Удержал, но французу заметил:
— Напрасно вы ведете себя столь вызывающе. Пусть нам суждено болтаться на рее, но до того момента, когда это случится, у нас есть возможность… — Вы меня не тронете.
Берджесс проревел:
— Еще как тронем! Клянусь всеми мертвецами, сыгравшими в ящик по моей воле!
Гренуя не испугала эта шумная угроза.
— Вы меня не тронете, потому что я ваша единственная надежда.
Шлюпка быстро приближалась к плавучему острову, состоящему из двух сцепленных абордажными крючьями кораблей.
— Возможно, возможно, — задумчиво сказал Каллифорд. — Сэмюэль, я отлучусь ненадолго. Ты позаботься о том, чтобы наш гость не скучал.
Сказав это, старший помощник спустился на шканцы и быстро зашагал в сторону кормы.
Пираты, наконец сообразившие, что происходит что-то неладное, бросились к нему с вопросами.
Он отмахивался. Стремительно открыл дверь, которая вела в кормовую надстройку, и исчез за нею.
Поднявшийся с пушечной палубы Мэй и мрачный как туча Берджесс наблюдали за тем, как приближается к борту «Блаженного» шестивесельная шлюпка. Она была уже достаточно близко, так что можно было рассмотреть, что помимо гребцов в ней находятся несколько человек в английских военно-морских мундирах.
Каллифорд вошел в каюту капитана. Лицо Брайана Лича исказилось, и он тихо проговорил:
— Вы ослушались моего приказа и напали.
Старший помощник пожал плечами, оглядываясь.
— Это не самое худшее из того, что сегодня произошло.
— Что ты имеешь в виду?
Каллифорд прошелся по каюте, все время что-то высматривая. Что именно он искал, понять было трудно. Поведение старшего помощника взволновало капитана.
— Что ты ищешь?!
Каллифорд нехорошо усмехнулся:
— Сейчас узнаешь, капитан.
Лич попытался приподняться, но изможденное тело совершенно его не слушалось.
Наконец Каллифорд нашел то, что искал. Он быстро подошел к изголовью капитанской кровати, взял одну из пропотевших подушек и с силой наложил на лицо Лича.
Никакого сопротивления не последовало.
Через несколько минут, как раз в тот момент, когда борт шлюпки ударился о борт «Блаженного», Каллифорд снова был на мостике.
— Где ты был? — подозрительно спросил Берджесс.
— Я искал врача. Ведь мы обязаны оказать помощь мистеру Греную, а то он изойдет кровью, прежде чем увидит подошвы наших сапог.
— Какой врач?! — спросил, морща лоб, Мэй. — У нас сроду не было лекарей на борту.
Ему не успели ответить. Первый английский гость, это был красномордый полковник Маллин, перебросил ногу через фальшборт.
Судьба командиров «Блаженного Уильяма» и его команды решалась в большой каюте галиона «Виктория», флагманского корабля невисской эскадры.
Полковник Маллин сидел по правую руку от лорда Хардуэя, полковник Керр — по левую. Майор Плант — по правую руку от полковника Маллина.
Дело о нападении на шлюп «Витесс» разбиралось так тщательно, как только возможно. Было допрошено сорок матросов, но их показания были схожи, как камешки на морском берегу. Все твердили одно: был приказ с мостика атаковать, вот они и атаковали. О том, чем эти благородные господа занимались в прошлом, лорд Хардуэй спрашивать не считал нужным. Когда полковник Маллин осторожно поинтересовался: почему? — он ответил, что с него и так хватает вранья.
— Вы посмотрите, как они умудряются морочить нам голову, рассказывая о том, что мы видели собственными глазами. Что они наплетут относительно того, чему мы не были свидетелями!
— Да уж.
— То-то. К тому же у меня нет цели изобличить их в пиратстве. И так видно, кто они такие. Нам важно понять, годятся ли они для тех целей, которые нами намечены.
Маллин пыхнул трубкой:
— Ну и как, сэр, к какой мысли вы склоняетесь?
— Надо поговорить с вожаками этих бандитов, тогда можно будет делать выводы.
Допрос главного канонира дал не больше, чем допрос самого распоследнего матроса. Уильям Мэй не мог объяснить, почему «Блаженный» напал на голландца.
— Я выполнял команды, которые поступали с мостика. Лорд Хардуэй переглянулся со своими полковниками:
— А кто их отдавал?
— Сэм Берджесс.
— Какую должность он занимает на вашем судне?
— Штурман.
Лорд Хардуэй пожевал тонкими, бледными от предчувствия морской болезни, губами. Вся эта компания ему категорически не нравилась. На лбу у каждого из этих негодяев было написано, что он пират, убийца и мошенник.
На время роль допрашивающего взял на себя военный тюремщик:
— С каких это пор кораблем в бою стал командовать штурман, а?
Мэй вздохнул:
— У нас такое случается с тех пор, как заболел капитан Лич, сэр.
— Приведите сюда штурмана Берджесса.
Штурман был недалеко, дожидался за дверью. Его появление рассеяло все сомнения (если таковые еще оставались) относительно характера той деятельности, которой занималась команда «Блаженного Уильяма».
Бритоголовый, татуированный, слегка навеселе. Пират — пиратище.
— Скажите мне, Сэмюэль…
— Берджесс, сэр.
— Пусть так. Так вот, скажите мне, почему нападением на голландский шлюп командовали вы?
— Вообще-то у нас командует капитан…
— Но капитан Лич, насколько мне известно, был болен.
— Точно так, сэр. Старший помощник Каллифорд отправился к нему в каюту, чтобы узнать, как нам себя вести, поскольку на горизонте, прямо по курсу, мы увидели шлюп. Мы подумали, что это шлюп французский…
— Почему вы так решили?
Штурман поскреб бритую макушку:
— А какой же еще, сэр?! Разве мы посмели бы напасть на шлюп нашего союзника?
Лорд Хардуэй склонил голову и некоторое время сидел так. Когда он ее поднял, выражение лица у него было кислое. Волнения на море не было никакого, поэтому выражение лица лондонского посланца выражало его отношение к следствию, которым он вынужден был заниматься.
— Позовите этого, как его, Каллифорда.
Штурман удалился в сопровождении двух мушкетеров в ярко-красных кафтанах. Два других человека в таких же мундирах ввели старшего помощника, он церемонно поклонился и, не удержавшись (хотя давал себе слово), потрогал правую ноздрю.
Несомненно, рваная ноздря хуже бритого черепа. Именно так и отреагировал лорд Хардуэй. Выражение лица у него сделалось совсем мрачным.
Маллин, Керр и Плант тоже не выказывали благостного расположения духа.
— Ты старший помощник?
— Да, сэр.
— Значит, ты должен знать, кто отдал приказ напасть на голландский шлюп.
— Должен знать и знаю это.
— Кто же?
— Капитан Лич.
— Он же был болен!
— Он плохо управлял своими руками и ногами, это из-за бомбейской лихорадки, господа, так вот, руками и ногами, особенно сразу после приступа, он шевельнуть не мог. А голова, поверьте, господа, голова у него была в порядке.
Лорд Хардуэй подумал, что хуже негодяя может быть только говорливый негодяй.
— И вот, когда он узнал, что прямо по курсу у нас возник то ли бриг, то ли шлюп…
— От кого он мог это узнать?
— Да от кого угодно. За ним присматривал один матрос, сами понимаете — немощь…
Полковник Маллин поднял руку:
— Где он сейчас, этот матрос?
— Погиб. Погиб во время абордажа. Мы понесли немалые потери. Кто же думал, что они будут так сопротивляться.
— Кто же думал, что вы нападете на шлюп союзников.
Каллифорд картинно развел руками:
— Капитан Лич считал, что это французский, то есть вражеский, корабль.
Лорд Хардуэй резко наклонился вперед:
— Он сам вам об этом сказал?
— О да, сэр. Сказал и приказал атаковать.
— Человек, лежащий без движения в каюте?! Он что, сквозь стены мог видеть?
— Не знаю, сэр. Не думаю. Все дело в этом матросе, видимо, он так описал капитану этот шлюп.
Лорд Хардуэй махнул рукой. Каллифорд не совсем понял, что означает этот жест, но на всякий случай замолчал.
Маллин и Керр с сожалением смотрели на своего высокопоставленного друга. Они слишком хорошо его знали и видели, что это дело его тяготит, что он занимается им без всякой страсти и почти без любопытства.
— Итак, Лич отдал вам приказ атаковать.
— Отдал.
— Но вы-то видели, что на грот-мачте шлюпа голландский флаг, а не французский.
Каллифорд кивнул:
— Видеть-то я видел…
— И что же?
— Но у нас не принято обсуждать приказы капитана. Хоть кого спросите. Раз приказано — надо выполнять, каким бы странным или неприятным ни казался приказ. Да, я видел, что флаг голландский, но не посмел ослушаться приказа.
Каллифорд извергал эту наглую ложь с самым искренним видом. Лорд Хардуэй и его помощники с интересом следили за этим спектаклем, ожидая, что мерзавец пустит петуха, переусердствует, но Каллифорд сыграл свою роль великолепно. Все понимали, что он врет, но вместе с тем не видели, как его можно было уличить во лжи.
— Хватит!
Рука лорда хлопнула по бумагам, разложенным на столе. Правая рука. Левая разбросала по плечам локоны парика.
Пират стоял покорный, как овечка, по его изуродованному лицу читалось, что он готов смиренно принять любую участь, какую высокопоставленные господа сочтут нужным ему назначить.
Но время распределения участей еще не подошло.
У лорда Хардуэя были еще вопросы.
— Ответь мне, почему в сундуке капитана Лича мы не обнаружили никаких документов. Ни патента, ни капитанского свидетельства, ни приписного паспорта?
Каллифорд пожал плечами, ничуть не смутившись, хотя, признаться, лорд рассчитывал его этим вопросом смутить.
— Извините, сэр, но я человек неграмотный. Всеми бумажными делами занимался капитан, и только капитан.
— Вы что, нанимаясь на службу, не подписывали с ним контракта?
— Почему же, я прикладывал палец, измазанный в чернилах, к какой-то бумаге.
— Ты до такой степени доверял капитану Личу?
— А почему я не должен был ему доверять, сто чертей мне в глотку и еще сто в печень! Лич был славный парень и никогда не обманывал меня и других неграмотных парней.
— В каюте капитана Лича не найдено никаких бумаг, ни с пальцем, ни без пальца.
Каллифорд сделал недоуменное выражение лица.
— Я, например, считаю, что ты, увидев паруса нашей эскадры, уничтожил все бумаги, — вмешался в разговор полковник Керр.
Его поддержал Маллин:
— Контракт, конечно, был. Стандартный пиратский контракт из двенадцати пунктов.
Допрашиваемый выпучил глаза, как будто все сообщаемое было для него откровением.
— Пиратский… контракт… что вы такое говорите, сэр?!
— Что вы с ними сделали — сожгли или выбросили в воду?
Каллифорд обратился к лорду Хардуэю за защитой от нападок его слишком ретивых помощников:
— Сэр!
— Скажи мне, чем вы занимались в морях Индийского океана, прежде чем появиться здесь?
— Мы состояли на службе в компании.
— К какому порту вы были приписаны?
— Чаще всего мы стояли в Сурате.
Было видно, что лорд Хардуэй не верит ни единому слову, но отчего-то продолжает спрашивать.
— Что же заставило капитана Лича покинуть те благодатные места?
Каллифорд многозначительно закатил глаза:
— Война, сэр.
— Война? Лич испугался войны?!
— Не совсем так, сэр. Мы ввязались в войну. Мы даже потопили один французский корабль. По всей видимости, это был капер, он охотился за судами компании, сэр. Причем капер этот был не одиночкой, и капитан Лич пришел к выводу, что французов у берегов Мадагаскара слишком много, это опасно, и велел идти в Карибское море, где, он считал, мы будем в большей безопасности. По дороге нам встретился этот треклятый шлюп. Думаю, его очертания смахивали немного на очертания того французского капера, вот капитан и решил на него напасть. В конце концов, джентльмены, капитан Лич был не так уж не прав.
— Поясни свою мысль.
— Капитаном шлюпа оказался француз, я лично в этом убедился, прежде чем меня сцапали ваши ребята.
Лорд Хардуэй сидел, уткнувшись лицом в ладони. Так он и заговорил:
— Ты лжешь, как последний паршивый пес!
Каллифорд слегка растерялся. Он не ожидал, что человек в таком дорогом и так тщательно расчесанном парике сможет произнести такие слова.
— Ты пес! Ты лжешь на каждом шагу. Как мог человек, лежащий без движения в постели, увидеть очертания корабля прямо по курсу? Для этого как минимум нужно встать с постели!
Каллифорд открыл было рот, но ему было громогласно велено:
— Молчать!
Полковники приободрились, лорд Хардуэй начинал напоминать, хотя бы отчасти, себя прежнего.
— Я колебался, что мне с тобой делать. Но меня доконала история с потопленным французским капером. С меня довольно! Возможно ли так лгать?!
Пират рухнул на колени:
— Но я могу доказать, что мои слова не ложь.
— Доказать?!
— Я согласен, пусть не пробьет и пяти склянок, болтаться на рее, сам завяжу себе петлю, если не докажу, что история с потопленным французом — правда.
Лорд Хардуэй встал.
Встали и остальные.
— Если ты не сделаешь этого, то пожалеешь не только о своих словах, но и том, что родился на свет.
Через каких-нибудь полчаса перед лордом и полковниками предстал Уильям Кидд.
«БЛАЖЕННЫЙ УИЛЬЯМ»
(продолжение)
Выглядел несчастный шотландец неважно. Истлевшая рубаха, клочковатая борода, подслеповатый взгляд. Давал себя знать месяц, проведенный почти в полной темноте.
Лорд Хардуэй смотрел на шотландца без восхищения, но с любопытством.
Полковники Маллин и Керр не испытывали ни того, ни другого чувства.
— Кто вы такой и откуда?
Уильям, увидев перед собой столь великолепно одетых господ, решил, что таким большим начальникам следует говорить только правду
И начал ее говорить.
Важные господа слушали с интересом и не перебивали. Это убедило Кидда, что он говорит вещи важные и любопытные. Он рассказал важным господам о своей юности, о том, что он не хотел учиться, о том, как любит рыбачить, о том, что в городе он чувствует себя неуютно и поэтому предпочитает жить в загородном доме. Довольно подробно он описал свой дом и свой образ жизни в нем. Ничего не скрывая, он подробно поведал о том, что думает отец по его поводу, и о том, что соседи хихикают ему в спину, считая немного ненормальным.
В этом месте оба полковника и майор улыбнулись, кто криво, кто затаенно.
Лицо лорда Хардуэя осталось неподвижным.
Уильям смотрел, конечно же, на лорда, он понял, что ему позволено говорить дальше.
И он начал рассуждать о том, почему не стал жениться. Он считал, что жена — это не отец, жена не позволила бы ему предаваться его вольным привычкам, шляться где попало и обедать когда угодно. Кроме того, и это самое главное, он не встретил женщину, с которой ему бы хотелось не только спать, но и просыпаться. Деревенские подружки никогда не обделяли его своим вниманием, потому что мужчина он видный и не жадный. Он позволял поселянкам бесплатно собирать хворост в своем лесу и никогда не взыскивал штраф за потраву луга, если такое случалось.
В этом месте лорд Хардуэй вежливо заметил, что пора бы переходить от рассказов о жизни земной к описаниям жизни морской.
— О да, сэр.
И Уильям самым подробным образом изложил историю своей злополучной поездки в Бристоль. Тяжело вздохнул, упоминая о горькой судьбе болезненного брата Энтони, упомянул о его предсмертных советах и сослался на эти советы как на причину того, что он бросился в лукавые объятия первого попавшегося француза, оказавшегося столь недобросовестным человеком.
— Это было в бристольском порту?
— Именно так, сэр.
— Вы не могли бы поподробнее описать чиновников, участвовавших в сделке?
Уильям описал.
Лорд Хардуэй поглядел на полковника Маллина. Тот плотоядно улыбнулся.
— Я слышал разговоры о том, что эти конторские крысы берут взятки, но чтобы прямое предательство… Я займусь этим делом, милорд.
Уильяму было велено продолжать.
— Осталось рассказать совсем немного, джентльмены, — уверил Кидд и невольно обманул, потому что описание дальнейших приключений получилось отнюдь не кратким.
Пришлось остановиться на своем нелегком матросском существовании, сидение в мешке тоже нашло свое место в повествовании. Описал он и бой, которого не видел. И дележ денег.
— Сколько их там было?
— Целый сундук.
— То есть половина сундука находится сейчас у матросов? — поинтересовался Керр.
— Не знаю, джентльмены, может быть.
— А вторая половина была похищена дикарями?
В этом месте Уильям Кидд солгал. Не из корысти. Разумеется, он не рассчитывал когда-либо тайно вернуться на Мадагаскар и вынуть ящик с могольским золотом из-под камней. Не собирался он доставать и грандиозный алмаз со дна вымоины, вечно принимающей струю водопада. Насчет этих сокровищ у него сложилось вполне определенное и очень твердое убеждение: они могут принести только вред. Они уже погубили уйму народа, их не смогли удержать в руках люди, обладающие громадными кораблями и многочисленной охраной. Куда уж ему, неженатому, великовозрастному балбесу, которого может обвести вокруг пальца любой француз.
Надо держаться от всего этого подальше. Только так можно перехитрить опасность, которая таится в золоте и драгоценностях.
Уильям Кидд солгал.
Солгал с легким сердцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Напрасно вы ведете себя столь вызывающе. Пусть нам суждено болтаться на рее, но до того момента, когда это случится, у нас есть возможность… — Вы меня не тронете.
Берджесс проревел:
— Еще как тронем! Клянусь всеми мертвецами, сыгравшими в ящик по моей воле!
Гренуя не испугала эта шумная угроза.
— Вы меня не тронете, потому что я ваша единственная надежда.
Шлюпка быстро приближалась к плавучему острову, состоящему из двух сцепленных абордажными крючьями кораблей.
— Возможно, возможно, — задумчиво сказал Каллифорд. — Сэмюэль, я отлучусь ненадолго. Ты позаботься о том, чтобы наш гость не скучал.
Сказав это, старший помощник спустился на шканцы и быстро зашагал в сторону кормы.
Пираты, наконец сообразившие, что происходит что-то неладное, бросились к нему с вопросами.
Он отмахивался. Стремительно открыл дверь, которая вела в кормовую надстройку, и исчез за нею.
Поднявшийся с пушечной палубы Мэй и мрачный как туча Берджесс наблюдали за тем, как приближается к борту «Блаженного» шестивесельная шлюпка. Она была уже достаточно близко, так что можно было рассмотреть, что помимо гребцов в ней находятся несколько человек в английских военно-морских мундирах.
Каллифорд вошел в каюту капитана. Лицо Брайана Лича исказилось, и он тихо проговорил:
— Вы ослушались моего приказа и напали.
Старший помощник пожал плечами, оглядываясь.
— Это не самое худшее из того, что сегодня произошло.
— Что ты имеешь в виду?
Каллифорд прошелся по каюте, все время что-то высматривая. Что именно он искал, понять было трудно. Поведение старшего помощника взволновало капитана.
— Что ты ищешь?!
Каллифорд нехорошо усмехнулся:
— Сейчас узнаешь, капитан.
Лич попытался приподняться, но изможденное тело совершенно его не слушалось.
Наконец Каллифорд нашел то, что искал. Он быстро подошел к изголовью капитанской кровати, взял одну из пропотевших подушек и с силой наложил на лицо Лича.
Никакого сопротивления не последовало.
Через несколько минут, как раз в тот момент, когда борт шлюпки ударился о борт «Блаженного», Каллифорд снова был на мостике.
— Где ты был? — подозрительно спросил Берджесс.
— Я искал врача. Ведь мы обязаны оказать помощь мистеру Греную, а то он изойдет кровью, прежде чем увидит подошвы наших сапог.
— Какой врач?! — спросил, морща лоб, Мэй. — У нас сроду не было лекарей на борту.
Ему не успели ответить. Первый английский гость, это был красномордый полковник Маллин, перебросил ногу через фальшборт.
Судьба командиров «Блаженного Уильяма» и его команды решалась в большой каюте галиона «Виктория», флагманского корабля невисской эскадры.
Полковник Маллин сидел по правую руку от лорда Хардуэя, полковник Керр — по левую. Майор Плант — по правую руку от полковника Маллина.
Дело о нападении на шлюп «Витесс» разбиралось так тщательно, как только возможно. Было допрошено сорок матросов, но их показания были схожи, как камешки на морском берегу. Все твердили одно: был приказ с мостика атаковать, вот они и атаковали. О том, чем эти благородные господа занимались в прошлом, лорд Хардуэй спрашивать не считал нужным. Когда полковник Маллин осторожно поинтересовался: почему? — он ответил, что с него и так хватает вранья.
— Вы посмотрите, как они умудряются морочить нам голову, рассказывая о том, что мы видели собственными глазами. Что они наплетут относительно того, чему мы не были свидетелями!
— Да уж.
— То-то. К тому же у меня нет цели изобличить их в пиратстве. И так видно, кто они такие. Нам важно понять, годятся ли они для тех целей, которые нами намечены.
Маллин пыхнул трубкой:
— Ну и как, сэр, к какой мысли вы склоняетесь?
— Надо поговорить с вожаками этих бандитов, тогда можно будет делать выводы.
Допрос главного канонира дал не больше, чем допрос самого распоследнего матроса. Уильям Мэй не мог объяснить, почему «Блаженный» напал на голландца.
— Я выполнял команды, которые поступали с мостика. Лорд Хардуэй переглянулся со своими полковниками:
— А кто их отдавал?
— Сэм Берджесс.
— Какую должность он занимает на вашем судне?
— Штурман.
Лорд Хардуэй пожевал тонкими, бледными от предчувствия морской болезни, губами. Вся эта компания ему категорически не нравилась. На лбу у каждого из этих негодяев было написано, что он пират, убийца и мошенник.
На время роль допрашивающего взял на себя военный тюремщик:
— С каких это пор кораблем в бою стал командовать штурман, а?
Мэй вздохнул:
— У нас такое случается с тех пор, как заболел капитан Лич, сэр.
— Приведите сюда штурмана Берджесса.
Штурман был недалеко, дожидался за дверью. Его появление рассеяло все сомнения (если таковые еще оставались) относительно характера той деятельности, которой занималась команда «Блаженного Уильяма».
Бритоголовый, татуированный, слегка навеселе. Пират — пиратище.
— Скажите мне, Сэмюэль…
— Берджесс, сэр.
— Пусть так. Так вот, скажите мне, почему нападением на голландский шлюп командовали вы?
— Вообще-то у нас командует капитан…
— Но капитан Лич, насколько мне известно, был болен.
— Точно так, сэр. Старший помощник Каллифорд отправился к нему в каюту, чтобы узнать, как нам себя вести, поскольку на горизонте, прямо по курсу, мы увидели шлюп. Мы подумали, что это шлюп французский…
— Почему вы так решили?
Штурман поскреб бритую макушку:
— А какой же еще, сэр?! Разве мы посмели бы напасть на шлюп нашего союзника?
Лорд Хардуэй склонил голову и некоторое время сидел так. Когда он ее поднял, выражение лица у него было кислое. Волнения на море не было никакого, поэтому выражение лица лондонского посланца выражало его отношение к следствию, которым он вынужден был заниматься.
— Позовите этого, как его, Каллифорда.
Штурман удалился в сопровождении двух мушкетеров в ярко-красных кафтанах. Два других человека в таких же мундирах ввели старшего помощника, он церемонно поклонился и, не удержавшись (хотя давал себе слово), потрогал правую ноздрю.
Несомненно, рваная ноздря хуже бритого черепа. Именно так и отреагировал лорд Хардуэй. Выражение лица у него сделалось совсем мрачным.
Маллин, Керр и Плант тоже не выказывали благостного расположения духа.
— Ты старший помощник?
— Да, сэр.
— Значит, ты должен знать, кто отдал приказ напасть на голландский шлюп.
— Должен знать и знаю это.
— Кто же?
— Капитан Лич.
— Он же был болен!
— Он плохо управлял своими руками и ногами, это из-за бомбейской лихорадки, господа, так вот, руками и ногами, особенно сразу после приступа, он шевельнуть не мог. А голова, поверьте, господа, голова у него была в порядке.
Лорд Хардуэй подумал, что хуже негодяя может быть только говорливый негодяй.
— И вот, когда он узнал, что прямо по курсу у нас возник то ли бриг, то ли шлюп…
— От кого он мог это узнать?
— Да от кого угодно. За ним присматривал один матрос, сами понимаете — немощь…
Полковник Маллин поднял руку:
— Где он сейчас, этот матрос?
— Погиб. Погиб во время абордажа. Мы понесли немалые потери. Кто же думал, что они будут так сопротивляться.
— Кто же думал, что вы нападете на шлюп союзников.
Каллифорд картинно развел руками:
— Капитан Лич считал, что это французский, то есть вражеский, корабль.
Лорд Хардуэй резко наклонился вперед:
— Он сам вам об этом сказал?
— О да, сэр. Сказал и приказал атаковать.
— Человек, лежащий без движения в каюте?! Он что, сквозь стены мог видеть?
— Не знаю, сэр. Не думаю. Все дело в этом матросе, видимо, он так описал капитану этот шлюп.
Лорд Хардуэй махнул рукой. Каллифорд не совсем понял, что означает этот жест, но на всякий случай замолчал.
Маллин и Керр с сожалением смотрели на своего высокопоставленного друга. Они слишком хорошо его знали и видели, что это дело его тяготит, что он занимается им без всякой страсти и почти без любопытства.
— Итак, Лич отдал вам приказ атаковать.
— Отдал.
— Но вы-то видели, что на грот-мачте шлюпа голландский флаг, а не французский.
Каллифорд кивнул:
— Видеть-то я видел…
— И что же?
— Но у нас не принято обсуждать приказы капитана. Хоть кого спросите. Раз приказано — надо выполнять, каким бы странным или неприятным ни казался приказ. Да, я видел, что флаг голландский, но не посмел ослушаться приказа.
Каллифорд извергал эту наглую ложь с самым искренним видом. Лорд Хардуэй и его помощники с интересом следили за этим спектаклем, ожидая, что мерзавец пустит петуха, переусердствует, но Каллифорд сыграл свою роль великолепно. Все понимали, что он врет, но вместе с тем не видели, как его можно было уличить во лжи.
— Хватит!
Рука лорда хлопнула по бумагам, разложенным на столе. Правая рука. Левая разбросала по плечам локоны парика.
Пират стоял покорный, как овечка, по его изуродованному лицу читалось, что он готов смиренно принять любую участь, какую высокопоставленные господа сочтут нужным ему назначить.
Но время распределения участей еще не подошло.
У лорда Хардуэя были еще вопросы.
— Ответь мне, почему в сундуке капитана Лича мы не обнаружили никаких документов. Ни патента, ни капитанского свидетельства, ни приписного паспорта?
Каллифорд пожал плечами, ничуть не смутившись, хотя, признаться, лорд рассчитывал его этим вопросом смутить.
— Извините, сэр, но я человек неграмотный. Всеми бумажными делами занимался капитан, и только капитан.
— Вы что, нанимаясь на службу, не подписывали с ним контракта?
— Почему же, я прикладывал палец, измазанный в чернилах, к какой-то бумаге.
— Ты до такой степени доверял капитану Личу?
— А почему я не должен был ему доверять, сто чертей мне в глотку и еще сто в печень! Лич был славный парень и никогда не обманывал меня и других неграмотных парней.
— В каюте капитана Лича не найдено никаких бумаг, ни с пальцем, ни без пальца.
Каллифорд сделал недоуменное выражение лица.
— Я, например, считаю, что ты, увидев паруса нашей эскадры, уничтожил все бумаги, — вмешался в разговор полковник Керр.
Его поддержал Маллин:
— Контракт, конечно, был. Стандартный пиратский контракт из двенадцати пунктов.
Допрашиваемый выпучил глаза, как будто все сообщаемое было для него откровением.
— Пиратский… контракт… что вы такое говорите, сэр?!
— Что вы с ними сделали — сожгли или выбросили в воду?
Каллифорд обратился к лорду Хардуэю за защитой от нападок его слишком ретивых помощников:
— Сэр!
— Скажи мне, чем вы занимались в морях Индийского океана, прежде чем появиться здесь?
— Мы состояли на службе в компании.
— К какому порту вы были приписаны?
— Чаще всего мы стояли в Сурате.
Было видно, что лорд Хардуэй не верит ни единому слову, но отчего-то продолжает спрашивать.
— Что же заставило капитана Лича покинуть те благодатные места?
Каллифорд многозначительно закатил глаза:
— Война, сэр.
— Война? Лич испугался войны?!
— Не совсем так, сэр. Мы ввязались в войну. Мы даже потопили один французский корабль. По всей видимости, это был капер, он охотился за судами компании, сэр. Причем капер этот был не одиночкой, и капитан Лич пришел к выводу, что французов у берегов Мадагаскара слишком много, это опасно, и велел идти в Карибское море, где, он считал, мы будем в большей безопасности. По дороге нам встретился этот треклятый шлюп. Думаю, его очертания смахивали немного на очертания того французского капера, вот капитан и решил на него напасть. В конце концов, джентльмены, капитан Лич был не так уж не прав.
— Поясни свою мысль.
— Капитаном шлюпа оказался француз, я лично в этом убедился, прежде чем меня сцапали ваши ребята.
Лорд Хардуэй сидел, уткнувшись лицом в ладони. Так он и заговорил:
— Ты лжешь, как последний паршивый пес!
Каллифорд слегка растерялся. Он не ожидал, что человек в таком дорогом и так тщательно расчесанном парике сможет произнести такие слова.
— Ты пес! Ты лжешь на каждом шагу. Как мог человек, лежащий без движения в постели, увидеть очертания корабля прямо по курсу? Для этого как минимум нужно встать с постели!
Каллифорд открыл было рот, но ему было громогласно велено:
— Молчать!
Полковники приободрились, лорд Хардуэй начинал напоминать, хотя бы отчасти, себя прежнего.
— Я колебался, что мне с тобой делать. Но меня доконала история с потопленным французским капером. С меня довольно! Возможно ли так лгать?!
Пират рухнул на колени:
— Но я могу доказать, что мои слова не ложь.
— Доказать?!
— Я согласен, пусть не пробьет и пяти склянок, болтаться на рее, сам завяжу себе петлю, если не докажу, что история с потопленным французом — правда.
Лорд Хардуэй встал.
Встали и остальные.
— Если ты не сделаешь этого, то пожалеешь не только о своих словах, но и том, что родился на свет.
Через каких-нибудь полчаса перед лордом и полковниками предстал Уильям Кидд.
«БЛАЖЕННЫЙ УИЛЬЯМ»
(продолжение)
Выглядел несчастный шотландец неважно. Истлевшая рубаха, клочковатая борода, подслеповатый взгляд. Давал себя знать месяц, проведенный почти в полной темноте.
Лорд Хардуэй смотрел на шотландца без восхищения, но с любопытством.
Полковники Маллин и Керр не испытывали ни того, ни другого чувства.
— Кто вы такой и откуда?
Уильям, увидев перед собой столь великолепно одетых господ, решил, что таким большим начальникам следует говорить только правду
И начал ее говорить.
Важные господа слушали с интересом и не перебивали. Это убедило Кидда, что он говорит вещи важные и любопытные. Он рассказал важным господам о своей юности, о том, что он не хотел учиться, о том, как любит рыбачить, о том, что в городе он чувствует себя неуютно и поэтому предпочитает жить в загородном доме. Довольно подробно он описал свой дом и свой образ жизни в нем. Ничего не скрывая, он подробно поведал о том, что думает отец по его поводу, и о том, что соседи хихикают ему в спину, считая немного ненормальным.
В этом месте оба полковника и майор улыбнулись, кто криво, кто затаенно.
Лицо лорда Хардуэя осталось неподвижным.
Уильям смотрел, конечно же, на лорда, он понял, что ему позволено говорить дальше.
И он начал рассуждать о том, почему не стал жениться. Он считал, что жена — это не отец, жена не позволила бы ему предаваться его вольным привычкам, шляться где попало и обедать когда угодно. Кроме того, и это самое главное, он не встретил женщину, с которой ему бы хотелось не только спать, но и просыпаться. Деревенские подружки никогда не обделяли его своим вниманием, потому что мужчина он видный и не жадный. Он позволял поселянкам бесплатно собирать хворост в своем лесу и никогда не взыскивал штраф за потраву луга, если такое случалось.
В этом месте лорд Хардуэй вежливо заметил, что пора бы переходить от рассказов о жизни земной к описаниям жизни морской.
— О да, сэр.
И Уильям самым подробным образом изложил историю своей злополучной поездки в Бристоль. Тяжело вздохнул, упоминая о горькой судьбе болезненного брата Энтони, упомянул о его предсмертных советах и сослался на эти советы как на причину того, что он бросился в лукавые объятия первого попавшегося француза, оказавшегося столь недобросовестным человеком.
— Это было в бристольском порту?
— Именно так, сэр.
— Вы не могли бы поподробнее описать чиновников, участвовавших в сделке?
Уильям описал.
Лорд Хардуэй поглядел на полковника Маллина. Тот плотоядно улыбнулся.
— Я слышал разговоры о том, что эти конторские крысы берут взятки, но чтобы прямое предательство… Я займусь этим делом, милорд.
Уильяму было велено продолжать.
— Осталось рассказать совсем немного, джентльмены, — уверил Кидд и невольно обманул, потому что описание дальнейших приключений получилось отнюдь не кратким.
Пришлось остановиться на своем нелегком матросском существовании, сидение в мешке тоже нашло свое место в повествовании. Описал он и бой, которого не видел. И дележ денег.
— Сколько их там было?
— Целый сундук.
— То есть половина сундука находится сейчас у матросов? — поинтересовался Керр.
— Не знаю, джентльмены, может быть.
— А вторая половина была похищена дикарями?
В этом месте Уильям Кидд солгал. Не из корысти. Разумеется, он не рассчитывал когда-либо тайно вернуться на Мадагаскар и вынуть ящик с могольским золотом из-под камней. Не собирался он доставать и грандиозный алмаз со дна вымоины, вечно принимающей струю водопада. Насчет этих сокровищ у него сложилось вполне определенное и очень твердое убеждение: они могут принести только вред. Они уже погубили уйму народа, их не смогли удержать в руках люди, обладающие громадными кораблями и многочисленной охраной. Куда уж ему, неженатому, великовозрастному балбесу, которого может обвести вокруг пальца любой француз.
Надо держаться от всего этого подальше. Только так можно перехитрить опасность, которая таится в золоте и драгоценностях.
Уильям Кидд солгал.
Солгал с легким сердцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38