— Кажется, это всегда так, — сказал Кори. — Нет, я не читал. Вероятно, номер вышел, когда меня еще здесь не было.
— Да, вероятно.
— Мысль, что я могу быть вам полезен, подсказал мне один из ваших рекламных буклетов.
Этими буклетами Лэфем гордился; он считал, что они отлично составлены.
— Что же там было?
— Я мог бы вложить в дело небольшой капитал, — отважился Кори. — У меня найдутся кое-какие суммы, но я не думаю, что вам это нужно.
— Нет, сэр, не нужно, — напрямик ответил полковник. — У меня был одно время компаньон, и с меня хватит.
— Да, — согласился молодой человек, имевший свое представление о возможностях или, быть может, смутные надежды, свойственные молодым. — Я на это не претендую. Но я знаю, что вы вывозите вашу краску за границу. Тут я мог бы быть полезен вам, и себе тоже.
— Как? — коротко спросил полковник.
— Видите ли, я неплохо знаю два-три языка. Французский, немецкий и немного испанский.
— То есть можете говорить на них? — спросил полковник со смешанными чувствами робости и пренебрежения, какие подобный человек испытывает к подобным познаниям.
— Да, и написать грамотное письмо на любом из них.
Лэфем потер нос.
— Ну, письма мы можем давать перевести.
— Кроме того, — продолжал Кори, если и обескураженный, то не показывая этого, — я знаю страны, куда вы намерены сбывать свою краску. Я там бывал. И в Германии, и во Франции, и в Южной Америке, и в Мексике; ну и конечно в Италии. Думаю, что в любой из этих стран я мог бы выгодно продавать ее.
На лице Лэфема мелькнуло одобрение, но он покачал головой.
— Она находит сбыт, где только есть спрос. Нам невыгодно посылать кого-то присматривать за этим. Вся прибыль уйдет на ваше жалованье и оплату ваших расходов.
— Да, — храбро ответил молодой человек, — если надо платить мне жалованье и оплачивать расходы.
— Не предлагаете же вы работать задаром?
— Я предлагаю работать на комиссионных началах. — Полковник снова хотел покачать головой, но Кори поспешно добавил: — Я навел справки о краске прежде, чем идти к вам. Я знаю, как ее ценят все, кто в этом смыслит. Я верю в нее.
Лэфем, глубоко тронутый, поднял голову и взглянул на молодого человека.
— Это лучшая краска во всем божьем мире, — произнес он торжественно, точно молитву.
— Это лучшая, какая есть в продаже, — сказал Кори и повторил: — Я в нее верю.
— Вы в нее верите, — начал полковник и умолк. Если бы деньги обладали подобной силой, он отдал бы годовой доход, лишь бы миссис Лэфем была сейчас тут. Сердце его смягчилось по отношению к молодому человеку не только как ко всякому, кто верил в его краску; но и потому, что он чувствовал себя виноватым перед ним: выслушивал клевету на его разум и деловое чутье, терпел, когда его обвиняли совершенно напрасно.
Кори встал.
— Не стану отнимать у вас более условленных двадцати минут, — сказал он, вынимая часы. — Я не жду немедленного ответа. Прошу лишь обдумать мое предложение.
— Не спешите, — сказал Лэфем. — Сядьте! Я хочу рассказать вам о краске, — добавил он голосом, осипшим от волнения, о котором не догадывался слушатель. — Я хочу все о ней рассказать.
— Я мог бы проводить вас до катера, — предложил молодой человек.
— Ничего! Могу ехать и на следующем. Вот поглядите. — Кори снова сел, а полковник открыл один из ящиков и вынул фотографию местности, где находились залежи. — Вот где мы ее добываем; на фотографии все гораздо хуже, — сказал он, словно неумелый фотограф исказил черты любимого лица. — Местность — из самых красивых во всей стране. А вот тут, — он указал толстым пальцем, — самое то место, где отец нашел краску — больше сорока лет назад. Да, сэр!
Он рассказал всю историю, не опуская подробностей и позабыв о катере; клерки в общей комнате сняли холщовые рабочие пиджаки и облачились в пиджаки из фланели или дешевой ткани в полоску. Ушла и молодая особа; остался один лишь швейцар, который время от времени шумно и с явными намеками то закрывал где-то ставень, то водружал что-то на место. Полковнику пришлось прервать наслаждение, какое доставляла ему самому автобиографическая история краски.
— Вот оно как было, сэр.
— Очень интересно, — сказал Кори, переводя дух; оба они поднялись, и Лэфем надел пиджак.
— Вот именно, — сказал полковник. — А почему бы, — добавил он, — нам не продолжить разговор? Для меня все это неожиданно, и я еще не вижу, как вы возьметесь за дело, чтобы оно окупилось.
— Я готов рискнуть, — ответил Кори. — Повторяю, что я в это верю. И сперва попытался бы в Южной Америке, скажем, в Чили.
— Слушайте-ка, — сказал Лэфем, держа в руке часы. — Я люблю все доводить до конца. Мы как раз поспеем на шестичасовой. Вот бы и вам со мной в Нантакет. И ночевать оставлю. Тут мы все и обговорили бы.
Молодое нетерпение Кори откликнулось на страстное нетерпение старшего.
— Пожалуй, я мог бы, — позволил он себе сказать. — Мне бы тоже хотелось окончательно все выяснить, особенно выяснить к общему удовольствию.
— Посмотрим. Деннис! — позвал Лэфем швейцара, и тот появился. — Хотите, пошлем сказать к вам домой?
— Нет. Мы с отцом приходим и уходим как хотим, не спрашиваясь. Если я сегодня не вернусь, он так и будет знать. Вот и все.
— Удобно. Когда женитесь, так у вас не получится. Вы свободны, Деннис, — сказал полковник.
На пристани он успел купить пару газет, прежде чем сел на катер вместе с Кори.
— Как раз успели, — сказал он. — Вот это я и люблю. Не терплю торчать на борту больше чем минуту до отправки. — Одну из газет он дал Кори и вместе с ним занял сиденья в той части катера, где, как он знал по опыту, было всего удобней. Свою газету он сразу развернул и стал бегло просматривать новости; а молодой человек смотрел, как живописно удаляется от них город, но видел одновременно и окружавших его людей, и веселую игру воды вокруг катера. Стало свежо; судов попадалось меньше; встречались большие парусники, медленно шедшие к берегу в закатном свете; островки в заливе проплывали мимо, потом таяли в отдалении, и катер оставлял их позади.
— Плохо, что они опять будоражат южан, — сказал полковник сквозь газету. — Пора бы, кажется, забыть старое.
— Да, — сказал молодой человек. — А о чем они сейчас?
— Будоражат конфедератов в Конгрессе. Не нравится мне это. Если у нашей партии нет другого товару, лучше уж совсем закрыть лавочку. — Просматривая газету, Лэфем продолжал отрывочно высказываться о политике, а Кори терпеливо слушал и ждал, когда тот вернется к делу. Наконец полковник сложил газету и сунул ее в карман пиджака. — Одно я взял себе за правило, — сказал он, — пока я на катере, давать себе полный отдых. Чтобы и душа, и тело дышали свежим воздухом. Надо давать мозгам отдохнуть, все равно как ногам или спине. Но тут нужна сила воли. Если б я не взял себе это за правило, при такой работе вот уж десять лет, меня бы давно в живых не было. Поэтому люблю править лошадью. Тут требуется все ваше внимание, если не хотите сломать себе шею; не то — на катере; вот тут и нужна сила воли, чтоб отвлечь мысли туда, куда хотите. И у меня правило — на катере читать газету. Погодите! — прервал он свою речь, видя, что Кори собирается платить за проезд подошедшему кондуктору. — Билеты у меня. А когда прочту газету, завожу с кем-нибудь разговор или наблюдаю людей. Хотел бы я знать, откуда все они берутся. Я уже лет шесть-семь езжу этим катером, но почти никого не узнаю. Словно всякий раз набираются новые. Ну да, конечно. Летом в городе полно приезжих, едут и из сельских мест. Всем хочется побывать на пляжах, все слышали, что они освещаются электричеством, всем охота поглядеть. А возьмите их лица! Самое интересное — не то, что на них написано, а то, что скрыто. Ведь каждый мужчина, каждая женщина чего только не пережили, пока дожили до тридцати. Все должно бы на них отпечататься. Так нет! Люблю тоже наблюдать за парочками и угадывать. Какие обручены или собираются, какие женаты, каким бы уже следовало. Но большей частью не угадаешь. Конечно, когда зеленая молодежь — еще что-то видно. А тех, что постарше, никак не разобрать. Так ведь?
— Вы, вероятно, правы, — сказал Кори, которому хотелось не философии, а деловой беседы; но приходилось терпеть.
— Что ж, — сказал полковник, — видно, оно и лучше, чтобы мы не знали, что у каждого из нас на уме. А иначе человек сам себе не хозяин. Пока он себе хозяин, из него еще может быть толк. А если его видят насквозь — пусть даже и не видят ничего очень уж плохого, — тогда это человек конченый. Нет, сэр. Не хотел бы я видеть людей насквозь.
Большую часть пассажиров катера — а он был, разумеется, полон — можно было, по-видимому, видеть насквозь не только легко, но и спокойно. Здесь не было изысканной публики — просто люди, которые ехали на пляж развлечься или отдохнуть и могли себе это позволить. Лица были будничные и если чем-то освещались, то только целеустремленностью, составляющей поэтическое начало американца. Зато все почти выражали смышленость, доброжелательность и присущую всем нам готовность к шутливому общению. Женщины были нарядны в меру своих средств и вкуса, а мужчины различались лишь разной степенью безразличия к одежде. Толпа в соломенных шляпах, увенчивающих летом каждую голову, не может выглядеть с достоинством. В отличие от англичан, поражающих причудливостью одежды, когда они отказываются от обычной, мы неспособны привлечь внимание наблюдателя. В наших соломенных шляпах и саржевых или фланелевых пальто мы не более импозантны, чем толпа мальчишек.
— В один прекрасный день, — сказал Лэфем, когда катер подходил к конечной остановке, — тут случится несчастье. Смотрите, сколько их столпилось.
Он говорил о людях, теснившихся на пристани; сдерживаемые запертой решеткой, они готовились ринуться на борт катера и заполнить его, прежде чем высадятся прибывшие в Нантакет.
— Катера всегда перегружены, — продолжал он, говоря о возможной катастрофе так, словно его она не коснется. — Они берут вдвое больше пассажиров, чем следует, и в десять раз больше, чем сумеют спасти, если что случится. Да, сэр, случится непременно. Ага! Вон моя дочь. — Он вынул сложенную газету и помахал ею фаэтонам и ландо, стоявшим у пристани поодаль от толпы; с одного из них барышня в ответ взмахнула зонтиком.
Когда он вместе со своим гостем пробрался сквозь толпу, она заговорила с отцом прежде, чем заметила Кори.
— Ну, полковник, это был ваш последний шанс. Мы уже с четырех часов встречаем каждый катер — то есть сперва встречал Джерри, а я сказала маме, что поеду сама, может, мне удастся; а если нет — дойдете пешком. Вы у нас совсем отбились от рук.
Полковник с удовольствием выслушал этот выговор и только потом сказал, гордясь немного своим гостем и уверенный, что она не растеряется:
— А я привез мистера Кори, он у нас и переночует; надо было все ему показывать по дороге, вот мы и задержались.
Молодой человек, стоя возле открытого экипажа, быстро поклонился, а Пенелопа Лэфем протянула:
— Здравствуйте, мистер Кори, — прежде чем полковник кончил свое объяснение.
— Садитесь сюда, рядом с мисс Лэфем, — сказал он, взбираясь на сиденье подле кучера. — Нет, нет, — поспешно добавил он, когда молодой человек стал из вежливости отказываться. — Я лучшего места никому не уступаю. Джерри, дайте-ка на минуту вожжи.
Он отобрал вожжи и быстрее, чем говорил это, умело развернул экипаж среди толпившихся пассажиров и помчал по дороге мимо отелей с верандами и ресторанов, выходивших прямо на песок пляжа.
— Здесь очень оживленно, — сказал он, проезжая мимо и указывая на них кнутом. — Вот только отелями я сыт по горло. В этом году я решил снять коттедж. Ну, Пэн, как вы все живете? — Он полуобернулся к ней в ожидании ответа и сумел подмигнуть, выражая полное удовольствие. Не имея иных замыслов и довольный лишь своим триумфом над миссис Лэфем, полковник чувствовал себя, как бы он сказал, в полном порядке.
Дочь улыбнулась мальчишескому поведению отца.
— С утра особых перемен не наблюдалось. Когда ты уезжал, у Айрин уже болела голова?
— Нет, — сказал полковник.
— Ну тогда есть о чем доложить.
— На тебе! — сказал с досадой полковник.
— Сожалею, что мисс Айрин нездорова, — вежливо сказал Кори.
— Верно, слишком долго гуляла по берегу. Воздух здесь такой свежий, что не чувствуешь, как палит солнце.
— Вот именно, — подтвердил Кори.
— Выспится, и все пройдет, — сказал полковник, не оборачиваясь. — Но вы, девочки, осторожнее с этим.
— Если вы любите прогулки, — сказал Кори, — то пляж — большой соблазн.
— Нет, не такой уж, — ответила девушка. — Идешь и идешь, потому что дорога прямая и гладкая. Мы здесь столько раз бывали, что все знаем наизусть — каков берег во время прилива, каков при отливе и как выглядит после шторма. Нам знакомы все крабы, все медузы, все дети, копающиеся в песке, и все люди под пляжными зонтами. Они, по-моему, всегда одни и те же.
Полковник предоставил разговор молодым. Он заговорил только, чтобы сказать: — Приехали! — свернул с дороги и остановился перед коричневым коттеджем с красной крышей и клумбой герани возле скалы, стоявшей на излучине дороги. Вокруг было безлесно и голо, и слишком большой океан плескался менее чем в ста шагах. В воздухе носился гостеприимный запах ужина; на веранде появилась миссис Лэфем; вопрос по поводу опоздания мужа отражался в ее глазах, но замер на ее устах, как только она увидела Кори.
7
Торжествующий полковник легко спрыгнул с сиденья.
— Я привез мистера Кори, — пояснил он небрежно.
Миссис Лэфем приветствовала гостя, а полковник повел его в его комнату и убедился, что там есть все необходимое. Затем пошел мыть руки, словно не обращая внимания на нетерпение, с каким жена догнала его.
— Отчего это у Айрин болит голова? — спросил он, намыливая волосатые руки.
— Да ладно об Айрин, — прервала поспешно жена. — Как вышло, что он приехал? Ты, что ли, уговорил? Если да, я тебе этого не прощу, Сайлас!
Полковник засмеялся, а жена схватила его за плечо, чтобы смеялся тише.
— Шш! — шептала она. — Хочешь, чтоб он все слышал? Отвечай, ты уговорил?
Полковник все еще смеялся. Он решил извлечь из ситуации все возможное удовольствие.
— Нет, я не уговаривал. Он сам захотел.
— Не верю. Где ты с ним встретился?
— В конторе.
— В какой?
— В моей.
— Чепуха! Что ему там было делать?
— Да ничего особенного.
— Зачем же он приходил?
— Зачем? Он сказал, что хотел бы заняться минеральной краской.
Миссис Лэфем опустилась на стул и смотрела, как муж ее трясется от сдерживаемого смеха.
— Сайлас Лэфем, — произнесла она. — Если ты и дальше будешь меня морочить…
Полковник вытирал руки полотенцем.
— Он считает, что мог бы сбывать ее в Южной Америке. Я пока не знаю, что он задумал.
— Ладно! — воскликнула жена. — Я еще с тобой расквитаюсь.
— Я и предложил ему поехать сюда и обо всем договориться, — продолжал полковник с притворным простодушием. — Я ведь знал, что он и притронуться не захочет к минеральной краске.
— Поговори мне еще! — грозно сказала жена.
— Ведь я правильно сделал?
В дверь постучали, и миссис Лэфем подошла к ней. Служанка объявила, что ужин готов.
— Ладно, — сказала она, — идем к столу. Но ты у меня заплатишь за это, Сайлас.
Пенелопа едва вошла в дом, как тотчас прошла к сестре.
— Как голова, Рин? Лучше? — спросила она.
— Немножко, — откликнулся голос с постели. — Но я к столу не выйду. Мне не хочется есть. Если полежу, к завтрему все пройдет.
— А жаль, — сказала сестра. — Ведь он приехал вместе с отцом.
— Не может быть! Кто? — вскричала Айрин, одновременно отрицая и вопрошая.
— Если не может быть, так не все ли равно кто?
— Ну что ты меня мучаешь! — простонала больная. — Ты о ком, Пэн?
— Лучше не скажу, — ответила Пенелопа, наблюдая за ней, словно кошка, играющая с мышью. — Раз ты не выйдешь к столу, зачем мне тебя понапрасну волновать?
Мышка стонала и металась на постели.
— О, я бы тебя так не мучила!
Кошка уселась поодаль и сказала спокойно:
— Ну, а что ты сделаешь, если я скажу, что это и вправду мистер Кори? Ты говоришь, что не можешь выйти к чаю. Но он тебя извинит. Я же сказала, что у тебя болит голова. Теперь уж выйти нельзя! Слишком было бы откровенно. Но не печалься, Айрин, я постараюсь, чтобы он не скучал. — Тут кошка тихонько хихикнула, а мышка на миг вооружилась мужеством и достоинством.
— Как не стыдно тебе — пришла и дразнишь меня.
— Почему же ты мне не веришь? — спросила Пенелопа. — Почему бы ему не приехать сюда с отцом, если отец его пригласил? А он, наверное, так и сделал бы, если бы сообразил. Не вижу я, чем эта лягушка лучше всякой другой, ничего в ней нет особенного.
Беспомощность сестры была слишком сильным искушением для любительницы дразнить; она смеялась приглушенным смехом, убеждавшим ее жертву, что это всего лишь неуместная шутка.
— Я бы с тобой так не поступала, Пэн, — сказала Айрин жалобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37