А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Теперь понимаешь? — произнес ювелир. — Если вор попробует взломать мою кассу, с ним случится то же, что и с Жобом, а я преспокойно пойду и позову лучников капитана городской стражи. А теперь запрем лавку и пойдем спать.
Ювелир вернул свободу Жобу, и тот уже хотел закрыть ставни, как на улице послышались легкие шаги, и на пороге появилась женщина. При виде этой женщины лицо Самюэля Лоредана приняло выражение почтительного удивления. Это была донья Манча.
— Ах, дорогой господин Лоредан, — обратилась она к ювелиру, — я, кажется, успела вовремя.
— Да, действительно, сеньора, — ответил ювелир, — мы уже собирались закрывать, — и поскольку жилые комнаты находятся в глубине дома, мы бы, скорее всего, не услышали, как вы стучите.
— Господин Лоредан, — сказала испанка, — мне нужна ваша помощь.
— Я к вашим услугам, сеньора.
— Но это нужно сделать не завтра, а сейчас, немедленно.
— Чем могу быть вам полезен?
Донья Манча вынула из-за корсажа футляр и протянула его ювелиру.
— Я узнаю его, — сказал он, — Это футляр от тех серег…
— … которые король подарил мне в вашем присутствии. Да, это он. Так вот, я потеряла одну серьгу.
— Что вы говорите, сеньора?!
— Ах, не спрашивайте меня ни о чем… Я просто потеряла голову, я обезумела…
— Но как же это случилось?
— Сама не знаю. Во всяком случае, король сегодня вечером прислал мне с пажом записку, что я должна завтра явиться ко двору. Если на мне не будет серег, то он решит, что я пренебрегаю его подарками, и я впаду в немилость. Значит, нужно срочно сделать точно такую же серьгу.
— Но, синьора, к завтрашнему дню мы не успеем…
— Нужно успеть! — сказала она, и в голосе ее прозвучали повелительные нотки будущей фаворитки.
— Только один мастер мог бы это сделать…
— Прекрасно, так где он?
— В Пре-Сен-Жерве. Но успеет ли он до завтра?
— Я заплачу, сколько он запросит, но серьга мне нужна во что бы то ни стало, — сказала донья Манча, и стало видно, что она волнуется все больше и больше.
В разговор вмешалась Сара.
— Батюшка, — сказала она, — вы же знаете, что Ворчливый Симон — прекрасный мастер, и что он может сделать за одну ночь то, что другой за неделю не сделает.
— Да, да, знаю. Но застанем ли мы Ворчливого Симона дома?
— Это человек порядочный, — ответила Сара, — он по кабакам не ходит, в мяч не играет. Вы его застанете.
— Ах, милый господин Лоредан, — подхватила донья Манча, — если бы вы знали, какую услугу вы мне окажете! Мое положение, мое будущее при дворе зависит, может быть, от вас.
— Сударыня, — ответил ювелир, — я сейчас же еду в Пре-Сен-Жерве.
— Ах, вы возвращаете меня к жизни!
— И, если только Ворчливый Симон не умер, не заболел, и я застану его дома, вы получите вашу серьгу завтра до десяти часов утра.
— Господин Лоредан, — сказала донья Манча, пожимая ювелиру руку, — если вы это сделаете, через два дня я буду всемогуща, и тогда просите у меня, что вам будет угодно.
Лоредан снова надел плащ и шляпу, а донья Манча, взволнованная, без сил, опустилась на стул. Потом ювелир вынул из железного ящика бриллианты и пластины из серебра, потребные для изготовления серьги.
— Дорогой господин Самюэль, — обратилась к нему донья Манча, — могу я просить вас приютить меня на несколько минут? Вы поедете в Пре-Сен-Жерве, а я в ожидании носилок посижу с вашей дочерью. Узнав, что король приглашает меня завтра на свой выход, я не стала ждать ни минуты и прибежала к вам пешком. К счастью, дон Фелипе д'Абадиос, мой брат, согласился за мной заехать.
— Будьте как дома, сеньора, — ответил ей Лоредан.
Донья Манча недолго беседовала с Сарой: не успел Лоредан уехать, как на улице послышались шаги множества людей, и у дверей лавки остановились носилки. Это был дон Фелипе д'Абадиос, приехавший за сестрой.
В ту ужасную ночь, когда дочь Лоредана чуть не попала в его власть, дон Фелипе ни на мгновение не снимал маску, и, следовательно, Сара никогда не видела его лица.
И тем не менее, когда он вошел, она вздрогнула и инстинктивно отодвинулась в тень.
— А, это вы, дон Фелипе?! — воскликнула донья Манча. — Победа! Серьга у меня будет.
— Когда?
— Завтра утром.
— Боже мой, — думала Сара, — где я могла слышать этот голос? И где я видела этот дикий, устрашающий взгляд?
Дон Фелипе увидел ее и поклонился. Его душило волнение. Он говорил себе: «Вот эта женщина, которая стала бы моей, если бы какой-то презренный искатель приключений ее у меня не отнял!»
Но, поскольку Сара очень побледнела, и видно было, что она вся во власти невыразимого ужаса, дон Фелипе счел более благоразумным поскорее уйти из лавки.
Поэтому, поклонившись девушке с деланным равнодушием, он сказал донье Манче:
— Ну, раз так, идемте. Все к лучшему… Уже поздно, и дома нас ждут.
Он подал сестре руку, еще раз поклонился Саре и вышел. Донья Манча простилась со взволнованной девушкой дружеским жестом. Жоб в это время, совершенно не обращая внимания на происходящее, запирал витрины и закрывал наружные ставни лавки.
Дон Фелипе сел в носилки вслед за сестрой.
— Что с вами? — спросила она. — Вы очень бледны.
— Я испытал сильное потрясение.
— Когда?
— Только что, когда снова увидел эту девушку.
— Как? Вы уже видели ее раньше?
— Да.
— А где?
— Эта та женщина, которую я хотел похитить в Блуа.
— Ах, — сказала донья Манча, — я надеюсь, что вы теперь откажетесь от ваших омерзительных планов?
— Почему откажусь?
— Но потому что ее отец оказывает нам серьезную услугу.
— Ах да, и верно, — усмехнулся дон Фелипе, — я и забыл про вашу серьгу. И где только черт помог вам ее потерять?
— Не знаю… Наверное, я обронила ее, когда сопротивлялась в темноте.
— Кому сопротивлялись?
— Но… ему…
— Дорогая моя, — сказал задумчиво дон Фелипе, — все, что с нами случилось за последние семь дней, воистину странно. При дворе ходит очень странный слух; мне его передал один из дворян брата короля.
— Какой слух?
— Утверждают, что в ту ночь, о которой мы с вами говорим, король, будто бы, и не покидал замка Блуа.
— О, что до этого, — воскликнула, смеясь, донья Манча, — то это действительно забавно.
— Вы так считаете?
— Да, потому что я еще чувствую на своих губах…
Она умолкла на полуслове. Дон Фелипе тоже замолчал и впал в задумчивость.
Носилки проехали по улице Сен-Дени, пересекли площадь Шатле, проследовали берегом и, наконец, подъехали к воротам известной гостиницы, где останавливались знатные вельможи и дворяне из провинции, у которых не было в Париже своего дома.
В этой гостинице, под вывеской «У Трауарского креста» и жили дон Фелипе д'Абадиос и его сестра.
Когда дверь отперли, дон Фелипе сказал донье Манче:
— Мне сейчас не уснуть. Разрешите пожелать вам доброй ночи.
— А вы куда направляетесь?
— На поиски приключений.
И, прикрыв лицо плащом и надвинув на лоб шляпу, дон Фелипе исчез, а донья Манча пошла в свои комнаты, мечтая о том времени, когда она, быть может, будет жить в Лувре.
Испанец проверил, легко ли его шпага выходит из ножен и пошел куда-то быстрым шагом. Он направлялся в тот заселенный простонародьем квартал, где раньше располагался Двор Чудес и думал:
— Эта малютка должна принадлежать мне во что бы то ни стало, и я думаю, что более удобного случая не представится, потому что сегодня ее отец находится в отсутствии.
Он прошел по улице Пти-Лион-Сен-Совер и вскоре вышел к тому месту, где находился бывший Двор Чудес.
На прилегающих улицах больше не встречались толпы цыган, которых разогнали королевские лучники.
Не видно было бочки, служившей троном, полуголых девиц, плясавший при свете факелов под звуки диковинных инструментов, и правящего суд на свой лад цыганского короля, именовавшего короля Франции своим двоюродным братом.
Вокруг чахлого костра лежало на земле и грелось человек двенадцать оборванцев, жалуясь друг другу на суровость наступивших времен.
— Да, — говорил один из них, — ремесло наше, друзья, больше ничего не стоит. У тех дворян, которые рискуют выходить, не боясь наших ножей, в карманах ни черта нет, а буржуа забиваются по домам с сигналом тушить огни; прошло то времечко, когда можно было честно заработать себе на жизнь.
— Что до меня, -сказал другой, — то пусть я не зовусь Ригобер, если сегодня я не убил бы человека за полпистоля.
— А я — за экю, — поддержал его первый.
— А мне все же кажется, — продолжал Ригобер, — что еще вернутся хорошие времена.
— И как же это они вернутся?
— Ну, те времена, когда ревнивые мужья нанимали людей, чтобы убивать любовников, а любовники, — чтобы заколоть мужей.
— Да ну, — подал голос третий, — это ремесло стараниями наших же друзей перестало быть прибыльным. И твоими не в последнюю очередь, Ригобер.
— Моими?
— Да, твоими. Разве ты не говорил сейчас, что готов за полпистоля убить человека?
— Верно, сказал. Но в конце концов, лучше полпистоля, чем вообще ничего.
Дон Фелипе, тихонечко подошедший к ним и стоявший в темноте, услышал последние слова.
Он вышел из темноты в круг света, отбрасываемого костром. Увидев его, бандиты мгновенно вскочили на ноги и схватились за ножи.
— Спокойно, приятели, — сказал им со смехом дон Фелипе, — я — друг; вы были не правы, утверждая, что ваше ремесло больше ничего не стоит, я сейчас вам дам работу!
Глава 13. Капитан Сидуана
После ухода дона Фелипе и доньи Манчи Сара Лоредан упала без сил на стул: она чувствовала, как ей овладевает страх.
— Боже мой, барышня, — воскликнул Жоб, только тут заметивший, как она взволнована и бледна, — что это с вами?
— Я боюсь! — ответила она голосом, прерывающимся от волнения.
— Боитесь?
— Да.
— Но кого?
— Вот этого мужчину, который только что вышел отсюда.
— Как?! Брата этой красивой дамы, которая нравится королю? Этого знатного господина? Отчего бы это вам его бояться, барышня? — спрашивал встревоженный Жоб.
— Отчего? Отчего? — пробормотала она, а зубы у нее стучали. — Ну, потому что это он!
— Кто он?
— Тот человек из Блуа… из гостиницы…
Сару била дрожь.
— Это невозможно! — сказал Жоб. — Вы ошиблись, это какое-то случайное сходство.
— Сходство не могло ввести меня в заблуждение, потому что тот, в Блуа, был в маске.
— Ну, тогда вы уж точно ошиблись!
— Нет, нет, — твердила Сара, — это он, он!
— Безумие!
— И голос его, и взгляд… и фигура, и походка…
— Ах, барышня, — возразил Жоб, — наверняка вы ошибаетесь… Но даже если и нет, я же здесь, с вами, ваш верный старый слуга!
— Ах, да что же ты можешь против него?
— Как что могу?! — воскликнул Жоб в воинственном негодовании.
Он помолчал, а потом продолжил в комическом ужасе:
— Ну, во-первых, я могу запереть лавку…
— Прекрасно, запри поскорее. О, конечно, — продолжала девушка, по-прежнему трясясь от страха, — я не лягу спать, пока отец не вернется, но ты все равно запирай, все равно запирай.
Старый Жоб шагнул к двери, но вдруг вскрикнул и отшатнулся. На пороге возник человек. Сара тоже вскрикнула от ужаса. Мужчина по-солдатски отдал честь и произнес:
— Простите… извинения прошу… Я явился несколько поздно…
— Не бойтесь, барышня, воскликнул Жоб, — это не злоумышленник!
— О, нет, что вы, — сказал вошедший.
— Это мой племянник.
— Чистая правда, мамзель, я племянник дядюшки Жоба.
Но тут старый Жоб засомневался:
— Да нет, ошибся я, не может быть, что это мой племянник… Сидуан…
— И все же это я, дядюшка.
— Но мой племянник не солдат, а трактирщик, и при вас шпага, шляпа с пером и сапоги со шпорами.
— И несмотря на все, это все же я, Сидуан, сын вашей сестры, дядюшка Жоб.
И Сидуан, а это действительно был он, еще раз поклонился Саре.
— Как, это все же ты? — спросил с удивлением мастер.
— Конечно, я, дядюшка.
— И вправду ты? Ну, тогда подойди, поцелуй меня.
— С удовольствием, дядюшка, воскликнул хозяин гостиницы «У Единорога».
И повис на шее у старика.
Когда родственные излияния чувств закончились, старый Жоб холодно и спокойно осмотрел племянника с головы до ног и строго произнес:
— Ну, а теперь объясни, это еще что за маскарад?
— Да никакой это не маскарад, дядюшка!
— Так это форма?..
— Моя, дядюшка.
— Так ты стал солдатом?
— Я денщик у одного капитана… Но это совершенно необыкновенный капитан! Во-первых, у него есть веревка повешенного…
— Что ты мелешь?!
— Он и мне кусок дал…
— Вот олух!
— И с того дня все мне удается, а доказательство тому, что я вас вижу, обнимаю…
И Сидуан снова повис на шее у старого дядюшки Жоба.
— Как все удается? — спросил Жоб. — Так ты что, продал трактир?
— Да, дядюшка.
— И с прибылью?
— Ох, нет, я потерял, и немало, но это ничего. Капитан дал мне кусок веревки повешенного.
— Послушай, дурачина ты эдакий, может быть, ты все же объяснишь мне толком… — проворчал выведенный из терпения Жоб.
— Ну, коли вам угодно, — ответил Сидуан, — я готов. Значит, так. Вы знаете, что я сделал плохую покупку, приобретя гостиницу «У Единорога»?
— Догадываюсь, а денежки мои так просто в этом уверены.
Сидуан продолжал:
— Ни одного посетителя. Так мы втроем там и куковали, — конюх, служанка и я; но вот однажды вечером явился путешественник…
— Ну и?
— Вот этот капитан. Он смеялся, пил, не закусывая, громко говорил. Я поведал ему свои горести. «Послушай, — сказал он мне, вздыхая, — вот тебе веревка повешенного… она приносит счастье.» И вправду, через час появился один дворянин…
— Он был в маске? — перебила его Сара.
— Да, а с ним красивая дама, и они мне дали двадцать пять пистолей…
— Скажите, — спросила Сара, — а этого капитана случайно звали не Мак?
— Черт возьми, да, мамзель, это он, мой добрый, мой дорогой хозяин… капитан Мак!
— Это мой спаситель, — сказала Сара.
— Что? Что вы сказали? — спросил растерянно Сидуан.
— Стоп! — прервал его Жоб. — Тебя это не касается. Поговорим лучше о тебе. И как же случилось, что ты стал солдатом?
— Потому что я пошел с капитаном.
— А зачем ты с ним пошел?
— Ах, как зачем? Затем, что когда он собрался уходить, я решил, что и удача может уйти вместе с ним.
— Парень совсем свихнулся, — прошептал старый Жоб, подымая глаза к небу.
— Да нет же, дядюшка. С тех пор, как я при капитане, мне все удается, и вот вам доказательство: раньше стоило мне, как орлеанскому буржуа, шкаф открыть, как меня прохватывал сквозняк. А теперь, попаду ли я под дождь или под снег, тепло ли, холодно ли, а я здоровым-здоровешенек.
— Но, господин Сидуан, — прервала его Сара, — а что же этот… капитан Мак?
— О, он гордый и красивый дворянин, барышня.
— А где же он… сейчас?
— Где он? Да здесь, в Париже… со мной… мы вчера вечером приехали… он, может быть, зайдет за мной сюда…
— Сюда? -переспросила Сара, и на ее бледных щеках появился легкий румянец.
— Ей-ей, я ему сказал, что иду навестить дядю…
— Так значит, — сказал старый Жоб, — ты — денщик этого капитана?
— Да, дядюшка.
— Какого-то искателя приключений…
— Жоб! — воскликнула с упреком Сара.
— Ах, черт! Но ведь это не имя — Мак, а, барышня!
— Это имя человека, который меня спас.
— Ах, простите, барышня, — пробормотал старый Жоб. — я совсем голову потерял! Я и забыл про это. Славный, чудесный, превосходный капитан! Пришел бы он сюда, я бы, наверное, его расцеловал!
И не успел он этого сказать, как чей-то голос ответил ему с порога лавки:
— Ну, если есть у вас на сердце такое желание, прошу вас, не стесняйтесь, господин Жоб.
Старый мастер в удивлении обернулся, Сара вскрикнула, и в сдвинутой набекрень шляпе, подбоченившись, на пороге возник капитан Мак.
— Да, и правда, — произнес капитан, — я вижу, тут меня не ждали!
Капитан Мак был не тем человеком, которому могло помешать присутствие старого Жоба или его племянника Сидуана. Сердце его было переполнено, и почтительно поцеловав Саре руку, он взволнованно, но громко и отчетливо сказал ей:
— Мадемуазель, я имел честь один раз защитить вас, не будучи с вами знаком, от трусливого и подлого человека, напавшего на вас. Но, поверьте мне, моя задача еще не выполнена, и как только я приехал в Париж, меня вел к вам какой-то тайный голос, говоривший мне, что вы, может быть, еще подвергаетесь опасности…
— О, сударь, — сказала Сара, скрывая свои чувства, — я надеюсь, что этого негодяя нет в Париже.
— Э! Кто знает? — ответил он легкомысленно.
— Сударь, — продолжала Сара, — я сожалею, что отца нет дома, и он не может принести вам свою благодарность.
— Ну что же, мадемуазель, я зайду еще раз, если вы позволите…
— Конечно, — ответила она, покраснев.
— Ну, например, завтра, — продолжал Мак, — сегодня уже несколько поздно…
— Да, вы правы, сударь, и все же…
— Простите? — переспросил Мак, с любопытством глядя на девушку.
— Когда вы вошли, вот только что, я дрожала от страха.
— В самом деле, мадемуазель?
— У меня какие-то невольные страхи, тягостные предчувствия, опасения… Отца нет дома. Только что с доньей Манчей приходил один человек, испанец, который, говорят, в большей милости при дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25