Она только что начала смыкать глаза и наслаждаться приятной дремотой, когда была разбужена этим насилием, заставившим ее вздрогнуть и проговорить удивленным и испуганным голосом: "Боже мой! Кто это?" Влюбленный с вкрадчивым смирением умолял выслушать его, клянясь, что приблизился к ней таким образом отнюдь не для того, чтобы нарушить законы благопристойности или поступить вопреки тому несокрушимому уважению, какое она запечатлела в его сердце, но только для того, чтобы выразить отчаяние и раскаяние в нанесенной ей обиде, излить чувство, переполняющее его душу, и сказать ей, что он не может и не хочет пережить ее немилость. Эти и многие другие патетические уверения, сопровождавшиеся вздохами, слезами и другими знаками скорби, находившимися в распоряжении нашего героя, не могли не тронуть нежного сердца любезной фламандки, уже расположенной отнестись благосклонно к его совершенствам. Столь глубоко сочувствовала она его скорби, что в свою очередь заплакала, когда доказывала невозможность вознаградить его любовь; а он, воспользовавшись благоприятным моментом, повторил свои мольбы с такой упорной настойчивостью, что решимость ее поколебалась, дыхание стало прерывистым, она выразила опасение, как бы их не услышала другая леди, и, воскликнув: "О небо, я погибла!" - позволила ему после недолгой борьбы уместиться рядом на кровати. Однако честь ее в настоящий момент не пострадала, ибо в другом конце комнаты раздался какой-то странный стук в перегородку возле кровати, на которой спала авантюристка.
Изумленная этим обстоятельством, леди попросила его, во имя господа бога, удалиться, ибо ее репутация может погибнуть. Но когда он возразил, что ей грозит более серьезная опасность, если он будет замечен при отступлении, она с великим трепетом согласилась, чтобы он остался, и оба молча ждали, что последует за стуком, их потревожившим. Стук этот объяснялся попыткой живописца разбудить свою дульцинею, с которой он договорился о свидании или, вернее, обменялся такими знаками, какие, по его мнению, были равносильны договору. Его нимфа, пробудившись от первого сна, поняла значение этого стука и, выполняя договор, встала, отперла дверь и впустила его, оставив дверь открытой, чтобы ему легче было уйти.
Покуда сей счастливый кавалер освобождался от тех немногих принадлежностей туалета, какие были на нем надеты, капуцин, полагая, что Перигрин вновь попытается завладеть его питомицей, бесшумно прокрался к спальне с целью узнать, не достигнута ли цель без его ведома, каковое обстоятельство лишило бы его той выгоды, какую могли ему доставить его осведомленность и содействие. Найдя дверь незапертой, он утвердился в своем подозрении и не постеснялся пробраться в комнату на четвереньках; в это время живописец, который успел снять с себя все, кроме рубашки, и шарил вокруг, отыскивая постель своей дульцинеи, случайно положил руку на бритую макушку монаха, который стал кружиться на месте, так что голова его завертелась под рукой, словно шар в ямке, к изумлению и ужасу бедного Пелита; последний, не постигая причины этого явления и не решаясь оторвать руку от странного предмета, стоял в темноте, обливаясь потом и испуская весьма благочестивые восклицания. Монах, утомленный этим упражнением и неудобной позой, в которой находился, начал осторожно вставать с колен, поднимая при этом руку живописца, чей испуг и недоумение, вызванные столь необъяснимым движением, достигли такой степени, что рассудок готов был ему изменить; покуда он пребывал в великом страхе, рука его соскользнула на лоб монаха, а один из пальцев попал ему в рот и тотчас был зажат зубами капуцина с такой силой, словно его сдавили клещи кузнеца. Живописец был столь потрясен этим неожиданным укусом, причинявшим мучительную боль, что, забыв об осторожности, заорал во все горло:
- Убивают! Пожар! Ловушка, ловушка! На помощь, христиане, ради милосердного бога, на помощь!
Наш герой, смущенный этими возгласами, которые, как было ему известно, вскоре привлекут зрителей в комнату, и раздосадованный своею горькой неудачей, принужден был уйти с пира голодным и, приблизившись к виновнику своего несчастья как раз в тот момент, когда его мучитель счел своевременным освободить его палец, угостил живописца таким тумаком между лопаток, что тот с ужасным воем растянулся на полу; затем, юркнув незаметно в свою комнату, он одним из первых явился со свечой и притворился встревоженным воплями. Капуцин принял такую же предосторожность и вошел вслед за Перигрином, бормоча "Benedicite" и в великом изумлении осеняя себя крестным знамением. Врач и Джолтер появились одновременно и увидели злосчастного живописца, который лежал на полу голый, в крайнем ужасе и отчаянии, и дул на свою беспомощно свесившуюся левую руку. Присутствие его в этой комнате и унылая поза, которая была в высшей степени комической, вызвали улыбку на лице доктора и смягчили суровую физиономию гувернера, тогда как Пикль, притворяясь удивленным и озабоченным, поднял его с пола и осведомился о причине его странной позиции. Сначала тот старался припомнить и делал тщетные попытки заговорить, затем, обретя дар речи, сообщил им, что дом, несомненно, населен злыми духами, которые перенесли его, неведомо каким образом, в эту комнату и подвергли всем пыткам ада. Один из них дал ему почувствовать свое присутствие, приняв вид гладкого шара из плоти, который вертелся под его рукой, как астрономический глобус, а затем, поднявшись на большую высоту, превратился в машину, каковая, щелкнув, ухватила его за палец и пригвоздила к месту, заставив его терпеть в течение нескольких секунд невыразимые муки. Наконец, по его словам, машина словно растаяла, выпустив его палец, и он неожиданно получил удар в спину, казалось нанесенный рукой великана, который мгновенно поверг его на пол.
Монах, выслушав этот странный рассказ, извлек из одного из своих карманов огарок освященной свечи и забормотал какие-то таинственные заклинания. Джолтер, заподозрив, что Пелит пьян, покачал головой, говоря, что, вероятно, никаких духов не было, кроме винного духа в его голове. Врач в кои веки раз удостоил пошутить и, бросив взгляд на одну из кроватей, заметил, что, по его мнению, живописец был сбит с толку не духом, а плотью. Прекрасная фламандка лежала в немом изумлении и испуге, а ее товарка по комнате, дабы снять с себя всякое подозрение, начала с удивительной стремительностью упрекать виновника этого переполоха, который, несомненно, спрятался в спальне с целью совершить гнусное покушение на ее добродетель и был наказан и удержан вмешательством самого неба. Итак, согласно ее желанию и настойчивым просьбам другой леди, живописца проводили до его кровати, и комната опустела, после чего леди заперли дверь, твердо решив этой ночью не впускать больше никаких посетителей. Меж тем Перигрин, взбешенный тем, что лакомый кусок был вырван у него чуть ли не изо рта, слонялся, как призрак, по коридору в надежде на благоприятный случай, чтобы снова войти, а когда начало светать, он принужден был удалиться в свою комнату, проклиная идиотскую выходку живописца, столь некстати прервавшую его утехи.
ГЛАВА LV
Они уезжают из Рента. - Наш герой вступает в политический диспут со своей возлюбленной, которую приводит в раздражение, а затем умиротворяет своей покорностью. - Он придумывает способ задержать дилижанс в Алосте и вновь заручается помощью монаха
На следующий день они осмотрели все достопримечательности города, присутствовали при казни двух юношей, которые были повешены за изнасилование шлюхи, и затем около часа дня выехали из Рента в том же дилижансе, какой привез их сюда; и когда речь зашла о казни, при совершении коей они присутствовали, фламандская красавица выразила большое сочувствие и сострадание к несчастным, которые, как ее уведомили, пали жертвой злых козней их обвинительницы. Чувство ее разделили все присутствующие, кроме француженки легкого поведения, которая, считая, что это дело затрагивает честь ее товарок, с горечью поносила распутный век и в особенности гнусные и злодейские покушения мужчины на целомудрие слабого пола, заявив с негодующим взглядом, обращенным на живописца, что она лично никогда не в состоянии будет в достаточной мере возблагодарить провидение, защитившее ее прошлой ночью от греховных домогательств необузданной похоти. Это замечание вызвало многочисленные шутки по адресу Пелита, который повесил нос и сидел молча, с унылым видом, опасаясь, как бы, по вине злорадствующего врача, слух о его похождениях не дошел до его супруги. В самом деле, хотя мы и постарались объяснить это происшествие читателю, оно оставалось неразрешимой тайной для всех ехавших в дилижансе, ибо роль, какую сыграл капуцин, была известна ему одному, однако и он не имел понятия об участии в этом деле Пикля; итак, большая часть того, что претерпел живописец, была признана преувеличением, созданным его необузданной фантазией.
В разгар их беседы об этом необычайном происшествия кучер сообщил им, что они находятся сейчас на том самом месте, где отряд союзной армии был задержан и разбит французами, и, остановив экипаж, описал им битву при Мэлле. По сему случаю фламандская леди, которая, выйдя замуж, стала ярой сторонницей французов, дала подробнейший отчет обо всех обстоятельствах, так как они были ей сообщены братом ее мужа, участвовавшим в бою. Этот рассказ, в котором число французов было уменьшено до шестнадцати тысяч, а число союзников увеличено до двадцати тысяч человек, столь противоречил истине, а также оскорблял похвальные чувства Перигрина, что последний осмелился опровергнуть ее утверждение, и завязался жестокий спор не только по поводу затронутого вопроса, но и касательно всех битв, в которых герцог Мальборо сражался против Людовика XIV. В пылу спора леди отняла у великого полководца всю славу, им обретенную, заявив, что каждая выигранная им битва была умышленно проиграна французскими генералами с целью повредить планам мадам де Ментенон, и в виде доказательства сообщила, что при осаде лилльской цитадели Людовик в присутствии дофина сказал, что, если союзники принуждены будут снять осаду, он немедленно объявит о своем браке с этой особой; тогда его сын послал тайный приказ маршалу Буффлеру сдать крепость. Этот невероятный довод был подтвержден клятвенными заверениями монаха и куртизанки и признан гувернером, который заявил, будто слышал об этом из верного источника, тогда как доктор не выразил своего мнения, как человек, почитающий скандальным знать историю столь недавних событий. Израильтянин, будучи истинным голландцем, встал под знамена нашего героя, который, пытаясь доказать нелепость и невероятность их утверждений, вызвал у своих противников такое возмущение и незаметно разгорячившись в пылу спора, рассердил свою Аманду до такой степени, что прекрасные ее глаза сверкнули гневом, и он не без основания предположил, что - буде он не найдет средства успокоить ее раздражение - она, ревнуя о славе французской нации, ради этого пожертвует своим уважением к нему. Побуждаемый такими опасениями, он постепенно остыл и незаметно отказался от защиты своих доводов, всецело предоставив заботу о них еврею, который, видя себя покинутым, поневоле уступил из благоразумия; таким образом, французы остались победителями, а их молодая героиня вновь обрела хорошее расположение духа.
Наш герой, разумно подчинившись превосходству ума своей прекрасной повелительницы, терзался страхом потерять ее навеки и изощрял свою фантазию, измышляя способ получить награду за ухаживание, подарки и разочарования, им уже испытанные. Под предлогом подышать свежим воздухом он влез на козлы и воспользовался своим красноречием и щедростью с таким успехом, что кучер взялся повредить дилижанс так, чтобы в тот день они могли доехать только до города Алоста; исполняя свое обещание, кучер искусно опрокинул дилижанс, когда они находились на расстоянии только одной мили от этой станции. Он прибег к этой мере с такою осторожностью, что происшествие не повлекло за собой никаких неприятностей, кроме испуга обеих леди и маленького неудобства, о котором они узнали из слов кучера, а он, осмотрев экипаж, объявил компании, что сломалась ось, и посоветовал дойти пешком до харчевни, тогда как он не спеша поедет вслед за ними и сделает все возможное, чтобы немедленно помочь беде. Перигрин притворился, будто очень огорчен происшедшим, и даже бранил кучера за небрежность, нетерпеливо выражая желание быть в Брюсселе и опасаясь, как бы это злоключение не задержало их еще на одну ночь в пути. Когда же подкупленный им кучер, следуя полученным инструкциям, явился затем в харчевню и доложил, что нанятый им рабочий может починить экипаж не ранее, чем через шесть часов, хитрый юноша прикинулся взбешенным, накричал на кучера, осыпав его бранными эпитетами, и пригрозил избить его палкой за оплошность. Парень с большим смирением уверял, что опрокинулись они вследствие поломки оси, а не из-за его беспечности или неумения; и он готов, только бы его не считали виновником неудобства, навести справки, нет ли почтовой кареты, в которой Перигрин может немедленно выехать в Брюссель. Это предложение Пикль отклонил, раз всей компании не могли быть предоставлены такие же удобства. Он знал, что в городе можно достать только один такой экипаж, о чем его предварительно уведомил кучер.
Гувернер, не имевший понятия о его замысле, уверял, что одна ночь пролетит быстро, и просил его перенести терпеливо это маленькое разочарование, так как в доме, по-видимому, есть все, что им нужно, и путешественники весьма расположены провести время вместе. Капуцин, имея основание поддерживать знакомство с молодым иностранцем, не был огорчен этим происшествием, которое, растягивая срок их взаимного общения, сулило ему надежду еще раз воспользоваться щедростью Перигрина. Поэтому он присоединил свои увещания к увещаниям мистера Джолтера, поздравляя себя с возможностью наслаждаться его обществом дольше, чем он предполагал. Наш молодой джентльмен выслушал такое же любезное заверение от еврея, который ухаживал в тот день за французской кокеткой и надеялся пожать плоды своей галантности, так как его соперник, живописец, был чрезвычайно пристыжен и удручен приключением прошлой ночи. Что же касается доктора, то он был слишком поглощен размышлениями о своем собственном величии, чтобы интересоваться этим событием или его последствиями, и ограничился замечанием, что европейским державам следовало бы устраивать народные игры, подобно тем, какими славилась в древности Греция; в таком случае каждое государство имело бы в своем распоряжении искусных возниц, которые умели бы провести экипаж во весь опор, на волосок от пропасти, не рискуя опрокинуться.
Перигрин не мог не уступить их доводам и любезностям, за которые весьма учтиво их поблагодарил, и так как раздражение его как будто улеглось, предложил развлечься прогулкой по крепостному валу. Он надеялся побеседовать наедине со своей обожаемой фламандкой, которая в тот день была удивительно сдержанна. Когда предложение было принято, он, как обычно, подал ей руку, чтобы выйти на улицу, н искал случая преуспеть в своем ухаживании, но ее духовник не отходил от них ни на шаг, и он сообразил, что немыслимо достигнуть цели без содействия сего духовного лица. За это содействие он принужден был заплатить вторым кошельком, каковой был предложен и принят, как искупительный дар за греховное его поведение во время свидания, которое монах устроил для блага его души. Как только было сделано это пожертвование, благочестивый нищенствующий брат отошел бочком и присоединился к остальной компании, предоставив своему щедрому покровителю полную свободу домогаться желаемого. Можно не сомневаться в том, что наш искатель приключений не упустил такого случая. Он щедро рассыпал цветы красноречия и буквально истощил всю свою изобретательность, убеждая ее сжалиться над его страданиями и подарить ему еще одно свидание наедине, ибо в противном случае он лишится рассудка и совершит такие сумасбродные поступки, на которые она, в доброте своего сердца, будет взирать со слезами. Но, вместо того чтобы уступить его мольбе, - она сурово упрекнула его за самонадеянность, с какою он преследует ее своими греховными домогательствами. Она объявила ему, что хотя она и обеспечила себе отдельную комнату, так как отнюдь не притязает на более близкое знакомство с другой леди, однако он совершит промах, если снова потревожит ее ночным посещением, ибо она решила его не впускать.
Влюбленный утешился этим намеком, который он принял за полное согласие, и так как страсть его разгорелась от встреченных препон, сердце у него забилось быстрее, охваченное надеждой на обладание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Изумленная этим обстоятельством, леди попросила его, во имя господа бога, удалиться, ибо ее репутация может погибнуть. Но когда он возразил, что ей грозит более серьезная опасность, если он будет замечен при отступлении, она с великим трепетом согласилась, чтобы он остался, и оба молча ждали, что последует за стуком, их потревожившим. Стук этот объяснялся попыткой живописца разбудить свою дульцинею, с которой он договорился о свидании или, вернее, обменялся такими знаками, какие, по его мнению, были равносильны договору. Его нимфа, пробудившись от первого сна, поняла значение этого стука и, выполняя договор, встала, отперла дверь и впустила его, оставив дверь открытой, чтобы ему легче было уйти.
Покуда сей счастливый кавалер освобождался от тех немногих принадлежностей туалета, какие были на нем надеты, капуцин, полагая, что Перигрин вновь попытается завладеть его питомицей, бесшумно прокрался к спальне с целью узнать, не достигнута ли цель без его ведома, каковое обстоятельство лишило бы его той выгоды, какую могли ему доставить его осведомленность и содействие. Найдя дверь незапертой, он утвердился в своем подозрении и не постеснялся пробраться в комнату на четвереньках; в это время живописец, который успел снять с себя все, кроме рубашки, и шарил вокруг, отыскивая постель своей дульцинеи, случайно положил руку на бритую макушку монаха, который стал кружиться на месте, так что голова его завертелась под рукой, словно шар в ямке, к изумлению и ужасу бедного Пелита; последний, не постигая причины этого явления и не решаясь оторвать руку от странного предмета, стоял в темноте, обливаясь потом и испуская весьма благочестивые восклицания. Монах, утомленный этим упражнением и неудобной позой, в которой находился, начал осторожно вставать с колен, поднимая при этом руку живописца, чей испуг и недоумение, вызванные столь необъяснимым движением, достигли такой степени, что рассудок готов был ему изменить; покуда он пребывал в великом страхе, рука его соскользнула на лоб монаха, а один из пальцев попал ему в рот и тотчас был зажат зубами капуцина с такой силой, словно его сдавили клещи кузнеца. Живописец был столь потрясен этим неожиданным укусом, причинявшим мучительную боль, что, забыв об осторожности, заорал во все горло:
- Убивают! Пожар! Ловушка, ловушка! На помощь, христиане, ради милосердного бога, на помощь!
Наш герой, смущенный этими возгласами, которые, как было ему известно, вскоре привлекут зрителей в комнату, и раздосадованный своею горькой неудачей, принужден был уйти с пира голодным и, приблизившись к виновнику своего несчастья как раз в тот момент, когда его мучитель счел своевременным освободить его палец, угостил живописца таким тумаком между лопаток, что тот с ужасным воем растянулся на полу; затем, юркнув незаметно в свою комнату, он одним из первых явился со свечой и притворился встревоженным воплями. Капуцин принял такую же предосторожность и вошел вслед за Перигрином, бормоча "Benedicite" и в великом изумлении осеняя себя крестным знамением. Врач и Джолтер появились одновременно и увидели злосчастного живописца, который лежал на полу голый, в крайнем ужасе и отчаянии, и дул на свою беспомощно свесившуюся левую руку. Присутствие его в этой комнате и унылая поза, которая была в высшей степени комической, вызвали улыбку на лице доктора и смягчили суровую физиономию гувернера, тогда как Пикль, притворяясь удивленным и озабоченным, поднял его с пола и осведомился о причине его странной позиции. Сначала тот старался припомнить и делал тщетные попытки заговорить, затем, обретя дар речи, сообщил им, что дом, несомненно, населен злыми духами, которые перенесли его, неведомо каким образом, в эту комнату и подвергли всем пыткам ада. Один из них дал ему почувствовать свое присутствие, приняв вид гладкого шара из плоти, который вертелся под его рукой, как астрономический глобус, а затем, поднявшись на большую высоту, превратился в машину, каковая, щелкнув, ухватила его за палец и пригвоздила к месту, заставив его терпеть в течение нескольких секунд невыразимые муки. Наконец, по его словам, машина словно растаяла, выпустив его палец, и он неожиданно получил удар в спину, казалось нанесенный рукой великана, который мгновенно поверг его на пол.
Монах, выслушав этот странный рассказ, извлек из одного из своих карманов огарок освященной свечи и забормотал какие-то таинственные заклинания. Джолтер, заподозрив, что Пелит пьян, покачал головой, говоря, что, вероятно, никаких духов не было, кроме винного духа в его голове. Врач в кои веки раз удостоил пошутить и, бросив взгляд на одну из кроватей, заметил, что, по его мнению, живописец был сбит с толку не духом, а плотью. Прекрасная фламандка лежала в немом изумлении и испуге, а ее товарка по комнате, дабы снять с себя всякое подозрение, начала с удивительной стремительностью упрекать виновника этого переполоха, который, несомненно, спрятался в спальне с целью совершить гнусное покушение на ее добродетель и был наказан и удержан вмешательством самого неба. Итак, согласно ее желанию и настойчивым просьбам другой леди, живописца проводили до его кровати, и комната опустела, после чего леди заперли дверь, твердо решив этой ночью не впускать больше никаких посетителей. Меж тем Перигрин, взбешенный тем, что лакомый кусок был вырван у него чуть ли не изо рта, слонялся, как призрак, по коридору в надежде на благоприятный случай, чтобы снова войти, а когда начало светать, он принужден был удалиться в свою комнату, проклиная идиотскую выходку живописца, столь некстати прервавшую его утехи.
ГЛАВА LV
Они уезжают из Рента. - Наш герой вступает в политический диспут со своей возлюбленной, которую приводит в раздражение, а затем умиротворяет своей покорностью. - Он придумывает способ задержать дилижанс в Алосте и вновь заручается помощью монаха
На следующий день они осмотрели все достопримечательности города, присутствовали при казни двух юношей, которые были повешены за изнасилование шлюхи, и затем около часа дня выехали из Рента в том же дилижансе, какой привез их сюда; и когда речь зашла о казни, при совершении коей они присутствовали, фламандская красавица выразила большое сочувствие и сострадание к несчастным, которые, как ее уведомили, пали жертвой злых козней их обвинительницы. Чувство ее разделили все присутствующие, кроме француженки легкого поведения, которая, считая, что это дело затрагивает честь ее товарок, с горечью поносила распутный век и в особенности гнусные и злодейские покушения мужчины на целомудрие слабого пола, заявив с негодующим взглядом, обращенным на живописца, что она лично никогда не в состоянии будет в достаточной мере возблагодарить провидение, защитившее ее прошлой ночью от греховных домогательств необузданной похоти. Это замечание вызвало многочисленные шутки по адресу Пелита, который повесил нос и сидел молча, с унылым видом, опасаясь, как бы, по вине злорадствующего врача, слух о его похождениях не дошел до его супруги. В самом деле, хотя мы и постарались объяснить это происшествие читателю, оно оставалось неразрешимой тайной для всех ехавших в дилижансе, ибо роль, какую сыграл капуцин, была известна ему одному, однако и он не имел понятия об участии в этом деле Пикля; итак, большая часть того, что претерпел живописец, была признана преувеличением, созданным его необузданной фантазией.
В разгар их беседы об этом необычайном происшествия кучер сообщил им, что они находятся сейчас на том самом месте, где отряд союзной армии был задержан и разбит французами, и, остановив экипаж, описал им битву при Мэлле. По сему случаю фламандская леди, которая, выйдя замуж, стала ярой сторонницей французов, дала подробнейший отчет обо всех обстоятельствах, так как они были ей сообщены братом ее мужа, участвовавшим в бою. Этот рассказ, в котором число французов было уменьшено до шестнадцати тысяч, а число союзников увеличено до двадцати тысяч человек, столь противоречил истине, а также оскорблял похвальные чувства Перигрина, что последний осмелился опровергнуть ее утверждение, и завязался жестокий спор не только по поводу затронутого вопроса, но и касательно всех битв, в которых герцог Мальборо сражался против Людовика XIV. В пылу спора леди отняла у великого полководца всю славу, им обретенную, заявив, что каждая выигранная им битва была умышленно проиграна французскими генералами с целью повредить планам мадам де Ментенон, и в виде доказательства сообщила, что при осаде лилльской цитадели Людовик в присутствии дофина сказал, что, если союзники принуждены будут снять осаду, он немедленно объявит о своем браке с этой особой; тогда его сын послал тайный приказ маршалу Буффлеру сдать крепость. Этот невероятный довод был подтвержден клятвенными заверениями монаха и куртизанки и признан гувернером, который заявил, будто слышал об этом из верного источника, тогда как доктор не выразил своего мнения, как человек, почитающий скандальным знать историю столь недавних событий. Израильтянин, будучи истинным голландцем, встал под знамена нашего героя, который, пытаясь доказать нелепость и невероятность их утверждений, вызвал у своих противников такое возмущение и незаметно разгорячившись в пылу спора, рассердил свою Аманду до такой степени, что прекрасные ее глаза сверкнули гневом, и он не без основания предположил, что - буде он не найдет средства успокоить ее раздражение - она, ревнуя о славе французской нации, ради этого пожертвует своим уважением к нему. Побуждаемый такими опасениями, он постепенно остыл и незаметно отказался от защиты своих доводов, всецело предоставив заботу о них еврею, который, видя себя покинутым, поневоле уступил из благоразумия; таким образом, французы остались победителями, а их молодая героиня вновь обрела хорошее расположение духа.
Наш герой, разумно подчинившись превосходству ума своей прекрасной повелительницы, терзался страхом потерять ее навеки и изощрял свою фантазию, измышляя способ получить награду за ухаживание, подарки и разочарования, им уже испытанные. Под предлогом подышать свежим воздухом он влез на козлы и воспользовался своим красноречием и щедростью с таким успехом, что кучер взялся повредить дилижанс так, чтобы в тот день они могли доехать только до города Алоста; исполняя свое обещание, кучер искусно опрокинул дилижанс, когда они находились на расстоянии только одной мили от этой станции. Он прибег к этой мере с такою осторожностью, что происшествие не повлекло за собой никаких неприятностей, кроме испуга обеих леди и маленького неудобства, о котором они узнали из слов кучера, а он, осмотрев экипаж, объявил компании, что сломалась ось, и посоветовал дойти пешком до харчевни, тогда как он не спеша поедет вслед за ними и сделает все возможное, чтобы немедленно помочь беде. Перигрин притворился, будто очень огорчен происшедшим, и даже бранил кучера за небрежность, нетерпеливо выражая желание быть в Брюсселе и опасаясь, как бы это злоключение не задержало их еще на одну ночь в пути. Когда же подкупленный им кучер, следуя полученным инструкциям, явился затем в харчевню и доложил, что нанятый им рабочий может починить экипаж не ранее, чем через шесть часов, хитрый юноша прикинулся взбешенным, накричал на кучера, осыпав его бранными эпитетами, и пригрозил избить его палкой за оплошность. Парень с большим смирением уверял, что опрокинулись они вследствие поломки оси, а не из-за его беспечности или неумения; и он готов, только бы его не считали виновником неудобства, навести справки, нет ли почтовой кареты, в которой Перигрин может немедленно выехать в Брюссель. Это предложение Пикль отклонил, раз всей компании не могли быть предоставлены такие же удобства. Он знал, что в городе можно достать только один такой экипаж, о чем его предварительно уведомил кучер.
Гувернер, не имевший понятия о его замысле, уверял, что одна ночь пролетит быстро, и просил его перенести терпеливо это маленькое разочарование, так как в доме, по-видимому, есть все, что им нужно, и путешественники весьма расположены провести время вместе. Капуцин, имея основание поддерживать знакомство с молодым иностранцем, не был огорчен этим происшествием, которое, растягивая срок их взаимного общения, сулило ему надежду еще раз воспользоваться щедростью Перигрина. Поэтому он присоединил свои увещания к увещаниям мистера Джолтера, поздравляя себя с возможностью наслаждаться его обществом дольше, чем он предполагал. Наш молодой джентльмен выслушал такое же любезное заверение от еврея, который ухаживал в тот день за французской кокеткой и надеялся пожать плоды своей галантности, так как его соперник, живописец, был чрезвычайно пристыжен и удручен приключением прошлой ночи. Что же касается доктора, то он был слишком поглощен размышлениями о своем собственном величии, чтобы интересоваться этим событием или его последствиями, и ограничился замечанием, что европейским державам следовало бы устраивать народные игры, подобно тем, какими славилась в древности Греция; в таком случае каждое государство имело бы в своем распоряжении искусных возниц, которые умели бы провести экипаж во весь опор, на волосок от пропасти, не рискуя опрокинуться.
Перигрин не мог не уступить их доводам и любезностям, за которые весьма учтиво их поблагодарил, и так как раздражение его как будто улеглось, предложил развлечься прогулкой по крепостному валу. Он надеялся побеседовать наедине со своей обожаемой фламандкой, которая в тот день была удивительно сдержанна. Когда предложение было принято, он, как обычно, подал ей руку, чтобы выйти на улицу, н искал случая преуспеть в своем ухаживании, но ее духовник не отходил от них ни на шаг, и он сообразил, что немыслимо достигнуть цели без содействия сего духовного лица. За это содействие он принужден был заплатить вторым кошельком, каковой был предложен и принят, как искупительный дар за греховное его поведение во время свидания, которое монах устроил для блага его души. Как только было сделано это пожертвование, благочестивый нищенствующий брат отошел бочком и присоединился к остальной компании, предоставив своему щедрому покровителю полную свободу домогаться желаемого. Можно не сомневаться в том, что наш искатель приключений не упустил такого случая. Он щедро рассыпал цветы красноречия и буквально истощил всю свою изобретательность, убеждая ее сжалиться над его страданиями и подарить ему еще одно свидание наедине, ибо в противном случае он лишится рассудка и совершит такие сумасбродные поступки, на которые она, в доброте своего сердца, будет взирать со слезами. Но, вместо того чтобы уступить его мольбе, - она сурово упрекнула его за самонадеянность, с какою он преследует ее своими греховными домогательствами. Она объявила ему, что хотя она и обеспечила себе отдельную комнату, так как отнюдь не притязает на более близкое знакомство с другой леди, однако он совершит промах, если снова потревожит ее ночным посещением, ибо она решила его не впускать.
Влюбленный утешился этим намеком, который он принял за полное согласие, и так как страсть его разгорелась от встреченных препон, сердце у него забилось быстрее, охваченное надеждой на обладание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110