Разве их еще не всех перебили?
— Те, что на меня напали, были живы — тогда. Живы ли они сейчас — не знаю. Слово сапа-инки проникает всюду, и народ борется.
Начальник поста тяжело вздохнул.
— Ой, не повсюду распространяются приказы сына Солнца, не повсюду. На многих дорогах часки погибли или разбежались, целые уну стоят опустевшими, еще не везде навели порядок. Но делается все, что возможно.
— Да, именно с этим, а также другими делами я спешу к сыну Солнца. Где его найти? В Саксауамане или в Юкае?
— О нет. В Саксауамане стоит отряд под водительством инки Кахида, а дворец в Юкае осквернен белыми, и сын Солнца не пожелал даже войти туда. Он в лагере у северных ворот.
— В лагере? Почему?
— Потому что наш властелин — воин. Боги послали нам его в тяжелую минуту. О, скоро он покончит с белыми и снова восстановит старый порядок.
Рокки ничем не обнаружил своего любопытства и спрашивал с показным равнодушием:
— А как белые? Много ли этих детей Супая еще живо?
— Много. — Начальник нахмурился. — О святейший, это была страшная битва.
Рокки вспомнилось то, что он видел в Чапасе. Горстка уцелевших испанцев, которые мечами прокладывали себе дорогу, после того как погибли их военачальники… Казалось, они уже были спасены. Да! Если бы только не лассо, которыми их заарканили с большого расстояния и повалили наземь… Он понимающе кивнул.
— Об этом рассказывают уже странствующие поэты.
— О да, эта битва достойна того, чтобы ее прославить. Хотя сын Солнца и совершил на них неожиданное нападение, сам ринувшись в бой, те не дрогнули. Белые быстро опомнились и, как только увидели, что их товарищи гибнут, закрыли ворота крепости, и ни одному нашему отряду не удалось прийти на помощь сыну Солнца. Когда же они стали метать свои смертоносные громы и на громадных ламах помчались по улицам… Ох, святейший, счастлив был тот, кому удалось унести ноги.
— И что же потом? — сурово спросил Рокки. Из того, что он услышал, нельзя еще было сделать определенных выводов, а от этого зависело, как ему действовать дальше.
— Потом? Наши отступили через южную окраину города, там, где в городской стене трещина и часть ее обвалилась, после того как последний раз разгневался бог Земли. И теперь белые заперлись в Куско, а сын Солнца осаждает город.
— Это хорошо. Голод заставит белых просить пощады, и нам не надо будет терять людей в кровопролитной битве.
— Нет, о святейший. Сын Солнца решил поступить иначе. В городе большие запасы продовольствия, и осада может затянуться на долгие месяцы. Если же и наступит голод, то поплатятся прежде всего наши братья, а не белые. Поэтому сын Солнца собирается взять город штурмом. Он ждет только войско, которое должно прибыть из Кито.
— А тот новый город, который начали строить белые?
— Его уже, наверное, нет и в помине, — убежденно заверил его начальник сторожевого поста,
— Хоть у меня и нет знака, но я надеюсь, что ты накормишь меня и позволишь немного отдохнуть?
— Благословение богов снизойдет на наш пост, если ты остановишься здесь, о святейший. Войди же и будь нашим гостем, раздели с нами ту пищу, что у нас есть, — почтительно ответил начальник поста.
Рокки покинул гостеприимное убежище только после полудня, так как решил подольше отдохнуть перед дальней дорогой.
Сидя на скамье около сторожевого поста, он наблюдал за тем, как бежали гонцы, и обдумывал все, что видел и слышал. Он отправился в путь к Куско уже с определенным планом. Когда пост, который он покинул, скрылся из глаз, Рокки свернул с главного тракта и, внешне безразличный ко всему, спустился полями к реке. Он пошел туда, где городские стены пострадали от землетрясения, так как только с той стороны можно было проникнуть в осажденный город.
Луна всходила поздно, и Рокки был рад этому, потому что хотел под покровом темноты осуществить свое намерение. Он верил в удачу, знал, что воины относятся к жрецам с уважением, и надеялся, что не встретит никого из тех, кто бы его опознал.
Рокки свободно расхаживал по лагерю индейцев, делая вид, что занят важными делами, в действительности же он просто высматривал, как охраняются городские стены. С наступлением темноты он скрылся в чаще над рекой, а как только погасли последние отблески зари и мрак сгустился, выбрался из своего укрытия.
Стена в том месте, где он остановился, обвалилась, образуя пролом шириной в пятнадцать-двадцать шагов. Брешь Эту кое-как заделали, возведя земляной вал, и в таком виде все оставили. Вал был достаточно крутой, но все-таки легче было вскарабкаться по нему, нежели по стене.
Рокки верил в свои силы. Он подкрался к самому валу и, используя каждую неровность крутого откоса, медленно пополз вверх; ни единый шорох не выдавал его движения.
Еще днем он заметил, что на валу за низкой оградой стоит стража. Он знал, что ночью дозорные более бдительны, а испанцы — Рокки уже убедился в этом — превосходные стрелки. И пуля легко может настичь его даже в ночной темноте…
Одолев примерно две трети откоса, он прижался к земляной стене и негромко крикнул:
— Amigo! Amigo!
— Кто там? — спросили наверху, и Рокки понял, что он находится гораздо ниже, чем предполагал.
— Amigo! — повторил Рокки. — Не стреляйте! Amigo!
— Сколько вас там? — спросил невидимый в темноте стражник. Где-то за стеной ударили кремнем о кресало.
Рокки знал, что сейчас произойдет. Блеснет огонь, белые зажгут горшок со смолой и выставят его на шесте за ограду. На валу сделается светло, как днем.
Он испугался: взбираться еще порядочно. Меткость индейских метателей копий ему была хорошо известна. Уже не опасаясь, что его услышат внизу, он закричал:
— Я один! Один! Не светите! Я иду к вам! Не светите!
Внезапно он умолк. Лассо захлестнуло его шею и сорвало с насыпи.
— Что там? Что происходит? — орал испанец, и вдруг золотистая вспышка прорезала мрак, раздался выстрел, и гулкое эхо прокатилось по долине.
При вспышке выстрела испанцы заметили двух воинов-индейцев, которые тащили кого-то на веревке.
— Этот человек, сын Солнца, пытался пробраться в город. — Начальник караула приветствовал властелина и указал на пленного. — Он взобрался уже высоко вверх по валу и переговаривался с белыми на их языке.
Манко внимательно присматривался к пленному. Две масляные лампы достаточно хорошо освещали шатер, поэтому и Рокки мог разглядеть нового властелина. Прежде он видел его только издали.
— Ты на самом деле жрец? — спросил Манко.
— Да, сын Солнца, — спокойно ответил Рокки.
— Как тебя зовут и откуда ты?
— Имя мое Рокки. Я главный жрец…
— Ты был жрецом! — холодно и зловеще прервал его Манко. — Теперь ты падаль. — Глаза сапа-инки блеснули, лицо исказилось гневом. — Это ты, собака, выдал белым тайну кипу? Ты вязал и рассылал фальшивые кипу, приказывая повиноваться белым?
Рокки равнодушно пожал плечами. Отрицать было бесполезно.
— Почему ты так поступил? Чтобы иметь золото и девок?
— Я служил сильнейшему. Только в этом случае можно было надеяться, что война скоро окончится и не будет пролито много крови.
— Предатель! Ты начал помогать белым прежде, чем они оказались сильнее.
— Я хотел жить. И знаю, что так рассуждают многие. Каждый заботится о себе. Живем ведь только один раз.
— А вечная жизнь пред ликом светлого Инти уже ничего не значит? А гибель Тауантинсуйю тоже ничто для тебя?
— Спроси тех, кто погибает в борьбе! Может, они предпочли бы жить и в неволе, и в унижении, но только жить?
— Сын Солнца! — с негодованием вмешался в разговор какой-то вождь из окружения сапа-инки. — Разреши убить предателя, разреши вырвать его мерзкий язык, чтобы не слушать гнусную ложь.
Инка Манко не сводил глаз с Рокки. Он ответил лишь немного спустя:
— Погоди еще. Он говорит смело, а ведь не каждый на Это решится. Надо знать, о чем думают даже самые подлые и низкие.
Он обратился к Рокки.
— Ты считаешь, что белые победят, и поэтому служишь им. Но почему ты хотел пробраться в город? Ведь всем известно, что с белыми скоро покончат. Вот только подойдут отряды из Кито, мы ударим с обеих сторон, и делу конец. Золото вернется в храмы, опозоренные женщины умрут, и мы даже забудем о том, что были какие-то белые. Однако изменники исчезнут вместе с ними. Почему же ты все-таки шел к ним? Все еще веришь в них?
Рокки вызывающе засмеялся.
— Ты ждешь войска из Кито, сын Солнца? Кто знает, может, ждать придется слишком долго. Откуда тебе известно, что до них дошел твой приказ? Сторожевые посты только здесь, близ столицы, работают исправно. А белые… не радуйся, ты еще не победил их.
— Я приказал убивать их везде и каждому.
— Приказал. И люди убивают. Но я видел, как боролись Эти белые, уже утратив надежду на спасение. И поэтому решил идти к ним. Ты еще не победил, сын Солнца.
Манко спокойным, чуть хриплым голосом спросил жреца:
— Ты считаешь, что белые лучшие воины, нежели мы? Что их боги могущественнее наших?
— Я ничего не знаю об их богах, хотя они и велят мне чтить их. Это трудно понять… Если говорить о воинах… Ты когда-либо видел, сын Солнца, как, например, серна защищает своего детеныша от тити? Она бодает его рожками, не отступая ни на шаг, но в конце концов погибает. Для тити такая борьба — привычное дело, для серны же — крайняя необходимость.
— По-твоему, белые — это тити, а мы серны?
— Да. Для белых битва — это родная стихия, в бою узнаешь их как следует.
— Их уже знают в Тауантинсуйю. Лгуны, пьяницы, насильники, грабители, осквернители храмов и мумий, жадные воры, которые почитают только одно золото.
— Они предательски, коварно захватили Атауальпу и гнусно убили его. — Спокойно дополнил Рокки. — Они уничтожили в Кахамарке тысячи беззащитных жителей, они нарушают любое свое обещание, каждое слово, которое дают, обманывают друг друга, им наплевать на свою собственную веру.
— И ты идешь за такими людьми?
— Да, иду. Потому что они победят, а я хочу жить.
— Ты, жрец из храма Солнца, хочешь жить, сделавшись их слугой?
— Я не стану их слугой. Их сила — это золото. Поэтому и я добываю золото, урывая из того, что награбили они.
— Как гриф, который живет, питаясь падалью.
— Гриф живет и летает свободно. И я хочу жить.
— А мы хотим, чтобы жила страна. Только она бессмертна. Не человек. Подумай как следует, жрец. Ты теряешь все: честь, вечное счастье в солнечной стране Инти и уважение за крохи чужой добычи и презрительное снисхождение белых.
— И ради жизни. Помни об этом, сын Солнца. Ради собственной жизни. А этому нет цены.
Манко зловеще расхохотался.
— Мои воины заарканили тебя, и теперь ты в моей власти. Я могу казнить тебя страшной смертью, как предателя. Как же твои белые тебе помогут? Ты проиграл.
— Разреши мне, сын Солнца, сказать, — вставил слово молчавший до сих пор человек в богатой одежде. — Этот предатель хотел пробраться к белым. Хорошо. Он надеется, что при них окажется в безопасности. Хорошо. Пусть отправляется к белым. Пусть делит с ними до конца их участь. Он убедится, на чьей стороне боги. Если он потерял уже честь и имя, пусть утратит еще и надежду, пусть перед смертью примет муку, пусть поймет, что сам загубил свою жизнь. Это будет справедливая кара.
— Он расскажет белым, что он видел здесь, — сказал Манко.
— О чем он может рассказать? Что белые, которые отправились на грабеж, перебиты? Да, они упорно защищались, но пусть и другие увидят, что даже это не спасет их. Расскажет, что хотя к нам еще не пришли войска из Кито, но нас тут достаточно, и когда мы захотим, возьмем город? Что часки бегают еще не по всем дорогам, но в стране уже восстанавливается порядок и люди живут, как жили прежде? Что ж, пусть рассказывает об этом.
Манко задумался. Потом произнес:
— Хорошо. Пусть идет. Объявите, что в город может отправиться каждый, кто захочет. Только выбраться из него уже никому не удастся. Мы готовимся к штурму. Пусть белые мечут свои смертоносные громы. Всех не уничтожат. Нас хватит, чтобы очистить нашу землю от белой заразы.
— Иди! — Воин подтолкнул Рокки, который стоял, опустив глаза и плотно сжав губы. — Иди, насмотришься еще на золото, натешишься опозоренными девами Солнца. Иди, покуда у тебя есть время. А я тебе советую: жуй коку! Жуй нс переставая! Кока даст тебе забвение, ты не будешь дрожать от страха, когда наступит час расплаты. А она не заставит себя ждать!
Глава сорок первая
Дон Диего де Альмагро возвращался мрачный и глубоко разочарованный. Он отправился на юг вопреки воле Писарро, лелея неясную надежду, что откроет и покорит иные, столь же богатые края, как в Перу, что обретет богатство, власть и славу. А между тем он лишь блуждал по пустынным нагорьям, изредка натыкаясь на поселения с полудикими жителями, бедными, как сама их страна. Никто там не слышал ни о золоте, ни о драгоценностях; на пути не попадалось ни городов, какие можно было бы покорить, ни даже достойных противников, победа над которыми способна была увенчать их славой.
Его отряд потерял половину лошадей, немало солдат погибло, сорвавшись в пропасти, умерло среди ледников, скончалось от истощения и голода, и теперь наконец они вынуждены были вернуться. Вернуться ни с чем. А Писарро тем временем отсиживался в столице краснокожих дикарей, награбил, вероятно, горы золота и правит себе, как ему вздумается, целой страной.
Несмотря на отчаяние, на тяжкое бремя забот и раздражение, старый вояка все время был начеку, зорко глядел по сторонам и размышлял над тем, что увидел.
Едва они вновь вступили на территорию государства инков, как он сразу заметил, что тут произошли какие-то перемены.
В маленькой деревушке на склонах горы Мисти население, правда, не ушло прочь, однако жители упорно не хотели понимать указаний, отдаваемых через переводчика. На требование пришельцев снабдить их продовольствием жите» ли ответили молчаливым протестом.
Разумеется, испанцы сами разыскали склады и начисто опустошили их, однако ночью трое солдат бесследно исчезли и двое, укушенные змеей, умерли в муках. Альмагро не верил никаким случайностям. Он приказал истребить всех жителей этой деревушки и направился в сторону Куско, соблюдая все предосторожности.
За день пути перед крепостью Тумбес патрули неожиданно наткнулись на горстку испанцев. Те брели пешком, ободранные, грязные, прячась в зарослях. Предводительствовавший этой группой дон Паскуаль де Андагойа был так обрадован встречей, что позволил себе бурные изъявления восторга, неприличные для испанского рыцаря.
Альмагро едва узнал в этом оборванце заносчивого, всегда щеголеватого идальго, способного часами обсуждать вопрос о ширине жабо и оживлявшегося по-настоящему, только когда речь заходила о королевском дворе.
У дона Паскуаля было много новостей, и Альмагро вместе со своим приспешником сеньором Радой обсуждал создавшееся положение до глубокой ночи.
В стране вспыхнуло восстание. На небольшие отряды испанцев, которые рассыпались по всему Перу в поисках золота, нападают индейцы, истребляя всех поголовно. Он, Паскуаль де Андагойа, потерял половину солдат и теперь пробивается к морю, к Лиме, новому городу, который строит Писарро, однако индейцы перекрыли все горные перевалы.
Поэтому они блуждали здесь, ожидая возвращения Альмагро. И вот наконец дождались его. За что он благодарит самого господа бога и святую деву Эвлалию, святого Филиппа, но больше всего святого Георгия.
— Вы ищете у нас спасения, дон Паскуаль? — Альмагро кисло улыбнулся. — А мы между тем сами спешим в Куско, надеясь на помощь наместника. У нас кончились съестные припасы, мы потеряли лошадей, наша одежда превратилась в отрепья, мы обессилели…
— А порох у вас еще есть, сеньор?
— Ну, порох есть пока.
— Это самое главное. Единственное, чего индейцы боятся, так это стрельбы. В городе, как видно, запасы пороха уже на исходе, потому что пушечных выстрелов почтя не слышно. А ведь дон Эрнандо Писарро готов без передышки палить из пушек.
— Эрнандо? А наместник? Он не вернулся?
— Нет. Его высочество наместник все еще у моря. Когда вспыхнуло восстание, в Куско оставались только его братья. Дикари ошиблись и приняли Хуана Писарро за наместника. Они напали на штаб-квартиру и убили его вместе со всеми, кто при нем находился. И знаете, сеньоры, интереснейшие вещи происходили там. Девки, а у Хуана Писарро их, как вам известно, было, кажется, семь или восемь, помогали нападающим. Говорят, будто одна из них даже сама бросилась на меч Хуана, чтобы помешать ему сражаться. Но эти краснокожие дьяволы все равно всех их уничтожили.
— Кого — всех? — Не понял Рада. — Своих соплеменниц?
— Да, сеньор. Один из наших солдат уцелел, он спрятался за портьерой и все слышал. Каждую девку о чем-то спрашивали, а потом — р-раз топором по голове…
— Ну, это их дело. А что потом, дон Паскуаль? Что же было потом?
— Потом все высыпали из дворца с радостными криками. Они кричали, что белый вождь мертв и что они уже одержали победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Те, что на меня напали, были живы — тогда. Живы ли они сейчас — не знаю. Слово сапа-инки проникает всюду, и народ борется.
Начальник поста тяжело вздохнул.
— Ой, не повсюду распространяются приказы сына Солнца, не повсюду. На многих дорогах часки погибли или разбежались, целые уну стоят опустевшими, еще не везде навели порядок. Но делается все, что возможно.
— Да, именно с этим, а также другими делами я спешу к сыну Солнца. Где его найти? В Саксауамане или в Юкае?
— О нет. В Саксауамане стоит отряд под водительством инки Кахида, а дворец в Юкае осквернен белыми, и сын Солнца не пожелал даже войти туда. Он в лагере у северных ворот.
— В лагере? Почему?
— Потому что наш властелин — воин. Боги послали нам его в тяжелую минуту. О, скоро он покончит с белыми и снова восстановит старый порядок.
Рокки ничем не обнаружил своего любопытства и спрашивал с показным равнодушием:
— А как белые? Много ли этих детей Супая еще живо?
— Много. — Начальник нахмурился. — О святейший, это была страшная битва.
Рокки вспомнилось то, что он видел в Чапасе. Горстка уцелевших испанцев, которые мечами прокладывали себе дорогу, после того как погибли их военачальники… Казалось, они уже были спасены. Да! Если бы только не лассо, которыми их заарканили с большого расстояния и повалили наземь… Он понимающе кивнул.
— Об этом рассказывают уже странствующие поэты.
— О да, эта битва достойна того, чтобы ее прославить. Хотя сын Солнца и совершил на них неожиданное нападение, сам ринувшись в бой, те не дрогнули. Белые быстро опомнились и, как только увидели, что их товарищи гибнут, закрыли ворота крепости, и ни одному нашему отряду не удалось прийти на помощь сыну Солнца. Когда же они стали метать свои смертоносные громы и на громадных ламах помчались по улицам… Ох, святейший, счастлив был тот, кому удалось унести ноги.
— И что же потом? — сурово спросил Рокки. Из того, что он услышал, нельзя еще было сделать определенных выводов, а от этого зависело, как ему действовать дальше.
— Потом? Наши отступили через южную окраину города, там, где в городской стене трещина и часть ее обвалилась, после того как последний раз разгневался бог Земли. И теперь белые заперлись в Куско, а сын Солнца осаждает город.
— Это хорошо. Голод заставит белых просить пощады, и нам не надо будет терять людей в кровопролитной битве.
— Нет, о святейший. Сын Солнца решил поступить иначе. В городе большие запасы продовольствия, и осада может затянуться на долгие месяцы. Если же и наступит голод, то поплатятся прежде всего наши братья, а не белые. Поэтому сын Солнца собирается взять город штурмом. Он ждет только войско, которое должно прибыть из Кито.
— А тот новый город, который начали строить белые?
— Его уже, наверное, нет и в помине, — убежденно заверил его начальник сторожевого поста,
— Хоть у меня и нет знака, но я надеюсь, что ты накормишь меня и позволишь немного отдохнуть?
— Благословение богов снизойдет на наш пост, если ты остановишься здесь, о святейший. Войди же и будь нашим гостем, раздели с нами ту пищу, что у нас есть, — почтительно ответил начальник поста.
Рокки покинул гостеприимное убежище только после полудня, так как решил подольше отдохнуть перед дальней дорогой.
Сидя на скамье около сторожевого поста, он наблюдал за тем, как бежали гонцы, и обдумывал все, что видел и слышал. Он отправился в путь к Куско уже с определенным планом. Когда пост, который он покинул, скрылся из глаз, Рокки свернул с главного тракта и, внешне безразличный ко всему, спустился полями к реке. Он пошел туда, где городские стены пострадали от землетрясения, так как только с той стороны можно было проникнуть в осажденный город.
Луна всходила поздно, и Рокки был рад этому, потому что хотел под покровом темноты осуществить свое намерение. Он верил в удачу, знал, что воины относятся к жрецам с уважением, и надеялся, что не встретит никого из тех, кто бы его опознал.
Рокки свободно расхаживал по лагерю индейцев, делая вид, что занят важными делами, в действительности же он просто высматривал, как охраняются городские стены. С наступлением темноты он скрылся в чаще над рекой, а как только погасли последние отблески зари и мрак сгустился, выбрался из своего укрытия.
Стена в том месте, где он остановился, обвалилась, образуя пролом шириной в пятнадцать-двадцать шагов. Брешь Эту кое-как заделали, возведя земляной вал, и в таком виде все оставили. Вал был достаточно крутой, но все-таки легче было вскарабкаться по нему, нежели по стене.
Рокки верил в свои силы. Он подкрался к самому валу и, используя каждую неровность крутого откоса, медленно пополз вверх; ни единый шорох не выдавал его движения.
Еще днем он заметил, что на валу за низкой оградой стоит стража. Он знал, что ночью дозорные более бдительны, а испанцы — Рокки уже убедился в этом — превосходные стрелки. И пуля легко может настичь его даже в ночной темноте…
Одолев примерно две трети откоса, он прижался к земляной стене и негромко крикнул:
— Amigo! Amigo!
— Кто там? — спросили наверху, и Рокки понял, что он находится гораздо ниже, чем предполагал.
— Amigo! — повторил Рокки. — Не стреляйте! Amigo!
— Сколько вас там? — спросил невидимый в темноте стражник. Где-то за стеной ударили кремнем о кресало.
Рокки знал, что сейчас произойдет. Блеснет огонь, белые зажгут горшок со смолой и выставят его на шесте за ограду. На валу сделается светло, как днем.
Он испугался: взбираться еще порядочно. Меткость индейских метателей копий ему была хорошо известна. Уже не опасаясь, что его услышат внизу, он закричал:
— Я один! Один! Не светите! Я иду к вам! Не светите!
Внезапно он умолк. Лассо захлестнуло его шею и сорвало с насыпи.
— Что там? Что происходит? — орал испанец, и вдруг золотистая вспышка прорезала мрак, раздался выстрел, и гулкое эхо прокатилось по долине.
При вспышке выстрела испанцы заметили двух воинов-индейцев, которые тащили кого-то на веревке.
— Этот человек, сын Солнца, пытался пробраться в город. — Начальник караула приветствовал властелина и указал на пленного. — Он взобрался уже высоко вверх по валу и переговаривался с белыми на их языке.
Манко внимательно присматривался к пленному. Две масляные лампы достаточно хорошо освещали шатер, поэтому и Рокки мог разглядеть нового властелина. Прежде он видел его только издали.
— Ты на самом деле жрец? — спросил Манко.
— Да, сын Солнца, — спокойно ответил Рокки.
— Как тебя зовут и откуда ты?
— Имя мое Рокки. Я главный жрец…
— Ты был жрецом! — холодно и зловеще прервал его Манко. — Теперь ты падаль. — Глаза сапа-инки блеснули, лицо исказилось гневом. — Это ты, собака, выдал белым тайну кипу? Ты вязал и рассылал фальшивые кипу, приказывая повиноваться белым?
Рокки равнодушно пожал плечами. Отрицать было бесполезно.
— Почему ты так поступил? Чтобы иметь золото и девок?
— Я служил сильнейшему. Только в этом случае можно было надеяться, что война скоро окончится и не будет пролито много крови.
— Предатель! Ты начал помогать белым прежде, чем они оказались сильнее.
— Я хотел жить. И знаю, что так рассуждают многие. Каждый заботится о себе. Живем ведь только один раз.
— А вечная жизнь пред ликом светлого Инти уже ничего не значит? А гибель Тауантинсуйю тоже ничто для тебя?
— Спроси тех, кто погибает в борьбе! Может, они предпочли бы жить и в неволе, и в унижении, но только жить?
— Сын Солнца! — с негодованием вмешался в разговор какой-то вождь из окружения сапа-инки. — Разреши убить предателя, разреши вырвать его мерзкий язык, чтобы не слушать гнусную ложь.
Инка Манко не сводил глаз с Рокки. Он ответил лишь немного спустя:
— Погоди еще. Он говорит смело, а ведь не каждый на Это решится. Надо знать, о чем думают даже самые подлые и низкие.
Он обратился к Рокки.
— Ты считаешь, что белые победят, и поэтому служишь им. Но почему ты хотел пробраться в город? Ведь всем известно, что с белыми скоро покончат. Вот только подойдут отряды из Кито, мы ударим с обеих сторон, и делу конец. Золото вернется в храмы, опозоренные женщины умрут, и мы даже забудем о том, что были какие-то белые. Однако изменники исчезнут вместе с ними. Почему же ты все-таки шел к ним? Все еще веришь в них?
Рокки вызывающе засмеялся.
— Ты ждешь войска из Кито, сын Солнца? Кто знает, может, ждать придется слишком долго. Откуда тебе известно, что до них дошел твой приказ? Сторожевые посты только здесь, близ столицы, работают исправно. А белые… не радуйся, ты еще не победил их.
— Я приказал убивать их везде и каждому.
— Приказал. И люди убивают. Но я видел, как боролись Эти белые, уже утратив надежду на спасение. И поэтому решил идти к ним. Ты еще не победил, сын Солнца.
Манко спокойным, чуть хриплым голосом спросил жреца:
— Ты считаешь, что белые лучшие воины, нежели мы? Что их боги могущественнее наших?
— Я ничего не знаю об их богах, хотя они и велят мне чтить их. Это трудно понять… Если говорить о воинах… Ты когда-либо видел, сын Солнца, как, например, серна защищает своего детеныша от тити? Она бодает его рожками, не отступая ни на шаг, но в конце концов погибает. Для тити такая борьба — привычное дело, для серны же — крайняя необходимость.
— По-твоему, белые — это тити, а мы серны?
— Да. Для белых битва — это родная стихия, в бою узнаешь их как следует.
— Их уже знают в Тауантинсуйю. Лгуны, пьяницы, насильники, грабители, осквернители храмов и мумий, жадные воры, которые почитают только одно золото.
— Они предательски, коварно захватили Атауальпу и гнусно убили его. — Спокойно дополнил Рокки. — Они уничтожили в Кахамарке тысячи беззащитных жителей, они нарушают любое свое обещание, каждое слово, которое дают, обманывают друг друга, им наплевать на свою собственную веру.
— И ты идешь за такими людьми?
— Да, иду. Потому что они победят, а я хочу жить.
— Ты, жрец из храма Солнца, хочешь жить, сделавшись их слугой?
— Я не стану их слугой. Их сила — это золото. Поэтому и я добываю золото, урывая из того, что награбили они.
— Как гриф, который живет, питаясь падалью.
— Гриф живет и летает свободно. И я хочу жить.
— А мы хотим, чтобы жила страна. Только она бессмертна. Не человек. Подумай как следует, жрец. Ты теряешь все: честь, вечное счастье в солнечной стране Инти и уважение за крохи чужой добычи и презрительное снисхождение белых.
— И ради жизни. Помни об этом, сын Солнца. Ради собственной жизни. А этому нет цены.
Манко зловеще расхохотался.
— Мои воины заарканили тебя, и теперь ты в моей власти. Я могу казнить тебя страшной смертью, как предателя. Как же твои белые тебе помогут? Ты проиграл.
— Разреши мне, сын Солнца, сказать, — вставил слово молчавший до сих пор человек в богатой одежде. — Этот предатель хотел пробраться к белым. Хорошо. Он надеется, что при них окажется в безопасности. Хорошо. Пусть отправляется к белым. Пусть делит с ними до конца их участь. Он убедится, на чьей стороне боги. Если он потерял уже честь и имя, пусть утратит еще и надежду, пусть перед смертью примет муку, пусть поймет, что сам загубил свою жизнь. Это будет справедливая кара.
— Он расскажет белым, что он видел здесь, — сказал Манко.
— О чем он может рассказать? Что белые, которые отправились на грабеж, перебиты? Да, они упорно защищались, но пусть и другие увидят, что даже это не спасет их. Расскажет, что хотя к нам еще не пришли войска из Кито, но нас тут достаточно, и когда мы захотим, возьмем город? Что часки бегают еще не по всем дорогам, но в стране уже восстанавливается порядок и люди живут, как жили прежде? Что ж, пусть рассказывает об этом.
Манко задумался. Потом произнес:
— Хорошо. Пусть идет. Объявите, что в город может отправиться каждый, кто захочет. Только выбраться из него уже никому не удастся. Мы готовимся к штурму. Пусть белые мечут свои смертоносные громы. Всех не уничтожат. Нас хватит, чтобы очистить нашу землю от белой заразы.
— Иди! — Воин подтолкнул Рокки, который стоял, опустив глаза и плотно сжав губы. — Иди, насмотришься еще на золото, натешишься опозоренными девами Солнца. Иди, покуда у тебя есть время. А я тебе советую: жуй коку! Жуй нс переставая! Кока даст тебе забвение, ты не будешь дрожать от страха, когда наступит час расплаты. А она не заставит себя ждать!
Глава сорок первая
Дон Диего де Альмагро возвращался мрачный и глубоко разочарованный. Он отправился на юг вопреки воле Писарро, лелея неясную надежду, что откроет и покорит иные, столь же богатые края, как в Перу, что обретет богатство, власть и славу. А между тем он лишь блуждал по пустынным нагорьям, изредка натыкаясь на поселения с полудикими жителями, бедными, как сама их страна. Никто там не слышал ни о золоте, ни о драгоценностях; на пути не попадалось ни городов, какие можно было бы покорить, ни даже достойных противников, победа над которыми способна была увенчать их славой.
Его отряд потерял половину лошадей, немало солдат погибло, сорвавшись в пропасти, умерло среди ледников, скончалось от истощения и голода, и теперь наконец они вынуждены были вернуться. Вернуться ни с чем. А Писарро тем временем отсиживался в столице краснокожих дикарей, награбил, вероятно, горы золота и правит себе, как ему вздумается, целой страной.
Несмотря на отчаяние, на тяжкое бремя забот и раздражение, старый вояка все время был начеку, зорко глядел по сторонам и размышлял над тем, что увидел.
Едва они вновь вступили на территорию государства инков, как он сразу заметил, что тут произошли какие-то перемены.
В маленькой деревушке на склонах горы Мисти население, правда, не ушло прочь, однако жители упорно не хотели понимать указаний, отдаваемых через переводчика. На требование пришельцев снабдить их продовольствием жите» ли ответили молчаливым протестом.
Разумеется, испанцы сами разыскали склады и начисто опустошили их, однако ночью трое солдат бесследно исчезли и двое, укушенные змеей, умерли в муках. Альмагро не верил никаким случайностям. Он приказал истребить всех жителей этой деревушки и направился в сторону Куско, соблюдая все предосторожности.
За день пути перед крепостью Тумбес патрули неожиданно наткнулись на горстку испанцев. Те брели пешком, ободранные, грязные, прячась в зарослях. Предводительствовавший этой группой дон Паскуаль де Андагойа был так обрадован встречей, что позволил себе бурные изъявления восторга, неприличные для испанского рыцаря.
Альмагро едва узнал в этом оборванце заносчивого, всегда щеголеватого идальго, способного часами обсуждать вопрос о ширине жабо и оживлявшегося по-настоящему, только когда речь заходила о королевском дворе.
У дона Паскуаля было много новостей, и Альмагро вместе со своим приспешником сеньором Радой обсуждал создавшееся положение до глубокой ночи.
В стране вспыхнуло восстание. На небольшие отряды испанцев, которые рассыпались по всему Перу в поисках золота, нападают индейцы, истребляя всех поголовно. Он, Паскуаль де Андагойа, потерял половину солдат и теперь пробивается к морю, к Лиме, новому городу, который строит Писарро, однако индейцы перекрыли все горные перевалы.
Поэтому они блуждали здесь, ожидая возвращения Альмагро. И вот наконец дождались его. За что он благодарит самого господа бога и святую деву Эвлалию, святого Филиппа, но больше всего святого Георгия.
— Вы ищете у нас спасения, дон Паскуаль? — Альмагро кисло улыбнулся. — А мы между тем сами спешим в Куско, надеясь на помощь наместника. У нас кончились съестные припасы, мы потеряли лошадей, наша одежда превратилась в отрепья, мы обессилели…
— А порох у вас еще есть, сеньор?
— Ну, порох есть пока.
— Это самое главное. Единственное, чего индейцы боятся, так это стрельбы. В городе, как видно, запасы пороха уже на исходе, потому что пушечных выстрелов почтя не слышно. А ведь дон Эрнандо Писарро готов без передышки палить из пушек.
— Эрнандо? А наместник? Он не вернулся?
— Нет. Его высочество наместник все еще у моря. Когда вспыхнуло восстание, в Куско оставались только его братья. Дикари ошиблись и приняли Хуана Писарро за наместника. Они напали на штаб-квартиру и убили его вместе со всеми, кто при нем находился. И знаете, сеньоры, интереснейшие вещи происходили там. Девки, а у Хуана Писарро их, как вам известно, было, кажется, семь или восемь, помогали нападающим. Говорят, будто одна из них даже сама бросилась на меч Хуана, чтобы помешать ему сражаться. Но эти краснокожие дьяволы все равно всех их уничтожили.
— Кого — всех? — Не понял Рада. — Своих соплеменниц?
— Да, сеньор. Один из наших солдат уцелел, он спрятался за портьерой и все слышал. Каждую девку о чем-то спрашивали, а потом — р-раз топором по голове…
— Ну, это их дело. А что потом, дон Паскуаль? Что же было потом?
— Потом все высыпали из дворца с радостными криками. Они кричали, что белый вождь мертв и что они уже одержали победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33