Он притянул ее к себе, обнял, но она вырвалась. Схватив приглашения, она прижала их к груди.
– Нас пригласили, и я хочу поехать.
– Это же очень далеко. Ты же знаешь, в каком положении моя работа. Может быть, когда она закончится, мы сможем поговорить о том, чтобы поехать домой погостить. На День благодарения, или на Рождество, или даже на выставку тети Аиды в октябре…
– Это не то, – сказала Нелл, ее голос задрожал. – Это что-то такое, на что любой может поехать. Свадьба Генри – это особенное. Как ты говоришь, приглашена только семья. Я хочу семью, папа!
– У тебя есть я, милая.
– Но я хочу и других тоже, – сказала она. – Понимаешь? Нас было так много. У меня были ты и мама, и у меня была тетя Мэдди и дядя Крис… у нас была Стиви… Они все исчезли!
– Нелл… – повторял он, пытаясь обнять ее, но она отбежала к окну, прижалась лбом к стеклу и заплакала. Джек подошел к ней сзади, его руки дрожали. Она казалась такой хрупкой, что он не мог заставить себя даже прикоснуться к ее плечам.
– Я не собираюсь никуда ехать, – сказал он.
– Но ты мог бы, – рыдала она. – Ты уехал, когда все вокруг стало так хорошо. У нас было место в Хаббард-Пойнте, где мы жили, и мы могли оставаться там дольше… мы ловили моллюсков и гуляли по берегу со Стиви… мы были счастливы…
– Я знаю, – сказал он, удивляясь, насколько справедливы были ее слова.
– У меня есть тетя, которая любит меня, любит тебя, а ты не хочешь знаться с ней. Что, если я буду поступать так же с тобой, папа? Что, если я так выйду из себя, что больше никогда не буду разговаривать с тобой?
– Нелл, ты моя дочь.
– А Мэдди твоя сестра! Вот что ты делаешь с людьми, которые любят тебя больше всех, – ты бросаешь их.
– Я никогда не брошу тебя, даже если…
Нелл зарыдала и затрясла головой.
– Это ты теперь так говоришь, – проговорила она. – Но если я вдруг сделаю что-нибудь не так, ты рассердишься и возненавидишь меня так же, как ты ненавидишь тетю Мэдди?
– Я никогда не смогу возненавидеть тебя. И ее я не ненавижу – я ее люблю. – Правда этих слов открылась ему, когда он увидел свою сестру, стоявшую возле машины на проселочной дороге в Хаббард-Пойнте, – но десять футов между ними было не менее трудно пересечь, чем форсировать каньон.
Он с надеждой уставился в затылок Нелл. Но она не повернулась, чтобы взглянуть на него, даже когда он погладил ее по волосам.
Зазвонил телефон. Это Эйприл услышала рыдания Нелл сквозь стену.
– Я сама мать, – сказала она. – Могу дать совет: для успокоения ребенка можно использовать домашнее кино.
– Мне кажется, все уже прошло, – ответил Джек, нахмурившись и наблюдая за Нелл, стоявшей у окна, вздрагивающей от тихих, сдерживаемых рыданий.
Оставить плачущую Нелл было мучительно, но у него не было выбора. Он, Эйприл, Виктор и другие инженеры договорились собраться на берегу. Одни из них обследовали границы, другие вели геологические наблюдения – брали пробы грунта, океанографы проводили измерения приливной полосы. Джек подошел к краю воды, чтобы сесть на камень и свести вместе все эти данные, а заодно попытаться собраться с мыслями. Как только он вернется в свою комнату, он найдет телефон, который дал ему доктор Гэлфорд.
Франческа, поглядывая в его сторону, шла куда-то по каменному берегу. Вдруг она выругалась, и Джек оглянулся на нее. На ней были высокие черные сапожки, каблуки которых застревали среди камней. Взглянув на него, она криво улыбнулась. Это была их первая встреча наедине с тех пор, как она приехала.
– Я буду теперь звать тебя Бенедиктом, как в «Арнольде», ты перебежчик.
– Ну, ты же знаешь, как это бывает, когда подворачивается удачный случай, – сказал Джек. – Ты можешь либо взять, либо потерять. – Слова отзывались в его ушах в совершенно другом контексте.
– Айвен хотел получить тебя – это факт. Ему понравилась работа, которую ты делал в Мэне. Конечно, он хотел, чтобы ты, так сказать, по-семейному познакомился с этими каменистыми далекими заливами.
Джек тихо засмеялся, глядя на ее каблуки. Франческа, со своими развевающимися и падающими на глаза волосами, более естественно выглядела на городских улицах, особенно на бостонской Ньюбери-стрит.
– Все в порядке, – сказала она, смеясь. – Это место совсем не для меня. Бог мой, хотя бы есть где-нибудь здесь хороший ликер?
– Я думал, что ты предпочитаешь чай, – сказал Джек, думая о чае, приготовленном у Стиви и у Аиды…
Франческа вытаращила глаза. Она подошла на несколько шагов ближе к Джеку и легко коснулась рукой его щеки. Их глаза встретились. Ее волосы были длинными, русыми, они развевались и падали на лицо, что делало его еще более привлекательным.
– Позволь спросить, помимо того факта, что ты перелетел через океан, что-то еще изменилось?
– Что именно?
– Джек, мы больше не работаем в одной компании. Теперь у нас нет тех же… запретов.
Джек посмотрел на ее страстные глаза – искусно подкрашенные, как и все лицо. Ее губы были такие яркие, с нежным перламутровым оттенком. Джек подумал о Стиви, он даже не мог вспомнить, был ли на ней какой-то макияж, и отвел глаза.
– Есть разные виды запретов, – сказал он.
– Но ведь ничего не случилось, – возразила она. – У нас хорошие рабочие отношения… и я знаю, что они могли бы стать чем-то большим. Кое-кто из здешних понял это – почему, ты думаешь, Эйприл поселила нас напротив друг друга?
Да, Эйприл, вероятно, пыталась им помочь, подумал Джек. Но ведь она не знала истинного положения вещей.
– Здесь так романтично, – продолжала Франческа. – Один раз можно согласиться и с отсутствием цивилизации. Конечно, за исключением проблем с ликером. Я слышала, здесь можно увидеть северное сияние… мы могли бы погулять попозже, сегодня вечером.
– Со мной Нелл, – возразил он.
– Держу пари, что Нелл понравится играть в электронные игры, – сказала Франческа. – Или будет читать одну из книжек Стиви Мур…
При звуке этого имени у Джека все перевернулось внутри.
– Нелл действительно помогает Стиви писать одну из них, – сказал Джек. – Про здешних птиц. О том, что они находятся под угрозой разлива нефти.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу. Нелл у себя наверху как раз сейчас пишет ей письмо.
– О нефтяном загрязнении?
Джек указал на линию прилива, где клубки черной, масляной смолы прибивались к берегу вместе с водорослями. Франческа вгляделась туда, потом быстро отвела взгляд.
– Не надо, чтобы Айвен слышал такие разговоры, – предупредила Франческа. – Он увидит в этом подрыв отношений, которые налаживает с Бруксом. Охрана природы – это, конечно, очень хорошо и благородно, но если она не пересекается с его реальной выгодой.
– Наверное, есть вещи более важные, чем выгода, – сказал Джек.
Франческа засмеялась:
– Странно слышать это от человека, который бросил свою службу, чтобы работать в IR, зная, что они специализируются на шотландских нефтяных месторождениях, – не лицемерно ли это?
Джека будто ужалили эти слова, отражающие, в общем, то, о чем говорила ему Нелл. Он уставился на птиц, плавающих в бухте. Их силуэты выделялись на фоне яркого солнца, низко, по-северному, стоявшего над горизонтом и оживляющего своим светом пейзаж. Свет, одновременно освещающий и обманчивый, подумал он, кто знает, что скрывает отражающая солнце морская гладь?
– Я не знаю, – ответил он. – Может быть.
– Так увольняйся, а я займу твое место! – съехидничала она.
Джек не ответил, по-прежнему рассматривая птиц. Повернувшись, он взглянул на гостиницу. Солнце светило прямо в окна, но, как ему показалось отсюда, он видел свое окно и в нем тень фигуры Нелл, стоявшей там и наблюдавшей за ним с Франческой.
– Смотри, – сказала Франческа, указывая на кучку мусора, образовавшуюся при приливе. – Не только нефть загрязняет море. Здесь всякий другой мусор. Смотри куски дерева…
– Они принесены приливом, – сказал Джек.
Она пожала плечами:
– Ну, хорошо. Довольно живописный мусор. Ну а как насчет этих стаканчиков из пенопласта, этой бутылки из-под кока-колы?
– Возможно, это следы пребывания нашей бригады, то, что мы бросаем на берегу, – сказал Джек, нагнувшись, чтобы вытащить мусор из водорослей.
Он отбросил его в сторону, к камням, на которых сидел, и услышал, как вскрикнула Франческа.
– Смотри-ка! – удивилась она. – В бутылке записка!
Джек внимательно посмотрел – она была права, в бутылке был кусочек линованной бумаги, свернутый в трубочку.
– Мы должны прочитать послание, – сказала Франческа.
Джек открутил пробку, перевернул бутылку вверх дном, вытряхнул содержимое к себе на ладонь. Свернутая в трубочку бумажка показалась очень знакомой. Пока Франческа ожидала, он молча прочел послание.
– О чем там говорится? – спросила Франческа. – Ну, прочитай же мне! От какого-то потерпевшего крушение моряка, ожидающего спасения?
Джек не хотел или не мог прочесть. Франческа была почти права – послание было от того, кто ждал спасения. Его руки дрожали, когда он сложил листок пополам и сунул его в нагрудный карман. Франческа протестовала, требуя показать ей послание, но он едва ли слышал ее.
Он всматривался в окно отеля. Свет солнца падал на окно и слепил глаза, но и сквозь него он видел Нелл, прислонившуюся лбом к отражавшему лучи стеклу. Он не мог хорошо разглядеть ее, но знал, что она плачет. Он знал это, потому что прочитал ее письмо, и чувствовал, будто и сам плачет.
Стиви воспринимала все страстно – каждое слово, сказанное тетей, вид стройки, развернувшейся на Лавкрафт-хилл, изумительный новый стиль живописи тети Аиды и ее слова о страхах. Она хранила этот разговор в себе, как нечто драгоценное, как будто принимала решение о том, что делать дальше. Сентябрьский свет лился в студию ярче, чем когда-либо. Ее обуревали мысли – их было так много, что она не могла заснуть или сидеть спокойно.
Иногда ей казалось, что она никогда больше не увидит Джека и Нелл, и это приводило ее в отчаяние. Но когда она начинала работать, окутанная золотистым светом побережья, ее сердце успокаивалось.
На следующее утро, как только она вернулась домой после купания, зазвонил телефон. Завернувшись в полотенце и ежась от прохладного осеннего воздуха, она поспешила к аппарату.
– Алло?
– Привет, Стиви, это я.
– Мэдди – обрадовалась она.
– Как ты?
– Прекрасно, а ты?
– Гораздо лучше. Особенно теперь. Я получила твое письмо. Я рада, что ты приедешь в Род-Айленд.
Действительно, Стиви послала ей письмо, удержавшись от желания позвонить. Теперь ее отношение к семейству Килвертов было очень непростым. Она прекрасно понимала, что брат и сестра должны были встретиться, но ей было горько от мысли, что именно эта встреча натолкнула Джека на решение уехать в Шотландию. Не то чтобы Стиви таила обиду на Мэдди – нет, просто она тосковала в разлуке с Джеком и Нелл.
– Я поеду на свадьбу родственника. Это будет в субботу, – сказала Стиви. – Я буду в Ньюпорте в пятницу и субботу, и я подумала, вдруг ты сможешь приехать, и мы вместе могли бы пообедать в пятницу или позавтракать в воскресенье.
– Лучше в пятницу – мне так много надо рассказать тебе, и чем скорее, тем лучше… Но, может быть, в эту пятницу репетиция церемонии и ты хочешь на ней присутствовать?
– Они это репетировали целых пятнадцать лет, – усмехнулась Стиви, испытывая нежность к Генри. – Нет, все будет очень неформально. Я буду совсем свободна. Где мы встретимся? Где-нибудь на побережье?
– Я уже думала об этом, – сказала Мэделин. – В Ньюпорте нет ничего подходящего, зато ниже по берегу есть мемориал Боливара, это маленькое местечко на Истон-бич. Оно называется Лилли-Джейнс, справа от променада. Там подают самую свежую рыбу и отличный лимонный пирог.
– Перед этим мы можем прогуляться по пляжу, – сказала Стиви.
– Конечно, – ответила Мэдди.
– И послушать волны…
Даже теперь, после всего случившегося, Стиви была уверена, что на пляже все будет хорошо.
– Если ты нацелена на пляж, – воскликнула Мэдди, – стоит ли думать о еде?!
– Одно другому не мешает, – ответила Стиви мягко. – Главное, надо повидаться. Вот это важно.
Глава 27
Даже в сентябре Ньюпорт был шумным городом. Корабли, готовившиеся уйти на зиму на юг, вытянулись в линию в доках, качаясь на якорях, и их белые корпуса сверкали на солнце. Места в отелях были заранее заказаны людьми, которые прибыли на уик-энд и собирались в последнюю летнюю ночь отобедать под еще летними звездами.
Тетя Аида занимала несколько комнат в Мэплхорст-Мэнор, старом викторианском особняке внизу Дрессер-стрит. В доме были большие красивые подъезды и много труб на крыше; десяток старых китайских кленов затеняли двор, напоминая о капитанах, которые некогда совершали торговые рейсы в Китай и построили этот дом сто лет назад.
Обшитый деревянными панелями отель находился в начале Клифф-Вок, впечатляющей десятимильной трассы, проходившей высоко над морем и окаймленной скалами и роскошными виллами. Пляж Истон-бич располагался влево от трассы, его серебристые пески казались искристыми, прозрачными волнами, катившимися от океана. Покачиваясь в креслах-качалках перед крыльцом, Стиви и Генри слушали умиротворяющий шум волн, совершенно довольные компанией друг друга. Аида сказала ей, что большинство прошлых ночей Генри мучился тошнотой.
– Чувствуешь себя лучше? – спросила Стиви, бросая на него подбадривающий, но в то же время озабоченный взгляд.
– Совершенно здоров, Лулу. Спасибо за заботу. Не знаю, что случилось со мной.
– Может, ты выпил немного больше бурбона, чем надо?
– Ха-ха, очень забавно. Моя холостая вечеринка была чисто номинальной – компания давно женатых отставных моряков, половина из которых состоят в обществе анонимных алкоголиков. Мы отправились в офицерский клуб и попытались вспоминать о старых добрых временах, когда мы бывали в Пхукете или Гонконге, но все разговоры сводились на внуках и на кошмарах расплат по закладным. Сущая жалость.
– Так что же вызвало у тебя такое недомогание?
Генри качнулся в кресле. Он пристально смотрел на море строгими глазами, щеки его были обветренны. Это был человек, который водил в бой фрегат и однажды нырнул в кишащие акулами воды Персидского залива, спасая моряка, потерявшего сознание и упавшего за борт. Стиви любила его как родного брата.
– Никому об этом не рассказывай, ладно? – попросил он.
– Обещаю.
– Я прошел много морей. Ты знаешь это.
– Знаю.
– У каждого есть такое, о чем никто не знает. Всякий раз, когда мы покидали порт, шли под парами из любого дока, проходили через гавани, мимо всех этих мелких судов… все было прекрасно. Я был здоров, как лошадь.
– Командор фон Лайхен, – улыбнулась Стиви.
– Черт побери! Именно как лошадь! Но стоило нам достигнуть морских бакенов…
– Что это такое?
– Ну, по существу, морские бакены дают знать, что вы покинули внутренние воды и предстали перед открытым океаном. Это там, где море становится бурным, а корабль начинает качаться и перекатываться по волнам.
– Понятно.
– Итак, как только мы достигали морских бакенов, я становился жертвой этой чертовой, проклятой, апокалиптической морской болезни. Это чудовищно, это невообразимо, понимаешь? Я кадровый морской офицер. Я способен ходить по палубе корабля, не теряя равновесия, в любую погоду. Корабль – это мое, и я иду по ветру или в головной рубке.
– Ну, всякое бывает, – сказала Стиви, улыбаясь.
– Нет, Лулу, это не то. Не обо мне. Это ставит меня в нелепое положение. Морская болезнь – это не просто что-то неудобное или что-то в таком роде, ее не должно быть после долгих путешествий. Но она накатывала подобно тайфуну, я преодолевал ее, и эти чувства проходили. Подумай, ведь даже есть корабельный кодекс – моряк не должен страдать морской болезнью. У меня особое положение – я командир. Команда ждет от меня приказов. Если они увидят, как меня рвет, когда начинается качка, мой капитанский авторитет летит коту под хвост. Я сделал все, чтобы ни одна живая душа не видела меня в этом состоянии. Больше двадцати лет я это скрывал.
– Я думаю, что ты вел себя мужественно, Генри, – сказала Стиви. – Ты был таким ответственным и стойким. А что бы ты сделал, если бы какой-то бедолага, скажем матрос, увидел тебя в этом неприглядном виде?
– Я убил бы его, – ответил ей Генри мрачно.
– А вот теперь я и спрошу, почему же тебя тошнило прошлой ночью. Надеюсь, мне не надо опасаться, что меня уберут?
– Ну, Лулу. Наша дружба выше всех тайн. Мы-то с тобой пара бывалых людей – мы вместе прошли через многое. Так что я знаю, что могу тебе признаться, – прошлой ночью я чувствовал себя точно так, как при морской болезни, хотя не было никакой качки. У меня подгибались ноги и выворачивало все внутренности. Было ужасно.
– Знаешь, что все это означает?
– Ну?
– Ты прошел за морские бакены, – сказала Стиви, и в ее голосе была уверенность личного опыта. – Морские бакены любви. Завтра ты собираешься жениться.
– Чтоб меня разорвало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37