– Конструкторской? – спросил Джек, и его сердце упало.
Эйприл кивнула, улыбаясь еще радостнее, как будто она была в курсе всех сплетен в его старой компании.
– Вы догадались!
Франческа прибыла на пароходе. Когда все вернулись к работе, он бросил взгляд на Нелл, прочесывавшую пляж. Одна ладошка раскрыта, в нее она складывала ракушки и камешки. Время от времени она пересыпала их в карман и присаживалась, чтобы делать заметки, усердно и сосредоточенно.
Его дочь отнеслась к заданию Стиви очень серьезно. Он почти мог представить себе Мэдди в том же возрасте, бродившую по другому берегу Шотландии и тоже собиравшую впечатления, чтобы поделиться ими с лучшими подругами. Джек вспоминал, как видел ее за столом в гостинице, склонившуюся над почтовыми открытками и неистово пишущую.
Он почувствовал странную зависть – он понял, что у него никогда не было друзей, к которым он был бы настолько привязан, чтобы прервать развлечения ради общения с ними в письмах. Вот у Мэдди они были… и теперь есть у Нелл, ее душевный настрой каким-то непонятным образом повторял ее тетю – тетю Мэдди. Забавно, что они писали одной и той же Стиви.
Он смотрел на Нелл, склонившуюся над тетрадью и что-то быстро малюющую. Сообщала ли она о скалистости побережья, темно-сером цвете облаков, холоде соленого воздуха, о ветре, дующем прямо с моря? Так получилось, что они оказались на западной стороне этого перешейка, соединяющего две части узкого острова на полпути к архипелагу. Глядя на восток, он видел Северное море. Но если взглянуть на запад, он мог видеть северную Атлантику – прямой путь в Северную Америку.
Где-то там находится Хаббард-Пойнт, подумал Джек. Если Стиви идет сейчас по пляжу, то ведь они почти могли бы увидеть друг друга. Почти могли бы.
Если бы тысяча миль океана не лежала между ними.
Он опять взглянул на Нелл, размышляя о том, что она пишет. Поделится ли Стиви мыслями Нелл с другими преданными дружбе пляжными девочками?
Покажет ли Стиви открытки Нелл Мэдди?
«Ты-то зачем здесь оказался?» – спросил он сам себя, спросил не в первый раз – даже не в сотый раз – с тех пор, как они приехали в Шотландию. Встреча со Стиви что-то перевернула в нем: она остановила его бег по заколдованному кругу, по которому он безумно бежал, спасаясь от страдания, ненависти и страха, прячась от своей сестры, от общей беды, от себя самого.
И от правды.
Ветер с моря дул в глаза Джека, заставляя их плакать. Он отвернулся от ветра и пошел к своим коллегам, к относительно простой рутинной работе по строительству четырехрядного моста, который мог заменить старый узкий мост, заливавшийся при высоком приливе.
Глава 24
Закончив с уроками, Нелл поспешила на берег, чтобы посидеть на бревнах, принесенных морем. Отец со своими коллегами говорил о чем-то, наверное, о том, как построить мост, достаточно удобный для жителей острова и в то же время подходящий для того, чтобы ввозить и вывозить продукты нефтеперегонного завода. Нелл знала, что ее отец считает, что ей и дела нет до его работы, но она на самом деле беспокоилась о нем, а потому и о мостах, которые он строил.
Чего только не было в ее записной книжке! Она писала и о воде, и о серебристых тростниковых плавнях, и о желобчатых раковинах, в которых были улитки, и о тоненьких раковинах двустворчатых моллюсков. Она сняла туфлю, чтобы на ощупь определить температуру воды, и записала: «Холодная!» Когда над головой пролетали птицы, она прикрывала ладонью глаза от солнца и всматривалась в их силуэты, чтобы потом зарисовать их на одной из страниц.
Это взморье, как и другие, которые они с отцом видели на островах, было покрыто большими гладкими камнями и мелкой галькой. Некоторые камни были совсем черными, и поверхность их была неровной, шершавой – как грецкий орех. Когда она взяла такой в руки, пальцы стали маслянистыми и черными. Сколько она их ни мыла водой, вязкая грязь все больше въедалась в кожу.
Отец стоял неподалеку, обсуждая что-то с мистером Бучаняном и миссис Магуир. Когда Нелл подбежала показать свои руки отцу, мистер Бучанян состроил гримасу и выкатил глаза.
– Обратная сторона особого проекта, – сказал он, протягивая Нелл свой носовой платок.
Нелл растерялась, особенно когда миссис Магуир сказала ему, чтобы он убрал свой хороший льняной платок, и достала из сумки маленький, завернутый в фольгу квадратный пакетик.
Она сказала отцу:
– Вам нужно запастись этим, если она собирается бродить по берегу.
Джек взял пакетик, разорвал фольгу и начисто вытер пальцы Нелл. Их глаза встретились, и отец улыбнулся ей, утешая.
– Что это? – спросила Нелл.
– Нефть, – ответил мистер Бучанян. – Степень очистки значительно увеличена, но некоторое количество все-таки просачивается через заграждения.
– Нефть? Та, которая убивает птиц? – спросила Нелл, искоса глядя на отца.
Он кивнул, но в его глазах она увидела просьбу не продолжать этот разговор. Взрослые заговорили об ученых, разрабатывающих специальное мыло, чтобы отмывать птиц. Но Нелл не могла себе представить ничего, кроме черных, мертвых тел со слипшимися перьями, которые были на фотографии в газете, и она понимала, что взрослые говорят обо всем этом, чтобы чувствовать себя спокойнее.
Сама Нелл не могла успокоиться. Как они могут думать, что специальным мылом можно все отмыть? Ее пальцы все еще пахли чем-то, похожим на запах газа. В глазах стояли слезы при мысли о птицах, перья которых покрывала такая вязкая пленка.
Теперь, вспоминая все это, она сидела на берегу. Холодный, ясный свет солнца блеском отражался в бухте. Берег был слишком каменистым, и гулять по нему было неприятно, но она ходила медленно, глядя под ноги и выискивая раковины. Вдруг впереди появилась стая чаек, которая пикировала на что-то, выброшенное на берег волной. Когда Нелл начала приближаться, птицы взлетели – до ее ушей долетел их печальный крик.
Нелл разглядела то, что привлекло их внимание, – это был трупик, неподвижно лежавший на камнях. Она подошла ближе и поняла, что это утка, липкая от смолы, ее бок был только что расклеван чайками. Она подняла глаза на море и увидела других уток похожей расцветки, направляющихся к ним. Семья уток, подумала она, вспомнив Эбби и то, как его родственники-вороны собирались возле дома Стиви. Без раздумий, она беспорядочно замахала руками, прогоняя уток прочь.
– Уходите отсюда, – кричала она, – уходите… улетайте!
Всеми силами она хотела спасти их, не дать покрыться нефтью, которая убила утку, лежавшую у ее ног. И когда она следила за их танцующими движениями по водной поверхности, стремящимися к полету, за перепончатыми лапами, шлепающими по воде, ей казалось, что она поднимается вместе с ними, улетает прочь отсюда – к спасению, к любви, к Хаббард-Пойнту. Уверенная в том, что ее отец последует за ней, если она улетит… что он поймет, как необходимо ей вернуться домой, в Америку, к ее настоящей жизни.
– Я похожа на тебя, – оплакивала она мертвую утку.
Она чувствовала, что задыхается, как будто ее самое облепляет смола, как будто это ее перья склеивает вещество, которое хочет убить ее. Она чувствовала себя так, будто снова вернулась в Джорджию сразу после смерти матери; как если бы жизнь была нереальной, как если бы она уже не была больше связана с живыми.
Она ясно ощущала свой путь до Хаббард-Пойнта, до Стиви. Странная вещь – но она знала, что ее отец ощущает это тоже…Ей не хотелось бы, чтобы он знал об этом, но с тех пор, как они покинули Стиви и Хаббард-Пойнт, вернулись ее ночные кошмары, но они изменились.
На этот раз это была не покойная мать: это был ее отец. Он отказался от всего, что любил, – от своей родины, сестры, от своих воспоминаний. Даже, как снилось Нелл, от Стиви. Удалившись от Стиви, отец потерял что-то, что, казалось, возвращало его к жизни…
Она оглянулась, ища глазами отца, – он, как обычно, стоял с другими, поглядывая на нее.
Мог ли он представить себе, глядя на свою дочку, что внутренне она ощущала себя такой же потерянной, как эта покрытая черной нефтью птица. Но тут ее внимание привлекли какие-то вещи, запутавшиеся в клубке морской травы. Обрывок рыбацкой сети, покрытый той же нефтью. Клубок бурых водорослей, маленькая колония мидий, оторвавшаяся от какого-то камня, опутанная своими серебристыми нитями. И бутылка…
Нелл достала ее. Она была из прозрачного пластика, из под содовой. Хотя большая часть этикетки была смыта, она распознала торговую марку. Она была американская… может быть, она переплыла через океан, попав в течение…
И вдруг Нелл поняла, что надо сделать. Она отвинтила пробку, вытерла руки о джинсы, достала свою записную книжку и сняла колпачок с отцовской ручки. Над головой пролетела чайка. Не обращая на нее внимание, Нелл начала писать.
«Стиви, – писала она. – Ты нам нужна. Папе и мне. Ты нам нужна…»
Вырвав страницу из книжки, она свернула ее в трубочку и просунула в горлышко бутылки. Она не была полностью уверена, что бутылка доплывет до Хаббард-Пойнта или даже выплывет из этой бухты. Она не могла надеяться на то, что ее послание каким-то чудом проделает весь путь от Шотландии до Стиви.
Но она подумала о тех последних минутах с Пегги, когда они хотели, хотели всеми силами души… Послание в бутылке было действительно правильным желанием… желанием, возникшим из воздуха или из ее сердца, написанным от всей души и брошенным в море. Это было правильное желание, сказала себе Нелл. Вот и всё – правильное желание.
Правильное желание… если бы это осуществилось, то они с отцом вернулись бы в Хаббард-Пойнт; отец работал бы над замком тети Аиды; Стиви была бы в их жизни; и Стиви сумела бы сделать так, чтобы и тетя Мэделин тоже…
– Это правильное желание, – прошептала Нелл вслух.
Сердце ее колотилось – высказанное желание давало ей надежду хотя бы немного ускорить его осуществление. Стиви поняла бы ее и Тилли тоже. Нелл завернула пробку, шагнула для броска и с криком забросила бутылку-корабль вверх и вперед. Яркий солнечный свет слепил ее, и она даже не смогла увидеть, куда упала бутылка.
Удивительно, но, прикрыв ладонью от солнца глаза, она увидела, что бутылка подпрыгивает на волнах там, где плавали утки. Поплывет ли она в Америку или вернется назад? Нелл долго смотрела на нее, чувствуя, как сердце бьется прямо в горле. Кажется, поплыла отсюда… она дождалась этого.
Чайки пронзительно кричали, пытаясь отогнать ее от мертвой утки. Побуждаемая жалостью, она нашла место повыше линии прилива и вырыла в каменистом песке ямку, настолько глубокую, сколько могла выкопать руками. Потом вернулась назад и взяла птицу. Опуская мертвую утку в ямку, она ощущала ужасное напряжение в груди. Похоронив птицу, она стала тереть песком свои измазанные нефтяным дегтем руки. Она думала о том, как много прекрасного гибнет. Ее мать. И душа ее отца, и ее собственное сердце.
Они погибали, и с этим Нелл ничего не могла поделать.
Кроме, как послать в бутылке призыв о помощи и просить Стиви помочь им.
Желание Нелл летело быстрее, чем стрела.
Стиви проснулась резко, будто ее разбудили. Она явственно помнила свой сон. В ее сне комната была наполнена ярким светом, таким ярким, что она едва могла его вынести. На этом сияющем фоне в клетке пела черная птица. Как это бывает во сне, все происходящее имело для нее абсолютный, кристально-ясный смысл, Стиви знала, что она должна открыть дверцу клетки. Когда она сделала это, птица вылетела. Она села на подоконник, и Стиви поняла, что она может говорить, как попугай. Птица сказала: «Если ты отпустишь меня, то можешь больше никогда меня не увидеть. Но это зависит от тебя… потому что у тебя тоже есть крылья. Ты можешь найти меня и прилететь за мной». А потом она улетела.
Стиви открыла глаза. Она никогда не анализировала сны; она не любила таких вещей. Но этот сон вызвал у нее такое сильное чувство, что она не могла не размышлять о нем. Черная птица, клетка, отлет… Это могло бы вызвать гнетущее, безнадежное чувство, но вместо этого сон побуждал Стиви встать с постели и отправиться на утреннее купание.
Солнце уже встало над деревьями, но день был по-сентябрьски прохладным. Она нырнула, поплыла к плоту. Доплыв до него, она выбросила руку на плот, на то место, где лежали они с Джеком. Память вернулась к ней. Она закрыла глаза и почти явно ощутила его руки, обнимавшие ее. Словно юной девушке, ей хотелось, чтобы он был рядом, держал ее в объятиях и никогда не покидал, чтобы был частью ее самой, ее собственной души.
Конечно, такая любовь была невозможна, ее никогда не бывало в ее прошлом. Жизнь трижды доказала ей это. Но теперь казалось, будто изначальная, юная Стиви командовала ее взрослым существом, требуя той душевной близости с возлюбленным, которую она знала только у своих родителей.
Но теперь-то она взрослая. Она снова влюбилась, и к чему в страхе убеждать себя, что этого не могло случиться? Это случилось. Она была в отчаянии от того, что они покинули ее – улетели, и нельзя было остановить это – и она их отпустила. Сон до сих пор оставался с ней, перемешивая все ее чувства, словно она сходила с ума.
Она чувствовала присутствие в себе этого огня все то время, пока она плыла назад к пляжу, поднималась на холм и стояла под душем во дворе. В воздухе витал аромат поздних осенних роз. Она вытерлась полотенцем и босиком побежала в дом. Наполнила миску Тилли, но даже не стала готовить кофе и поспешила в студию.
Когда она вошла в комнату, это было похоже на ее сон: комната была полна солнечным светом. Это было солнце Хаббард-Пойнта… ясный, яркий, блестящий, ослепительный, сияющий, искрящийся, пылающий свет… окружавший ее своим блеском, почти ослепивший ее, когда она приблизилась к мольберту.
Стиви хранила все открытки Нелл в ящике комода, стоявшего возле кровати. Теперь она вынула их, прикрепила кнопками к стене за мольбертом. Это были открытки с замком Инвернесс-Касл, Лох-Нессом, птицами-тупиками с Оркнейских островов, низкими горами, окружавшими морской залив, детенышами тюленей на каменистых берегах Лэдапула и стаями гусей – силуэтов на фоне оранжевого заката на берегу западного Хайленда, и газетная фотография, из письма Джека, с водоплавающими птицами, погибшими от разливов нефти.
Теперь Стиви стояла у мольберта, устанавливая холст. Она была в джинсах и футболке из Тринити-колледжа, которая была на Джеке в тот вечер на пляже, когда они смотрели кино. Тилли растянулась на смятых белых простынях постели, нежась на солнце и поджидая свою хозяйку. Всматриваясь в открытки с неправдоподобно яркими изображениями, Стиви ощущала энергию не только для создания новой книги, но и для гораздо большего. Ее дом был наполнен светом. Внезапно она увидела саму себя – свой путь длиною в жизнь, извилистый и иногда мучительный путь в поисках любви, которая означала бы для нее все… Все это время она не решалась осознать это, пока сейчас не поняла, наконец, что ее путь ведет к свету. У нее было все: ее дом, живопись, ее истории и ее сны. Да, она отпустила Джека и Нелл, так уж вышло. Но она чувствовала – у нее есть крылья.
Она подумала о своем сне и поняла, что в нем отразились вся ее борьба и силы для предстоящего полета. Смешивая на палитре краски, она вглядывалась в фотографию, которую прислал ей Джек, в покрытых нефтью, мертвых и умирающих птиц. Над ними был написан призыв Нелл.
Стиви мгновенно пришло в голову название: «День, когда море почернело».
Глядя на тельца, склеенные нефтяной пленкой, она думала о черной птице своего сна. Она думала обо всех водоплавающих птицах, которых она может нарисовать: о моевках, черных кайрах, тупиках и гагарках, о качурках, буревестниках, кряквах, чирках, свиязях и о гоголях, куликах, сороках, о кроншнепах, перевозчиках, поморниках и олушах, о длинноносых крохалях, гагах и полярных гагарах.
Но ведь Нелл просила, чтобы книга была про уток, и Стиви остановилась на кряквах. Она посмотрела в справочник, чтобы убедиться в том, что они там обитают, – да, кряква водились в шотландских низкогорьях. А потом легкими штрихами Стиви изобразила пару этих водных птиц. Их история начала разворачиваться в ее сознании. Действие книги будет происходить в Шотландии – на маленьком острове на полпути к Оркнейскому архипелагу. Стиви представила себе чистый северный свет, северные сосны, темное задумчивое море. Она видела крякв – их зеленые переливчатые перышки на шее. Там, конечно, будет девочка, гуляющая по морскому берегу…
Это было все, что знала Стиви на данный момент. История уже складывалась в ее воображении, подстегиваемом открытками Нелл. Она коснулась кистью палитры и погрузилась в работу.
Глава 25
Работа с доктором Мэллори продвигалась тяжело, утомительно, но в конце ее брезжил свет. Мэделин было сорок четыре года, но она чувствовала, что впервые в жизни начала понимать самое себя. С аварией у нее ассоциировался эмоциональный страх;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37