— Не надевай отличий сапа-инки, Уаскар! — сурово сказал он. — Один только сын Солнца Атауальпа имеет право на них!
— Предатель!
— Я следую за старшим, который один имеет право на трон.
Уаскар огляделся по сторонам. Большинство придворных рассеялось, часть сгрудилась возле Тупак-Уальпы. Только ловчий Кахид остался рядом с прежним властелином. Никто уже не обращал внимания на животных, которые все чаще прорывались на плоскогорье, но, завидев приближающуюся массу людей, снова бросались в сторону.
— Мой шлем! — приказал Уаскар, протягивая руку назад, а когда Кахид подал ему шлем, властелин подошел к ближайшему камню, несколько напоминавшему трон, и уселся на нем, приняв традиционную позу мумии из храма Кориканчи.
Он не пошевелился, когда солдаты ворвались на скалу, разоружая безропотных придворных, и когда какой-то воин подошел прямо к нему.
Воин был худощав, среднего роста, но плечи и бедра с узлами крепких мускулов, не прикрытые солдатской туникой, выдавали его недюжинную силу. Он шел легко и упруго, и в его шагах чувствовалось что-то зловещее. Что-то затаенное… Так ягуар подкрадывается к своей жертве.
Оружие воина было украшено золотом. Уши оттягивали большие серьги со смарагдами, а рука сжимала обоюдоострый боевой топор, рукоять которого тоже была вся в золоте.
Но не это приковало к нему все взоры. Пурпурную повязку из шерсти вигони с драгоценной золотой застежкой на голове пришельца венчали два длинных темно-зеленых переливающихся радужными красками пера.
Синчи вдруг вспомнил некогда доставленное им сообщение:» В долину под Уаскараном прибыли люди великого инки Атауальпы. Они убили священную птицу коренкенке и унесли ее перья «. На голове пришельца, видимо, как раз перья священной птицы — птицы-уака. Это самая главная уака.
Эти перья носит только сам властелин. Сапа-инка, сын Солнца. А Уаскар сидит на камне, и у него на голове нет повязки с перьями. Что это значит? О боги, что все это значит?
Пришелец остановился перед Уаскаром, который по-прежнему сидел не шелохнувшись, смерил его взглядом с головы до ног и затем громко сказал:
— Встань, Уаскар, сын сапа-инки Уайны-Капака, и поклонись мне, своему старшему брату, который по воле самого могущественного духа Виракочи и всех остальных богов стал властелином Тауантинсуйю! Это говорю я, Атауальпа, сын Уайны-Капака, сапа-инка.
Уаскар не дрогнул, казалось, он лишился слуха.
Атауальпа рассмеялся.
— Я знаю, о чем ты думаешь. О своей дворцовой гвардии. Но Уйракоча — мой человек, и солдаты подчинились его приказу. Знай также, Уаскар, что твои войска, те, что пошли к Уальяго, уничтожены или сдались в плен, а те, что двинулись к уну Анкачс, вынуждены были отступить через безводную пустыню. И никто из них не останется в живых.
Уаскар молчал. Атауальпа снова заговорил, на этот раз уже с раздражением:
— Сегодня в Куско мои сторонники оповестят народ, что отныне их властелин — сын Солнца, сапа-инка Атауальпа. Все крепости взяты или добровольно перешли на мою сторону. Силустани, Ольонтай, Акора, даже Саксауаман! Понимаешь? Даже Саксауаман! В недобрый час отправился ты на охоту, Уаскар! Но склонись предо мной, и я признаю тебя своим братом, оставлю при дворе.
Внезапным стремительным движением Уаскар отвел руку назад, готовясь поразить Атауальпу копьем прямо в горло. Однако столь же молниеносно и совершенно непроизвольно Синчи, все еще стоявший за спиною прежнего властелина, вырвал копье из рук Уаскара. Он видел, что голову этого чужака, Атауальпы, украшают перья священной птицы коренкенке. Значит, и сам Атауальпа — святыня, уака, неприкосновенная и божественная.
Уаскар не повернул головы, казалось, он даже не почувствовал, что копье вырвано из его рук. Он сказал:
— Отдайся мне на милость, Атауальпа, и тогда я прощу тебя. Я помню, что мы сыновья одного отца.
Атауальпа расхохотался и, не обращая больше внимания на Уаскара, обратился к Синчи:
— Ты спас мне жизнь. Как твое имя и кто ты?
— Я Синчи, — покорно ответил бегун, падая на колени и припадая челом к земле. — Я простой часки, сейчас выполняю поручения главного ловчего.
— Отныне ты будешь моим часки-камайоком.
Потом он повернулся к ловчему Кахиду.
— Ты главный ловчий? Один из тех придворных, что не приходили ко мне? Но это ничего не значит. Мы будем жить в мире. Охота, как я вижу, идет отлично, поэтому мы продолжим ее. Люди не должны остаться без сушеного мяса. Эй, Тупак-Уальпа, проводи инку Уаскара, как было решено, в крепость Силустани! Держите его там, пока я не скажу, что делать с ним дальше.
— Ловчий Кахид, смотри! Охота идет плохо, зверь бежит! А что будет с людьми этого уну, если кончатся запасы сушеного мяса? Быстрее! Сомкнуть цепь! Пошевеливайтесь! Сейчас увидим, хуже ли я владею копьем, чем мой брат Уаскар.
Атауальпа так увлекся охотой, что даже не заметил, как внезапно исчез куда-то главный ловчий Кахид. И никто не мог сказать, когда он скрылся и в какую сторону направился.
Глава семнадцатая
Когда охота окончилась, Атауальпа задержался в Уануко, ожидая известий от своих войск, которые шли вдоль побережья (через уну Куанса, Пьюра, Анкачс), вслед за отступавшим войском Уаскара.
Уильяк-уму, неожиданно появившийся при дворе Атауальпы с вестью о захвате столицы, посоветовал новому властелину отправиться на юг.
— Сейчас самое время, не откладывая ни на минуту, начать работы в поле Вся страна ждет, когда будет подан знак. Ведь сын Солнца должен взрыхлить золотой мотыгой священную землю у храма на озере Титикака.
— Знак начала полевых работ я могу подать и отсюда. Любое поле, которое обрабатывает сын Солнца, становится святыней. Когда я был властелином страны кечуа, я подавал знак из Кито, а не с острова на озере Титикака, и тем не менее боги были к нам благосклонны. Завтра устрой здесь торжественное празднество, и будет подан сигнал к началу полевых работ. А Синчи пусть сделает так, чтобы весть тотчас же была отправлена по всем дорогам.
— Туда вести не пройдут, — мрачно буркнул жрец, поглядывая на видневшиеся вдали горы Уайуач.
Атауальпа молча кивнул.
Почему то все вести из-за этих гор перестали поступать. Сторожевой пост на перевале Отуско сообщил, что с запада известия не приходят, а бегуны, побывавшие в той стороне, обнаружили четыре пустых, покинутых сторожевых поста. С южной части побережья, из уну Ика, поступали какие-то странные вести Сообщали оттуда, будто люди бегут, где-то сражаются какие-то войска и что реки там вышли из берегов после бурных ливней.
По главному тракту из Кито сообщения доставлялись урывками, с большим запозданием. Вести эти уильяк-уму вместе с новым властителем изучали со все растущим беспокойством.
Доносили, что сильный отряд воинов отправился, чтобы захватить в плен странных пришельцев, вселявших ужас и изумление. Но они совсем не похожи на богов. Это люди, но только плохие. Близ города Тумбеса, в местах, где высадились пришельцы, они расхищают золото и драгоценности, насилуют девушек, убивают домашних животных — лам, в том числе и самок. Они оскверняют храмы. Кожа у них отвратительного, почти белого цвета, лица покрыты густой растительностью, как у обезьян. Пришельцы передвигаются очень быстро, их несут на себе какие-то большие ламы. У них невиданное оружие и блестящие, словно отлитые из серебра, латы. Но металл этот гораздо крепче серебра. Мечи из него тверже тех боевых топоров, которыми вооружена гвардия сына Солнца.
Жрецы вначале думали, что пришельцы — посланцы бога Моря, ибо они прибыли на удивительных плавучих домах, или же что они — вестники бога Грома и Молний, так как сами мечут молнии. Однако, когда увидели, что молниями белые убивают лам, даже самок, как молнией они поразили девушку, которая вырвалась от них и убежала, то уже не оставалось никаких сомнений, что если их и прислал какой-то бог, так только сам Супай.
К Тумбесу направили сильный отряд воинов из уну Пьюра; кипу, сообщавший об этом, был связан в спешке, и уильяк-уму с кипу камайоком так и не могли понять, сколько же в конце концов было воинов — четыреста или пятьсот. Никто из них не вернулся. Только люди из окрестностей города Корас бежали, оповещая всех, что где-то близ Тумбеса полдня полыхали молнии.
Помрачнел Атауальпа, выслушав все эти вести, с тревогой поглядывали на сапа-инку и его советники. Как бороться с людьми, которые мечут молнии? Действительно ли они люди?
Потом пришли известия из Кахамарки. Белые заняли Корас, ограбили храм и дворец давно умершего сапа-инки Пачакути, разорили дома, убили всех, кто оказывал сопротивление. Теперь они приближаются к Кахамарке.
Прежде нежели Атауальпа успел принять какое-либо решение насчет Кахамарки, большого города, расположенного на главной дороге Кито — Куско, города, где почти не было войска, ибо всех солдат он забрал с собой, отправляясь в поход против брата, поступили новые вести из приморских районов Плохие вести.
В уну Анкачс неожиданно начались ливни. Такие ливни случаются там каждые семь лет, и их ожидали только через год, но они разразились именно сейчас, и с такой силой, что во многих районах начались наводнения. Долины мелководных рек превратились в сплошные бурные потоки, и войска вынуждены были искать спасения в горах, на пустынных плато. А поднимающиеся из приморских долин туманы в этом году были более густые и промозглые, чем обычно.
Воины Атауальпы — а они в большинстве своем горцы, не привыкшие к сырости, — почти все больны, охвачены страхом. Им кажется, что какой-то бог разгневался на них. А в это время войска Уаскара в полном порядке отошли к уну Ика, где нет дождей и туманов, и наращивают силы, так как на помощь им из южных областей страны спешат новые отряды.
— Чтобы ударить на уну Ика, необходимо отступить до самого Куско, — советовали Уйракоча и Тупак-Уальпа, — оттуда к приморским долинам ведет немало хороших дорог. Сын Солнца войдет в столицу, торжественно воссядет на трон, представ перед народом, а потом выступит с основными силами и сокрушит последний оплот сопротивления, И чем быстрее народ забудет об Уаскаре, тем лучше.
Этот план поддерживало большинство придворных, но уильяк-уму советовал поступить иначе.
Уну Ика очень бедно. Войска не смогут там долго продержаться. Достаточно перекрыть перевалы на западных склонах гор, и последние преданные Уаскару отряды рассеются. Главные силы необходимо бросить против неведомых белых пришельцев. Народ не должен знать, что кто-то безнаказанно грабит храмы и убивает жрецов, не должен из уст в уста передавать слухи, а они уже поползли по стране; слухи, будто посланцы Супая оказались сильнее всех.
Войско Уаскара не страшно. А эти пришельцы — словно боевой топор, рассекающий целостность Тауантинсуйю.
После долгих раздумий Атауальпа приказал стянуть все войска и выступить в северном направлении. Против белых.
Глава восемнадцатая
Пиуарак, прежде камайок бедной пачаки на склонах гор, близ Кито, один из преданнейших сподвижников Атауальпы, был назначен правителем уну Юнии. Прямо с места охоты он отправился в свою новую резиденцию, не встретив на месте никакого сопротивления. Хотя город Юния был обнесен массивными стенами, сложенными из громадных камней, перед ним ворота покорно распахнулись.
Главный жрец храма Солнца, инки, управляющий складами, начальник гарнизона, должностные лица — все вышли к воротам, сверкая золотыми украшениями, и ни у кого и? них не было оружия.
Новый правитель уну медленно приближался; его плащ простого воина был покрыт пылью, и только тяжелые золотые серьги указывали на его высокий пост. Да еще, пожалуй, обоюдоострый боевой топор, который, подходя к городу, Пиуарак взял у одного из своих приближенных, отдав тому обычное солдатское копье, в дороге служившее ему посохом.
На приветствия прибывший отвечал сдержанно. Сказал, что все останется по-прежнему: сын Солнца, сапа-инка Атауальпа, подлинный наследник своего великого отца Уайны-Капака, уважает старые законы и обычаи. Тот, кто признает Атауальпу и станет верой и правдой служить ему, может рассчитывать на его покровительство.
— Теперь веди меня во дворец, — обратился он к старому кураке, который управлял дворцами всей округи.
— В какой дворец, великий господин? В тот, где жил прежний правитель уну?
— Нет. Во дворец Уаскара.
Собравшиеся в замешательстве поглядели друг на друга. Наконец курака отважился сказать:
— Действительно, здесь есть дом бывшего властелина. Он обычно там отдыхал, когда отправлялся на охоту. Двух женщин он сделал там своими женами. Но… но, великий господин, обычай повелевает, чтобы дом прежнего властителя оставался незанятым и чтобы туда никто не входил…
— Я сам знаю законы и обычаи. Этот обычай относится только к умершим сынам Солнца. А Уаскар жив. Веди!
— Пусть будет так, великий господин. Однако там сейчас главная мамакона. Она готовит к смерти тех женщин, которых сапа-инка удостоил своей благосклонности.
— Забудь об этом! — Пиуарак гневно оборвал его. — Вас не посещал никакой сапа-инка… Постой, а эти женщины, это что, девы Солнца?
— Да, великий господин.
— Значит, они нарушили обет. Мамакона должна мне ответить теперь, какое наказание ждет деву Солнца за утрату девственности. Ведь они не были женами настоящего сапа-инки.
Кто-то успел предупредить мамакону, и та встретила нового наместника перед дворцом. Она заискивала и раболепствовала перед прежним властителем, а теперь приняла гордую позу, закутавшись в плащ из тонкой шерсти, плащ, который могли носить лишь койя и главная мамакона; ее украшали бесценные золотые браслеты, серьги, ожерелья. Золотое, тщательно отшлифованное зеркало на длинной ручке, которое она держала в правой руке, было немногим меньше зеркала самой койи.
Она не поклонилась и вызывающе взирала на нового правителя.
С минуту Пиуарак и мамакона молча глядели друг на друга. Первым заговорил Пиуарак:
— Моих ушей достигла молва, что две девы из числа находящихся под твоим надзором, почтеннейшая, нарушили обет чистоты. Какое наказание полагается за это?
— Смерть! — коротко ответила женщина.
— Ты правильно сказала. Пусть же они погибнут. Сапа-инка Атауальпа приказал мне свято соблюдать законы и обычаи страны. Так пусть же они погибнут.
— Да, они умрут, но это будет не карой, они умрут с почетом. Как и положено по обычаю вдовам сапа-инки.
— Они не вдовы, ведь Уаскар жив. Ведь эти девки…
— Они не знали ни о чем. Я сама…
— А надо бы знать. Уильяк-уму уже три месяца давал понять тебе, почтеннейшая, что это должно случиться. Ты боялась поверить. Теперь же тот, кто поверил, пребывает в милости, а тот, кто оказался в стороне…
В его голосе прозвучали угрожающие нотки. Мамакона смутилась. Однако она тотчас же взяла себя в руки, подошла к наместнику и зашептала:
— Эти две умрут так, как ты повелишь, великий господин. Однако, может быть… может, ты только утром выскажешь свою волю? Ведь это самые красивые девушки во всем Кондесуйю. Ты сказал истинную правду, господин: если Уаскар жив, то вовсе незачем оставлять дворец для его духа. Соизволь войти и занять его.
— Я займу его и без твоего разрешения.
Мамакона сделала вид, будто не расслышала слов наместника, и снова торопливо прошептала:
— Здесь есть еще шесть дев Солнца. Одна другой прекраснее. Скажи только слово, и я прикажу им нарушить обет. Прикажешь, потребую новых. Из Чапаса, из Айякучо…
Пиуарак заколебался и огляделся вокруг. Прежний правитель уну, решив, что беседа с надзирательницей дев окончена, нерешительно приблизился.
— Великий господин, изволь выслушать, пришли крестьяне из селения Кахатамбо, они с раннего утра ждут тебя. У них какая-то просьба к тебе.
— Просьба? Я теперь уши и глаза моего господина, сапа-инки Атауальпы. Пусть все знают, что просьбы простого народа незамедлительно выслушиваются. Пусть же крестьяне войдут и убедятся, что при новом властелине торжествуют прежние законы и справедливость.
Крестьяне как раз и просили, чтобы соблюдались прежние законы. Они жаловались, что до сих пор не получен приказ начать полевые работы, хотя пора для этого давно наступила; они сетовали на то, что при переделе земельных участков в этом году не оказалось ни одного камайока. А старейшина их айлью…
— Это некий Бичу, великий господин. Очень скверный человек.
— Забери его от нас, великий господин.
— Он взял себе самый лучший надел. На нижней террасе. Там, где в прошлом году у Уачи уродилась вот такая кукуруза.
— А старому Учу, прекрасному земледельцу, отвел участок у самой вершины. Такому старику! Он сделал это нарочно.
— Известно. Все дело в том, что дочь старика не согласилась…
— Если уж говорить о девках, то от этого Бичу с их помощью можно добиться всего.
— Великий господин, разве это справедливо? Нас с каждым годом становится все больше и больше, а земли не прибавляется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33