Кроме того, я послал одному из своих представителей на
Альдебаране-5 предписание, гласящее, что если человеку по имени Лоуренс
Дж.Коннер случится быть проездом в тех местах и ему что-то понадобится, то
нужно ему это "что-то" предоставить. Упомянул я также о специальном
секретном коде на случай, если придется доказывать, что я - никто иной,
как Фрэнк Сандау. Затем я заметил, что прошло уже почти четыре часа, и я
порядком проголодался.
- Сколько осталось до заката, округляя до минут? - спросил я
секретаря.
- Сорок три минуты, - ответил из скрытого динамика голос, лишенный
всяких признаков пола и каких-либо эмоций.
- Я буду обедать на Восточной Террасе ровно через тридцать три
минуты, - сказал я, сверяясь с хронометром. - Закажи мне омаров с жареным
картофелем по-французски и капустным салатом, ватрушек, пол-бутылки нашего
шампанского, чашечку кофе, лимонный шербет, самого старого коньяку из
моего погреба и две сигары. И еще спроси Мартина Бремена, не будет ли он
так любезен лично обслужить меня.
- Да, сэр. Что-нибудь еще?
- Нет.
Потом я отправился обратно в свои апартаменты, сунул кое-какие вещи в
дорожную сумку и начал переодеваться. Включив терминал секретаря, я с
некоторой внутренней дрожью отдал наконец приказ, который мне давно уже
следовало отдать, но я все время откладывал этот момент.
- Через тридцать три минуты, - сказал я, сверяясь с хронометром. -
Закажи мне омаров с жареным картофелем по-французски и капустным салатом,
ватрушек, пол-бутылки нашего шампанского, чашечку кофе, лимонный шербет,
самого старого коньяку из моего погреба и две сигары. И еще спроси Мартина
Бремена, не будет ли он так любезен лично обслужить меня.
- Да, сэр. Что-нибудь еще?
- Нет.
Потом я отправился обратно в свои апартаменты, сунул кое-какие вещи в
дорожную сумку и начал переодеваться. Включив терминал секретаря, я с
некоторой внутренней дрожью отдал наконец приказ, который мне давно уже
следовало отдать, ног я все время откладывал этот момент.
- Через два часа и одиннадцать минут, - произнес я, вновь посмотрев
на хронометр, - позвони Лизе и спроси, не хочет ли она выпить со мной на
Восточной Террасе. Приготовь на ее имя два чека по пятьдесят тысяч
долларов каждый. Подготовь также рекомендацию по форме "А". Доставь все
это сюда в отдельных незапечатанных конвертах.
- Да, сэр, - последовал ответ, и пока я возился с запонками, нужные
мне документы скользнули в приемную корзину на туалетном столике.
Я проверил содержимое каждого из конвертов, запечатал их и опустил в
карман пиджака. Затем я отправился по коридору к Восточной Террасе.
Солнце превратилось в огромный багровый шар, зависший над затянутым
дымкой горизонтом, грозя раствориться в нем с минуты на минуту. В небе
парили золотистые облака, все более розовевшие по мере того, как солнце
неумолимо спускалось по своей небесной дороге, проходящей меж пиков двух
близнецов - Урима и Тумима, которые я специально поместил там, чтобы
указывать солнцу путь к ночному приюту. В последние мгновение дня радужная
кровь светила омоет туманные склоны гор.
Я уселся за стол под огромным вязом. Как только я коснулся сиденья
стула, над моей головой возник силовой барьер, который предохранял меня от
падающих сверху сухих листьев, пыли, насекомых и птичьего помета. Через
несколько мгновений показался Мартин Бремен, который толкал перед собой
сервировочный столик.
- Допрый фечер, сэр.
- Добрый вечер, Мартин. Как твои дела?
- Просто замечательно, мистер Сандау. А как фаши?
- Я уезжаю.
- О?!
Он расставил тарелки и разложил приборы, снял со столика крышку и
начал подавать на стол.
- Да, - произнес я. - Быть может, надолго.
Пригубив шампанское, я одобрительно кивнул.
- ...Поэтому, прежде чем уехать, я хочу тебе кое-что сказать, хотя ты
и сам, наверное, это знаешь. Так вот, ты готовишь самые лучшие блюда из
тех, что мне когда-либо доводилось пробовать...
- Плаготарю фас, мистер Сандау, - его и без того румяное лицо стало
пунцово-красным. Он скромно потупил глаза, стараясь сдержать
расплывающуюся улыбку. - Я пыл счастлиф слущить фам.
- ...Поэтому, если ты ничего не имеешь против годичного отпуска - за
мой счет, конечно, плюс дополнительный фонд для приобретения любых
рецептов, какие тебя только заинтересуют - то я перед отъездом позвоню в
контору Бурсара и все с ним улажу.
- Когта фы уезшаете, сэр?
- Завтра, рано утром.
- Понимаю, сэр. Очень плаготарен фам. Фесьма заманчифое претлошение.
- ...Заодно, поищи новые рецепты для себя самого.
- Постараюсь, сэр.
- Наверное, забавно готовить блюда, вкуса которых не можешь даже
вообразить?
- О нет, сэр, - запротестовал он. На фкус-тестеры мошно полностью
полошиться. Я часто размышляю, какой фкус у того, что я готофлю, но это
ведь как у химика: он не фсегта знает, какофы его химикалии на фкус. Фы
понимаете, что я хочу сказать, сэр?
В одной руке он держал корзиночку с ватрушками, другой сжимал ручку
кофейника, третьей рукой подавал тарелку с капустным салатом, а четвертой,
свободной опирался на ручку столика. Он был ригелианцем, и имя его звучало
что-то вроде "Ммммрт'н Бррм'н". Он выучился английскому от одного немца,
который переиначил его имя на свой лад - Мартин Бремен.
Ригелианские повара, если снабдить их специальными вкус-тестерами,
готовят самые лучшие блюда во всей галактике. Хотя сами относятся к ним
довольно равнодушно. Подобные беседы мы с Мартином вели уже не раз, и он
отлично знал, что я просто шучу, когда пытаюсь заставить его признаться,
что человеческая пища наводит его на мысли об отходах - производственных
или органических. Очевидно, профессиональная этика не позволяет ему
сделать подобное признание, и он возражает мне с подчеркнутой вежливостью.
Лишь иногда, когда избыток лимонного, грейпфрутового или апельсинового
сока выводит его из обычного равновесия, он признается, что готовить пищу
для Homo Sapiens считается низшим уровнем, до которого только может
опуститься повар-ригелианец. Я стараюсь ублажать его, насколько это в моих
силах, потому что сам он мне нравится не меньше, чем то, что он готовит.
Кроме того, раздобыть повара-ригелианца чрезвычайно трудно, вне
зависимости от того, сколько вы готовы ему заплатить.
- Мартин, - сказал я. - Если со мной что-нибудь случится во время
путешествия, я хочу чтоб ты знал - я упомянул тебя в своем завещании.
- Я... Я не знаю, что сказать, сэр.
- Тогда не говори ничего, - усмехнулся я. - Но тебе вряд ли стоит
рассчитывать на скорое получение наследства. Я собираюсь вернуться.
Мартин был одним из немногих, с кем я мог разговаривать о подобных
вещах. Он служил у меня уже тридцать два года и давным-давно заработал
себе хорошую пожизненную пенсию. Все это время его единственной страстью
оставалось лишь приготовление пищи, а изо всех людей он, уж не знаю
почему, с симпатией относился только ко мне. Мартин неплохо бы зажил,
помри я вдруг, но не настолько уж хорошо, чтобы подмешать мне в салат
муританского яда.
- Взгляни только на этот закат, - решил я сменить тему разговора.
Он смотрел минуту-другую, потом произнес:
- Хорошо фы их потрумянили, сэр.
- Спасибо за комплимент. Можешь оставить коньяк и сигары и быть
свободен. Я посижу еще немного.
Оставив сигары с коньяком на столе, он выпрямился в полный рост - во
все свои восемь футов, отвесил поклон и сказал:
- Счастлифого пути, сэр. И спокойной ночи.
- Приятных снов, - отозвался я.
- Плаготарю фас, - и он растаял в сумерках.
Когда подул ночной бриз, и лягушки вдали затянули баховскую кантату в
своих болотах, моя багряная луна, Флорида, взошла в том же месте, куда
опустилось усталое солнце. Цветущие по ночам розоодуванчики испускали в
бирюзовый воздух вечера свой аромат, звезды рассыпались по небу, словно
алюминиевое конфетти. Рубиново-красная свеча тихо потрескивала на столе,
омар таял во рту, как масленый, шампанское было ледяным, как сердце
айсберга. Меня охватила какая-то грусть, мне хотелось сказать окружающему
меня миру: "Я вернусь!"
Итак, я закончил с омарами, шампанским, шербетом и прежде чем
плеснуть себе рюмочку коньяку, закурил сигару, что, как мне не раз
говорили, является признаком дурного вкуса. В оправданье мне пришлось
произнести длинный тост обо всем, что попалось мне на глаза, и под конец я
налил себе чашечку кофе.
Завершив ужин, я поднялся и обошел вокруг того большого, сложного
здания, которое я называю своим домом. Достигнув бара на Восточной
Террасе, я устроился там поудобнее с очередной рюмкой коньяка, не торопясь
раскурил сигару, уже вторую за сегодняшний вечер и стал ждать. Наконец
появилась она, принеся с собой, как всегда, запах роз.
На Лизе было что-то мягкое, шелковисто-голубое, пенящееся вокруг нее
в свете фонарей, все такое искрящееся и воздушное. На руках у нее были
белоснежные перчатки, на груди сверкало бриллиантовое ожерелье. Ее светлые
волосы были нежного пепельного оттенка, на бледно-розовых губах играла
едва заметная улыбка. Сейчас голова ее была склонена на бок, один глаз
закрыт, другой прищурен.
- Приятное свидание при лунном свете, - произнесла она, и легкая
улыбка неожиданно превратилась в ослепительную. Я все рассчитал так, чтобы
именно в этот момент вторая луна, слепяще-белая, взошла над горизонтом.
Голос Лизы напоминал мне пластинку, которую заело на одной высокой ноте.
Пластинки теперь никогда не заедают, но я-то помню и иные времена.
- Привет, - сказал я. - Что будешь пить?
- Виски с содовой, - ответила она, как обычно. - Какая чудесная ночь!
Я заглянул в ее голубые глаза и улыбнулся. - Да, пожалуй. - Я ввел в
машину заказ, и вскоре передо мной появился стакан с выпивкой.
- А ты изменился. С тобою стало проще.
- Наверное.
- Что у тебя на уме? Что-нибудь плохое?
- Может быть, - я пододвинул стакан к ней поближе. - Сколько там
получается?... Уже месяцев пять?
- Чуть больше.
- Твой контракт был на год?
- Да.
- Я его расторгаю, - с этими словами я протянул ей конверт.
- Что ты хочешь этим сказать? - улыбка застыла на ее губах, затем
медленно исчезла.
- Как всегда, лишь то, что сказал.
- Ты имеешь в виду, что я тебе больше не нужна?
- Боюсь, что так. Здесь вполне достаточно, чтобы ты выбросила из
головы дурные мысли, - и передал ей второй конверт.
- Тогда почему? - продолжала настаивать она.
- Мне нужно уехать. Тебе нет смысла скучать здесь все это время.
- Я подожду.
- Мое отсутствие может быть долгим.
- Тогда я поеду с тобой.
- Даже если это опасно? Даже если тебе, быть может, придется
погибнуть вместе со мной?
Я надеялся, что она скажет "да". Но все-таки, мне кажется, я немного
разбираюсь в людях. Поэтому я позаботился заранее о рекомендации.
- В наше время такое случается, - пояснил я. Иногда даже мне
приходится идти на определенный риск.
- Ты дашь мне рекомендацию?
- Вот она.
Лиза немного отпила из своего стакана.
- Хорошо, - согласилась она.
Я передал ей конверт.
- Ты презираешь меня? - спросила она.
- Нет.
- Почему?
- А с чего мне вдруг тебя презирать?
- Потому что я слабая и боюсь за свою жизнь.
- Ну и что, я тоже боюсь, хотя и не показываю этого.
- Поэтому я принимаю отставку.
- Поэтому я все и приготовил.
- Ты думаешь, что все знаешь, да?
- Нет.
- А что мы делаем сегодня вечером? - поинтересовалась она, допивая
свой виски.
- Я же сказал, что мне известно далеко не все.
- Ну ладно, я сама знаю. Мне с тобой было хорошо.
- Спасибо.
- Я не хотела бы расставаться.
- Но я тебя напугал?
- Да.
- Очень?
- Очень.
Я допил коньяк и сделал последнюю глубокую затяжку, любуясь Флоридой
и своей второй белой луной, носившей название Биллиардный Шар.
- Сегодня ночью, - пообещала она, беря меня за руку, - ты забудешь о
презрении.
Не распечатывая конвертов, она принялась за второй стакан, так же как
и я любуясь обеими лунами.
- Когда ты улетаешь?
- Завтра, едва забрезжит утро.
- Мой Бог! Да ты стал поэтом?
- Я всегда остаюсь тем, кто я есть.
- Вот я и говорю.
- Не знаю, не знаю... Но мне было приятно провести с тобой время.
Она допила второй стакан и отставила его в сторону.
- Становится прохладно.
- Да.
- Пойдем, согреемся.
- Я не против.
Я отложил сигару, мы поднялись, и она поцеловала меня. Я обвил рукой
ее голубую искрящуюся талию. Мы прошли под аркой и направились к дому,
который завтра утром мне предстояло покинуть.
Здесь мы прервемся и поставим, как водится, три звездочки.

Можно было бы предположить, что состояние, которое я приобрел на
своем пути к настоящему, и сделало меня тем, кем я теперь являюсь - в
некотором роде параноиком. Ну, нет.
Это было бы слишком просто.
Хотя, таким образом я легко сумел бы объяснить те приступы малодушия,
что одолевали меня всякий раз, когда я покидал Вольную. С другой стороны,
поскольку действительно существуют люди, жаждущие моей крови, можно
сделать вывод, что это вовсе не паранойя. Кстати, именно поэтому мне и
пришлось здесь, на планете Сандау устроить все так, чтобы я смог
противостоять попыткам любых людей или правительств добраться до меня. А
если кому-нибудь уж очень захочется меня прикончить, то это влетит ему в
копеечку, так как придется разрушить целую планету. Но даже на этот случай
у меня приготовлено кое-что интересное, правда, пока не было возможности
проверить все в полевых условиях.
Нет, настоящая причина моего беспокойства не в мании преследования, а
в обычном страхе перед небытием, присущем всем людям, но в моем случае -
усиленном во много раз. Хотя однажды я и приподнял завесу смерти... Но
лучше оставим это.
Сейчас во всей обитаемой вселенной лишь я и, может быть, несколько
секвой остались живыми свидетелями двадцатого века, дожившими до нынешнего
тридцать второго. Не обладая бесстрастной пассивностью этих представителей
растительного царства, я на собственной опыте убедился, чем дольше ты
живешь, тем сильнее убеждаешься в бренности жизни. Следовательно,
стремление выжить - занятие, которое, как я когда-то считал,
руководствуясь теорией Дарвина, свойственно лишь низшим классам флоры и
фауны - становится твоей основной заботой. А джунгли теперь куда опасней,
чем во времена моей молодости.
Еще бы, у нас почти полторы тысячи обитаемых миров, и на каждом есть
исконно свои методы убийства, которые так легко перенимаются и
распространяются по всей галактике в наш век, когда путешествие между
мирами практически не требует времени. Добавьте к этому семнадцать других
разумных рас, четыре из которых, как мне кажется, превосходят людей в
умственном отношении, а остальные такие же как мы дураки, и у каждой -
свои способы лишить человека жизни. Не забудьте и о мириадах обслуживающих
нас машин, ставших такими же привычными, как некогда автомобиль, и не
менее опасных; о новых болезнях, о новых видах оружия, новых ядах, новых
опасных животных, новых объектах зависти и ненависти, о новых пагубных
привычках. А сколько во вселенной мест, где можно в два счета расстаться
со своей шкурой? За свою жизнь я повидал их немало, и это научило меня
кое-чему. Благодаря моим несколько необычным занятиям, я думаю, найдется
всего двадцать шесть человек во всей галактике, знающих об этом больше
меня.
Поэтому мне страшно, хотя никто и не стреляет в меня сейчас, как
стреляли тогда, за две недели до моего приезда в Японию для лечения и
отдыха, когда я впервые увидел Токийский Залив.
Когда же это было? Да, двенадцать столетий тому назад. Недолгий срок.
Всего лишь жизнь.
Я улетел в темный предрассветный час, как всегда, ни с кем не
прощаясь. Правда, неясная фигура в Контрольной Башне махала мне рукой, и я
помахал ей в ответ. Но для нее я был таким же расплывчатым силуэтом, как и
она для меня. Я пересек взлетное поле и пошел к доку, где находилась
"Модель-Т", поднялся на борт, уложил вещи и посвятил полчаса проверки
исправности бортовых систем. Потом я выглянул наружу, чтобы осмотреть
фазоинверторы. Убедившись, что все в порядке, я закурил сигарету.
Небо на востоке посветлело. Из-за темных гор, с запада донесся раскат
грома. На серой простыне неба, меж плывущих облаков проглядывали звезды,
похожие теперь скорее на редкие капли росы, чем на сверкающее конфетти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19