Они заказали себе по любимому рожку: грецкий орех в кленовом сиропе с шоколадной крошкой, покрытый сверху ванилью.
– Почему бы тебе не признаться мне? – мягко спросила Тобин, слизывая содержимое рожка. – Ведь он тебе нравится.
– Совсем мало сиропа, – схитрила Мэй, лукаво закрывая глаза.
– А что плохого в том, что он тебе нравится? Разве от тебя убудет, если ты поужинаешь с ним?
– Мы с ним прошли через нечто большее вместе, – призналась Мэй, слизывая каплю, прежде чем та упала бы на ее рубашку. – Он помог мне и Кайли выбраться из самолета.
– А он тебе нравится?
– Я едва знаю его.
– Хорошо, мы можем поставить вопрос иначе. Ты думаешь, что он тебе нравится…
– Эта мысль не слишком умна и не слишком подходит для ситуации, – отшутилась Мэй, снова прикрыв глаза и продолжая облизывать мороженое.
– Ты стала больно умной за прошедшие годы, – осторожно заметила Тобин. – Ты научилась думать, вместо того чтобы чувствовать. В этом вся проблема.
Глаза Мэй наполнились слезами; в словах Тобин была горькая правда. Она подумала о Гордоне Роуде, отце Кайли. Она была влюблена в него с самого начала, а когда поняла, что у них будет ребенок, она воспарила на вершину счастья, о котором и не мечтала прежде. Она была широко открыта для жизни и любви, взаимных обязательств и страсти, но затем Гордон сказал ей, что женат. Что живет от жены отдельно, но остается женатым.
– Я ведь много раз встречалась с мужчинами, – продолжила Мэй. – У меня полно приглашений на свидания.
– Не прикидывайся, – парировала Тобин. – С Мэлом Норрисом и Говардом Дрогином, этими двумя, которые из всех мужчин в Блэк-Холле наиболее маловероятно могут заставить твое сердце затрепетать. После Гордона ты ушла в глухую оборону.
– А второй доктор Кайли, – напомнила Мэй. – Сириус Бакстер, ну, тот психиатр из Бостона. Я ужинала с ним однажды.
– И когда он позвал тебя еще раз, ты перевела ее из «Мэсс-Дженерал» в Торонто.
– Доктор Генри говорит, что в Торонто исследования проводят лучше. – Слезы полились по щекам Мэй. – Именно поэтому я и перевела ее. С доктором Бакстером это никак не связано.
– Ох, Мэй, – пожалела ее Тобин.
– Ты знаешь, что я не позволила бы моим чувствам диктовать, где Кайли лучше помогут.
– В этом я не сомневаюсь.
– Из того, что я знаю, Мартин Картье может быть женат, – предположила Мэй.
– Он не женат, – утвердительно произнесла Тобин.
– Откуда ты-то знаешь?
– А я проверила.
Глаза Мэй расширились, когда ее подруга извиняюще пожала плечами. У Тобин были темные волосы и широкие яркие глаза. Она пристально глядела из-под челки, как будто думала, что Мэй может рассердиться.
– Что ты сделала? – переспросила Мэй.
– Я позвонила в отдел связей с общественностью «Бостон Брюинз» и представилась свадебным консультантом, готовящим статью для журнала про женатых хоккеистов. Что, мол, я подумываю, не включить ли туда что-нибудь о Мартине Картье. Как только парень на том конце провода прекратил смеяться, он сообщил, что мне явно не повезло, поскольку Мартин считается самым закоренелым холостяком в НХЛ.
– Зачем же он приглашает меня на ужин? – засомневалась Мэй.
– Он разбирается, что хорошо, что плохо, – отпарировала Тобин.
Мэй внимательно разглядывала свои спортивные тапочки. Она была матерью-одиночкой, которая уже успела наделать в жизни ряд ошибок, и ее двойная миссия в жизни состояла в том, чтобы правильно воспитать Кайли и помогать другим женщинам проводить церемонии в «Брайдалбарн» в соответствии с их мечтами. Прошло уже много времени, с тех пор как она лелеяла свои собственные мечты о свадьбе, и ныне она менее всего представляла, как могло случиться, что ей удалось спастись из горящего самолета и получить розы от самого завидного жени ха в НХЛ. Давно ушла и ее вера в семейную магию и любовные заклинания, которые могли помочь ей, как помогали другим женщинам.
– У тебя сироп на подбородке, – предостерегла Тобин, облизнув большой палец и вытирая им капли сиропа с лица Мэй.
– Спасибо, – поблагодарила Мэй.
– Пустяки.
– Сначала ты наводишь справки о моем хоккеисте, теперь ты вытираешь мне сироп с лица…
– Ну, я делаю это потому, что твой отец только приветствовал такое отношение к тебе с моей стороны, – неожиданно сказала Тобин.
Мэй попыталась понять выражение лица Тобин.
Эти две девочки росли как сестры, оставаясь друг у друга ночевать, ходили в походы, и в кино, и на пляж с семьями друг друга. В шутку Тобин иногда называла родителей Мэй «мамулей» и «папулей», и Мэй делала то же самое с родителями Тобин.
Мэй вышла из оцепенения.
– Мой отец, – сказала она минуту спустя.
– Его нет с нами, и он не может сам позаботиться о тебе, а я знаю, что он хотел бы узнать всю подноготную любого из «Бостон Брюинз», который пожелал бы поохотиться за его дочерью, – настаивала на своем Тобин.
– Итак, ты постаралась выяснить все сама.
Тобин кивнула, доедая свой ванильный рожок.
– И твои родители не хотели бы, чтобы ты ехала через Блэк-Холл с вымазанным мороженым лицом, вот мне и пришлось и в этом случае позаботиться о тебе. Мы явно испортили аппетит, съев мороженое до обеда.
– Я ничего не скажу твоим мальчишкам, если ты не скажешь Кайли, – засмеялась Мэй.
Ударив по рукам, обе подруги взобрались на велосипеды и отправились по домам по петляющей по холмам дороге.
Спустя пять дней он снова позвонил.
На сей раз Мэй уже надеялась на его звонок. Она долго не ложилась спать, чтобы посмотреть игру. «Медведи» выиграли, и теперь им предстояла встреча с Эдмонтоном в финале. Спортивный комментатор исступленно восторгался, и Мэй поняла, что и ее охватил неописуемый восторг. Она подождала еще некоторое время и уже буквально засыпала на ходу, когда услышала телефонный звонок.
– Я разбудил вас? – поинтересовался он.
– Нет, не совсем, – призналась она. – Мои поздравления с выходом в финал.
– Вы слышали? – не поверил он, но, казалось, остался доволен.
– Да, как и большая часть Новой Англии. Вы, конечно, человек дня.
Мартин хмыкнул, и Мэй показалось, что она слышит голоса на заднем плане.
– Вы не один? – спросила она.
– Да. Я с командой. Мы отправляемся в ресторан, что бы отпраздновать.
Мэй представила счастливых атлетов, окруженных красивыми женщинами вроде той, в самолете, и подумала о том, что сказала ей Тобин – то, что он был самый завидный жених в НХЛ. Они с Мартином были из совершенно разных миров. Он был богат и знаменит, и он мог бы пригласить любую женщину в мире. Ей казалось, что от этих мыслей она сойдет с ума.
– Что вы сейчас делаете? – продолжил он расспросы.
– Готовлюсь ко сну, – честно ответила она.
– Почему бы вам не приехать в Нью-Йорк, а? – предположил он. – Всего два часа. Вы могли бы заскочить в следующий поезд и оказаться здесь к полуночи.
Мэй нервно рассмеялась. Он говорил серьезно, но она полагала, что он дурачится.
– Мне жаль, что вы не сможете, – продолжил он.
– Я отдала погладить свое вечернее платье, – отшутилась она. – Да и моя дочь уже крепко спит.
– Как Кайли?
– Великолепно.
Мэй слышала, как кто-то позвал Мартина по имени, и он стремительно прикрыл трубку телефона. Обрывки приглушенной беседы достигли ее слуха, что-то о лимузине, каких-то друзьях, ресторане в районе Восточной двадцатой улицы.
– Вы должны идти, – сказала она, когда он возвратился.
– Да, меня уже ждут, – подтвердил он.
– Приятного вечера. – Сердце ее сильно забилось.
– Вы никогда не чувствовали, что чему-то суждено случиться, как будто это предопределено? – вдруг спросил он.
– Например?
– Я не могу объяснить это, – продолжал он. – С тех пор, как я увидел вас в самолете…
– Вы имеете в виду после крушения, когда вы вернулись, чтобы помочь нам?
– Нет, перед этим, – ударился в воспоминания Мартин. – Когда я повернулся и увидел вас в салоне. Я знал, что был должен заговорить с вами, но только не знал почему.
– Мистика. – Мэй попыталась отшутиться.
– Ну ладно, пока, – прекратил беседу Мартин. – Я знаю, вы сказали, что вы заняты, но вы, может быть, поужинаете со мной завтра вечером? Я вернусь в Бостон и могу успеть на девяносто пятый и быть у вас в семь.
– Хорошо, – согласилась она, подталкиваемая видением Тобин. – Я согласна.
Когда Мэй повесила трубку, ее руки дрожали. Она на чала было звонить Тобин, чтобы рассказать ей о беседе и пошутить, что Мартин Картье, являвшийся в НХЛ самым завидным холостяком и остававшийся таковым, приглашает ее поужинать и о романтичной беседе о том, что в этой жизни все предопределено. Но вместо этого Мэй только присела очень тихо на кровать, слушая пение ночных птиц и стрекот цикад на лугу. Интересно, как кто-то может когда-либо узнать, что предопределено в этой жизни, и можно ли это вообще узнать.
Прохладные сумерки следующего дня были довольно спокойными, музыка тысячи древесных лягушек заполняла воздух. На лавандовом небе уже показалось несколько звезд. Кайли уселась наблюдать за дорогой на верхней перекладине старого забора в ожидании автомобиля Мартина. Мама сказала ей, что он приедет, но ей трудно было в это поверить, пока она не убедится своими глазами. Наверху самолет, летящий высоко над ней, оставил белый след подобно волшебному мелку. Кайли проследила за ним глазами, зная, что самое большое вдохновение на нее нашло в воздухе.
Она услышала автомобильный двигатель. Громко издаваемый мощным мотором звук быстро приближался со стороны главной дороги. Проскользнув мимо деревьев по полю, автомобиль ускорился на алее и резко затормозил перед Кайли. Перегнувшись через перекладину, она наклонилась вниз, изучая лицо Мартина. Черная машина с откидным верхом была очень маленькая, Мартин сидел в ней один.
– Привет! – Мартин поприветствовал ее. – Вы та самая юная леди, которая говорила со мной в самолете.
– Я попросила, чтобы ты помог, и ты помог, – пояснила Кайли. – Ты приехал за моей мамой?
– Да. Я уже близко от вашего дома?
– Это – там. – Кайли показала в ложбину за лугом. – Если ты прокатишь меня, я покажу.
– Бьенсюр (конечно). Прыгай сюда. – Мартин протянул руку, чтобы открыть пассажирскую дверь.
Забравшись внутрь, Кайли почувствовала, что сердце бьется быстрее обычного. Она должна была говорить правильные вещи, чтобы все произошло так, как должно было произойти.
– Моя мама сегодня очень симпатичная, – сказала Кайли.
– Да, я так и думал, – ответил он.
Иногда Кайли видела вещи, которые другие люди не видели. Ночью – она могла в этом поклясться – она видела, как прабабушка ходит по дому, освещая себе путь зажженной свечой. Она видела крылатый летящий призрак своего щенка, которого сбила машина. В самолете она видела девочку-ангела, и иногда она ощущала души детей, которые умерли. Но главным образом она видела неяркие вещи, знаки, которые были видимы всем, но понятны не каждому.
Например, выражение глаз человека, или намек на улыбку, или желание, мерцающее в воздухе, где-то над головой человека. В течение долгого времени Кайли видела желание, плывущее вокруг мамы, и странная вещь – она видела то же самое желание, пылающее подобно ореолу, вокруг Мартина. Оно было связано с одиночеством, с необходимостью найти кого-то. Кайли сама чувствовала нечто подобное.
– Ты веришь в злых духов и добрых ангелов? – спросила она, проверяя его.
– Ну, я не уверен… – ответил мужчина.
– Они – всюду.
– В сказках, ты имеешь в виду?
– Нет, – сказала Кайли. – В реальной жизни.
– Возможно, я верю. Я встречаю злых духов. – Он засмеялся, как будто понял. – Мои противники из другой команды.
Девочка кивнула. Хотя она не знала, кто такие эти «противники», но почувствовала себя удовлетворенной его ответом. В мире все делилось на плохое и хорошее, и для той цели, которую Кайли предопределяла для Марти на, малышка искала кого-то, кто мог бы отличить зло и добро, столкнувшись с ними.
– Мне нравится твоя машина. Она похожа на спаймобиль из кино, – сказала девочка.
– Это «порше», – объяснил ей Мартин.
– Да, – произнесла Кайли, чувствуя, как ветер вздымает ее волосы.
Она никогда не ездила на машине с откинутым верхом прежде и была вынуждена согласиться: это напоминало сидение на веранде. Совсем как когда они с мамой и тетушкой Энид сидят под звездами, сверчки поют в высокой траве, звезды падают откуда-то сверху.
– Мне нравится твоя веранда, – повторила она.
– Я рад, – сказал мужчина и широко улыбнулся.
– Моя мама симпатичнее любой невесты, – выпалила девочка.
Мартин взглянул на нее, но промолчал в ответ.
– Любой, я ведь их столько видела, – добавила Кайли.
При тусклом свете ресторан, расположенный на пол пути по проселочной дороге позади старого каменного аббатства, казался романтичным. Соленый ветер задувал из открытых окон, теплый ночной воздух окутывал их, подобно шелковистому платку. Никто здесь, похоже, не узнавал Мартина. Возможно, потому, что они были далеко от Бостона, а возможно, в том месте, которое он выбрал, слишком странном и старомодном, нечасто появлялись серьезные хоккейные болельщики. Он отыскал этот ресторан в путеводителе по приморским прибрежным ресторанам.
Они ели морской язык с крошечным весенним горошком и белой пастой из трюфелей, пили воду вместо вина, потому что Мартин был в процессе тренировок. Оба казались возбужденными, но ни один все же не коснулся темы, затронутой в телефонном разговоре прошлой ночью. Мэй сказала себе, что он просто по-мальчишески дурачился, что под его словами ничего не подразумевалось. Это было только первое или, возможно, единственное свидание, вообще ничего из ряда вон выходящего.
Но ее тело говорило иначе: сердце бешено стучало, а ее щеки ощутимо горели. Руки не оставались в покое, и каждый раз, когда она смотрела в глаза Мартина, чувствовалось, как внутри нее словно трепещут бабочки.
– Я рад, что вы оказались свободны сегодня вечером, – сказал Мартин.
– Я тоже, – произнесла Мэй. – Вы хорошо провели время вчера вечером?
– Возможно, немного слишком хорошо. – Он смутился. – Команда отправилась праздновать.
– Звучит забавно, – заметила женщина.
Они поведали друг другу основное в их жизни: Мэй была единственной дочерью, а Мартин давно развелся, она жила в Блэк-Холле, а он имел городской дом в Бостоне, она владела «Брайдалбарн», а он играл в хоккей с самого детства.
– Вы выросли на той ферме? – спросил Мартин.
– И да и нет, – ответила Мэй. – Да, я выросла там, но это место никогда не было фермой. Моя бабушка построила сарай, создала здесь все, чтобы организовать свое дело – она занялась организацией свадебных церемоний. Одной из первых, как она любила повторять. Она считала себя художником своего рода, и я предполагаю, что я делаю так же. Она всегда говорила, что требуется творческий потенциал, чтобы организовать идеальную свадьбу, и даже больше – закрепить брак на долгие годы.
– Итак, вы – художники, создающие такие шедевры, как совершенный обряд бракосочетания?
– Она так говорила. И в Блэк-Холле живет очень много художников.
– А зачем вам понадобился сарай для этой профессии? – спросил он. – Ну магазин я еще мог бы себе представить. Или офис.
Мэй улыбнулась, потягивая ледяную воду:
– Вы думаете, что мы только помогаем людям выбрать платья?
– Нет, я просто не знаю, – сказал Мартин. Тут он улыбнулся, она явно поймала его. – Да, думаю, именно так и посчитал. Выбираете платья, свадебный торт, ну и нечто подобное этому. Но я могу предположить, что думать так – все равно, что считать хоккей только игрой.
– А это не просто игра? – невинно поинтересовалась женщина.
Мартин покачал головой и приготовился уже начать объяснение, затем увидел, что она разыгрывает его. Ей нравилось, как они поддразнивают друг друга, будто ходят вокруг да около реальной причины, побудившей их поужинать вместе. Это наполовину напоминало игру, наполовину тайну, которую они еще не были готовы разгадать.
– Расскажите мне о вашем деле, – попросил он.
– Мы выращиваем наши собственные травы, – пояснила Мэй. – Наши собственные розы.
– Я знаю.
– Именно поэтому мы ужинаем сегодня вечером, не так ли? – спросила женщина, смеясь. – Потому что мои розы принесли вам удачу и вы хотите, чтобы я дала вам еще.
– Возможно, – задумался Мартин. – Возможно, именно поэтому. Но продолжайте говорить. Расскажите мне еще.
Мэй рассказала ему об изготовлении свечей из пчелиного воска (пчел они тоже разводили своих), о заготовке сушеных трав, которые используются для создания саше, о том, как делаются благоухающие цветочные масла, о том, как они дают невестам изделия собственного изготовления для любви и удачи, как она все еще пользуется потрепанной книгой бабушки, в которую продолжает за писывать рецепты снадобий и средств.
– Нам надо много места для проектирования церемоний, репетиций процессий, примерки платья. Моя мама собирала старые платья, и один раз в год мы вывешиваем их на стропилах, все-все…
Мэй нравилась эта традиция, она была для нее самой любимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47