Не удивляйтесь, если увидите ещё одного вашего знакомого.
В руках у Стёпа не было волшебной палочки, но Радову почудилось, что тот сделал какое-то телодвижение, и посреди комнаты мгновенно вырос Илим с золотистой головой подсолнуха, а в кресле напротив появился Лер.
— Дружище, я не фантом, — расхохотался Лер, увидев изумлённую физиономию Радова. — Степ — единственный магуч, которого я не просто уважаю, но и люблю. Не сомневаюсь, что он успел уже позабавляться с вами.
Радов не понимал, что происходит. Встал, подошёл к Илиму, потрогал его лепестки, засиявшие золотой аурой, пожал руку Леру, подошёл к Стёпу. Ладонь магуча была жёсткой и прохладной.
— Вот и хорошо, — сказал Степ. — Даю слово, что больше не буду над вами шутить. Однако заметьте — я не играл с вами, я вас изучал, и вы мне понравились.
— Стас, как вам моя связистка Тироль? — спросил Илим, не разжимая ниточки рта.
— Прелестное существо. — Радов уселся в кресло, все ещё не до конца веря в то, что его не разыгрывают.
Поглядывая на Радова, Степ крупными шагами мерял комнату. Остановился у кресла Лера, положил руку на его плечо.
— Ну что, начнём?
Лер кивнул, обвёл взглядом присутствующих. — Я ведь, Стас, не зря послал вас сюда, в Минос.
— Знаю. Тах Олин доложил. — Надумали нас развлечь.
Лер улыбнулся:
— Не только. Лично вы, Стас Радов, нужны для более серьёзного дела. — Лер слегка замешкался, провёл ладонью по бритой голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Меня зовут Илим, — сказал он, не разжимая чуть заметной полоски губ. — Мне удалось легко настроиться на вашу биоволну, чтобы побеседовать.
— Вы читаете мои мысли? Это не совсем приятно. — Радов с недовольным видом разглядывал спиролетчика.
— Но ведь несложно экранироваться. Вас должны были предупредить, что проходить мимо теплиц без мысленного экрана — все равно что идти обнажённым.
— Вероятно, забыли.
— Представьте себя в средине зеркального шара. Вот-вот, я уже не способен читать вас, хотя ещё могу к вам пробиться. Хочу поговорить с вами. Очень люблю реплицированных, они совсем не похожи на эсперейцев: у тех менее прочная связь с Землёй. Но в этом городе — одни реплицированные дети, а они мало что помнят из прошлого.
— И всем-то любопытно моё прошлое, — не смог сдержать раздражение Радов. — Что вас интересует в нем?
— Все.
— Вы и ваши собратья похожи на наши земные подсолнухи. В детстве я выковыривал из них семечки. Было очень вкусно.
Спиролетчики вокруг Илима повернули к Радову лица, на них играло нечто вроде улыбок.
— Вам не тоскливо сидеть на одном месте? — сочувственно спросил он. хотя догадывался, что у спиролетчиков по-своему богатый внутренний мир.
— А вам не скучно жить на одной и той же планете? — в свою очередь поинтересовался Илим. — На одном и том же месте находится наше физическое тело, а перемещаемся мы телом ментальным, умственным. Хотите, возьму вас в своё путешествие?
— Хочу, — загорелся Радов. — Хочу побывать на Земле!
— Сядьте вон на тот пенёк.
Радов оглянулся и увидел шагах в трех нечто похожее на сруб дерева, осторожно присел на него и неведомым образом очутился в кабине космического корабля, из иллюминатора которого виднелись очертания материков и океанов. Космонавт Таир Дегарт сидел у пульта управления, не сводя глаз с земных пейзажей. Зрение Радова как бы подключилось к зрению Таира. В первой жизни Радов видел Землю со стороны по телерепортажам, сейчас же была иллюзия, будто он и впрямь находится в космосе.
— Сажусь на посадку в районе херсонских степей, — сообщил Дегарт на Эсперейю, и Радов вздохнул — это были его родные места. Где-то здесь покоятся мать и отец…
Корабль стремительно входил в плотные слои атмосферы. Радов ощутил состояние перегрузки, а потом голова закружилась от всего, что обрушилось на него: он стоял посреди ковыльной степи, над головой висела бездонная синева неба, тёплый ветер омывал грудь и серебристая пичуга пела над ним песню родного края.
Таир заполнил почвой миниатюрный контейнер. У Радова невольно вырвалось:
— Не там, северо-восточнее! — и осёкся, увидев себя вновь сидящим на пеньке перед спиролетчиком Илимом.
— Простите меня, — сказал Илим. — Я все понял. Такое совпадение… Я невольно принёс вам сильные переживания. — Его жёлтые лепестки вокруг розового лица мелко завибрировали, вероятно, выражая недовольство собой. Кожица щёк стала пунцовой.
— Все равно я признателен вам, и в свою очередь хочу оказаться полезным.
— Спасибо, но это уже при следующей встрече. Вы надолго в Минос?
— Дней на пять.
— Тогда ещё встретимся, — лепестки Илима распрямились, окружая лицо золотистым ореолом. — Если вдруг понадоблюсь, сосредоточьтесь на моем образе, и я вступлю с вами в контакт.
— Хорошо, — кивнул Радов, подумав: «Как это он ещё не сказал, чтобы я проговорил: „Встань передо мной, как лист перед травой“.
— Если вам нравится эта присказка, можете так и вызывать меня: «Илим, встань передо мной…» Я, конечно, смогу быть рядом лишь в ваших мыслях, но в трудных обстоятельствах и это пригодится. Нам, спиролетчикам, нравится служить людям.
— Ещё раз благодарю, — повторил Радов. Осторожно провёл ладонью по лепесткам и отдёрнул руку, ощутив лёгкое электрическое покалывание.
— Так уж мы устроены, — извинился Илим.
В гостинице Радова ждал Тах Олин, также прибывший в Минос после очередного ОК.
— Давно, брат, не виделись. — Тах обнял Радова и расцеловал.
Радов не любил «телячьих нежностей», но Таха встретил с удовольствием. Они познакомились на первом сеансе ОК, точнее, после сеанса, оказавшись вдвоём в зале отдыха. Когда-то Тах Олин был храбрым солдатом наполеоновской армии, и Радов любил подзуживать над ним, напоминая о неправом походе Наполеона в Россию, о том, что Тах позволил императору оболванить его и тысячи французских и итальянских солдат. Тах при этом недовольно хмурил лохматые брови. Он погиб от пули польского патриота, осознавая свою смерть бесславной и бессмысленной. А во второй жизни так тосковал по близким, молодой супруге Ванде и двум сыновьям, что в Реплицентре разводили руками — почему в данном случае адаптационная лаборатория оказалась беспомощной? Тах постоянно досаждал репликаторам, допытываясь, когда, наконец, встретится с семьёй, и тем никак не удавалось изменить его психологическую доминанту. Не раз убеждали Таха в том, что после его смерти Ванда могла выйти замуж, и если бы её оживили, неизвестно, как бы встретила его. Но загвоздка была, конечно, не в этом, а в ещё не сложившемся нравственном критерии отбора в деле репликации.
В прошлом Тах Олин был маленьким, невзрачным. Узнав о биодизайнерах, он обратился к ним и сейчас явно наслаждался своим ростом (по его желанию выше среднего). И он, и Радов не уставали восхищаться новыми свойствами памяти, легко впитывающей и надолго сохраняющей увиденное и услышанное. Прошлое обновилось, очистилось и как бы укрупнилось. Но поскольку биография новой жизни была короткой, оно занимало ещё много места, и не так-то легко было отключиться от него.
— У тебя раньше были враги? — спросил Тах Олин, когда они расположились в его номере.
— А у кого их не было? Ну, может, «враги» — это слишком громко, однако недругов или тех, кто не понимал тебя, хватало.
— Так вот, представь встречу именно с ними. Тебе не кажется, что история пойдёт вспять, ежели рядом поселятся Наполеон и Кутузов?
Радов взглянул на Таха с усмешкой:
— Все ясно. При твоём втором рождении произошёл некоторый сбой — ты почти весь в прошлом. Неужели не видишь: перед человеком новые цели, новые задачи, необозримый горизонт интереснейших дел. В том же Бонапарте, возможно, проснётся творец, художник, и целью своей жизни он сделает оживление близких, друзей.
— Чтобы вновь командовать?
— Разве что во сне. Ведь даже ты, реплицированный с некоторым дефектом, в полную меру проявляешь черты первой личности лишь в периоды ярких воспоминаний. И то под контролем собственного сознания. Ну а таких чудовищ, как Гитлер, надеюсь, природа сама отторгнет.
— Ты прав, — согласился Тах. — Прошлое ушло безвозвратно. Мы — его свидетели, и только. Нам предстоит быть действующими лицами другой истории. Так когда едем в Зизоро?
— Куда?
— Разве ты не знаешь, зачем мы здесь? Из Миноса нас отправят в провинцию Зизоро, чтобы помочь обрести новых друзей.
Радов оторопел.
— Шутишь? Мы и сами в состоянии это сделать, если бы захотели. Что за глупая выдумка!
— Не знаю, друг, не знаю. Видать, надоели им наши скучные физиономии. Скорее всего, это фокус Лера.
— Что тебе известно об этой провинции? И почему именно там мы должны искать друзей?
— Знаю только, что там, как и в Миносе, много магучей, которых я, честно говоря, побаиваюсь. Вижу, ты расстроился от моего сообщения. Ничего, мы не подопытные кролики, против нашей воля не пойдут.
Утром Радова разбудил стук автоматически распахнувшегося окна. Вставать не хотелось. Снилось что-то такое, отчего на душе было щемяще хорошо и грустно. Наряду с обычным хаосом сновидений каждую ночь он видел фрагменты из земной жизни, в точности повторяющей реальный эпизод. Наконец вспомнил — сегодня была встреча с матерью. Она потчевала его пышками с мёдом и парным молоком. Её молодое, в ранних морщинках лицо с васильковыми глазами светилось нежностью и любовью, но он, мальчишка, ещё не мог блаженно вобрать в себя этот свет. Лишь сейчас, переваривая приснившееся, чуть не стонал от невозможности подойти к матери и уткнуться в её тёплую грудь. На губах до сих пор привкус мёда и молока. Правы ли эсперейцы, лишив не только себя, но и землян удовольствия от пищи? Биодизайнеры в первые же часы репликации подправляют естество землян по своему образу и подобию. Но могут ли горошины витаминов и магнитная вода заменить сочный бифштекс или чашку ароматного кофе?..
Пора было вставать. Солнце светило призывно, будто напоминая о необходимости подзарядить энергетические центры.
…Радов поднялся, нажал кнопку гелиофока и оказался в фокусе нежаркого, но чувствительного, обливающего с ног до головы, солнечного душа. Мышцы всего тела задрожали, завибрировали, наполняя его энергией, жаждой движения, действия. Зря не рассказал Леру о своих фантомах, возможно, взял бы к себе в помощники, а не отправлял бог весть куда и зачем.
Шум крыльев заставил обернуться. На подоконник опустился икар. Радов охнул и нырнул в постель. Икар тоненько рассмеялся.
— Не бейтесь, — сказал он нежным голосом, оправляя на грудке белые перья, золотисто светящиеся на солнце. — Извините, что без спросу. Меня послал Илим. Он почему-то не может связаться с вами, а ему нужно сообщить что-то важное.
— Это я, по его же совету, экранировался, — пробормотал Радов, во все глаза разглядывая маленькое существо с точёным профилем юной девушки. — А вы кто будете?
— Меня зовут Тироль. Я из отряда связистов, но готовлюсь к космополетам.
— Её оливковое личико с огромными радужными глазами смотрело па Радова смущённо и не без любопытства. — Мне нравятся репликанты, — призналась она. — Особенно дети. Они думают, что я из сказки, и часто приглашают в гости.
— Ты милая, Тироль. Спасибо тебе. Передай Илиму, что скоро буду у него.
— И все? — В голосе Тироль прозвучала грусть.
— Что же ещё? — растерялся Радов.
Тироль взмахнула белыми крыльями и улетела.
Радов покачал головой. Надо же, никак не привыкнет к подобным неожиданностям. Встал, выключил гелиофок, надел свободную белую тунику и через весь город зашагал к Илиму.
Вчера магучи не выдавали своего присутствия — вероятно, знали, что Радов здесь впервые и хватит с него впечатлений от икаров и спиролетчиков. Но их желание шуткой прощупать психику и логику мышления гостя было так велико, что он почувствовал это сразу, как только вышел из гостиницы. Хорошо, что Лия предупредила о возможных неожиданностях: не очень испугался, когда за ним увязалось нечто, похожее на облако, стелящееся по земле, живое, пульсирующее дыханием. Внутри вспыхивали прожилки красных и голубых молний, и оно слегка потрескивало, исходя ароматом то сирени, то миндаля. Радов шёл, искоса поглядывая на странного попутчика. Что ему надо? Неожиданно из облака вытянулась длинная тонкая рука и схватила его за тунику. Он сердито остановился.
— Если это фокусы магучей, то совсем не остроумные. Просто хулиганство.
Поблёскивая розовыми отполированными ногтями, рука дружески потрепала его по щеке. Он брезгливо отшатнулся, зашагал дальше, и она мгновенно растворилась в облаке, которое приняло облик ртутного шара, сделало несколько кругов возле Радова и испарилось.
Он ступил на движущийся тротуар. Под ногами оказалась зеркальная поверхность. По всей обозримой длине стояли вверх ногами двойники Радова. Поднял руку, желая убедиться в том, что это и впрямь его отражения, по двойники не шелохнулись. Он спрыгнул с тротуара и так неловко, что очутился под брюхом автогусеницы, везущем в школу детей-репликаптов. Гусеница резко затормозила, обдав его горячим воздухом. Под весёлые возгласы и свист детей он встал и, досадуя на себя, двинулся дальше.
— Дядя! — кивнул ему, широко улыбаясь, белобрысый мальчишка. — У вас единственный способ умереть — сесть в ракету и взорвать её в космосе.
Да, он знал, что если бы гусеница раздавила его, то к следующему дню ему восстановили бы все органы, и он вновь был бы цел и невредим. Но при этом сердито напомнили бы, что каждая подобная «смерть» производит мутацию в его жизненной энергии, а это нежелательно, так как определённое число мутаций может превратить его в человека, который постепенно забудет все, что было с ним в первой жизни. Однако магучи шутят нечестно — ему вовсе не хочется терять память о прошлом.
О магучах он слышал давно, но пока ещё не был знаком ни с одним. Кое-кто относил к магучам Лера, но того это всегда раздражало, он считал, что слишком серьёзно относится к жизни, а магучи — это шуты и иллюзионисты. Лер был не прав, однако его раздражение можно понять: магучи не принимали участия в репликации, хотя и не отрицали её важность. У них были свои, подчас тайные, граничащие с чудом, методы оживления попавших в катастрофу эсперейцев, по в основном они заботились о том, как придать жизни весёлый оттенок аттракциона, а это не всем нравилось. Вот и сейчас, не спросив Радова, до шуток ли ему, они забавлялись, подстраивая фокус за фокусом.
Теплица Илима была уже совсем близко, когда Радов увидел, что навстречу ему, медленно постукивая колёсами на стыках, движется неизвестно откуда взявшийся поезд. Настоящий, какие ходили в двадцатом веке, зелёный, с белой полосой по центру вагонов, на которой светилась надпись: «Земля — Эсперейя». Поезд весело промчался мимо Радова. Из окон приветственно махали люди, и каждое лицо было до боли знакомым. Мама с отцом, жена и дети. Ирма, Айка, друзья.
Призрачный поезд неспешно прошёл сквозь идущих по городу людей, и, когда скрылся, Радов догадался, что пассажиров поезда вычитали из его подсознания магучи. Но с какой целью?
Не успев до конца осмыслить случившееся, он неожиданно очутился перед зданием сфероидной формы. Его втянуло вовнутрь эскалатором и через несколько метров выбросило в помещение с невысоким купольным сводом, плавно переходящим в стены, отливающие узорами красновато поблёскивающей мозаики.
— Садитесь, — скрестив руки, перед ним стоял человек с широкими соломенными бровями и густым снопом таких же волос. На нем была длинная, стального цвета хламида, на шее висел зеркальный кулон, смахивающий на сосульку. — Извините наши проказы, но все это из лучших побуждений, — пропел он густым баритоном, вибрирующим контрабасной струной. — Степ. — Он протянул руку.
По Радов был так рассержен, что своей не подал.
— Это что? — Он обвёл глазами комнату. — Очередная ваша забава?
Степ улыбнулся:
— Нет, это реальность.
— Но кто дал вам право так бесцеремонно вмешиваться в мою жизнь? Я шёл в гости к спиролетчику, а вы зачем-то приволокли меня сюда.
— Ваш новый знакомый тоже будет здесь.
Радов поморщился, как от зубной боли. Вездесущность магуча (а в том, что Степ был магучем, сомнений не было) отталкивала и пугала.
— Илим позвал вас по поводу нашего дела, — добавил Степ. — Не удивляйтесь, если увидите ещё одного вашего знакомого.
В руках у Стёпа не было волшебной палочки, но Радову почудилось, что тот сделал какое-то телодвижение, и посреди комнаты мгновенно вырос Илим с золотистой головой подсолнуха, а в кресле напротив появился Лер.
— Дружище, я не фантом, — расхохотался Лер, увидев изумлённую физиономию Радова. — Степ — единственный магуч, которого я не просто уважаю, но и люблю. Не сомневаюсь, что он успел уже позабавляться с вами.
Радов не понимал, что происходит. Встал, подошёл к Илиму, потрогал его лепестки, засиявшие золотой аурой, пожал руку Леру, подошёл к Стёпу. Ладонь магуча была жёсткой и прохладной.
— Вот и хорошо, — сказал Степ. — Даю слово, что больше не буду над вами шутить. Однако заметьте — я не играл с вами, я вас изучал, и вы мне понравились.
— Стас, как вам моя связистка Тироль? — спросил Илим, не разжимая ниточки рта.
— Прелестное существо. — Радов уселся в кресло, все ещё не до конца веря в то, что его не разыгрывают.
Поглядывая на Радова, Степ крупными шагами мерял комнату. Остановился у кресла Лера, положил руку на его плечо.
— Ну что, начнём?
Лер кивнул, обвёл взглядом присутствующих. — Я ведь, Стас, не зря послал вас сюда, в Минос.
— Знаю. Тах Олин доложил. — Надумали нас развлечь.
Лер улыбнулся:
— Не только. Лично вы, Стас Радов, нужны для более серьёзного дела. — Лер слегка замешкался, провёл ладонью по бритой голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29