Что ты думаешь в самом деле, дядя Георгиос?
– Нормандские лорды в Англии, которые получили землю от Рожера, снова сговариваются друг с другом, – сообщил ей Георгий. – Из всех его вассалов – это самые мятежные. На этот раз они стараются столкнуть Рожера с императором Священной Римской империи, надеясь ослабить Рожера и тем укрепить свою власть. Полагаю, нам придется дать им еще один урок, как уважать своего сюзерена. И это означает, птичка, что если мои шпионы в Италии подтвердят рассказанное ими, то и Элана, и Пирса – обоих ждут великие свершения.
Йоланда подумала о возможности войны. Это ее не испугало. Каждый год-два королю Рожеру приходилось совершать путешествие на материк, чтобы подавить мятеж и либо казнить, либо помиловать его вождей-смутьянов. Она подумала, как несправедливо, что его нормандские подданные, люди, более, чем кто-либо в королевстве, обязанные Рожеру своими землями и богатством, оказывались подлыми предателями. Они постоянно мешали Рожеру создать единое устойчивое королевство, в то время как на Сицилии не христиане – сарацины были самыми его верными подданными, а еретические греческие христиане к ним только примыкали. Георгий объяснял ей, что мирная жизнь существовала на Сицилии потому, что Рожер не вмешивался в вероисповедания человека, пока он оставался верным своему королю, и что со всеми подданными Рожера обращались, уважая их обычаи.
– Ты считаешь, – спросила Йоланда, – что Пирс и Элан заслужат почести, если летом будут сраженья?
– Храбрые, безусловно, заслужат почести, – отвечал Георгий, снова целуя ее в лоб. – А самые удачливые – бесценное сокровище.
На следующий день трое гостей Георгия приняли его приглашение погостить у него.
– Сегодня же начну свои труды, – сказал Георгию Эмброуз. – Я уже посмотрел библиотеку и получил записку от вашего греческого друга, что он посетит меня сегодня днем. – С этими словами аббат удалился в библиотеку, из которой в последующие недели почти не выходил, хотя и не оставался там в одиночестве, потому что его часто навещали многочисленные знакомые Георгия из среды сицилийских ученых. Приходил даже Абу Амид ибн Амид, и они с Эмброузом вскоре сошлись довольно близко.
После того как Эмброуз покинул комнату, Георгий обратился к Элану:
– Если хотите присоединиться ко мне, мы сегодня же начнем ваше морское образование.
– Я ничего другого и не хочу, – ответил Элан, который был рад отвлечься от тяжелых мыслей о Джоанне, заточенной в замке и уверенной, что он легкомысленно ее оставил. – Как будет с Пирсом? Ему не по душе жизнь моряка.
– Думаю, Пирсу стоит присоединиться к окружению короля Рожера, – сказал Георгий. – Но из-за того, что король сейчас в уединении, устроить встречу с ним нелегко. Придется выждать несколько дней. Может быть, Пирс, вы захотите, чтобы тем временем моя племянница Йоланда показала вам город и окрестности Палермо?
– Почту за честь, если у меня будет такой очаровательный проводник, – обрадовался Пирс. – Я уверяю леди Йоланду, что буду охранять ее как зеницу ока.
Быстро распознав, что многое сказанное Георгием скрывало второй, истинный смысл, Пирс понял, что ему предоставляется неожиданное право лучше узнать Йоланду. Однако он догадался: его подвергли испытанию, чтобы понять, осмелится ли он, оставшись с девушкой наедине, проявить к ней заметный интерес. Это предположение показалось ему заманчивым и заставило с большим вниманием приглядеться к Йоланде.
В этот первый день она провела Пирса по городу, показав ему все: от похожего на дворец великолепного дома Георгия на западной стороне Палермо до причалов, рынков, неуклюжих нормандских церквей и более изящных мечетей и множество благоухающих садов.
– Никогда раньше не видал такого своеобычного города, – восхищался Пирс. – Он такой разнообразный и богатый… Это я могу сказать, глядя на прекрасные дома, чистоту и покой, царящий на его улицах. За весь день я не видел ни одной прилюдной драки. – Он вспомнил стычки матросов в Бордо и поножовщину в Тулузе.
– Здесь бывают иногда проявления жестокого насилия, – сказала Йоланда, – но их быстро пресекают. Король внимательно следит за безопасностью в городе. Даже в своем уединении он получает ежедневные доклады от министров, отвечающих за порядок в Палермо. Рожер – великий король, вы сами убедитесь в этом, когда встретитесь с ним.
Думая, что на похвалы Рожеру влияет мнение Георгия о короле Сицилии, Пирс ничего не ответил Йоланде.
Вечером того же дня Георгий предложил Элану стать его постоянным помощником. Пространно высказав свою признательность, Элан попросил день-два, чтобы обдумать это почетное предложение. Позже, в отведенных им покоях, Элан и Эмброуз чуть не поссорились из-за того, каким должен быть ответ на этот щедрый жест Георгия.
– Я не могу его принять, – заявил Элан. – Как только станет возможно, я должен вернуться в Англию к Джоанне.
– Элан, Элан, – вздыхал Эмброуз. – Почему ты не посмотришь правде в глаза? Теперь, когда Джоанна вдова, Рэдалф поспешит снова выдать ее замуж. Любой отец поступил бы так же. Он повременит, пока не убедится, что она не ждет ребенка, и сразу же выберет ей другого мужа. А если она носит ребенка Криспина, он всего лишь подождет, пока он родится, прежде чем выдать ее замуж. Пойми Бога ради, Джоанна для тебя потеряна, Элан. Она никогда не была твоей и не будет. И в глубине души ты должен чувствовать это.
– Я этого не хочу знать! Я никогда не перестану любить ее! Никогда!
– Мы пока не можем вернуться в Англию, – заметил Пирс. – Если сделаем это, нас тут же узнают и убьют. Что хорошего принесет это Джоанне? Новые страдания?
– Мы? – Элан растерянно посмотрел на друга.
– Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя туда одного? – Пирс положил руку на плечо Элана. – Дядя Эмброуз прав. Во избежание опасности мы должны оставаться вдали от Англии. Так что, пока мы в Сицилии, прими лестное предложение Георгия. Ты же знаешь, тебе нравятся море и красавцы корабли.
Элан отошел от них и встал у окна, глядя на раскинувшуюся вдали гавань. Когда Пирс собрался было последовать за ним, Эмброуз покачал головой. Спустя некоторое время Элан не оборачиваясь произнес:
– Я всегда убеждался, что ты даешь умные советы, добрый старый сэр Пирс. Ты снова прав. – Теперь он обернулся и посмотрел на Эмброуза. – Прошу прощенья, что был непростительно резок с тобой. Знаю: ты желаешь мне только добра. Но ничто, ничто никогда не заставит меня перестать любить Джоанну.
– Я не прошу тебя перестать ее любить, – откликнулся Эмброуз. – Только лишь относиться разумно к своей и ее судьбе.
– Это я могу обещать, – сказал Элан. – Я останусь на службе у Георгия Антиохийского, пока не стану таким могущественным, чтобы жестокий Рэдалф не мог меня осилить.
– Счастлив слышать твое решение, – возликовал Пирс, – потому что и сам собираюсь остаться на Сицилии. С каждым днем мне здесь все больше нравится.
На следующее утро Пирс и Йоланда выехали из города и отправились вдоль берега по дороге, вьющейся между опунций и стройных сосен. На небольшом холме над морем они остановились для полуденной трапезы. Йоланда захватила с собой коврик, чтобы сидеть на траве, и корзинку с едой, такой же пестрой, как обычаи народов, населявших этот край. Они ели привычные хлеб с сыром, но кроме того, холодную смесь овощей с рисом, приправленным мятой и чесноком, которой были заполнены продолговатые лиловые плоды, помещенные в особое керамическое блюдо. Они черпали острую смесь ложками, и Пирс нашел это блюдо необыкновенно вкусным, особенно если запивать его местным красным вином.
– Это блюдо называется «melitzanes yemistes», – ответила Йоланда на вопрос Пирса, что это за неизвестный ему плод. – Дядя Георгий говорит, что арабы привезли «мелитцаны» на Сицилию из Индии.
Закончили трапезу они любимым на Сицилии медово-ореховым печеньем, которое Йоланда обожала, и вялеными фруктами.
– А свежие фрукты вы когда-нибудь кушаете? – поинтересовался Пирс, выбирая себе финик потолще.
– Конечно. – Слизывая мед с пальцев, Йоланда засмеялась и окинула его теплым взглядом темных бархатистых глаз. – Сейчас еще весна, и мы доедаем фрукты, заготовленные в прошлом году. Подождите до лета, когда поспеют новые. Тогда у нас будут свежие абрикосы и персики и сладчайший в мире инжир. А пробовали вы когда-нибудь арбузы? Они такие сладкие, сочные. Райская еда.
Но Пирс был убежден: единственное, что может напомнить ему о райской пище, это губы Йоланды. Как сладко будет поцеловать ее, попробовать вкус меда, капельки которого остались в уголке ее алого рта. Как чудесно будет вдохнуть аромат и сладость вяленых абрикосов, которыми она сейчас лакомилась.
Его удивило и даже потрясло какое-то особенное благоговейное отношение к Йоланде. Когда он был близок с женщинами, которые отдавались ему, Пирс сохранял самообладание даже в самом разгаре чувственной страсти. Он никогда в жизни не влюблялся так, как Элан в Джоанну, и надеялся, что его минует подобное наваждение.
Тоска по утраченной Джоанне убила былую жизнерадостность Элана. Куда только подевались его здравый смысл и веселость молодости?! Даже теперь, когда между ними пролегло полмира, любовь к Джоанне не оставляла Элана, не давая ему спать по ночам, отнимая аппетит и делая его суровым не по годам. Размышляя о горестной участи Элана, Пирс решил, что никогда не станет рабом своей любви. И все же Йоланда была неотразима!..
– Вот какое море люблю я. – Она махнула рукой в сторону сверкающих синих волн. – Больше всего мне нравится, когда оно в отдалении, а я здесь, на земле над ним в полной безопасности.
– Смотрите только, чтобы вас не услышал дядя, – усмехнулся Пирс, вполне разделяя ее чувства.
– А он знает все мои пристрастия и страхи. – Она обернулась к Пирсу, темные глаза ее сверкали, улыбка приоткрыла жемчужные зубки. Густые золотисто-коричневые волосы она заплела в одну толстую косу, которая при каждом движении била по плечам. – Если хотите, можете меня поцеловать.
– Мне бы очень хотелось, – проговорил Пирс, ошеломленный откровенностью девушки. – Но я не вправе этого делать. Вы слишком невинны и простодушны, и я не посмею злоупотреблять доверием вашего уважаемого дяди. Он поручил мне быть спутником и защитником своей племянницы, и я оправдаю его надежды.
– Я и не стыжусь того, что хочу, чтобы вы меня поцеловали. И не пытайтесь заставить меня отказаться от своего желания. – Она капризно выпятила нижнюю губку, то ли рассердившись, то ли сдерживая самолюбивые слезы разочарования.
У Пирса перехватило дыхание. Она была очаровательна: глаза широко открыты, щеки слегка разрумянились, а ее губы!.. Помоги ему небеса! Какие же обольстительные губы! Как может мужчина устоять перед ней? Но прежде чем он успел сделать хоть одно движение, она уже вскочила на ноги, отряхивая юбки.
– Пожалуй, нам стоит вернуться в Палермо, – холодно сказала Йоланда.
– Поэтому вы и привели меня сюда? – лукаво спросил он, ожидая предложенного поцелуя.
– Я надеялась, что вам захочется меня поцеловать без всяких ухищрений с моей стороны, – ответила она с надменностью юности, заставившей его улыбнуться.
– Неужели никто не предостерегал вас, как опасно молодой девушке приводить мужчину в уединенное место и потом делать ему такое соблазнительное предложение? Неужели вы так наивны и не знаете, что потерявший над собою власть мужчина может с вами сделать?
– Но ведь вы мне вреда не причините, – с неколебимой уверенностью ответила она. – Вы же мой друг.
– Да, друг, и именно нашу дружбу я не хочу предавать. Послушайтесь меня, Йоланда.
Он собирался предостеречь ее от опасности, сказать, что ни с каким другим мужчиной она не должна вести себя так откровенно, как сегодня с ним. Но, не успев сообразить, что делает, заключил ее в объятия. Ее руки скользнули вокруг его талии, затем вверх по спине, пока не замерли у него на плечах. Девушка более опытная сразу подняла бы к нему лицо для поцелуя, но Йоланда прижалась щекой к его груди, угнездившись у него под подбородком. Он нежно держал ее, словно сказочную хрупкую птичку, которую, если сожмешь посильнее, погубишь. Он ощутил ее вздох и то, как шевельнулась она, прижимаясь теснее.
Пирс отвел рукой волосы, выбившиеся из ее косы. Щека ее была нежной, гладкой как атлас. Он погладил ее лицо и бережно коснулся пальцами ее губ. Тогда она подняла голову и посмотрела ему в глаза, и Пирс понял: она надеется, что он ее все-таки поцелует.
И он чуть было не сделал этого. Его потрясло осознание того, как же сильно ему хочется прижаться губами к ее губам и ощутить их сладость. Он нагнул голову. Остановило его предупреждение собственного тела. Он стоял обняв ее одной рукой, и рот его замер, не касаясь ее рта, его палец бережно ласкал ее нижнюю губку, пока он не почувствовал, что мужская плоть его твердеет от нахлынувшего желания. Пирс понял, что если поцелует ее, то на этом не остановится. Его острый разум предостерегал его, что он не может позволить себе совратить племянницу человека, обладающего властью. Пирс стоял перед неумолимым выбором: или наказать себя и своих друзей… или же обеспечить им блестящую будущность. Он не мог стать виновником гибели Элана и тем более Эмброуза. Пирсу надо было заботиться о многом, о гораздо большем, чем прелестное тело невинной девушки и желание обладать им.
– Я помогу тебе упаковать посуду, – проговорил он, опуская руки и делая шаг назад. Про себя он иронически заметил: «Ты только что загубил возможный роман с очаровательным созданием, старый сэр Пирс. Сегодня ты захватишь Элана и отправишься с ним к причалам найти себе доступных женщин после долгих месяцев воздержания».
Однако когда он взглянул на Йоланду, которая, стоя на коленях и отвернув от него лицо, собирала в корзинку остатки их трапезы, то убедился в одном, непреложном: если даже он отправится к женщине, занимающейся своим древним ремеслом, образ Йоланды будет стоять у него перед глазами, имя Йоланды прошепчет он в темноте.
– Как? Племянница Георгия не с тобой? – подшучивал над ним Элан. – Она не прячется за углом в надежде соблазнить каким-нибудь новым блюдом, приготовленным только для тебя?
– Для человека, который притворяется, что трудится с рассвета до заката, ты способен заметить такие несущественные подробности в жизни других людей, – иронизировал Пирс.
– Йоланда несущественна? Не думаю. – Элан обнял Пирса за плечо, и так они стояли у окна комнаты (где жили вместе) и глядели на моросящий дождь, не прекращающийся уже третий день.
– Это из-за нее ты хотел прошлой ночью найти бордель? Но шлюха не заменит женщины, которую ты страстно хочешь. Поэтому я и отказался пойти с тобой. Поэтому ты и сам не пошел. – Элан понимающе смотрел на него. – Конечно, если тебе отчаянно хочется этого, Георгий, вероятно, может прислать тебе милую чистую женщину. У них странные обычаи на этом острове. Наверное, это сарацинское влияние.
– Оно здесь весьма ощутимо и вместе с тем вовсе не пагубно. – Эмброуз вошел в комнату как раз вовремя, чтобы услышать последнее замечание Элана. – За исключением разве что невинного зла, оно проявилось в том, что я обнаружил досадные огрехи в сердцах и умах нехристианских ученых, с которыми встречался. А как ты, Элан? Я не видел тебя несколько дней.
– Георгий меня совсем загонял, – ответил Элан. – Но я наслаждаюсь каждой минутой своей деятельности. Надеюсь, что вскоре увижу морское сражение.
– Не желай кровавых столкновений между людьми. – Эмброуз перекрестился. – Я слишком хорошо помню войну и страдания, связанные с ней.
– Поэтому ты оценишь мудрую стратегию последнего сражения Георгия. – Элан пустился в пространное описание стратегических планов своего нового учителя. Затем он покинул друзей, объявив, что ему необходимо кое-что уточнить у Георгия. Пирс и Эмброуз улыбнулись друг другу.
– Я знал это, – сказал Эмброуз с облегчением, которого даже не пытался скрыть, – знал, что как только Элан переключит свои мысли на что-либо, кроме леди Джоанны, он начнет выздоравливать от своей всепоглощающей любви.
– Не думаю, чтобы у Элана восторжествовал разум, – засомневался Пирс – И он никогда не забудет леди Джоанну. Я слишком хорошо его знаю.
ГЛАВА 11
Сообщения, которые Георгий получил о том, что делается во владениях Рожера на материке, вскоре подтвердились. Неугомонные нормандские владельцы вассальных Рожеру земель в южной Италии снова подняли мятеж против своего сюзерена. Хуже того, в попытке обострить разлад и привлечь на свою сторону императора Священной Римской империи, мятежные вельможи заключили договор с северо-итальянским городом Пизой, находившимся под властью императора. Ободренные своими успехами нормандцы осадили Неаполь с суши, а двадцать первого апреля морские подходы к городу были блокированы пизанским флотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Нормандские лорды в Англии, которые получили землю от Рожера, снова сговариваются друг с другом, – сообщил ей Георгий. – Из всех его вассалов – это самые мятежные. На этот раз они стараются столкнуть Рожера с императором Священной Римской империи, надеясь ослабить Рожера и тем укрепить свою власть. Полагаю, нам придется дать им еще один урок, как уважать своего сюзерена. И это означает, птичка, что если мои шпионы в Италии подтвердят рассказанное ими, то и Элана, и Пирса – обоих ждут великие свершения.
Йоланда подумала о возможности войны. Это ее не испугало. Каждый год-два королю Рожеру приходилось совершать путешествие на материк, чтобы подавить мятеж и либо казнить, либо помиловать его вождей-смутьянов. Она подумала, как несправедливо, что его нормандские подданные, люди, более, чем кто-либо в королевстве, обязанные Рожеру своими землями и богатством, оказывались подлыми предателями. Они постоянно мешали Рожеру создать единое устойчивое королевство, в то время как на Сицилии не христиане – сарацины были самыми его верными подданными, а еретические греческие христиане к ним только примыкали. Георгий объяснял ей, что мирная жизнь существовала на Сицилии потому, что Рожер не вмешивался в вероисповедания человека, пока он оставался верным своему королю, и что со всеми подданными Рожера обращались, уважая их обычаи.
– Ты считаешь, – спросила Йоланда, – что Пирс и Элан заслужат почести, если летом будут сраженья?
– Храбрые, безусловно, заслужат почести, – отвечал Георгий, снова целуя ее в лоб. – А самые удачливые – бесценное сокровище.
На следующий день трое гостей Георгия приняли его приглашение погостить у него.
– Сегодня же начну свои труды, – сказал Георгию Эмброуз. – Я уже посмотрел библиотеку и получил записку от вашего греческого друга, что он посетит меня сегодня днем. – С этими словами аббат удалился в библиотеку, из которой в последующие недели почти не выходил, хотя и не оставался там в одиночестве, потому что его часто навещали многочисленные знакомые Георгия из среды сицилийских ученых. Приходил даже Абу Амид ибн Амид, и они с Эмброузом вскоре сошлись довольно близко.
После того как Эмброуз покинул комнату, Георгий обратился к Элану:
– Если хотите присоединиться ко мне, мы сегодня же начнем ваше морское образование.
– Я ничего другого и не хочу, – ответил Элан, который был рад отвлечься от тяжелых мыслей о Джоанне, заточенной в замке и уверенной, что он легкомысленно ее оставил. – Как будет с Пирсом? Ему не по душе жизнь моряка.
– Думаю, Пирсу стоит присоединиться к окружению короля Рожера, – сказал Георгий. – Но из-за того, что король сейчас в уединении, устроить встречу с ним нелегко. Придется выждать несколько дней. Может быть, Пирс, вы захотите, чтобы тем временем моя племянница Йоланда показала вам город и окрестности Палермо?
– Почту за честь, если у меня будет такой очаровательный проводник, – обрадовался Пирс. – Я уверяю леди Йоланду, что буду охранять ее как зеницу ока.
Быстро распознав, что многое сказанное Георгием скрывало второй, истинный смысл, Пирс понял, что ему предоставляется неожиданное право лучше узнать Йоланду. Однако он догадался: его подвергли испытанию, чтобы понять, осмелится ли он, оставшись с девушкой наедине, проявить к ней заметный интерес. Это предположение показалось ему заманчивым и заставило с большим вниманием приглядеться к Йоланде.
В этот первый день она провела Пирса по городу, показав ему все: от похожего на дворец великолепного дома Георгия на западной стороне Палермо до причалов, рынков, неуклюжих нормандских церквей и более изящных мечетей и множество благоухающих садов.
– Никогда раньше не видал такого своеобычного города, – восхищался Пирс. – Он такой разнообразный и богатый… Это я могу сказать, глядя на прекрасные дома, чистоту и покой, царящий на его улицах. За весь день я не видел ни одной прилюдной драки. – Он вспомнил стычки матросов в Бордо и поножовщину в Тулузе.
– Здесь бывают иногда проявления жестокого насилия, – сказала Йоланда, – но их быстро пресекают. Король внимательно следит за безопасностью в городе. Даже в своем уединении он получает ежедневные доклады от министров, отвечающих за порядок в Палермо. Рожер – великий король, вы сами убедитесь в этом, когда встретитесь с ним.
Думая, что на похвалы Рожеру влияет мнение Георгия о короле Сицилии, Пирс ничего не ответил Йоланде.
Вечером того же дня Георгий предложил Элану стать его постоянным помощником. Пространно высказав свою признательность, Элан попросил день-два, чтобы обдумать это почетное предложение. Позже, в отведенных им покоях, Элан и Эмброуз чуть не поссорились из-за того, каким должен быть ответ на этот щедрый жест Георгия.
– Я не могу его принять, – заявил Элан. – Как только станет возможно, я должен вернуться в Англию к Джоанне.
– Элан, Элан, – вздыхал Эмброуз. – Почему ты не посмотришь правде в глаза? Теперь, когда Джоанна вдова, Рэдалф поспешит снова выдать ее замуж. Любой отец поступил бы так же. Он повременит, пока не убедится, что она не ждет ребенка, и сразу же выберет ей другого мужа. А если она носит ребенка Криспина, он всего лишь подождет, пока он родится, прежде чем выдать ее замуж. Пойми Бога ради, Джоанна для тебя потеряна, Элан. Она никогда не была твоей и не будет. И в глубине души ты должен чувствовать это.
– Я этого не хочу знать! Я никогда не перестану любить ее! Никогда!
– Мы пока не можем вернуться в Англию, – заметил Пирс. – Если сделаем это, нас тут же узнают и убьют. Что хорошего принесет это Джоанне? Новые страдания?
– Мы? – Элан растерянно посмотрел на друга.
– Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя туда одного? – Пирс положил руку на плечо Элана. – Дядя Эмброуз прав. Во избежание опасности мы должны оставаться вдали от Англии. Так что, пока мы в Сицилии, прими лестное предложение Георгия. Ты же знаешь, тебе нравятся море и красавцы корабли.
Элан отошел от них и встал у окна, глядя на раскинувшуюся вдали гавань. Когда Пирс собрался было последовать за ним, Эмброуз покачал головой. Спустя некоторое время Элан не оборачиваясь произнес:
– Я всегда убеждался, что ты даешь умные советы, добрый старый сэр Пирс. Ты снова прав. – Теперь он обернулся и посмотрел на Эмброуза. – Прошу прощенья, что был непростительно резок с тобой. Знаю: ты желаешь мне только добра. Но ничто, ничто никогда не заставит меня перестать любить Джоанну.
– Я не прошу тебя перестать ее любить, – откликнулся Эмброуз. – Только лишь относиться разумно к своей и ее судьбе.
– Это я могу обещать, – сказал Элан. – Я останусь на службе у Георгия Антиохийского, пока не стану таким могущественным, чтобы жестокий Рэдалф не мог меня осилить.
– Счастлив слышать твое решение, – возликовал Пирс, – потому что и сам собираюсь остаться на Сицилии. С каждым днем мне здесь все больше нравится.
На следующее утро Пирс и Йоланда выехали из города и отправились вдоль берега по дороге, вьющейся между опунций и стройных сосен. На небольшом холме над морем они остановились для полуденной трапезы. Йоланда захватила с собой коврик, чтобы сидеть на траве, и корзинку с едой, такой же пестрой, как обычаи народов, населявших этот край. Они ели привычные хлеб с сыром, но кроме того, холодную смесь овощей с рисом, приправленным мятой и чесноком, которой были заполнены продолговатые лиловые плоды, помещенные в особое керамическое блюдо. Они черпали острую смесь ложками, и Пирс нашел это блюдо необыкновенно вкусным, особенно если запивать его местным красным вином.
– Это блюдо называется «melitzanes yemistes», – ответила Йоланда на вопрос Пирса, что это за неизвестный ему плод. – Дядя Георгий говорит, что арабы привезли «мелитцаны» на Сицилию из Индии.
Закончили трапезу они любимым на Сицилии медово-ореховым печеньем, которое Йоланда обожала, и вялеными фруктами.
– А свежие фрукты вы когда-нибудь кушаете? – поинтересовался Пирс, выбирая себе финик потолще.
– Конечно. – Слизывая мед с пальцев, Йоланда засмеялась и окинула его теплым взглядом темных бархатистых глаз. – Сейчас еще весна, и мы доедаем фрукты, заготовленные в прошлом году. Подождите до лета, когда поспеют новые. Тогда у нас будут свежие абрикосы и персики и сладчайший в мире инжир. А пробовали вы когда-нибудь арбузы? Они такие сладкие, сочные. Райская еда.
Но Пирс был убежден: единственное, что может напомнить ему о райской пище, это губы Йоланды. Как сладко будет поцеловать ее, попробовать вкус меда, капельки которого остались в уголке ее алого рта. Как чудесно будет вдохнуть аромат и сладость вяленых абрикосов, которыми она сейчас лакомилась.
Его удивило и даже потрясло какое-то особенное благоговейное отношение к Йоланде. Когда он был близок с женщинами, которые отдавались ему, Пирс сохранял самообладание даже в самом разгаре чувственной страсти. Он никогда в жизни не влюблялся так, как Элан в Джоанну, и надеялся, что его минует подобное наваждение.
Тоска по утраченной Джоанне убила былую жизнерадостность Элана. Куда только подевались его здравый смысл и веселость молодости?! Даже теперь, когда между ними пролегло полмира, любовь к Джоанне не оставляла Элана, не давая ему спать по ночам, отнимая аппетит и делая его суровым не по годам. Размышляя о горестной участи Элана, Пирс решил, что никогда не станет рабом своей любви. И все же Йоланда была неотразима!..
– Вот какое море люблю я. – Она махнула рукой в сторону сверкающих синих волн. – Больше всего мне нравится, когда оно в отдалении, а я здесь, на земле над ним в полной безопасности.
– Смотрите только, чтобы вас не услышал дядя, – усмехнулся Пирс, вполне разделяя ее чувства.
– А он знает все мои пристрастия и страхи. – Она обернулась к Пирсу, темные глаза ее сверкали, улыбка приоткрыла жемчужные зубки. Густые золотисто-коричневые волосы она заплела в одну толстую косу, которая при каждом движении била по плечам. – Если хотите, можете меня поцеловать.
– Мне бы очень хотелось, – проговорил Пирс, ошеломленный откровенностью девушки. – Но я не вправе этого делать. Вы слишком невинны и простодушны, и я не посмею злоупотреблять доверием вашего уважаемого дяди. Он поручил мне быть спутником и защитником своей племянницы, и я оправдаю его надежды.
– Я и не стыжусь того, что хочу, чтобы вы меня поцеловали. И не пытайтесь заставить меня отказаться от своего желания. – Она капризно выпятила нижнюю губку, то ли рассердившись, то ли сдерживая самолюбивые слезы разочарования.
У Пирса перехватило дыхание. Она была очаровательна: глаза широко открыты, щеки слегка разрумянились, а ее губы!.. Помоги ему небеса! Какие же обольстительные губы! Как может мужчина устоять перед ней? Но прежде чем он успел сделать хоть одно движение, она уже вскочила на ноги, отряхивая юбки.
– Пожалуй, нам стоит вернуться в Палермо, – холодно сказала Йоланда.
– Поэтому вы и привели меня сюда? – лукаво спросил он, ожидая предложенного поцелуя.
– Я надеялась, что вам захочется меня поцеловать без всяких ухищрений с моей стороны, – ответила она с надменностью юности, заставившей его улыбнуться.
– Неужели никто не предостерегал вас, как опасно молодой девушке приводить мужчину в уединенное место и потом делать ему такое соблазнительное предложение? Неужели вы так наивны и не знаете, что потерявший над собою власть мужчина может с вами сделать?
– Но ведь вы мне вреда не причините, – с неколебимой уверенностью ответила она. – Вы же мой друг.
– Да, друг, и именно нашу дружбу я не хочу предавать. Послушайтесь меня, Йоланда.
Он собирался предостеречь ее от опасности, сказать, что ни с каким другим мужчиной она не должна вести себя так откровенно, как сегодня с ним. Но, не успев сообразить, что делает, заключил ее в объятия. Ее руки скользнули вокруг его талии, затем вверх по спине, пока не замерли у него на плечах. Девушка более опытная сразу подняла бы к нему лицо для поцелуя, но Йоланда прижалась щекой к его груди, угнездившись у него под подбородком. Он нежно держал ее, словно сказочную хрупкую птичку, которую, если сожмешь посильнее, погубишь. Он ощутил ее вздох и то, как шевельнулась она, прижимаясь теснее.
Пирс отвел рукой волосы, выбившиеся из ее косы. Щека ее была нежной, гладкой как атлас. Он погладил ее лицо и бережно коснулся пальцами ее губ. Тогда она подняла голову и посмотрела ему в глаза, и Пирс понял: она надеется, что он ее все-таки поцелует.
И он чуть было не сделал этого. Его потрясло осознание того, как же сильно ему хочется прижаться губами к ее губам и ощутить их сладость. Он нагнул голову. Остановило его предупреждение собственного тела. Он стоял обняв ее одной рукой, и рот его замер, не касаясь ее рта, его палец бережно ласкал ее нижнюю губку, пока он не почувствовал, что мужская плоть его твердеет от нахлынувшего желания. Пирс понял, что если поцелует ее, то на этом не остановится. Его острый разум предостерегал его, что он не может позволить себе совратить племянницу человека, обладающего властью. Пирс стоял перед неумолимым выбором: или наказать себя и своих друзей… или же обеспечить им блестящую будущность. Он не мог стать виновником гибели Элана и тем более Эмброуза. Пирсу надо было заботиться о многом, о гораздо большем, чем прелестное тело невинной девушки и желание обладать им.
– Я помогу тебе упаковать посуду, – проговорил он, опуская руки и делая шаг назад. Про себя он иронически заметил: «Ты только что загубил возможный роман с очаровательным созданием, старый сэр Пирс. Сегодня ты захватишь Элана и отправишься с ним к причалам найти себе доступных женщин после долгих месяцев воздержания».
Однако когда он взглянул на Йоланду, которая, стоя на коленях и отвернув от него лицо, собирала в корзинку остатки их трапезы, то убедился в одном, непреложном: если даже он отправится к женщине, занимающейся своим древним ремеслом, образ Йоланды будет стоять у него перед глазами, имя Йоланды прошепчет он в темноте.
– Как? Племянница Георгия не с тобой? – подшучивал над ним Элан. – Она не прячется за углом в надежде соблазнить каким-нибудь новым блюдом, приготовленным только для тебя?
– Для человека, который притворяется, что трудится с рассвета до заката, ты способен заметить такие несущественные подробности в жизни других людей, – иронизировал Пирс.
– Йоланда несущественна? Не думаю. – Элан обнял Пирса за плечо, и так они стояли у окна комнаты (где жили вместе) и глядели на моросящий дождь, не прекращающийся уже третий день.
– Это из-за нее ты хотел прошлой ночью найти бордель? Но шлюха не заменит женщины, которую ты страстно хочешь. Поэтому я и отказался пойти с тобой. Поэтому ты и сам не пошел. – Элан понимающе смотрел на него. – Конечно, если тебе отчаянно хочется этого, Георгий, вероятно, может прислать тебе милую чистую женщину. У них странные обычаи на этом острове. Наверное, это сарацинское влияние.
– Оно здесь весьма ощутимо и вместе с тем вовсе не пагубно. – Эмброуз вошел в комнату как раз вовремя, чтобы услышать последнее замечание Элана. – За исключением разве что невинного зла, оно проявилось в том, что я обнаружил досадные огрехи в сердцах и умах нехристианских ученых, с которыми встречался. А как ты, Элан? Я не видел тебя несколько дней.
– Георгий меня совсем загонял, – ответил Элан. – Но я наслаждаюсь каждой минутой своей деятельности. Надеюсь, что вскоре увижу морское сражение.
– Не желай кровавых столкновений между людьми. – Эмброуз перекрестился. – Я слишком хорошо помню войну и страдания, связанные с ней.
– Поэтому ты оценишь мудрую стратегию последнего сражения Георгия. – Элан пустился в пространное описание стратегических планов своего нового учителя. Затем он покинул друзей, объявив, что ему необходимо кое-что уточнить у Георгия. Пирс и Эмброуз улыбнулись друг другу.
– Я знал это, – сказал Эмброуз с облегчением, которого даже не пытался скрыть, – знал, что как только Элан переключит свои мысли на что-либо, кроме леди Джоанны, он начнет выздоравливать от своей всепоглощающей любви.
– Не думаю, чтобы у Элана восторжествовал разум, – засомневался Пирс – И он никогда не забудет леди Джоанну. Я слишком хорошо его знаю.
ГЛАВА 11
Сообщения, которые Георгий получил о том, что делается во владениях Рожера на материке, вскоре подтвердились. Неугомонные нормандские владельцы вассальных Рожеру земель в южной Италии снова подняли мятеж против своего сюзерена. Хуже того, в попытке обострить разлад и привлечь на свою сторону императора Священной Римской империи, мятежные вельможи заключили договор с северо-итальянским городом Пизой, находившимся под властью императора. Ободренные своими успехами нормандцы осадили Неаполь с суши, а двадцать первого апреля морские подходы к городу были блокированы пизанским флотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35