Гвардеец немного испугался: он принял Мака за какое-то важное лицо и поднял бердыш.
Мак прошел.
Но пройти через сторожку было мало. Стража была везде: у всех дверей, в коридорах, в галереях.
— Да их тут видимо-невидимо, — пробормотал Мак.
— Прохода нет! — сказал ему гвардеец у первой двери.
— Приказ короля! — сказал Мак первое, что пришло ему в голову, и прошел и на этот раз.
Но у четвертой двери стоял старый солдат, и тот заявил:
— Если при вас приказ короля, покажите его.
Мак наклонился и прошептал ему на ухо:
— Вы знаете дона Фелипе д'Абадиоса?
Старый солдат вздрогнул.
— А донью Манчу? — добавил Мак.
Старый солдат даже поперхнулся.
— Так вот, предлагаю вам пропустить меня, — несколько покровительственно произнес Мак.
И старый солдат отступил от дверей.
После него Мак столкнулся с каким-то молодым гвардейцем, потом еще с одним, и еще с одним. Через все двери он прошел. Но в приемной перед кабинетом кардинала события развернулись иначе.
К Маку подошел офицер и, окинув его оценивающим взглядом, спросил:
— Кто вы такой?
— Мое имя в данном случае не играет никакой роли, — ответил Мак.
— Прошу прощения, но господин кардинал принимает только по письменному приглашению.
— Мне необходимо его увидеть.
— Это невозможно.
— Я не знаю такого слова.
— Так я заставлю вас его узнать.
Упорство Мака натолкнулось на не меньшее упорство.
— Сударь, — сказал он офицеру, — не будет ли вам угодно все же выслушать меня минуту?
— Говорите.
— Если вы пропустите меня к господину кардиналу, весьма возможно, что из кабинета я выйду уже арестованным, и меня препроводят прямо на Гревскую площадь, где и повесят; в этом случае окажется, что вы верно служили своему хозяину. Но возможно и то, что я выйду оттуда, уже будучи в большой милости, и, если события развернутся именно так, я обещаю вам мое покровительство.
Решимость и умение держаться принесли Маку успех. Офицер в точности передал его слова кардиналу.
Кардинал был не тем человеком, который велел бы выставить вон молодца, осмелившегося держать такие речи.
— Пусть войдет, — приказал он.
И Мака ввели в кабинет.
Ришелье сидел за письменным столом, а напротив него сидел тот наводивший на всех ужас капуцин, который вошел в историю под именем отца Жозефа или Серого Святейшества.
Любой другой на месте Мака растерялся бы и оробел под ледяным и холодным взглядом кардинала. Но Мак страха не ведал.
— Кто вы? — холодно спросил Ришелье.
— Монсеньор, — ответил Мак, — я — человек, которого ваше преосвященство приговорили к повешению.
Кардинал повернулся в кресле и несколько внимательнее посмотрел на красивого молодого человека, стоявшего перед ним без видимого страха и с улыбкой на губах.
— Ваше имя? — спросил он.
— Мак.
— Как?! Так это вы бежали из Шатле?
— Да, монсеньор.
— И вы осмелились явиться ко мне?
— Я пришел просить совета у вашего преосвященства.
Уверенность Мака в себе поразила грозного министра.
— Совета? — переспросил он.
— Я пришел спросить у вашего преосвященства, что я должен делать: вернуться в Шатле и дать себя повесить под именем капитана Мака или…
— Или?
— Или принять командование одной крепостью в Пикардии — Ла-Рош-Сент-Эрмель, которое мне предлагает король.
— Вам?
— Мне, дону Руису и Мендоза и Альварес и…
И Мак скороговоркой выпалил всю бесконечную вереницу имен, на которую давеча у Сидуана не хватило дыхания.
— Сударь, — строго произнес Ришелье, — еще никому не удавалось безнаказанно посмеяться надо мной.
— Бог видит, монсеньор, что подобная мысль и в голову мне никогда бы не пришла.
— Тогда объяснитесь.
— Все очень просто. Человек, который пользуется при дворе большим влиянием, дон Фелипе д'Абадиос…
Ришелье нахмурился.
— … добился у вашего преосвященства, — продолжал Мак, — приказа меня повесить.
— И что же?
— А сестра дона Фелипе д'Абадиоса, донья Манча…
Ришелье нахмурился вторично.
— … донья Манча похитила меня из Шатле и хочет, чтобы отныне я звался дон Руис. Если я на это соглашусь, то сегодня вечером на равнине Мон-Сури я должен иметь некое свидание по делам королевской службы.
— Господин Мак, — сказал кардинал, — вы — умный человек, и я обещаю вам, что, зовитесь вы Мак или дон Руис, повешены вы не будете. А теперь расскажите мне все, что с вами случилось.
— В час добрый! — подумал Мак. — Наконец-то я нашел человека, с которым можно поговорить.
По знаку Ришелье Серое Святейшество вышел, и Мак остался с первым министром наедине. Беседа их была долгой. Предмет же ее остался никому не известен.
Но выйдя, Мак сказал офицеру в приемной:
— Я думаю, сударь, что вы не прогадали, впустив меня.
И, бросив на него покровительственный взгляд, Мак удалился.
Читатель уже понял, наверное, что, если Мак, не без труда, но прошел к кардиналу, то с Сидуаном дело обстояло совсем иначе. Он вынужден был остаться у ворот Пале-Кардиналь.
Бедный парень горько плакал: он считал, что Мак уже погиб. Кардинал внушал всем непобедимый ужас. А ведь Мак вызвал гнев кардинала, и именно кардинал накануне приказал, чтобы его повесили.
Вдруг кто-то ударил его по плечу. Он обернулся.
Это был дон Фелипе.
— Что ты здесь делаешь? — спросил испанец.
— Жду моего хозяина дона Руиса! — утирая слезы, ответил Сидуан.
— А где он?
— Там!
И Сидуан указал на Пале-Кадиналь. Дон Фелипе полностью растерялся. Мак в Пале-Кардиналь? Что же это могло значить? Однако он взял себя в руки и стал задавать вопросы Сидуану.
— А откуда твой хозяин сюда пришел?
— От ювелира Лоредана.
— Ах, вот как!
И дон Фелипе как-то нехорошо улыбнулся.
Тут Сидуан заметил, что допустил промах, как это с ним частенько бывало.
— Простите, — сказал он, — я сам не знаю, что говорю. Он был не у Лоредана, а у…
И тут он замолчал. Дона Фелипе рядом с ним уже не было.
А испанец в это время вернулся немного назад и подошел к человеку, неподвижно стоявшему на углу улицы Бонзанфан.
— Дорогой дон Диего, — сказал он ему, — вы ведь видели дона Руиса?
— Да, несколько часов тому назад.
— Вы узнаете его?
— Безусловно.
— Тогда останьтесь здесь и внимательно наблюдайте за сторожкой кардинальского дворца.
— Хорошо.
— Когда вы увидите, что дон Руис выйдет оттуда, вы последуете за ним на некотором расстоянии.
— Прекрасно.
— И запомните, что с этого момента вы не должны терять его из виду.
Диего поклонился с видом человека, привыкшего повиноваться.
Дон Фелипе удалился.
— На этот раз, — прошептал он, — донья Манча сдастся перед очевидностью.
И он направился прямо к особняку на улице Турнель.
Донья Манча приказала никого не принимать, но дон Фелипе схватил лакея, преградившего ему дорогу, за пояс, отшвырнул в сторону и вошел.
Он проследовал через анфиладу комнат и дошел до молельни доньи Манчи.
— Это снова вы! — воскликнула она, с гневом глядя на него.
— Вы видите меня в последний раз, — сказал он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я пришел попрощаться с вами. Я уезжаю.
— Уезжаете?
— Да, в Испанию. Там моя голова и головы наших друзей будут в безопасности.
При этом в голосе дона Фелипе прозвучало такое беспокойство, что это произвело на донью Манчу определенное впечатление.
— Но что же случилось? Говорите! — воскликнула она. — Приказываю вам, говорите!
— Вас любит король, — сказал дон Фелипе, — и вас, может быть, и помилуют… А нас…
— Помилуют, вы сказали?..
— Да, все открылось… Вот уже час, как кардинал все знает.
Донья Манча в свою очередь побледнела.
— Мы провалились у самой цели, и это — ваша вина, сестра, — прибавил дон Фелипе.
— Да объяснитесь же вы, наконец! — закричала она.
— Мне хватит для этого нескольких слов, — сказал он. — Где капитан Мак?
— Пошел на встречу с заговорщиками.
— Ошибаетесь; выйдя от вас, он пошел к Саре Лоредан.
Донья Манча почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.
— Вы лжете! — прошептала она.
В глубине молельни на аналое, покрытом бархатом, стояло распятие из слоновой кости. Дон Фелипе подошел к нему, положил на него руку и торжественно произнес:
— Донья Манча, клянусь вам, что это правда.
— Я верю вам, — глухо сказала она.
Минуту она подавленно молчала, а потом спросила:
— Но что общего между этим и тем, что заговор раскрыт?
— Постойте… Сара Лоредан любит капитана.
— Пусть так.
— А капитан, — вы можете в этом не сомневаться, — любит Сару Лоредан.
— Дальше! — в бешенстве воскликнула донья Манча.
— Сара Лоредан дала ему добрый совет, и он ему последовал.
— Какой совет?
— Пойти к кардиналу, рассказать ему все, что случилось за последние два дня и навести его таким образом на след заговора.
— Но это бесчестно! — воскликнула донья Манча.
— Не отрицаю.
— Нет, невозможно!
— Но, тем не менее, это так.
— О! А кто мне это докажет?
Дон Фелипе снова положил руку на распятие.
— Сударыня, — сказал он, — вам известно, что испанец никогда не поклянется ложно на распятии. Я клянусь вам, что час тому назад Мак вошел к кардиналу.
Донья Манча воскликнула:
— О, негодяй! — и потеряла сознание.
Дон Фелипе позвал ее горничных:
— Займитесь вашей хозяйкой, — сказал он им, — мне нужно уйти.
И он покинул особняк.
— Ну, теперь, — прошептал он, — когда донья Манча придет в себя, даже если любовь еще останется в ее сердце, все равно ей не успеть спасти капитана. Конечно, я не принес ложной клятвы, утверждая донье Манче, что капитан Мак находится у кардинала, но я немного преувеличил, когда говорил, что он пошел выдать заговор. Чтобы выдать тайну, первым делом ее нужно знать, а Мак совершенно не посвящен в наши дела.
Рассуждая сам с собой таким образом, дон Фелипе по улице Сент-Оноре шел в сторону Пале-Кардиналь. На углу к нему подошел человек, который до этого стоял на своем посту недалеко от сторожки.
Дон Фелипе узнал дона Диего.
— Дон Руис вышел отсюда, — сказал дон Диего.
— И вы не пошли за ним?
— Незачем. Он там.
— Где «там»?
Дон Диего указал рукой на трактир напротив кардинальского дворца. На трактире была вывеска:
«У доброго монаха»
— Один? — спросил дон Фелипе.
— Нет, с этим увальнем, который служит у него оруженосцем, по имени, кажется, Сидуан.
— Прекрасно, — прошептал дон Фелипе. — Хозяин «Доброго монаха» очень меня почитает… и сделает все, как я хочу. Спасибо большое, дон Диего, я вас снимаю с поста.
— Свидание вечером состоится? — спросил дон Диего.
— Непременно, — ответил дон Фелипе.
И направился к трактиру, бормоча себе под нос:
— Но кое-кто на нем будет отсутствовать!
Глава 26. Как сражался дон Фелипе
«У доброго Монаха» был один из старых трактиров, которые располагались в окрестностях Лувра, Кардинальского дворца Тюильри, и основными посетителями которых были гвардейцы и солдаты.
Трактир «У доброго Монаха» был одним из самых посещаемых. И не потому, что вино было в нем лучше, или хозяин отпускал в долг, а потому, что он служил местом любовных свиданий и центром тайных политических интриг, которые принесли с собой итальянцы около века тому назад. Если вечером иногда какая-нибудь придворная дама, прикрыв лицо бархатной маской, приходила сюда на свидание с красавцем-мушкетером или гвардейцем его преосвященства, то здесь же затевалась не одна интрига, а, бывало, и заговор.
Трактирщик был бывший солдат по имени Пернисон.
Уже двадцать лет сидел он за своей стойкой, но никогда ни на кого не донес в полицию.
Никогда секреты не выходили за стены его заведения.
Несмотря на королевские указы, за закрытыми дверями трактира состоялась не одна дуэль.
Победитель уходил спокойно. А побежденного без лишнего шума зарывали в погребе, или выносили тело на улицу и бросали на углу, где стража и обнаруживала его поутру.
И если капитан Мак вошел в трактир «У доброго Монаха» первый раз в жизни, то дону Фелипе это заведение было хорошо знакомо. Много раз испанец ужинал здесь, и мэтр Пернисон хорошо понимал, как умный трактирщик должен ценить такого знатного гостя.
Трактир имел два входа.
Главный вход с площади перед Кардинальским дворцом.
Именно там висела традиционная ветка остролиста, а рядом с ней жестяная вывеска, на которой художник, имя которого до нас не дошло, изобразил толстощекого монаха, пьющего прямо из большого кувшина.
Через эту дверь входили обыкновенные выпивохи и все те, кто не был посвящен в тайны заведения.
Вторая же дверь открывалась только перед теми, кого к «Доброму Монаху» привело дело более серьезное, чем желание распить бутылочку-другую старого вина. Чтобы найти эту дверь, нужно было пройти в узкий и грязный переулок позади трактира, найти потайную пружину в углу стены, и тогда низенькая изъеденная червями дверь бесшумно отворялась, открывая доступ в темный коридор.
Завсегдатай притворял за собой дверь и шел по коридору; по левую руку в стене находилась другая дверь, в которую вошедший стучал два раза.
Когда и эта дверь отворялась, он оказывался перед винтовой лесенкой со стертыми ступенями, ведущей на второй этаж.
Для обычных посетителей трактир имел всего один этаж. Для посвященных же он имел и второй, разделенный на небольшие залы, которые в наше время принято называть отдельными кабинетами.
Вот этим-то таинственным путем и проник в трактир дон Фелипе.
По случайности дверь перед винтовой лестницей ему отпер сам хозяин.
Он низко поклонился испанцу, потому что знал, что тот всегда хорошо платит.
— У тебя есть люди? — спросил дон Фелипе.
— Да почти никого.
— И все-таки кто?
— Двое отставных рейтаров, которые пьют, бранятся и клянутся убить кардинала.
— Прекрасно, и где же они?
— Да наверху, в большом зале.
— А еще кто?
— А внизу, в маленьком зале, вроде какой-то офицер с лакеем.
— А я могу на них посмотреть так, чтобы они меня не видели?
Пернисон заулыбался.
— Ваша милость отлично знает, что у меня для вас нет ничего невозможного. Идемте со мной, монсеньор.
И они на цыпочках поднялись по винтовой лестнице.
Наверху Пернисон провел испанца в зал, расположенный как раз над тем, где сидел офицер со своим лакеем.
— Видите щель? — спросил трактирщик, показывая на луч света, проникающий сквозь доски пола.
Дон Фелипе встал на колени, наклонился и увидел Мака, сидевшего за столом с Сидуаном; до него даже долетал звук их голосов.
— Прекрасно, — сказал он, поднимаясь.
— А теперь, Пернисон, — добавил он, — отведи меня в зеленый зал, где сидят недовольные рейтары.
Рейтары были горькими пьяницами; им сегодня никак не удавалось утопить горе в вине, и поэтому, увидев дона Фелипе, они нахмурились. Испанец жестом отпустил трактирщика.
Одет дон Фелипе был, как богатый вельможа, кошелек которого полон золота, и поздоровался он с рейтерами так жизнерадостно, что те в ответ тоже поклонились и с любопытством уставились на него.
— Ну что, господа хорошие, кажется, мы чем-то недовольны, — спросил он, усаживаясь.
— Ну, это мало сказать, — ответил один из них, здоровенный чернобородый детина с могучими плечами и бычьей шеей.
— Нас поувольняли, — добавил второй, с лицом, похожим на кунью морду, на которой отражалось что-то свирепое и жестокое.
— А почему?
— А кто знает? — ответил первый. — Этот проклятый кардинал…
— Тсс! Давайте тихо, и по делу. Деньги есть?
— Последний пистоль тратим.
— И вы не состоите ни на чьей службе?
— Продадим наши шпаги кому угодно.
— Беру вас к себе на службу, — четко проговорил дон Фелипе.
— Ага! — произнесли она разом и уставились на него.
— Беру вас на час, и плачу за этот час сто пистолей.
— Вот черт! А что нужно сделать? — спросил первый.
— Избавить меня от соперника.
— От соперника в любви?
— Да.
И дон Фелипе доверительно добавил:
— Это — любовник моей жены.
— А! Хорошо, — сказал второй. — А где он?
— Да здесь.
— В этом трактире?
— Да. Идем со мной… Только тихо!
Один из рейтаров хотел взять со стола подсвечник.
Дон Фелипе удержал его. Он повел их обоих в соседний темный зал, где сквозь щель в полу виднелся свет.
— Посмотрите! — сказал он.
Один из рейтаров наклонился и заглянул в щель.
— Но их двое, — заметил он.
— Он со своим лакеем.
— У него вид крепкого парня.
— Хорошо, я накину двадцать пистолей за лакея, — ответил дон Фелипе.
— Хорошо, — сказал второй. — Сделка заключена.
Тогда дон Фелипе позвал трактирщика.
Пернисон поднялся.
— Этим господам, — сказал ему дон Фелипе, — нужно уладить кое-какие счеты с тем капитаном, что сидит внизу. Если услышишь шум, не беспокойся. Ты понял?
— Я умею быть глухим, когда надо, — ответил ему мэтр Пернисон…
Мак уже некоторое время сидел с Сидуаном на первом этаже «Доброго Монаха».
Когда капитан вышел из дворца кардинала, Сидуан, не чаявший больше увидеть его, издал крик радости.
Его радость была очень велика, а поэтому он и не подумал рассказать Маку, что он только что видел дона Фелипе и сообщил ему о пребывании Мака у кардинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25