Ако готов был к этому. Ни одного мгновения он не сожалел о случившемся, нет, его не угнетали заботы о возможных событиях в будущем. Все было правильно, иначе и не могло быть. Если бы Ако не сделал этого, ему не стоило бы возвращаться на родину.
Ако остановился в кругу своих соплеменников и заговорил:
— Слушайте, мои братья и сестры! Я расскажу вам о том, как живут люди на других островах и в Чужой стране. Вы должны знать, что получается, когда какое-либо племя больше не может жить так, как ему самому нравится, а вынуждено жить так, как приказывают чужеземцы. И, когда вы узнаете это, вам станет ясно, почему белому человеку, которого мы сегодня выпроводили в море, нет места на нашем острове.
Воцарилась глубокая тишина. Все время, пока он говорил, все глаза, не отрываясь, глядели на Ако.
И он рассказал ригондским мужчинам и женщинам о разбросанных в океане островах и архипелагах, где островитяне на протяжении уже нескольких поколейий томятся в ярме рабства, подвластные произволу колонизаторов. Он поведал им о вымерших народах и о тех несчастных племенах, которые были вывезены со своей родины на далекую чужбину, где их заставляли надрываться на плантациях и в копях. Там люди умирали от болезней и гибли, не выдерживая непосильного труда, и никто из них никогда больше не вернулся на свой родной остров. Плоды, выращенные ими, рыба и жемчуг, что они добывали, драгоценные камни, которые они отыскивали в недрах земли, — все это прибирали к рукам чужеземные, жестокие повелители, такие прожорливые и алчные, что им всегда всего было мало.
— Но не думайте, — говорил Ако, — что белые выжимают соки только из наших людей, таких, как вы и я. Нет, они грабят и своих соплеменников, других белых. Часть белых людей принуждает другую часть белых непосильно трудиться и жить впроголодь, чтобы только самим всего было побольше. Есть и такие темнокожие, что, наглядевшись на белых, плохо обходятся со своими темнокожими братьями, мучат и грабят их, и эти темнокожие грабители ничуть не лучше белых. Стало быть, не по цвету кожи надо судить, добры люди или жестоки, а по их делам: есть хорошие белые, коричневые, черные люди, и есть плохие коричневые, черные и другие люди. Чтобы хорошие люди могли уберечься. от несправедливости, они должны держаться сообща против всех плохих людей. В Чужой стране я встречал и таких белых, которые относились ко мне по-братски. Если бы они когда-нибудь приплыли в большой, лодке на наш остров, мы могли бы им позволить остаться у нас. С ними мы жили бы, как с добрыми друзьями. Много я повидал разных стран и всяких народов, и в каждой стране большинство было таких людей, которым живется трудно и которые стремятся к лучшей жизни. Мы сегодня изгнали с острова своего тирана, ибо он был один, а нас много и все мы были единодушны. В других землях таких тиранов гораздо больше, и тем, кто хотят от них избавиться, не так-то легко это сделать. Поэтому там еще долго надо бороться, копить силы, добиваться единодушия, — тогда и там люди прогонят насильников и заживут свободно. Я видел своими глазами и слышал своими ушами, что и там с каждым днем все больше людей начинают думать одинаково. Завтра станет больше, а послезавтра еще больше таких, кто жаждет свободы. Они хотят стать свободными. А мы уже завоевали свободу; наша задача — не потерять ее. Хотите вы этого?
— А сумеем ли мы? — раздался в толпе чей-то голос.
Ако взглянул на говорившего и узнал Ловаи.
— Надо сильно захотеть, тогда сумеем, — ответил Ако. — Так сильно захотеть, чтобы не жаль и не страшно было даже умереть за это.
Ловаи еще на шаг выступил к центру круга.
— Мы тебе верим, Ако, — сказал он. — Ты был в дальних краях и многое повидал. Тебе лучше знать, что можно и чего нельзя. Одна только дума угнетает меня.
— Что это за дума, Ловаи? — спросил Ако. — Может быть, мы все вместе сумеем обдумать ее и она перестанет угнетать тебя.
— Что будет, если белый человек, которого мы прогнали в море, вернется на остров? — продолжал Ловаи. — Может, быть, он приедет не один, а со многими другими белыми людьми. И у них будут громобойные палки и прочая ужасная сила. У нас же только одна громобойная палка, и ты один умеешь с нею обращаться. Что же мы тогда сделаем против белых?
Ако с минуту обдумывал ответ, потом сказал:
— Это неверно, Ловаи, что у нас только одна громобойная палка. У нас их несколько — больших и малых. Я научу вас, как обращаться с ними. И разве вы хотите, чтобы белый человек опять каждый день бил вас и пинал ногами?
— Нет, нет! — раздалось со всех сторон. Будто отбиваясь от страшной опасности, люди махали руками, а в глазах их темнел ужас.
— Правильно, братья и сестры, — ответил Ако. — Этого нельзя допустить. И поэтому нам предстоит борьба. Белые изверги не оставят нас в покое. Они не смирятся с тем, что мы прогнали Портера. Рано или поздно они разузнают, что сегодня произошло на Ригонде. И тогда пришлют другого Портера, и он будет ничуть не лучше прежнего. Но пока они еще не знают этого, мы должны использовать каждый день, чтобы подготовиться к борьбе с ними. Мы должны быть готовы к длительной борьбе и величайшим трудностям. А чтобы хорошо подготовиться, надо все как следует обдумать и тогда уж всем делать то, что потребуется И снова заговорил Ловаи:
— Ако говорит правильно. Будет борьба. Надо быть готовыми. Все должны делать то, что нужно для всех. И чтобы все шло, как надо, один должен быть старшим. Что он велит, то все и будут делать, а не то, что кому в голову придет.
— Верно говорит Ловаи, — откликнулось в толпе множество голосов. — Старейшина нужен. Такой, как Хитахи… такой, как Оно.
И все взоры обратились на Ако. Он понял, о чем думали его соплеменники. Наконец один старик, Таомо, вслух высказал то, что у всех вертелось на языке.
— Ако больше всех знает. Ако и быть старейшиной. Он знает, как бороться со злыми людьми. Мы будем делать, что он прикажет.
Кругом раздались возгласы одобрения. Тогда Ловаи повернулся к толпе и спросил:
— Думает ли кто-нибудь из вас иначе, чем Таомо и другие?
— Ако! Ако! — кричала толпа и радостно, ободряюще махала руками. — Ако будет нашим старейшиной.
— Так хочет народ, — обратился Ловаи к Ако.
— Хорошо, если так хочет народ, я исполню его волю, — ответил Ако. — Вы дарите меня большим доверием. Я постараюсь делать так, чтобы вам не пришлось сказать: «Ако нас обманул». Все свои знания я отдам вам, чтобы и вы обо всем знали. С этой минуты в моей жизни будет только одна цель и задача: делать все, чтобы ригондцы всегда оставались свободными и чтобы им жилось хорошо.
— А что нам теперь делать? — нетерпеливо допытывался брат Ако Онеага.
— Я хочу продумать все до конца, — отвечал Ако. — Дайте мне подумать до утра и побыть одному. Тогда я скажу вам, что я придумал.
— Так разве ты еще не знаешь? — разочарованно воскликнул кто-то.
— Знать можно многое, но из того, что знаешь, нужно выбрать самое лучшее и пригодное, — объяснил Ако. — Тогда не придется делать лишнее, а необходимое не будет забыто.
— Думай крепко и много, Ако… — пожелали ему люди.
Толпа начала понемногу расходиться. Вскоре Ако остался на полянке один. Некоторое время он постоял там, в одиночестве и безмолвии, потом медленно вошел в лес.
2
Ако долго бродил по лесу и кустарникам. Сегодня ему некуда было спешить — время спешки отошло в прошлое, с ним было покончено в ту самую минуту, когда Ако впервые после долгих скитаний ступил ногой на ригондскую землю. Ощущение счастья, наполнявшее все его существо, невозможно описать: оно было подобно чистой, дивной мелодии, которую пела душа пришельца и чарующим звукам которой вторило все живое, доступное взору; оно могло сравниться с восходом солнца, с пробуждением всей природы после долгой темной ночи, — если бы можно было в одном чувстве соединить все прекрасное, радостное и возвышенное, всю прелесть красок, светлый трепет жизни, непостижимое и беспрестанное течение всего земного, тогда у нас, может быть, сложилось бы хоть примерное представление о том, что сейчас переживал Ако, неторопливым шагом прогуливаясь по незабвенным местам времен своей юности.
Многое в этом ландшафте было уже не таким как прежде. Старые деревья уступили место молодым, на тогдашних полянках сегодня раскинулись цветущие рощи, множество молодых пальм тянулись к солнцу своими благородными вершинами там, где раньше берег лагуны был голым. Все рождалось и умирало, все изменялось, неизменным и вечным остался только, сам закон жизни.
В некоторых местах, с которыми связывалось какое-либо происшествие в детстве или юности Ако, он задерживался подольше и мысленным взором воскрешал в памяти давние картины прошлого. У него было такое чувство, будто он грезит.
— Неужели это и в самом деле явь? — вопрошал себя Ако. Невероятным казалось, что он снова находится здесь — дома, на родине, в самом милом и самом прекрасном месте на свете, и что самые сокровенные чаяния его жизни наконец-то исполнились. И снова, так же как прошлой ночью, Ако ласкал стволы деревьев, ветки кустарника и даже землю, и губы его нашептывали нежные слова, исполненный благодарности и радости привет всему окружающему родному миру. Нет, это были не грезы, а самая доподлинная действительность, хотя она и обладала красотой и сказочностью грез.
Ако был счастлив в полном смысле этого слова.
Он долго просидел у родника, созерцая похожие на жемчужины пузырьки, которые устремлялись со дна ключа вверх, к зеркалу воды. А когда солнце стало клониться к горизонту, Ако взобрался на самую высокую гору острова и стал оттуда взирать на мир. В памяти отчетливо встало одно давнее утро, когда он поднялся сюда наверх, влез на гладкую каменную глыбу и пытался разглядеть, что видно за краем света, откуда по утрам выплывает солнце. Ничего он не увидел, лишь небо да неоглядную ширь океана, тогда он не имел даже туманного представления о том, что находится за линией горизонта. Как он стремился вдаль! Как жаждал увидеть невиданное, изведать неизведанное! Теперь все это сбылось. Ако видел, Ако знал, он мог сравнивать.
Вся Ригонда лежала у ног Ако — со своими маленькими бухтами, бестрепетной лагуной, кольцом рифа вокруг острова. Обнимая все это взглядом, Ако размышлял о положении острова среди бескрайних водных просторов океана, о континентах и морях, находившихся там, за горизонтом, и о жизни, какою там жили другие люди. И вдруг какое-то новое ощущение охватило все его существо: ему открылась вся мизерность, ограниченность его родины. Сам остров и все, что на нем находилось, стали гораздо меньше и ничтожнее, чем раньше. Теснее показалась лагуна, ближе все расстояния от одного берега до другого, холмы и даже самые высокие вершины стали ниже — все будто сжалось и сплющилось. Казалось, будто он глядит на свою родину через уменьшительное стекло. Ако знал, что это вовсе не обман зрения: предметы остались такими же самыми, как и до его отъезда, но представление об окружающем мире изменилось, поэтому сегодня он имел возможность сравнивать. И как только он делал это, размеры всех предметов становились иными, чем раньше.
«Прекрасная маленькая Ригонда… — думал Ако. — От того, что ты стала меньше, моя любовь к тебе отнюдь не убавилась. Люблю тебя так же, как в былые дни».
Он думал о жизни на острове, какой она была до этого и какой ей надлежит стать в будущем. Ако было ясно, что жизнь, какую вели ригондцы до сего времени, больше не годится и нет никакой надобности сохранять ее со всем ее прежним содержанием. Не для того он рвался домой, чтобы наложить на свое племя печать оцепенения. Он только хотел быть тут и применить на деле свой опыт, свои познания, когда на острове старая жизнь станет сменяться новой, убежденный, что его присутствие убережет ригондцев от того ненужного и губительного, что зачастую следует по пятам за принесенными колонизаторами суррогатами цивилизации. Старая жизнь островитян непригодна, она слишком тесна и узка для человека. Племя Ако должно стать цивилизованным, причем речь идет не о внешних атрибутах культуры, а о самой ее сущности. Белые колонизаторы принесут только атрибуты в виде хлопчатобумажных тканей, патефона и молелен всевозможных вероисповеданий, а людям на острове необходима сущность цивилизации — знания, новые понятия, верные представления о явлениях природы и ходе развития человечества. Они должны получить это в чистом виде, без всех тех вредных примесей, которые приносит с собой кровожадная свора колонизаторов разных национальностей. И самое главное: сохранить свою свободу, не отдать за чечевичную похлёбку своих священных человеческих прав. Совершить преобразования без потерь, чтобы перемена была благоприятной. Нелегко будет добиться этого, но дело стоит даже кровопролитной борьбы. И когда все это совершится!..
Ако грезил не во сне, а наяву о завтрашнем дне своего племени. Сколь прекрасной и счастливой станет жизнь островитян, когда они достигнут уровня культуры белых людей, научатся читать и писать, узнают про все, что было и есть на свете! Они выстроят себе красивые, легкие жилища, построят большие лодки, на которых под парусами можно будет доплыть до других островов. Наладится постоянная связь с внешним миром, навсегда окончится вековое одиночество, мир островитян станет широким и величественным.
«Что же может быть прекраснее и благороднее, чем посвятить свою жизнь такой цели — воспитанию своего народа? — думал Ако. — С этого дня я должен стать учителем для всех людей на острове, для взрослых и детей».
Солнце медленно садилось в море. Чувствуя приближение ночи, птицы спешили к своим гнездам. Затих ветерок, умолк шелест листьев, только невидимые насекомые, для которых теперь наступала пора ночного бдения, подняли тонкий стрекот. Погрузившись в раздумье, Ако не обращал внимания на окружающие звуки, и поэтому вздрогнул, когда внезапно почувствовал за спиной теплое человеческое дыхание. Но он тотчас же улыбнулся своему инстинктивному страху: он же теперь находится на своей родине, на земле согласия и дружбы, Ригонде, — здесь ему ничто не могло угрожать.
И он обернулся. В последних лучах заходящего солнца золотом отливала смуглая фигура молодой женщины. Грациозная и спокойная, стояла она перед Ако. Ее волосы были украшены цветами, гирлянды цветов обвивали ее нежные плечи и грудь, а глаза, словно два маленьких солнца, глядя в лицо Ако, светились нескрываемой радостью, в них Ако прочел немой робкий вопрос.
— Нелима… — тихо прошептал он, взволнованный до глубины души. Он подошел к ней и бережно, ласково коснулся своей щекою ее щеки.
Они долго молчали, и только взволнованное биение двух сердец свидетельствовало о ликовании, клокотавшем сейчас у них в груди. А потом они сидели на большом гладком камне, еще сохранившем в себе тепло ушедшего дня, руки Ако играли пальцами Нелимы, время от времени глаза их встречались, и они оба разом принимались смеяться, беспечно и радостно — совсем как дети.
— Вот наконец я и вернулся… — проговорил Ако. — Ждала ты меня?
— Да, Ако… — ответила Нелима. — Каждый день и каждую ночь ждала. Ты долго пропадал.
— Теперь я навсегда останусь здесь… вместе с тобой.
Они рассказывали друг другу о своей жизни во время разлуки, о крупных и мелких происшествиях и о неизбывной тоске, с какой они встречали каждый грядущий день. Много грустной прелести было в этих рассказах, огромная сила надежды и неиссякаемая вера.
И вот теперь все исполнилось. Так же, как много лет тому назад,. Ако сказал этой ночью той, что была ему милее всех женщин на острове и во всем мире:
— Скоро Ако построит себе новую хижину. И новая лодка будет у меня, и удочки, свои копья и посуда для хранения пищи. И в этой хижине нужна будет подруга, которая бы разводила огонь и ожидала возвращения Ако с рыбной ловли.
И так же, как в тот раз, Нелима ответила:
— Да, она будет нужна…
— Ако хочет знать, придет ли Нелима в его хижину подругой. Может быть, ей нужно подумать? Ако подождет до утра.
— Нелима уже подумала. У нее было много времени думать, пока Ако жил в дальних краях. Она ждала Ако.
И так же, как тогда — ночью, полной надежд ранней юности, — серебристый свет луны разливался над океаном, над заснувшим островом, пальмами, белым побережьем и двумя детьми природы, сидевшими тут, наверху, нежно прижавшись друг к другу. Было хорошо — так, как и должно было быть. Незаметно пролетели часы в этом сказочном бодрствовании. Скрылся месяц, погасли звезды, восточную часть моря охватил золотой огонь.
Тогда они встали и спустились вниз с горы, чтобы возвестить соплеменникам о своем великом решении.
3
То, что Нелима стала женой Ако, было для каждого островитянина само собой разумеющимся делом. Вполне естественно, что теперь им понадобилось жилище, где бы можно было укрываться по ночам и в ненастную погоду, а также очаг для приготовления пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Ако остановился в кругу своих соплеменников и заговорил:
— Слушайте, мои братья и сестры! Я расскажу вам о том, как живут люди на других островах и в Чужой стране. Вы должны знать, что получается, когда какое-либо племя больше не может жить так, как ему самому нравится, а вынуждено жить так, как приказывают чужеземцы. И, когда вы узнаете это, вам станет ясно, почему белому человеку, которого мы сегодня выпроводили в море, нет места на нашем острове.
Воцарилась глубокая тишина. Все время, пока он говорил, все глаза, не отрываясь, глядели на Ако.
И он рассказал ригондским мужчинам и женщинам о разбросанных в океане островах и архипелагах, где островитяне на протяжении уже нескольких поколейий томятся в ярме рабства, подвластные произволу колонизаторов. Он поведал им о вымерших народах и о тех несчастных племенах, которые были вывезены со своей родины на далекую чужбину, где их заставляли надрываться на плантациях и в копях. Там люди умирали от болезней и гибли, не выдерживая непосильного труда, и никто из них никогда больше не вернулся на свой родной остров. Плоды, выращенные ими, рыба и жемчуг, что они добывали, драгоценные камни, которые они отыскивали в недрах земли, — все это прибирали к рукам чужеземные, жестокие повелители, такие прожорливые и алчные, что им всегда всего было мало.
— Но не думайте, — говорил Ако, — что белые выжимают соки только из наших людей, таких, как вы и я. Нет, они грабят и своих соплеменников, других белых. Часть белых людей принуждает другую часть белых непосильно трудиться и жить впроголодь, чтобы только самим всего было побольше. Есть и такие темнокожие, что, наглядевшись на белых, плохо обходятся со своими темнокожими братьями, мучат и грабят их, и эти темнокожие грабители ничуть не лучше белых. Стало быть, не по цвету кожи надо судить, добры люди или жестоки, а по их делам: есть хорошие белые, коричневые, черные люди, и есть плохие коричневые, черные и другие люди. Чтобы хорошие люди могли уберечься. от несправедливости, они должны держаться сообща против всех плохих людей. В Чужой стране я встречал и таких белых, которые относились ко мне по-братски. Если бы они когда-нибудь приплыли в большой, лодке на наш остров, мы могли бы им позволить остаться у нас. С ними мы жили бы, как с добрыми друзьями. Много я повидал разных стран и всяких народов, и в каждой стране большинство было таких людей, которым живется трудно и которые стремятся к лучшей жизни. Мы сегодня изгнали с острова своего тирана, ибо он был один, а нас много и все мы были единодушны. В других землях таких тиранов гораздо больше, и тем, кто хотят от них избавиться, не так-то легко это сделать. Поэтому там еще долго надо бороться, копить силы, добиваться единодушия, — тогда и там люди прогонят насильников и заживут свободно. Я видел своими глазами и слышал своими ушами, что и там с каждым днем все больше людей начинают думать одинаково. Завтра станет больше, а послезавтра еще больше таких, кто жаждет свободы. Они хотят стать свободными. А мы уже завоевали свободу; наша задача — не потерять ее. Хотите вы этого?
— А сумеем ли мы? — раздался в толпе чей-то голос.
Ако взглянул на говорившего и узнал Ловаи.
— Надо сильно захотеть, тогда сумеем, — ответил Ако. — Так сильно захотеть, чтобы не жаль и не страшно было даже умереть за это.
Ловаи еще на шаг выступил к центру круга.
— Мы тебе верим, Ако, — сказал он. — Ты был в дальних краях и многое повидал. Тебе лучше знать, что можно и чего нельзя. Одна только дума угнетает меня.
— Что это за дума, Ловаи? — спросил Ако. — Может быть, мы все вместе сумеем обдумать ее и она перестанет угнетать тебя.
— Что будет, если белый человек, которого мы прогнали в море, вернется на остров? — продолжал Ловаи. — Может, быть, он приедет не один, а со многими другими белыми людьми. И у них будут громобойные палки и прочая ужасная сила. У нас же только одна громобойная палка, и ты один умеешь с нею обращаться. Что же мы тогда сделаем против белых?
Ако с минуту обдумывал ответ, потом сказал:
— Это неверно, Ловаи, что у нас только одна громобойная палка. У нас их несколько — больших и малых. Я научу вас, как обращаться с ними. И разве вы хотите, чтобы белый человек опять каждый день бил вас и пинал ногами?
— Нет, нет! — раздалось со всех сторон. Будто отбиваясь от страшной опасности, люди махали руками, а в глазах их темнел ужас.
— Правильно, братья и сестры, — ответил Ако. — Этого нельзя допустить. И поэтому нам предстоит борьба. Белые изверги не оставят нас в покое. Они не смирятся с тем, что мы прогнали Портера. Рано или поздно они разузнают, что сегодня произошло на Ригонде. И тогда пришлют другого Портера, и он будет ничуть не лучше прежнего. Но пока они еще не знают этого, мы должны использовать каждый день, чтобы подготовиться к борьбе с ними. Мы должны быть готовы к длительной борьбе и величайшим трудностям. А чтобы хорошо подготовиться, надо все как следует обдумать и тогда уж всем делать то, что потребуется И снова заговорил Ловаи:
— Ако говорит правильно. Будет борьба. Надо быть готовыми. Все должны делать то, что нужно для всех. И чтобы все шло, как надо, один должен быть старшим. Что он велит, то все и будут делать, а не то, что кому в голову придет.
— Верно говорит Ловаи, — откликнулось в толпе множество голосов. — Старейшина нужен. Такой, как Хитахи… такой, как Оно.
И все взоры обратились на Ако. Он понял, о чем думали его соплеменники. Наконец один старик, Таомо, вслух высказал то, что у всех вертелось на языке.
— Ако больше всех знает. Ако и быть старейшиной. Он знает, как бороться со злыми людьми. Мы будем делать, что он прикажет.
Кругом раздались возгласы одобрения. Тогда Ловаи повернулся к толпе и спросил:
— Думает ли кто-нибудь из вас иначе, чем Таомо и другие?
— Ако! Ако! — кричала толпа и радостно, ободряюще махала руками. — Ако будет нашим старейшиной.
— Так хочет народ, — обратился Ловаи к Ако.
— Хорошо, если так хочет народ, я исполню его волю, — ответил Ако. — Вы дарите меня большим доверием. Я постараюсь делать так, чтобы вам не пришлось сказать: «Ако нас обманул». Все свои знания я отдам вам, чтобы и вы обо всем знали. С этой минуты в моей жизни будет только одна цель и задача: делать все, чтобы ригондцы всегда оставались свободными и чтобы им жилось хорошо.
— А что нам теперь делать? — нетерпеливо допытывался брат Ако Онеага.
— Я хочу продумать все до конца, — отвечал Ако. — Дайте мне подумать до утра и побыть одному. Тогда я скажу вам, что я придумал.
— Так разве ты еще не знаешь? — разочарованно воскликнул кто-то.
— Знать можно многое, но из того, что знаешь, нужно выбрать самое лучшее и пригодное, — объяснил Ако. — Тогда не придется делать лишнее, а необходимое не будет забыто.
— Думай крепко и много, Ако… — пожелали ему люди.
Толпа начала понемногу расходиться. Вскоре Ако остался на полянке один. Некоторое время он постоял там, в одиночестве и безмолвии, потом медленно вошел в лес.
2
Ако долго бродил по лесу и кустарникам. Сегодня ему некуда было спешить — время спешки отошло в прошлое, с ним было покончено в ту самую минуту, когда Ако впервые после долгих скитаний ступил ногой на ригондскую землю. Ощущение счастья, наполнявшее все его существо, невозможно описать: оно было подобно чистой, дивной мелодии, которую пела душа пришельца и чарующим звукам которой вторило все живое, доступное взору; оно могло сравниться с восходом солнца, с пробуждением всей природы после долгой темной ночи, — если бы можно было в одном чувстве соединить все прекрасное, радостное и возвышенное, всю прелесть красок, светлый трепет жизни, непостижимое и беспрестанное течение всего земного, тогда у нас, может быть, сложилось бы хоть примерное представление о том, что сейчас переживал Ако, неторопливым шагом прогуливаясь по незабвенным местам времен своей юности.
Многое в этом ландшафте было уже не таким как прежде. Старые деревья уступили место молодым, на тогдашних полянках сегодня раскинулись цветущие рощи, множество молодых пальм тянулись к солнцу своими благородными вершинами там, где раньше берег лагуны был голым. Все рождалось и умирало, все изменялось, неизменным и вечным остался только, сам закон жизни.
В некоторых местах, с которыми связывалось какое-либо происшествие в детстве или юности Ако, он задерживался подольше и мысленным взором воскрешал в памяти давние картины прошлого. У него было такое чувство, будто он грезит.
— Неужели это и в самом деле явь? — вопрошал себя Ако. Невероятным казалось, что он снова находится здесь — дома, на родине, в самом милом и самом прекрасном месте на свете, и что самые сокровенные чаяния его жизни наконец-то исполнились. И снова, так же как прошлой ночью, Ако ласкал стволы деревьев, ветки кустарника и даже землю, и губы его нашептывали нежные слова, исполненный благодарности и радости привет всему окружающему родному миру. Нет, это были не грезы, а самая доподлинная действительность, хотя она и обладала красотой и сказочностью грез.
Ако был счастлив в полном смысле этого слова.
Он долго просидел у родника, созерцая похожие на жемчужины пузырьки, которые устремлялись со дна ключа вверх, к зеркалу воды. А когда солнце стало клониться к горизонту, Ако взобрался на самую высокую гору острова и стал оттуда взирать на мир. В памяти отчетливо встало одно давнее утро, когда он поднялся сюда наверх, влез на гладкую каменную глыбу и пытался разглядеть, что видно за краем света, откуда по утрам выплывает солнце. Ничего он не увидел, лишь небо да неоглядную ширь океана, тогда он не имел даже туманного представления о том, что находится за линией горизонта. Как он стремился вдаль! Как жаждал увидеть невиданное, изведать неизведанное! Теперь все это сбылось. Ако видел, Ако знал, он мог сравнивать.
Вся Ригонда лежала у ног Ако — со своими маленькими бухтами, бестрепетной лагуной, кольцом рифа вокруг острова. Обнимая все это взглядом, Ако размышлял о положении острова среди бескрайних водных просторов океана, о континентах и морях, находившихся там, за горизонтом, и о жизни, какою там жили другие люди. И вдруг какое-то новое ощущение охватило все его существо: ему открылась вся мизерность, ограниченность его родины. Сам остров и все, что на нем находилось, стали гораздо меньше и ничтожнее, чем раньше. Теснее показалась лагуна, ближе все расстояния от одного берега до другого, холмы и даже самые высокие вершины стали ниже — все будто сжалось и сплющилось. Казалось, будто он глядит на свою родину через уменьшительное стекло. Ако знал, что это вовсе не обман зрения: предметы остались такими же самыми, как и до его отъезда, но представление об окружающем мире изменилось, поэтому сегодня он имел возможность сравнивать. И как только он делал это, размеры всех предметов становились иными, чем раньше.
«Прекрасная маленькая Ригонда… — думал Ако. — От того, что ты стала меньше, моя любовь к тебе отнюдь не убавилась. Люблю тебя так же, как в былые дни».
Он думал о жизни на острове, какой она была до этого и какой ей надлежит стать в будущем. Ако было ясно, что жизнь, какую вели ригондцы до сего времени, больше не годится и нет никакой надобности сохранять ее со всем ее прежним содержанием. Не для того он рвался домой, чтобы наложить на свое племя печать оцепенения. Он только хотел быть тут и применить на деле свой опыт, свои познания, когда на острове старая жизнь станет сменяться новой, убежденный, что его присутствие убережет ригондцев от того ненужного и губительного, что зачастую следует по пятам за принесенными колонизаторами суррогатами цивилизации. Старая жизнь островитян непригодна, она слишком тесна и узка для человека. Племя Ако должно стать цивилизованным, причем речь идет не о внешних атрибутах культуры, а о самой ее сущности. Белые колонизаторы принесут только атрибуты в виде хлопчатобумажных тканей, патефона и молелен всевозможных вероисповеданий, а людям на острове необходима сущность цивилизации — знания, новые понятия, верные представления о явлениях природы и ходе развития человечества. Они должны получить это в чистом виде, без всех тех вредных примесей, которые приносит с собой кровожадная свора колонизаторов разных национальностей. И самое главное: сохранить свою свободу, не отдать за чечевичную похлёбку своих священных человеческих прав. Совершить преобразования без потерь, чтобы перемена была благоприятной. Нелегко будет добиться этого, но дело стоит даже кровопролитной борьбы. И когда все это совершится!..
Ако грезил не во сне, а наяву о завтрашнем дне своего племени. Сколь прекрасной и счастливой станет жизнь островитян, когда они достигнут уровня культуры белых людей, научатся читать и писать, узнают про все, что было и есть на свете! Они выстроят себе красивые, легкие жилища, построят большие лодки, на которых под парусами можно будет доплыть до других островов. Наладится постоянная связь с внешним миром, навсегда окончится вековое одиночество, мир островитян станет широким и величественным.
«Что же может быть прекраснее и благороднее, чем посвятить свою жизнь такой цели — воспитанию своего народа? — думал Ако. — С этого дня я должен стать учителем для всех людей на острове, для взрослых и детей».
Солнце медленно садилось в море. Чувствуя приближение ночи, птицы спешили к своим гнездам. Затих ветерок, умолк шелест листьев, только невидимые насекомые, для которых теперь наступала пора ночного бдения, подняли тонкий стрекот. Погрузившись в раздумье, Ако не обращал внимания на окружающие звуки, и поэтому вздрогнул, когда внезапно почувствовал за спиной теплое человеческое дыхание. Но он тотчас же улыбнулся своему инстинктивному страху: он же теперь находится на своей родине, на земле согласия и дружбы, Ригонде, — здесь ему ничто не могло угрожать.
И он обернулся. В последних лучах заходящего солнца золотом отливала смуглая фигура молодой женщины. Грациозная и спокойная, стояла она перед Ако. Ее волосы были украшены цветами, гирлянды цветов обвивали ее нежные плечи и грудь, а глаза, словно два маленьких солнца, глядя в лицо Ако, светились нескрываемой радостью, в них Ако прочел немой робкий вопрос.
— Нелима… — тихо прошептал он, взволнованный до глубины души. Он подошел к ней и бережно, ласково коснулся своей щекою ее щеки.
Они долго молчали, и только взволнованное биение двух сердец свидетельствовало о ликовании, клокотавшем сейчас у них в груди. А потом они сидели на большом гладком камне, еще сохранившем в себе тепло ушедшего дня, руки Ако играли пальцами Нелимы, время от времени глаза их встречались, и они оба разом принимались смеяться, беспечно и радостно — совсем как дети.
— Вот наконец я и вернулся… — проговорил Ако. — Ждала ты меня?
— Да, Ако… — ответила Нелима. — Каждый день и каждую ночь ждала. Ты долго пропадал.
— Теперь я навсегда останусь здесь… вместе с тобой.
Они рассказывали друг другу о своей жизни во время разлуки, о крупных и мелких происшествиях и о неизбывной тоске, с какой они встречали каждый грядущий день. Много грустной прелести было в этих рассказах, огромная сила надежды и неиссякаемая вера.
И вот теперь все исполнилось. Так же, как много лет тому назад,. Ако сказал этой ночью той, что была ему милее всех женщин на острове и во всем мире:
— Скоро Ако построит себе новую хижину. И новая лодка будет у меня, и удочки, свои копья и посуда для хранения пищи. И в этой хижине нужна будет подруга, которая бы разводила огонь и ожидала возвращения Ако с рыбной ловли.
И так же, как в тот раз, Нелима ответила:
— Да, она будет нужна…
— Ако хочет знать, придет ли Нелима в его хижину подругой. Может быть, ей нужно подумать? Ако подождет до утра.
— Нелима уже подумала. У нее было много времени думать, пока Ако жил в дальних краях. Она ждала Ако.
И так же, как тогда — ночью, полной надежд ранней юности, — серебристый свет луны разливался над океаном, над заснувшим островом, пальмами, белым побережьем и двумя детьми природы, сидевшими тут, наверху, нежно прижавшись друг к другу. Было хорошо — так, как и должно было быть. Незаметно пролетели часы в этом сказочном бодрствовании. Скрылся месяц, погасли звезды, восточную часть моря охватил золотой огонь.
Тогда они встали и спустились вниз с горы, чтобы возвестить соплеменникам о своем великом решении.
3
То, что Нелима стала женой Ако, было для каждого островитянина само собой разумеющимся делом. Вполне естественно, что теперь им понадобилось жилище, где бы можно было укрываться по ночам и в ненастную погоду, а также очаг для приготовления пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36