– А вы, добрые сэры, – Роэз поглядела на Элана – Люкаса и Пирса – Спироса. – Вам нужно что-нибудь еще?
– Ничего, миледи, – произнес «Люкас» с сильным греческим акцентом. Кивнув Роэз, он пересек комнату и стал глядеть через узкую бойницу наружу.
– Мне бы хотелось выкупаться, – сказал «Спирос» с тем же акцентом. – Мы долго ехали, и я немного пострадал от жесткого седла. Есть у вас баня, леди Роэз? – Он притворился, что с трудом выговаривает ее имя.
– Это рядом с кухней, – ответила она. – Там вы найдете горячую воду, которой можете пользоваться.
– Тогда я поскорее отправлюсь туда. Спасибо, леди Роэз.
Удивляясь тому, как осторожно они разговаривают друг с другом, Самира заметила, что отец ее улыбается Роэз и что глаза Роэз потеплели, а губы начали изгибаться в ответной улыбке. Но тут же их прервал резкий голос Лиз:
– Леди Роэз, вы идете?
– Да. – Роэз оторвала взгляд от лица Пирса. – Леди Самира, я увижусь с вами за вечерней трапезой.
Пирс последовал за ними к двери, чтобы придержать ее, когда они будут выходить, и удостовериться: Роэз с Лиз уже находятся далеко и не слышат ничего из того, что говорится в комнате Самиры.
– Ты думаешь, что сумеешь что-нибудь у нее разузнать? – обратился Элан к Пирсу, как только дверь закрылась.
– Сделаю, что смогу, – ответил Пирс. – И Бэрд и Лиз совсем не считаются с Роэз, – наверное, это заслуга Рэдалфа. Любую знатную женщину такая наглость не может не возмущать. Да и насколько я помню, Рэдалф совсем не похож на любящего мужа. Чувствую, что Роэз готова с радостью поделиться своими переживаниями, если почувствует наше дружеское участие.
– По-моему, она одинока и очень хочет кому-то излить душу, – сказала Самира, – она охотно стала отвечать на мои вопросы, я едва успевала их задавать. – И девушка подробно рассказала все, что поведала ей Роэз.
– Так что Джоанна прямо надо мной? – Элан посмотрел на потолок. – Через бойницу мне, конечно, не пролезть, слишком она узка, да и по наружной стене башни подняться почти невозможно. Но думаю, что смогу одолеть несколько ступенек и через мгновенье оказаться около ее двери.
– Ты не успеешь и шага ступить, как тебя убьют, – перебил его Пирс. – Разве ты не заметил стражника как раз на следующем марше лестницы, ведущей наверх? Рэдалф не хочет рисковать. Больше всего он боится, что Джоанна сбежит. Или, на худой конец, что к ней проникнет кто-то посторонний.
– Почему? – заинтересовалась Самира.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Элан.
– Почему Рэдалф держит свою дочь восемнадцать лет под замком? – допытывалась Самира.
– Ума не приложу, – признался Элан. – На мой взгляд, в этом нет никакого смысла.
– Если вспомнить то, что я когда-то знал о бароне, – попробовал прояснить таинственное заключение дочери Рэдалфа Пирс, – то держать Джоанну взаперти вначале имело смысл. Рэдалф мог бояться того, что тот, кто убил Криспина, попытается убить и ее. Его страх за дочь мог усилиться подозрением, что она носит под сердцем ребенка Криспина. Так оно и оказалось. Никто, увидев Вильяма Криспина, не усомнится в том, чей он сын.
– Когда я увидел его, то сначала решил, что это призрак Криспина, – признался Элан. – Я чуть не назвал его Криспином. Слава Богу, во время остановился. Пирс, это многое меняет в наших планах. Мы не можем поставить под удар сына Криспина.
– Конечно нет, – подтвердил Пирс.
– Вы, мужчины, никак не хотите уяснить главного, – рассердилась Самира. – Я могу понять, почему Рэдалф держал свою дочь под охраной до рождения сына, ну, может быть, еще немного времени потом. Но Вильям Криспин говорил о том, что воспитывался в другом замке. А это означает, что он покинул Бэннингфорд в семилетнем возрасте. Значит, к этому времени Рэдалф, должно быть, решил, что его внук вне опасности, иначе он никогда бы не позволил ему уехать. Но тогда можно полагать, что и Джоанна может не бояться убийцы. И тем не менее она все равно остается в этой комнате. Я снова задаю вам вопрос: почему?
– А вот вам еще несколько вопросов, – продолжала проницательная Самира, когда никто не посмел ее прервать. – Почему хозяйка замка позволяет своим слугам так грубо обращаться с собой? Почему она боится? И почему так неожиданно стала рассказывать мне, совершенно незнакомой гостье, где находится Джоанна?..
– Если бы ты знала Рэдалфа, – сказал ей Пирс, – ты бы не спрашивала, почему Роэз так себя ведет. Дай-ка мы устроим тебя поудобнее в этой тесной и холодной комнате. Потом ты будешь купаться, переоденешься и сделаешь все необходимое, чтобы очаровать вечером молодого Вильяма Криспина. Ты должна заставить его рассказать все, что он знает об убийстве отца и затворничестве матери. Самира, дело твоей чести завоевать доверие сына нашего друга. Элан будет охранять твою дверь, а я тем временем схожу в баню; надеюсь что-нибудь разузнать там. Баня хорошо развязывает языки.
– Нам надо додуматься поскорее, как мне попасть в комнату Джоанны. После того как я увижу ее и поговорю с ней, нам необходимо сразу же разработать план, как спасти Джоанну, не подвергая опасности… и сына ее тоже.
– Его нельзя подвергать опасности, – вскричала Самира. – Какие бы несчастья, не дай Бог, ни приключились с нами, нельзя, чтобы они принесли вред Вильяму Криспину. Если с ним что-нибудь случится в то время, как мы будем в Бэннингфорде, любые доказательства вашей невиновности будут бессмысленны.
ГЛАВА 16
Баня представляла собой маленький домик, скорее даже сарай, пристроенный между кухней замка и прачечной. Из-за ее удобного местоположения, укрывавшего баньку от ветров и огня, пылающего под котлами с водой, там всегда было тепло и влажно. Колеблющийся свет, исходивший от расставленных повсюду масляных светильников, придавал комнате какой-то таинственный вид. Деревянная кадка с водой выглядела как огромный полукруглый водоем, края которого были покрыты полосами грубого полотна, чтобы уберечь купающихся от заноз. На деревянной полке стояла чаша с полужидким мылом, а рядом с ней кучка аккуратно сложенных грубых и жестких тряпочек для мытья.
Полотенец не было. Решив поискать сначала в прачечной, а потом на кухне, чем бы вытереться после мытья, Пирс шагнул из перегретой бани в темноту и холод внутреннего дворика. День клонился к закату, и солнце уже село, но Пирс обнаружил, что память его не подвела. В свое прошлое посещение Бэннингфорда он несколько раз был в бане, так что ему было легко найти дверь в прачечную. Едва он успел протянуть руку, чтобы ее открыть, как дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с грудой сложенной ткани на руках.
– Вот, сэр Спирос, – произнесла Роэз. – Я принесла полотенца, которые вам понадобятся.
Он не стал говорить ей, что она легко могла послать в баню служанку с полотенцами. Вместо этого он с интересом наблюдал, как она подняла позванивающее на поясе кольцо с ключами, выбрала нужный и заперла дверь в прачечную.
– А это необходимо? – спросил он, не забывая говорить с греческим акцентом. – Кто захочет украсть полотенца или одежду? Такие ворованные вещи легко можно найти.
– Я делаю это не из страха пропажи белья или одежды, – ответила Роэз. – Однажды Рэдалф обнаружил здесь солдата со служанкой, которые пачкали простыни, предназначенные для его постели. Он велел их обоих высечь, а я с тех пор держу у себя ключ от прачечной.
– Я вижу на вашем поясе целое собрание ключей, – заметил Пирс с нарочитой небрежностью. – У вас здесь ключи от всех дверей в замке?
– О нет, – покачала головой Роэз. – Есть такие ключи, которые носит с собой только милорд Рэдалф. Когда его нет дома, они находятся у Бэрда. Это ключи от наружных ворот, оборонительных укреплений, оружейной и темниц.
– Но ключи от внутренних помещений замка, винных подвалов, кладовых с едой, покоев западной башни доверяются вам, не правда ли? – заметил как бы между прочим Пирс.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Интересуюсь английскими обычаями, миледи.
– Нет, это нечто большее, чем любознательность. – В полумраке лицо ее трудно было разглядеть. – Кто-то идет. Теперь полотенца у вас есть, а я должна вернуться на кухню. Лиз будет волноваться, где я.
Пирс услышал приближающиеся шаги. По звуку ему показалось, что идут двое мужчин. Они дружески болтали. Чувствуя, что Роэз многое известно и ее можно уговорить поделиться своими знаниями, Пирс решил, что не должен задерживаться здесь. Кроме того, по ряду причин было опасно, чтобы Роэз видели за беседой с чужим мужчиной.
Он сделал единственное, что мог придумать: толкнув Роэз к стенке прачечной, он накинул на нее свой плащ, скрыв знакомое прислуге платье. А когда она вскрикнула, испугавшись и приготовилась сопротивляться, Пирс приник губами к ее губам и тем заставил ее замолчать. Если повезет, прохожие, которые почти поравнялись с ними, решат, что это один из стражников балуется со служанкой, и пройдут мимо, оставив Пирса и Роэз в покое.
За одиннадцать месяцев, прошедших со смерти Йоланды, Пирс не касался женщины. Он избегал этого, и теперь ему не хотелось целовать Роэз. Но поцелуй казался верным способом заставить ее молчать. Он крепко держал ее, прислоняя к стенке, и делал это осторожно, понимая, что она не может справиться с сильным мужчиной. У Роэз была свободна только одна рука, чтобы отбиваться от него, потому что вторая была занята грудой чистых льняных полотенец. Она могла бы дать ему пощечину, но не сделала этого. Роэз тихо стояла, позволяя ему прижиматься губами к своему рту. Затем очень медленно она приоткрыла губы.
Пирс ощутил первый слабый проблеск былого волнения. Он почувствовал, как ее пальцы запутались в его волосах. Опомнившись, она немного отодвинулась, и он сразу отпустил ее. Занятые разговором мужчины, как он и думал, прошли мимо, не обратив внимания на обнимающуюся парочку и не замедляя шага.
– Прошу прощенья, – прошептал Пирс, забыв об акценте, – я подумал, что вам не захочется, чтобы вас обнаружили здесь, наедине со мной.
– А вам не пришло в голову, что если нас увидят целующимися, это будет гораздо опаснее, чем если бы нас застали просто за беседой? – Слова эти должны были бы звучать сердито. Но вместо этого она произносила их как-то мечтательно, и это убедило Пирса в том, что она готова рассказать ему все, ничего не скрывая.
– Роэз, у меня есть несколько вопросов. Ты мне ответишь на них?
Она заколебалась, и он почувствовал, что ей страшно. И все-таки она согласилась. Они стояли так близко, что ее лоб упирался в его подбородок. Прежде чем она могла передумать, он открыл дверь в баню и втолкнул ее внутрь.
Холодный зимний ветер взвихрил теплый пар клубами, пронизанными тусклым желтым светом масляных светильников. Роэз положила чистые полотенца на полку рядом с мылом и тряпками для мытья. Затем она взяла один из светильников и поднесла к лицу Пирса, чтобы лучше его рассмотреть. Она двигала лампу то так, то этак, и Пирс начал беспокоиться.
– Поставь лампу, – тихо сказал он.
– Не поставлю. – Роэз снова переместила лампу, на этот раз так, чтобы свет падал прямо ему на лицо. Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, и увидел, как дрогнула ее рука. Желтый свет заметался, потом замер. К великому его облегчению, она не закричала.
– Сэр Пирс. Это вы?
Он не ответил, надеясь, что она примет простое сходство за свою ошибку.
– А мужчина с вами, которого зовут Люкас, – это сэр Элан?
Пирс молчал. Он выжидал, не сомневаясь, что она сейчас поднимет тревогу, и соображая, хватит ли у него духа убить ее до того, как она это сделает. Но он понял, что никогда не осмелится убить женщину.
– Леди Самира очень похожа на вас, – сказала Роэз. – У нее ваши волосы и добрый взгляд. Ее настойчивые вопросы пробудили во мне подозрения, но вас выдали глаза, сэр Пирс. Прошло столько лет, а я все еще помню их.
– Леди Роэз, – дальше он не продолжал. Она подняла правую руку и провела пальцами по щеке Пирса, бороде, губам. Кончиками пальцев она обвела его красиво очерченный рот. Ее яркие губы были полуоткрыты.
– Никто и никогда не целовал меня так сладко и так бережно, – благодарно проронила она, убирая руку с его лица. – Вы намеревались соблазнить меня, чтобы я предала Рэдалфа?
– Я всего лишь хотел защитить вас от проходивших мимо мужчин, чтобы они не узнали жену Рэдалфа и не доложили Бэрду, что вы со мной беседовали. Леди Роэз, я должен просить вас не раскрывать никому моего присутствия в Бэннингфорде.
– Почему вы вернулись?
– Искать правосудия и возмездия.
– У Рэдалфа? – Она горько рассмеялась. – От него вы правосудия не дождетесь никогда.
– Знаете ли вы что-нибудь о той ночи, когда был убит Криспин? – спросил Пирс.
– Только что Рэдалф его не убивал, потому что сидел в это время за верхним столом. Его оттуда позвали в зал перед входом и сообщили, что на Криспина было совершено нападение, – ответила Роэз. – Я никогда не верила в то, что вы или сэр Элан имеете отношение к смерти мужа Джоанны, хотя никаких доказательств вашей невиновности у меня нет. Больше мне ничего о той страшной ночи неизвестно, хотя, думаю, Джоанна знает, что случилось на самом деле.
– Почему вы так решили?
– Потому что она не желает об этом даже слышать. Сначала она плакала при каждом упоминании об убийстве Криспина, и это казалось вполне естественным. Но после того, как родился Вильям Криспин, слезы прекратились; однако когда бы ни возникал вопрос о смерти ее мужа, она замирала и отказывалась говорить. И снова казалось таким правдоподобным, что печаль с рождением ребенка затаилась в самой глубине ее сознания. Ей хочется забыть об этой ужасной ночи и думать только о будущем. Ведь Джоанна еще молода! Сэр Пирс, по-моему, вы здесь не только для того, чтобы добиться справедливости, но прежде всего, чтобы освободить Джоанну из ее заключения.
– А если и так, вы нам поможете? – с надеждой спросил Пирс.
Роэз пристально поглядела на него, подняв лампу повыше, чтобы она осветила не только лицо Пирса, но и ее тоже. По ее глазам, по выражению лица он видел, какая происходит в ней внутренняя борьба, и понял, когда она приняла для себя смертельно опасное решение. Роэз с трудом вздохнула, сжала губы и кивнула.
– Было время, когда я была искренне предана Рэдалфу, – начала свой рассказ Роэз. – Я была так воспитана, что должна полностью подчиняться мужчине, который будет моим мужем. И верила, что если смогу стать такой женой, какую хочет Рэдалф, он меня полюбит. Я думала, что, если подарю ему сына, он привяжется ко мне и будет по-доброму обращаться со мной. Поэтому я позволяла ему подвергать меня таким унижениям в интимной жизни, какие не в состоянии описать. Теперь же я знаю, что муж никогда меня не полюбит… Нет, даже если я рожу ему десяток сыновей. Рэдалф не знает, что такое любить.
– Мне жаль, что вы так несчастны, – сказал Пирс. Совесть мучила его, что он пользуется ею для получения нужных ему сведений и соблазняет изменить мужу. Если Рэдалф узнает, что она делает, Роэз может расстаться с жизнью…
– Мужчины часто недобры со своими женами, – продолжала Роэз. – В этом нет ничего удивительного. Но даже самый безжалостный человек привязан к своим детям. Рэдалф был зверски жесток к Джоанне. Она не заслужила, чтобы ее заточили в этой полутемной комнате в башне и чтобы так бессмысленно и бесплодно проходили ее жизнь и молодость. Скорее ради Джоанны, а не ради себя я помогу вам, сэр Пирс. С чего мне начать?
– Не говорить Джоанне, что мы здесь.
– Не говорить? Но я должна! Подумайте, какую надежду в ней пробудит эта радостная весть! Знать, что существует на свете кто-то, пытающийся ее спасти.
– Именно поэтому вы и не должны ей ничего говорить, – отвечал Пирс. – Дайте ей хотя бы луч надежды, и она станет выглядеть счастливей и разговаривать уверенней. А перемена в настроении выдаст ее. И нас. Кого она видит каждый день?
– Меня, Лиз и Бэрда, – ответила Роэз. – Рэдалфа, когда он здесь. И конечно, своего сына. В хорошую погоду ей разрешается гулять на крепостной стене в течение часа, пока в большом зале проходит полуденная трапеза. Так что стражники, стоящие на часах, видят ее, хотя она никогда ни с кем не разговаривает.
– Она выходит из своей комнаты? – обрадовался Пирс.
– Когда большинство обитателей замка находятся в главном зале, – сказала Роэз, но ее последующие слова разбили надежду Пирса на возможно легкое и скорое освобождение Джоанны. – Нас в Бэннингфорде редко посещают гости, но когда это происходит, Рэдалф запрещает Джоанне покидать свою комнату. Да я и не думаю, что цепной пес Бэрд позволит ей выходить, пока вы здесь.
– Значит, нам надо искать другой путь, чтобы Элан смог добраться до нее.
– Только не по лестнице, – предупредила Роэз.
– Знаю. Мы видели стражника, охраняющего вход к ней. Конечно, его можно убрать, но он скорее всего поднимет тревогу. Тогда на нас накинется вся стража замка, а Джоанна так и останется в заточении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35