Вскоре огонек появился и повторил свой трюк. Я последовал за ним. Он
парил впереди, время от времени замирая, чтобы подождать меня.
Минут через пять заморосил мелкий дождик. Хотя стало еще темнее, я
все ясно видел без фонарика. Скоро я промок насквозь и, дрожа от холода,
тихо ругался.
Примерно через полмили, когда стало еще холоднее, а чувство
присутствия чего-то чуждого усилилось, я остался в одиночестве. Огонек
исчез. Я терпеливо ждал, однако он не возвращался.
Я осторожно вернулся на то место, где я его видел в последний раз, с
пистолетом в руке, настороженный и готовый ко всему.
Я случайно задел сухой сук и тот с треском сломался.
- Стой! Ради бога, не надо!
Я бросился на землю и откатился в сторону.
Крик раздался откуда-то справа, примерно с расстояния двадцати футов
от меня.
Крик? Кричал ли кто-то на самом деле или это продукт моего
воспаленного разума? Я не знал.
Вдруг кто-то всхлипнул, причем так тихо, что я не смог точно
определить источник звука. Я медленно осмотрелся, но никого не заметил.
- Кто здесь? - негромко спросил я, чтобы мое местоположение было так
же сложно определить.
Молчание. Однако всхлипывания не прекратились. Я попробовал мысленно
коснуться его, но не ощутил ничего, кроме боли и растерянности.
- Кто здесь? - повторил я свой вопрос.
И снова тишина. Затем чей-то голос произнес: - Фрэнк?
Теперь уже замолчал я. Но, выждав с минуту, решил все-таки назвать
себя.
- Помоги мне, - застонал голос.
- Кто ты? Где ты?
- Здесь...
Когда я понял, кто это, мурашки побежали у меня по спине, а рука сама
сжала рукоять бластера.
- Данго! Данго-нож!
Теперь я понял, что произошло, но никак не мог собраться духом и
включить фонарь, чтобы хорошенько все разглядеть. Хотя в этом уже не было
необходимости - именно в этот момент мой блуждающий огонек решил
вернуться.
Он проплыл мимо меня, поднимаясь все выше и разгораясь все ярче,
пока, наконец, не замер на высоте 15 или 20 футов, сияя как сигнальная
ракета. Прямо под ним стоял Данго. У него не было выбора, он мог только
стоять.
Корни держали его на месте...
Его худое треугольное лицо обрамляла длинная черная борода, пряди
волос неразрывно переплелись с ветками и листьями. Глаза у него были
ввалившиеся и измученные. В стволе, который являлся частью его тела,
виднелись червоточины и дупла, а у подножья чернели следы кострища. Я
видел, как со сломанной мной ветки капает кровь.
Я медленно поднялся на ноги.
- Данго... - начал я.
- Они грызут мои ноги! - простонал он.
- ...Извини, мне очень жаль. - Я опустил пистолет, едва не выронив
его.
- Зачем он оживил меня?
- Потому-что когда-то ты был моим другом, а потом - врагом, - ответил
я. - Ты хорошо знал меня.
- Так все это из-за тебя? - дерево затряслось, словно пытаясь
дотянуться до меня. Он принялся осыпать меня проклятиями, а я стоял и
слушал, как кровь капает на землю, смешиваясь с каплями дождя. Когда-то мы
были партнерами в одном рискованном предприятии, но он попытался обмануть
меня. Я выдвинул против него обвинения и его выгнали. Потом он пытался
убить меня. Я поместил его в больницу на Земле, и он погиб в
автокатастрофе через неделю после выхода оттуда. Я знаю, что Данго без
тени сомнения расправился бы со мной, если б его подпустили ко мне с ножом
в руках. Но я лишил его этой возможности, устроив ему эту аварию,
поскольку знал, что он не успокоится, пока не прирежет меня или сам не
умрет. А я совсем не хотел, чтобы мне продырявили шкуру.
В мертвенно-белом свете блуждающего огонька Данго выглядел ужасно. С
виду он напоминал мухомор, на котором горели глаза дикой кошки. Все зубы у
него были выбиты, а на щеке гноилась глубокая рана. Затылок его сросся с
деревом, плечи плавно переходили в ствол, а руки ему заменяли две большие
ветви.
- Кто это сделал? - спросил я.
- Этот вонючий зеленый подонок, пейанец... - ответил он. - Я ничего
не понимаю. Была авария, потом я вдруг оказался на этой планете...
- Я доберусь до него, - пообещал я. - Сейчас я как раз ищу его, а
когда найду - убью, как бешеную собаку. Потом вытащу тебя...
- Нет! Не уходи!
- Иначе нельзя, Данго.
- Ты не понимаешь, как я страдаю, - сказал он. - Я не могу ждать...
Пожалуйста.
- Всего лишь несколько дней, Данго.
- ...А может он расправится с тобой. Тогда я останусь здесь навсегда.
Боже, как больно! Фрэнк, мне очень жаль, что я пытался обмануть тебя
тогда. Поверь мне... Пожалуйста!
Я посмотрел вниз, на землю, затем вверх - на огонек, и поднял
пистолет, но затем медленно опустил его.
- Я не могу снова убить тебя, - сказал я.
Он закусил губу и струйка крови побежала у него по подбородку, а
глаза наполнились слезами. Мне было тяжело видеть его мучения.
Я отступил в сторону и принялся что-то бормотать по-пейански. И
только тогда я вдруг почувствовал, что где-то совсем неподалеку есть
энерговвод. Я внезапно ощутил прилив сил и стал расти, становиться все
выше и выше, а сам Фрэнсис Сандау, как личность, становился все меньше и
меньше. Стоило мне лишь повести плечом, как раздавались раскаты грома. Я
поднял левую руку, и они переросли в непрерывный гул. Потом я резко
опустил руку, и последовавшая вспышка молнии ослепила меня, а волосы на
голове встали дыбом.
...Я снова был один, вокруг пахло дымом и озоном. Я стоял подле
обугленных останков того, кто был некогда Данго - Ножом. Даже блуждающий
огонек куда-то исчез. Дождь хлынул, как из ведра, смыв все запахи. Я
побрел в том направлении, откуда пришел. В ботинках хлюпала вода, одежда
промокла насквозь. Как и где я уснул - не помню.
Наверное, именно сон помогает человеку сохранить рассудок. Периоды
сна служат скобками, в которые заключен каждый прожитый день. Если вы
сморозили какую-нибудь глупость или причинили кому-то боль, то вы
начинаете злиться, когда вам напоминают об этом, но это - сегодня. А если
вас спросят о чем-то, что произошло вчера, то вы лишь кивнете или
усмехнетесь, только и всего. Вы уже перенеслись через небытие или
сновидение на другой островок в океане Времени. Много ли образов можно
вызвать из памяти? Сначала кажется, что много. На самом деле - все это
лишь малая толика того, что хранится где-то в глубинах памяти. И чем
дольше вы напрягаете свой мозг, тем больше подробностей всплывает на
поверхность. Поэтому, стоит мне поспать, и меня освобождает от тех
воспоминаний, что причиняют мне боль. Может показаться, что это проявление
черствости. Нет, это вовсе не означает, что я живу, не испытывая боли, не
жалея ни о чем. Просто за долгие века у меня выработался условный рефлекс:
после всякого эмоционального потрясения я засыпаю и просыпаюсь с головой
забитой мыслями о происшедшем вчера. Но, спустя некоторое время, память,
как стервятник, постепенно сужает круги и, наконец, камнем падает на
источник боли, раздирает его в клочья и пожирает, а прошлое безмолвным
свидетелем стоит рядом. Мне кажется, это называется "взгляд со стороны".
Много людей умерло у меня на глазах. Их смерть принимала самые разные
обличья. Равнодушным я никогда не оставался. Но сон дает памяти
возможность вновь завести пружину, и на следующий день моя голова снова
принадлежит мне. Потому что кроме смерти есть еще жизнь, в которой
соседствуют любовь и ненависть, радость и печаль, война и мир...
Я нашел однажды утром, высоко в горах, девушку. Губы ее уже посинели,
а пальцы стали холодными, как лед. На ней было лишь полосатое трико, и она
лежала, свернувшись калачиком под крохотным кустиком. Я завернул ее в свою
куртку и оставил сумку с инструментами и образцами минералов на той скале,
так потом и не вернувшись за ними. Девушка бредила, и мне показалось, что
она несколько раз произнесла имя "Ноэль", пока я нес ее к машине. На ее
теле были следы нескольких серьезных ушибов, а также множество мелких
порезов и ссадин. Я отвез ее в госпиталь, где о ней позаботились. На
следующее утро я пришел навестить ее и узнал, что она отказалась назвать
себя. Кроме того, у нее не оказалось денег, чтобы оплатить счет за
медицинскую помощь. Я сделал это за нее и заодно поинтересовался, что она
собирается делать дальше. Она сказала, что не знает. Я предложил ей пока
пожить в снимаемом мной коттедже, и девушка согласилась. Всю первую неделю
мне казалось, будто в доме поселилось приведение. Девушка все время
молчала, не отвечая на мои вопросы. Она готовила и убиралась в доме, а все
остальное время проводила, запершись в своей комнате. Но вот неделю спустя
она услышала, как я играю на старой мандолине - я впервые взял в руки
инструмент за последние несколько месяцев - и вышла из своей комнаты, села
напротив меня и стала слушать. И я играл намного дольше, чем рассчитывал,
так как впервые за все это время девушка хоть как-то отреагировала на то,
что происходило вокруг нее. Когда я, наконец, отложил мандолину в сторону,
она спросила, нельзя ли ей поиграть. Я кивнул, и девушка подошла ко мне,
взяла инструмент и заиграла. Играла она довольно средне, как, впрочем, и
я. Я послушал, потом принес ей чашечку кофе и пожелал "доброй ночи". И
все. Однако на следующий день это был уже совершенно другой человек. Она
слегка подстригла свои темные волосы и сделала прическу. Припухлость под
ее глазами также почти исчезла. За завтраком мы с ней болтали обо всем
понемножку: о погоде, о последних новостях, о моей коллекции минералов, о
музыке, о предметах антиквариата и даже об экзотических рыбках. Обо всем,
кроме нее самой. После этого мы повсюду стали ходить вместе: в рестораны,
в театры, на пляж, но только не в горы. Так прошло почти четыре месяца, и
в один прекрасный день я вдруг понял, что влюбился в нее. Конечно, я ей
ничего не сказал, но она наверняка догадалась обо всем сама. Хотя, черт
побери, я ведь не знал о ней ровным счетом ничего и чувствовал себя
неловко. Может, у нее где-то были муж и шестеро детей. Однажды она
попросила меня сводить ее на танцы. Мы пошли и танцевали на террасе под
звездами до четырех утра, пока заведение не закрылось. Когда около полудня
я проснулся, ее уже не было. На кухонном столе лежала записка: "Спасибо за
все. Пожалуйста, не ищите меня. Я должна вернуться. Я люблю вас." Подписи,
разумеется, не было. Вот и все, что мне известно об этой девушке, имени
которой я так и не узнал.
Когда мне было лет пятнадцать, подстригая газон, я нашел под деревом
птенца скворца с переломанными лапками. Точнее, у меня сложилось
впечатление, так как они торчали в разные стороны под невероятным углом.
Он сидел, упираясь в землю перьями хвоста, а когда заметил меня, то
откинул голову назад и широко разинул клюв. Я наклонился и увидел, что его
со всех сторон облепили муравьи, поэтому поднял и стряхнул с него
насекомых. Затем, поискав куда бы его положить, решил, что небольшая
корзинка со свежескошенной травой травой подойдет лучше всего. Я поставил
корзинку с птенцом на столик под кленами. Я попытался при помощи пипетки
залить ему в горло несколько капель молока, но он едва не захлебнулся. Я
снова принялся за работу. Чуть позже я вернулся, чтобы взглянуть на птенца
и обнаружил рядом с ним на траве пять или шесть больших черных жуков. Я с
отвращением выбросил их. На следующее утро, когда я вернулся с молоком и
пипеткой, рядом с ним опять лежали жуки. Я опять навел порядок. Некоторое
время спустя я увидел, как на край корзины опустилась большая черная
птица. Она что-то бросила туда и снова улетела. Я продолжал наблюдать за
ней. За следующие полчаса она прилетала три раза. Когда я подошел и
заглянул в корзину, там было полным-полно черных жуков. Я понял, что мать
пыталась накормить ими птенца, однако он мог их есть, поэтому она просто
оставляла их в корзине. В ту ночь птенца обнаружил кот, и когда я на
следующий день вновь пришел с пипеткой и молоком, в корзине остались лишь
несколько перышек и капли крови.
Где-то в просторах Галактики есть место, где вокруг красного солнца
кружится пояс астероидов. Несколько веков назад мы обнаружили там разумных
членистоногих, которые звали себя "виллисами". Контакта с ними установить
не удалось. Они отказывались от предложений дружбы и сотрудничества всех
известных рас разумных существ. Кроме того, они убили наших послов и
прислали нам их тела в расчлененном виде. Когда мы впервые встретились с
ними, у виллисов были лишь межпланетные корабли. Однако, спустя совсем
немного времени, они овладели секретом межзвездных путешествий. Они
грабили и убивали везде, где появлялись, а затем вновь скрывались в своей
системе. Возможно виллисы не представляли себе тогда силы
межгалактического сообщества или им на это было просто наплевать, но, тем
не менее, они верно рассудили, что пройдет немало времени, прежде чем мы
договоримся выступить единым фронтом. Вообще-то, межзвездная война -
крайне редкое явление. Пейанцы - единственная раса, имевшая о ней
представление. И когда все наши атаки были отбиты, а остатки объединенного
флота - отозваны, мы начали обстреливать планету издалека. Однако, виллисы
обладали более совершенной техникой, чем мы сперва предполагали. У них
была почти идеальная система противоракетной обороны. В конце концов мы
отступили, взяв их в кольцо блокады. Но они не прекращали своих рейдов.
Тогда на помощь пришли Имя-носящие. Три мироформиста - Санг-Ринг из
Крелдеи, Карф'тинг из Мордеи и я - были выбраны при помощи жребия для
проведения операции. Мы должны были объединить наши силы. И вот в системе
виллисов, вдали от орбиты их родной планеты, пояс астероидов стал
собираться в нечто, напоминающее планетоид. Осколок за осколком он рос,
постепенно меняя свою орбиту. Мы со своими машинами расположились за
пределами их солнечной системы, управляя образованием нового мира и его
продвижением к намеченной цели. Когда виллисы поняли, что происходит и
попытались его разрушить, было уже слишком поздно. Но пощады они не
просили, и ни один из них не пытался бежать. Они ждали, и день настал.
Орбиты двух планет пересеклись, и теперь лишь кольцо из осколков некогда
населенного мира кружится вокруг красного солнца... После этого я целую
неделю беспробудно пил.
А однажды я погибал в пустыне, пытаясь добраться пешком до ближайшего
поселка, поскольку моя машина была безнадежно разбита. Я шел уже четыре
дня, из них два - без воды, и моя глотка была, казалось, набита наждачной
бумагой, а ноги болтались где-то за миллион миль от меня. Наконец, я
потерял сознание. Сколько я провалялся в беспамятстве, не знаю. Наверное,
весь день. Когда я очнулся, ко мне подошло некое существо, поначалу
показавшееся мне продолжением кошмара, и склонилось надо мной. Оно было
пурпурного цвета, с подобием жабо на шее и тремя роговыми образованиями на
ящероподобном лице. В длину оно достигало примерно четырех футов и было
покрыто чешуей. У него был короткий хвост и когти на пальцах, а также
темные, овальные, с мембранами глаза. С собой у него были лишь длинная
тростинка и маленький мешочек. Я до сих пор не знаю, что это было за
существо. Некоторое время оно изучало меня, потом отбежало в сторону.
Перекатившись на бок, я наблюдал за ним. Существо воткнуло тростинку в
землю, а другой конец взяло в рот. Потом перешло в другое место и
повторило операцию. После того, как оно сделало это раз десять, его щеки
раздулись, как воздушные шары. Оставив тростинку воткнутой в землю.
Существо подбежало ко мне и коснулось моего рта передней конечностью. Я
все понял и открыл рот. Наклонившись так, чтобы ни одна капля драгоценной
влаги не пропала зря, существо медленно и осторожно наполнило мой рот
грязной горячей водой. Шесть раз оно возвращалось к тростинке и пополняло
запасы воды, которой потом поило меня. Вскоре я снова потерял сознание.
Когда я пришел в себя, солнце уже зашло, и существо снова напоило меня.
Утром я уже сам мог подойти к тростинке, чтобы, встав на колени, вытянуть
из почвы очередную порцию влаги. Существо медленно просыпалось, вялое в
утреннем холоде. Когда оно подошло ко мне, я вытащил свой хронометр,
охотничий нож, деньги и разложил все это перед ним. Оно посмотрело на
вещи. Я подтолкнул их поближе к нему и указал пальцем на его мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19