– Уходи! Оставь меня одну! – крикнула она из-за двери. – Я ненавижу тебя! Я… ненавижу тебя, – еле закончила она.
Салли Дженингс, сидевшая по другую сторону стола, посмотрела на нее. Глаза девочки были красны от слез, которые оставили блестящие полоски на щеках. Салли пододвинула к ней коробку с бумажными «Клинексами».
Дани взяла один из них и вытерла лицо, с благодарностью взглянув на психолога.
– Я не хотела. Я в самом деле не хотела. Просто тогда я не могла иначе говорить с матерью. Если бы я стала рыдать или орать или биться в истерике, она бы просто не обратила бы на меня внимания.
Салли кивнула. Она посмотрела на часы.
– Думаю, что пока с нас хватит, Дани, – мягко сказала она. – Иди к себе и постарайся заснуть.
Дани встала.
– Хорошо, мисс Дженингс. Я вас увижу в понедельник?
Психолог отрицательно покачала головой.
– Боюсь, что нет, Дани. У меня есть кое-какие дела в клинике. И я там буду весь день.
– А во вторник слушание дела. Значит, я больше не успею с вами поговорить.
Салли кивнула.
– Верно. Но пусть тебя это не беспокоит, Дани. Мы найдем возможность пообщаться.
Она видела, как надзирательница сопровождала девочку по коридору. Опустившись на стул, она потянулась за сигаретой. Закурив, она выключила магнитофон. Теперь, по крайней мере, она знает, с чего начинать. Как порой непосильна бывает эта работа. Вечно не хватает времени как следует разобраться хотя бы в одной жизни.
15
Подойдя к окну, я выглянул наружу. Утренний туман по-прежнему густой пеленой затягивал улицы. Я нетерпеливо закурил и, повернувшись, взглянул на телефон. Может, стоит еще раз связаться с Элизабет. Но затем я отчетливо представил себе положение дел. Ответа я не дождусь. Она просто не снимает трубку. Ну и дурак же я. Не должен был я посылать ей тот снимок.
Когда я рассказал ей обо всем, Элизабет застыла у телефона.
– С ума сойти, – сказала она. – Чего Нора таким путем собирается добиться?
– Не знаю. Возможно, для нее это, как сказал тот тип, страховка, а может, она захочет пустить их в ход против меня. Поэтому я и послал тебе снимок.
– Не посылай мне таких вещей, Люк. Я не хочу даже видеть их. Избавься от них.
– Не могу, – сказал я. – Я должен был послать его тебе. Если бы он не был фальшивкой, я не стал бы этого делать. Ты же понимаешь. Я послал его авиапочтой, заказным. Ты можешь и не открывать конверт. Просто спрячь его в надежное место.
– Ты слишком многого от меня хочешь. Ты же знаешь, что я не смогу не взглянуть на него.
– Ну так взгляни, – сказал я, – и убедись, за какого идиота ты вышла замуж.
Несколько секунд она молчала.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты никогда не уезжал отсюда.
– Сейчас слишком поздно думать об этом.
Она снова помолчала.
– С тобой все в порядке?
– Да.
– Точно?
– Точно. Мы оба ждем, когда ты вернешься.
Было утро четверга. Отправив письмо, я позвонил ей на следующий день, когда, по моим расчетам, она должна была получить его. Как только я услышал ее голос, я понял, что мне достанется. Он звучал так, словно она только что плакала.
– Немедленно возвращайся домой!
– Но, Элизабет, – запротестовал я. – Осталось всего лишь несколько дней до начала слушания.
– Меня это не волнует. Немедленно же возвращайся домой!
– Ты видела снимок?
– Снимок не имеет к этому никакого отношения!
– Говорю же тебе, что он фальшивка.
– Даже в этом случае, – всхлипнула она, – ты не должен был выглядеть таким довольным, черт возьми!
– Элизабет, ну будь же умницей.
– Я уже достаточно долго была умницей. А теперь я хочу быть просто женщиной. Я не хочу больше с тобой разговаривать. Сообщи телеграммой, когда ты вернешься!
И она повесила трубку. Я тут же перезвонил ей. Но в течение всего часа, что я сидел у телефона, мне отвечал лишь сигнал «занято». Она, должно быть, не повесила трубку. Затем позвонили из холла, что меня ждет мисс Спейзер, и я спустился к ней.
Мы побеседовали в кафе.
– Как Дани? – первым делом спросил я, когда официантка поставила перед нами кофе.
– Куда лучше, – сказала она. – Последнее несколько дней она значительно охотнее идет на контакт.
– Рад слышать это. Она посмотрела на меня.
– И все же она очень больная девочка.
– Почему вы так считаете?
– Причину своих тревог она таит глубоко в душе. И мы еще не докопались до истинной сути. Есть в ней кое-что, чего мы просто не понимаем.
– Например? – спросил я. – Может быть, я мог бы помочь.
– Будучи ребенком, была ли она склонна к вспышкам возбуждения, взрывам гнева, к яростной реакции, когда ее что-то раздражало?
Я отрицательно покачал головой.
– Насколько помню, нет. Как правило, она вела себя совершенно противоположным образом. Когда ее что-то волновало, она замыкалась. Главным образом, или у себя в комнате, или у няни. В другом случае, она могла делать вид, что ничего не произошло.
– Вела ли она себя с вами подобным образом?
Я рассмеялся.
– В этом не было необходимости. Дани и так могла обвести меня вокруг пальца.
– По отношению к матери?
Я помедлил.
– Я очень прошу рассказать мне, – посмотрела она на меня. – Я не хочу, чтобы у вас создавалось впечатление, будто я излишне настойчива или же толкаю вас на неблагородные поступки. Но сейчас, на этом этапе, нам важна любая кроха информации.
– В сущности, Нора никогда не оскорбляла ее, – сказал я. – Дани, главным образом, страдала больше от пренебрежения ею, чем от излишней опеки.
– Часто ли вы с мисс Хайден ссорились при ребенке? Взглянув на нее, я улыбнулся.
– Наши отношения носили весьма цивилизованный характер, по крайней мере, со стороны Норы. Мы существовали в обстановке непрестанной холодной войны. Она никогда не перерастала в открытые конфликты.
– Что заставило вас прекратить посещение дочери?
– Так мне было сказано.
– Мисс Хайден? Я кивнул.
– В решении суда особо не оговаривалось ваше право посещать ребенка. Вы не пробовали подать иск, когда мисс Хайден запретила вам приезжать?
– Я был не в том положении, чтобы что-то предпринимать. Я был полностью сломлен.
– И что вы тогда сделали?
Я посмотрел ей прямо в глаза.
– Стал пить, – просто сказал я.
– Вы не пробовали объяснить своей дочери, почему не приезжаете к ней?
Я покачал головой.
– Что с этого было бы толку? Все равно ничего бы это не изменило. Мисс Спайзер не ответила. Помолчав несколько секунд, она снова обратилась ко мне.
– Вчера я видела вашу бывшую тещу. Предполагаю, вы осведомлены о ее планах относительно Дани?
– Да.
Я был на той встрече, когда шло их обсуждение. За то короткое время, что было в ее распоряжении, старая леди сотворила просто чудеса. Должно быть, это обошлось ей в немалую сумму, но Дани была переведена в другую школу, пользовавшуюся великолепной репутацией заведения, где умели обращаться с детьми, у которых есть проблемы в жизни. Доктор Вайдман, известный детский психолог, уже успел связаться со школой и был готов взять на себя ответственность за восстановление здоровья девочки.
– Вы были согласны? – спросила мисс Спейзер.
– Я думаю, что это самое лучшее решение.
– Вы не возражаете, если Дани будет под опекой бабушки?
– Нет. Мне это кажется единственно правильным решением. Миссис Хайден отличается исключительным чувством ответственности. Она приложит все силы, чтобы у Дани было все, что ей необходимо.
– Не сомневаюсь, что так и будет, – мрачно согласилась мисс Спейзер. – Но ведь, если все, что вы мне рассказали, соответствует истине, то же делала и ее мать.
Я понял, что она хотела сказать. Нора предоставляла Дани все, в чем та, по ее мнению, нуждалась, и все же ничего не удалось предотвратить.
– Миссис Хайден сможет уделять Дани куда больше внимания. У нее нет никаких интересов вне дома, в отличие от Норы.
– Вы знаете, конечно, полковник, что ваша дочь не девственница. Вполне возможно, что она была в определенных отношениях с человеком, которого убила.
– Я так и предполагал, – откровенно признался я.
– Мисс Хайден утверждает, что она и не догадывалась. На это мне было нечего сказать.
– У нас сложилось впечатление, что Дани смутно представляет себе моральную сторону сексуальных отношений. И насколько нам удалось выяснить, мать в этом смысле представляла для нее не самый лучший пример.
– Думаю, мы оба понимаем это, – сказал я. – Это одна из причин, по которой я чувствую, Дани будет куда лучше жить у бабушки.
Она посмотрела на меня.
– Возможно, вы и правы. Но пока мы не очень убеждены в этом. Если бабушке не удалось добиться успеха в воспитании собственной дочери, как она сможет воспитывать внучку? – Она допила свой кофе. – Может, для ребенка лучше всего вообще избавиться от этого окружения.
Она встала.
– Спасибо за беседу, полковник.
В холле она остановилась.
– Но есть еще две вещи, которые пока представляют для меня загадку.
– Что именно?
– Почему Дани убила его, если она его любила?
– И другая?
– Если она в самом деле убила его, почему, как мы не пытаемся, не можем найти и следов того, что у Дани был настолько взрывной темперамент, который в припадке гнева мог толкнуть ее на убийство? – Она помедлила. – Если бы только у нас было время.
– Чем бы оно вам помогло?
– Тогда, прежде чем рекомендовать лекарство, мы могли бы выяснить причину заболевания, – пояснила она. – Мы работаем на перегонки со временем. Мы предлагаем систему действий и надеемся, что мы не ошибаемся. Но если нам не удастся выяснить причины, то мы должны будем рекомендовать отправить ребенка в Перкинс для тщательного изучения. Мы должны быть уверены.
Проводив ее, я вернулся к себе. Снова попытался дозвониться до Элизабет, но на мои звонки никто не отвечал. Наконец я бросил эту затею и вышел на улицу, где в ресторанчике напротив мотеля заказал сосиски с капустой и кружку пива.
В воскресенье я поехал к Дани. У нее, похоже, было хорошее настроение.
– На этой неделе мама дважды приходила ко мне. Ты разминулся с ней. Она сказала, что они устроили, чтобы я могла жить у бабушки, когда выйду отсюда. Оба раза она приходила с доктором Вайдманом. Ты его знаешь, папа?
– Встречал.
– Типичный полоскальщик мозгов. Мне кажется, маме он нравится.
– Почему ты так считаешь? Она смущенно улыбнулась.
– Он типа мамы. Ну, ты понимаешь, говорит много и ничего не остается. Об искусстве и все такое прочее. Я засмеялся.
– Как насчет коки?
– Давай.
Я вручил ей мелочь и смотрел, как она идет к торговому автомату. Было занято лишь несколько столов. Здесь все походило на День Родителей в обыкновенной школе, а не в исправительном заведении.
О том, что это не так, говорили лишь надзирательница у входа и решетки на окнах. Вернувшись, Дани поставила на стол две бутылки с кокой.
– Тебе нужна соломинка, папа?
– Нет, спасибо. Я выпью просто так. – Подняв бутылку ко рту, я сделал глоток.
Зажав в губах соломинку, она посмотрела на меня.
– Когда я так делаю, мама говорит, что это вульгарно.
– Твоя мать – большой специалист по вульгарности, – не сдержавшись, ответил я и тут же пожалел о своих словах. С минуту мы помолчали.
– Ты по-прежнему так же пьешь, папа? – внезапно спросила Дани. Я с удивлением посмотрел на нее.
– С чего это ты вдруг задаешь мне такие вопросы?
– Просто я кое-что вспомнила, – сказала она. – Как от тебя пахло, когда ты приезжал ко мне. Да ничего. Просто я вспомнила, вот и все.
– Нет, больше я не пью.
– Ты пил из-за мамы?
Я задумался. Как было просто сказать, что да, из-за нее. Но это была бы не вся правда.
– Нет. Причина была не в этом.
– Тогда почему же, папа?
– Причин была целая куча. Но главным образом потому, что я хотел убежать от самого себя. Я не хотел признаться самому себе, что потерпел поражение, что все потерял.
Дани молча обдумала мои слова. Наконец она нашлась с ответом.
– Но ведь ты же не все потерял, папа. У тебя оставалось судно.
Я улыбнулся, увидев, как проста ее логика. Но определенным образом она была права. Ведь она не знала всех моих попыток.
– Я был архитектором. Я хотел стать строителем, но у меня не получилось.
– Но ты и теперь строитель. Так было сказано в одной из газет.
– На самом деле это не так. Я работаю на стройке… прорабом.
– Я хотела бы быть строителем, – внезапно сказала она. – Я бы строила очень счастливые дома.
– Как бы ты этого добилась?
– Я бы не стала строить дом для семьи, пока они не убедились, что счастливы вдвоем и хотят жить вместе.
Я улыбнулся ей. Что правда, то правда. Она нашла единственное основание, на котором можно что-то строить. Но кто даст гарантии в прочности фундамента? Бог?
– Поскольку мы уже добрались до истины или, по крайней мере, можем сделать какие-то выводы, – как можно небрежнее сказал я, – не объяснишь ли ты мне кое-что?
Она с любопытством взглянула на меня.
– Например, папа?
– Чьим на самом деле приятелем был Риччио? Твоим или мамы? Она помедлила с ответом.
– Мамы.
– Но ты… – Теперь настала моя очередь искать слова.
Она откровенно встретила мой взгляд.
– Они тебе уже сказали, в каких мы были с ним отношениях?
Я кивнул.
Она уставилась на свою бутылку с кока-колой.
– Все так и было, папа.
– Но почему, Дани? – спросил я. – Почему именно с ним? Почему не с кем-то другим?
– Ты же знаешь маму. Ей нравится быть пупом земли. Вот поэтому я и хотела доказать ей, кто она такая.
– И доказала? – спросил я. – Поэтому ты и убила его?
Она отвела глаза в сторону.
– Я не хотела, – тихо сказала она. – Это был несчастный случай.
– Ты ревновала свою мать? Поэтому?
Она покачала головой.
– Я не хотела бы говорить об этом, – сказала она упрямо. – Перед тем, как меня сюда привезли, я все рассказала в управлении полиции.
– Пока ты не выложишь им всю правду, Дани, – сказал я, – они могут не отпустить тебя жить к бабушке.
Она по-прежнему не смотрела на меня.
– Они не могут держать тут меня вечно. Когда мне минет восемнадцать, им придется отпустить меня. Это-то я знаю точно.
– Три с половиной года сидеть под замком – это большой срок в любом возрасте.
– А ты-то что волнуешься? – Она с вызовом посмотрела на меня. – В следующий четверг все кончится, ты вернешься домой и, скорее всего, никогда больше меня не увидишь. Как и было.
– Но я действительно волнуюсь, Дани. Поэтому я и здесь. Я же объяснял тебе, почему не мог приехать раньше.
– Все вранье! Если хотел, то приехал бы. – Она снова уставилась на бутылку. Что она высматривает в этой коричневой жидкости, которая была еле видна сквозь зеленое стекло?
– Теперь-то тебе легко приезжать и говорить мне такие вещи, – тихо продолжила она. – Правильные вещи всегда легко говорить. Но куда труднее их делать.
– Я знаю, Дани. И первым готов признать, что делал ошибки.
– Ладно, папа. – Она подняла глаза и вдруг я увидел, что маленькой девочки больше не существует. Передо мной сидела юная женщина.
– Все мы делаем ошибки. Давай бросим эту тему. Я сказала, что не хочу больше говорить об этом. Это моя жизнь, и никакие твои слова ничего не могут изменить в ней. Тебя слишком долго не было.
Она была не права и в то же время правда была за ней. Нет в жизни чистого белого или совершенно черного цвета.
– У тебя был кто-то еще? Другие мальчики, я имею в виду?
Она покачала головой.
– Нет.
– Ты не врешь мне, Дани? Она в упор посмотрела на меня.
– Нет, папа. Не вру. Ни с кем другим я не могла это делать. Я и пошла на это только потому, что хотела доказать матери, но появилось и кое-что другое.
– Что появилось?
Глаза у нее были чистыми и ясными, и в них была печаль.
– Я любила его, папа, – прошептала она. – И он тоже любил меня. Мы хотели уехать и пожениться, как только я подрасту.
Поднявшееся солнце наконец разогнало туман. Я рассеянно отошел от окна и взял газету, открыв ее на страничке увеселений. Решив, было, пойти в кино, я убедился, что видел все фильмы, которые шли в городе. Оставалось включить телевизор. Но через десять минут я его выключил. Я принадлежал к какому-то промежуточному поколению, и ничего из того, что город днем мог мне предложить, меня не устраивало. Для одного поколения я был слишком стар, для другого – слишком молод.
Так что, когда зазвонил телефон, я подскочил к нему. Может быть, Элизабет перестала психовать.
– Полковник Кэри?
– Да.
– Это Лоренцо Страделла. Помните те два письма, за которыми мы посылали Анну?
– Что с ними?
– Ну, вообщем-то они по-прежнему у меня.
– Так зачем ты мне звонишь? Ты же знаешь, кто их купил.
– Это верно. Но она уже расплатилась. И я думаю, что эта парочка вам бы пригодилась.
– Не интересуюсь, – отрезал я. – Предложи их мисс Хайден.
– Минутку! Не вешайте трубку.
– Жду.
– Я не могу предлагать их ей. Я хотел бы заключить с вами сделку. Внезапно я все понял. Конечно, он не может предложить их Норе. Та расскажет Кориано. А тому не нравится, когда его мальчики проявляют излишнюю самостоятельность. Можно попытаться.
– О'кей, но я не имею дело с мелкой сошкой. Скажи Кориано, чтобы он связался со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36