Значит, как только я услышу, что веревка спускается, я буду наготове и буду ждать этого дурака. Даже если он не один, а с товарищем, с двумя деревенскими мужиками у меня хватит сил справиться.
И дон Фелипе зарядил пистолет и стал ждать.
Но он строил свои планы, считая что Сидуан остался прежним — простоватым и наивным, а перед ним был совершенно новый Сидуан — сообразительный и изобретательный.
Поэтому испанец страшно закричал, почувствовав, что чьи-то руки зажали его, как в тиски, хотя он до этого не слышал ни малейшего шороха.
— Здравствуйте, дон Фелипе, вы ждали меня, я надеюсь? Тихо, не двигайтесь. Если вы приняли меры предосторожности, я их тоже принял.
И Сидуан продел руки дона Фелипе в петли веревки, приготовленной им еще в трактире и висевшей у него на шее. Дон Фелипе оказался таким образом запряженным, как это делают друг с другом дети, когда играют в лошадки, с той только разницей, что сзади Сидуан завязал веревку узлом, почти не позволявшим дону Фелипе двигать руками.
— А теперь, негодяй, отдай мне пистолет, — сказал Сидуан, по-прежнему стоя у испанца за спиной. — Давай, давай, сам же видишь, что тебе со мной не справиться.
Он отнял у дона Фелипе пистолет и щелкнул курком.
— Так я и думал, ты хотел меня убить. Ага, теперь-то я тебя хорошо знаю!
Он стал подталкивать дона Фелипе впереди себя.
— Ну, каналья, стой спокойно. Если ты пошевелишься я выстрелю. Теперь ты знаешь, что тебе грозит, веди себя смирно.
Сидуан подошел к колодцу.
— Вы тут, товарищ? — крикнул он.
— Да, да. Что надо делать? — ответил трактирщик.
— Поднимите веревку и спустите мне сверток… Хорошо. А теперь лестницу и корыто… Прекрасно. А теперь, если ничего не имеете против, спускайтесь сюда сами, и не бойтесь. Веревка крепкая. Я вас тяжелее и уже два раза она меня выдержала.
Через пять минут трактирщик уже стоял рядом с Сидуаном. Он зажег два фонаря и взял их в руки.
— Но здесь очень опасно! — воскликнул он, увидев, что нижние ступени лестницы завалены обломками штукатурки и камнями.
— Очень даже возможно, но приняв какие-то меры…
— Вы что, хотите пойти на розыски вашего хозяина среди этих обломков?
— Да, приятель, вы сами все сейчас увидите, но если вы боитесь, возвращайтесь, — веревка-то еще висит.
— Я боюсь? Я — старый сержант?! Да ничего подобного! Вперед!
— Ну насчет «вперед», поступим немного иначе. Вот этот добрый господин обидится, если мы пройдем перед ним. Что вы на это скажете дон Фелипе?
Испанец уже несколько минут бросал на трактирщика умоляющие взгляды.
— Я скажу, — ответил он, — что вы оба — дураки; во-первых, потому что рискуете жизнью, чтобы вытащить из-под этого завала труп, а во-вторых, потому что наживаете себе в моем лице богатого и могущественного врага. Оставьте Мака лежать в его могиле. Давайте все трое поднимемся, и завтра же я вам заплачу ту сумму, которую вы сами назначите.
— Не будем терять драгоценные минуты. Сейчас не время пустым речам.
Тогда дон Фелипе попытался обратиться отдельно к трактирщику:
— Друг мой, у вас же нет никаких причин на меня гневаться. Двадцать тысяч франков! Я дам вам двадцать тысяч, если вы мне поможете избавиться от этого сумасшедшего.
Сказать, что эти слова совершенно не соблазнили трактирщика, значило бы солгать. Но нужно отдать ему должное он не дрогнул. Ах, если бы дон Фелипе не хотел предать Францию!..
— Перейти на сторону врага, — ни за что на свете! — ответил этот превосходный человек.
Сидуан взял в руки конец веревки, которой были связаны руки несчастного испанца.
— Давай, двигай, — сказал Сидуан, — да осторожненько. Вы-то знаете, где оставили моего бедного капитана, вот и ведите нас.
И он стал подталкивать дона Фелипе в спину. Так они дошли до рухнувшей лестницы.
— Вы же видите, что дальше нам не пройти, — сказал испанец.
— А ты забыл, что у нас есть приставная лестница, она нам прекрасно заменит эту, — прервал его Сидуан. — Приладьте-ка лестницу, товарищ, — добавил он, повернувшись к трактирщику, который тут же повиновался ему. — Ну, золото мое испанское, давай, спускайся.
И все трое спустились.
— Но нас же сейчас раздавит, — простонал дон Фелипе. — Поднимемся, я дальше не сделаю ни шага.
И в самом деле, их положение среди всех этих обломков было очень опасным. Время от времени откуда-то сверху срывались камни и с глухим стуком падали на кучи штукатурки.
Сидуан изо всех сил вслушивался, надеясь уловить стон или вздох, который подтвердил бы ему, что Мак жив, но потом понял: кричи — не кричи, здесь за шумом падающих камней под гулкими сводами все равно ничего не слышно.
— Постойте, — сказал он. — Вы правы, дон Фелипе: нужно поберечь вашу драгоценную жизнь, да и нашу тоже, но я обо всем позаботился.
Он вернулся назад, нашел деревянную кормушку и одел ее на голову дону Фелипе, поставив его впереди; потом, сделав знак трактирщику влезть под другой край, сам встал посередине.
— Ну, теперь что вы на это скажете? — спросил он. -По-моему, замечательная каска. Можем идти вперед.
И в самом деле, кормушка имела в разрезе форму седла и служила им крышей, по которой камни скатывались.
Сидуан, сам о том не зная, воскресил знаменитую «черепаху» древних, которая могла безо всякого вреда выдерживать ужасные удары.
— Дон Фелипе, ведите нас, вы знаете место, где должен быть капитан. Ну, пошли!
И пользуясь веревкой, которой были связаны руки дона Фелипе, как вожжами, он сильно встряхнул его.
И они начали медленно и с трудом продвигаться вперед среди куч земли и штукатурки.
Чем дольше они шли, тем большую тревогу ощущал Сидуан.
Как он найдет хозяина? И все это произошло по его вине!
При этой мысли на его толстой физиономии появилось выражение печали, и он сильнее встряхивал упряжь дона Фелипе.
Наконец испанец произнес:
— Это где-то здесь. Он стоял там, у стола, значит он должен быть где-то под этой кучей, направо.
И он указал на то место, где свод был разрушен больше всего.
— Ах, негодяй, ах, презренный! — стонал Сидуан. — Такой добрый был хозяин!
Трактирщик позеленел от страха, он с удовольствием побросал бы все свое добро и убежал, но было слишком поздно.
Камни, потревоженные шагами троих мужчин, падали на кормушку и отскакивали от нее со зловещим шумом.
— Ни слова больше, — шепотом сказал дон Фелипе, — мы в самой опасной части; даже звук голоса может стоить нам жизни.
Они подошли к самому завалу, на который указал дон Фелипе.
Сидуан был вне себя от горя. Может быть, там, под этой кучей камней, покоится тело бедного капитана… Пренебрегая опасностью, он вышел из-под защиты, которую давала кормушка, и медленно, но решительно направился к тому месту, где рассчитывал найти своего хозяина.
Осторожно разбирая камни, он старался понять, почему завал принял форму купола, видя в этом благоприятный признак, как вдруг из-под груды камней раздался взрыв хохота.
И Сидуан, обезумев от радости, увидел Мака, скорчившегося под столом, куда он успел залезть, не потеряв присутствия духа в момент обвала.
Этот стол, прикрыв его от камней, спас от ужасной смерти но обрек бы на еще более мучительную, если бы у славного Сидуана не теплилась надежда, заставившая его решиться на столь опасное предприятие.
Мак тоже не терял мужества, хотя его уже начинал мучить голод.
Он верил в свою звезду!
— Ах, капитан, мой дорогой капитан! — закричал Сидуан.
И слезы радости покатились по его толстым щекам.
— Да, Сидуан, это я, и счастлив тебя видеть, потому что меня всего свело. Быстро, вытаскивай меня отсюда!
— Слушай, товарищ, — сказал Сидуан, поворачиваясь к трактирщику, — пособи немного, тут всего дел-то на одну минуту. Вылезай ты из-под корыта; теперь-то, раз мой хозяин жив, мы наверняка не умрем.
За несколько минут вдвоем они расчистили проход, и капитан Мак, живой и невредимый, оказался лицом к лицу с доном Фелипе.
У бедного дона Фелипе был весьма жалкий вид. Поскольку он судил о Маке по себе, то считал, что тот заставит его дорого заплатить за несколько кошмарных часов, проведенных под землей.
— Здравствуйте, дон Фелипе, счастлив обрести вас в добром здравии. Ах, милостивый государь, вы что же это, людей хороните заживо, а?!
— Увольте меня от ваших шуточек. Мы на войне, я — в вашей власти и признаю себя побежденным.
— Да, вы даже связаны, — заметил Мак, разглядывая странную сбрую на доне Фелипе. — Ну что же, идите вперед, мы сейчас все обсудим.
— Ах, дорогой хозяин, убейте вы его, как собаку, это он вполне заслужил.
— И у меня точно такое же намерение, но это будет уж слишком просто и быстро. Око за око, и зуб за зуб; пусть он испытает хоть немного на себе то, что я испытал.
— Что вы хотите этим сказать? — потрясенно прошептал дон Фелипе.
— Я хочу этим сказать, дорогой кузен, что вам будет полезно поразмыслить над вашим прошлым и что я дам вам время вручить вашу душу Богу.
Сидуан понял и потер руки.
— Ох, и славно же мы сейчас отужинаем; весь ваш погреб опустошим, куманек, — приговаривал он, обращаясь к трактирщику, пока Мак засовывал дона Фелипе под стол, под которым прятался сам во время обвала.
— И больше не двигайтесь! — произнес капитан, привязывая конец веревки, которая стягивала руки дона Фелипе к ножке стола таким образом, что при малейшем движении испанца все, что еще было цело, должно было рухнуть.
— А теперь, друзья мои, — воскликнул Мак, — вернемся той же дорогой, какой вы пришли! Я умираю с голоду!
Приставная лестница стояла на том же месте. Первым поднялся трактирщик, с теми же предосторожностями, что при спуске.
Сидуан все еще держал пистолет дона Фелипе. Он протянул его Маку.
Мак уже приготовился выстрелить. Дон Фелипе следил за его движениями со вполне понятным волнением. Но, уже щелкнув курком, Мак остановился.
— О чем вы думаете, капитан? — спросил Сидуан, уже поднявшийся на верхнюю площадку, — вам что, жалко этого негодяя?
— Нет, друг мой, видит Бог, нет! Это самый презренный человек из всех, которых я видел!
— Так стреляйте и пойдем ужинать.
— Послушай меня: мы можем безо всяких опасений оставить его на некоторое время здесь; он с места не двинется, в этом я не сомневаюсь, а кардинал благодаря ему узнает всех участников заговора, потому что этот трус продаст всех своих братьев; а за то, что он заставил меня вынести, он заплатит позже.
Сидуан покачал головой. Он стоял за решительные меры.
— До свидания, дон Фелипе, — крикнул Мак, — до скорого, мы сейчас вернемся.
И он догнал Сидуана и трактирщика.
Выбравшись, наконец, из колодца, Мак шумно втянул в себя воздух и, хлопнув Сидуана по плечу заявил:
— Давай поцелуемся, мой мальчик. Я должен за тебя Богу молиться.
— Ах, дорогой мой хозяин, я-то как счастлив!
— Ты мне все расскажешь за столом, ведь мы идем ужинать, да?
— И съедим моего цыпленка в белом вине, я его вам отдаю, — сказал трактирщик.
— Ну, так пошли скорее!
И все трое пошли к трактиру, где Сидуан воскресил дона Фелипе.
Глава 32. Гименей, Гименей
Трактирщик, естественно, побежал вперед. Когда Мак и Сидуан пришли в трактир, огонь пылал в очаге, и на чистой белой скатерти стояли два прибора.
— Почему два прибора? — спросил Мак, — разве вы дружище, есть не хотите?
— И есть, и пить хочу, монсеньор.
— Ну тогда поставьте третий прибор.
— Много мне чести, мой добрый дворянин.
— Ну-ну, повинуйтесь, — сказал Сидуан, — такой уж человек мой капитан, потому-то я за него готов жизнь отдать.
Трактирщик принес третий прибор.
— Как вам будет угодно, — произнес он. — Позвольте мне только спуститься в погреб, и я тут же начинаю подавать на стол.
— Знаете, — закричал ему вслед Сидуан, — только дешевого вина не надо, давайте то, что вы бережете на праздник.
— Не беспокойтесь, такого вина и кардинал не пьет!
Через пять минут все трое сидели за столом и ели пресловутого цыпленка.
— Сын мой, — спросил Мак у Сидуана, — объясни мне, как ты сам сумел додуматься до того, каким образом меня оттуда вытащить?
— Видите ли, капитан, — ответил Сидуан с набитым ртом, — это снизошло на меня, как гром с ясного неба, и я думаю, не окажись вы в такой опасности, да еще и по моей вине, я бы так и остался дурак-дураком.
— Ну, мне-то не надо сказки рассказывать, что вы дурак, — сказал трактирщик.
— Ну, я-то и был дураком, но когда я представил себе, что хозяин мой умрет в пещере, да еще из-за меня, у меня в голове случилось что-то, и мысли стали приходить мне на ум сами собой.
— Прими мои поздравления, — сказал Мак. — Теперь я хочу выпить за твое счастье. Друг, налей-ка нам и дай еще что-нибудь поесть. Видишь ли, ночная сырость вообще возбуждает аппетит, а там, видит Бог, было не жарко.
Трактирщик с восхищением поглядел на обглоданные кости на тарелках, и его уважение к Маку намного возросло.
Он пошарил по сусекам и принес припасенный на всякий случай окорок.
— За ваше здоровье, капитан, — возгласил оживившийся Сидуан, — и дай нам Бог радости!
— За твое, мой мальчик! Бог мой, как это хорошо, поесть. Подумать только, что еще час тому назад я думал, что отныне буду любоваться жаренными цыплятами только из горней обители! Отрежь мне еще ломтик, друг, от этих мыслей дьявольский аппетит разыгрывается!
— Милый хозяин, я теперь склоняюсь к вашему мнению: прекрасная донья Манча больше мне не друг. Долой Испанию!
— Ага! Счастливая мысль!
— Хотя сегодня ночью мне очень хотелось пойти и рассказать ей, что с вами случилось: она вас любит и, она, конечно, помогла бы мне вас оттуда вытащить.
— Ничуть не сомневаюсь.
— Да, но ведь все это устроил ее собственный брат. Кто знает? И потом, понимаете, мне бы не хотелось опять попасться на том, что у меня слишком длинный язык.
— Ну, есть одна особа, с которой ты мог бы посоветоваться, не опасаясь предательства.
— О! Конечно, с барышней Лоредан! Но она уж слишком вас любит. Женщины в таких случаях кричат, в обморок падают, уж очень с ними хлопотно.
— Ну, как бы там ни было, мой храбрый друг, ты все правильно сделал, потому что вот он я; но я лучшего мнения, чем ты, о характере моей дорогой Сары; что бы ты ни говорил, есть женщины, у которых на плечах хорошая голова, и коли тебя память не подведет, то ты вспомнишь одну девушку, которая в этом случае дала бы прекрасный совет.
— Ах, да, — вздохнул Сидуан, несколько размягченный выпитым, — Перинетта! Славная, смелая девочка была, и соображала!
— А почему ты на ней не женился, бедный мой Сидуан? Ведь она тебя любила!
— Что вы хотите, капитан? Я был тогда просто глуп! — А что с ней сталось?
— Да там осталась, может, и в трактире. Но я готов поклясться, капитан, что она все еще думает обо мне.
— Уверен в этом, — подтвердил Мак, улыбаясь самоуверенности своего слуги.
— Но вы совсем не пьете, хозяин, — произнес заплетающимся языком Сидуан. — За здоровье мадемуазель Сары! О! Теперь я готов ей покровительствовать. О той, другой, об испанке, вы от меня больше слова не услышите. К черту их, испанцев!
И Сидуан затянул песню, которую пели в их деревне, не имевшую ничего общего с тем, о чем он говорил.
Мак слушал его и разливал вино по стаканам. Трактирщик, тоже оказавший честь своему погребу, принялся подсчитывать, правда не без труда, во что обойдется такому великолепному господину все выпитые бутылки.
Мак, как и следует человеку, умеющему пить, старался, чтоб его стакан не оставался ни на минуту ни пустым, ни полным, Сидуан продолжал распевать во весь голос.
Наверху уже минуту хлопали двери, но бедный парень ничего не слышал, и вдруг звонкий голос громко крикнул:
— Сидуан, это Сидуан!
И по лестнице прозвучали легкие шаги.
И тут Сидуан перестал петь: он узнал этот голос, вскочил на ноги, и в свою очередь закричал:
— Перинетта!
Дверь отворилась, в зал влетела Перинетта, еще больше похорошевшая, и повисла на шее у Сидуана.
Тот сначала позволял себя обнимать, но потом, взяв Перинетту за руки и отстранив ее немного от себя, чтобы получше рассмотреть, он восхищенно произнес:
— Я сплю и вижу сон, или пьян настолько, что плохо вижу?
— Да нет, неблагодарный мой толстяк, это и вправду я!
Трактирщик перестал хоть что-нибудь понимать.
— Как, моя служанка вас знает? — спросил он.
— А почему вы-то молчали? — в ответ спросил Сидуан. — Вы что, не могли сказать, что вашу служанку зовут Перинетта?
— Но, сударь, как я мог догадаться, что вы ее знаете?
— Он прав. Ах, дорогая Перинетта, счастье так и сыплется на меня сегодня. Как я рад, что нашел тебя!
И тут раздались два звучных поцелуя.
— Как вы оказались в Париже? — спросил у девушки Мак.
— О, монсеньор, тут все просто. Когда этот толстяк уехал, даже не простившись со мной, и оставил меня в Блуа, я подумала, что, рано или поздно, а он обо мне вспомнит. Ну, и нужно честно признаться, о, уж очень я его люблю, чтобы без него не скучать.
Сидуан гордо выпятил грудь.
— Ну, ты счастлив, мой мальчик? — спросил Мак.
— Да, все точно так и было, — продолжала Перинетта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
И дон Фелипе зарядил пистолет и стал ждать.
Но он строил свои планы, считая что Сидуан остался прежним — простоватым и наивным, а перед ним был совершенно новый Сидуан — сообразительный и изобретательный.
Поэтому испанец страшно закричал, почувствовав, что чьи-то руки зажали его, как в тиски, хотя он до этого не слышал ни малейшего шороха.
— Здравствуйте, дон Фелипе, вы ждали меня, я надеюсь? Тихо, не двигайтесь. Если вы приняли меры предосторожности, я их тоже принял.
И Сидуан продел руки дона Фелипе в петли веревки, приготовленной им еще в трактире и висевшей у него на шее. Дон Фелипе оказался таким образом запряженным, как это делают друг с другом дети, когда играют в лошадки, с той только разницей, что сзади Сидуан завязал веревку узлом, почти не позволявшим дону Фелипе двигать руками.
— А теперь, негодяй, отдай мне пистолет, — сказал Сидуан, по-прежнему стоя у испанца за спиной. — Давай, давай, сам же видишь, что тебе со мной не справиться.
Он отнял у дона Фелипе пистолет и щелкнул курком.
— Так я и думал, ты хотел меня убить. Ага, теперь-то я тебя хорошо знаю!
Он стал подталкивать дона Фелипе впереди себя.
— Ну, каналья, стой спокойно. Если ты пошевелишься я выстрелю. Теперь ты знаешь, что тебе грозит, веди себя смирно.
Сидуан подошел к колодцу.
— Вы тут, товарищ? — крикнул он.
— Да, да. Что надо делать? — ответил трактирщик.
— Поднимите веревку и спустите мне сверток… Хорошо. А теперь лестницу и корыто… Прекрасно. А теперь, если ничего не имеете против, спускайтесь сюда сами, и не бойтесь. Веревка крепкая. Я вас тяжелее и уже два раза она меня выдержала.
Через пять минут трактирщик уже стоял рядом с Сидуаном. Он зажег два фонаря и взял их в руки.
— Но здесь очень опасно! — воскликнул он, увидев, что нижние ступени лестницы завалены обломками штукатурки и камнями.
— Очень даже возможно, но приняв какие-то меры…
— Вы что, хотите пойти на розыски вашего хозяина среди этих обломков?
— Да, приятель, вы сами все сейчас увидите, но если вы боитесь, возвращайтесь, — веревка-то еще висит.
— Я боюсь? Я — старый сержант?! Да ничего подобного! Вперед!
— Ну насчет «вперед», поступим немного иначе. Вот этот добрый господин обидится, если мы пройдем перед ним. Что вы на это скажете дон Фелипе?
Испанец уже несколько минут бросал на трактирщика умоляющие взгляды.
— Я скажу, — ответил он, — что вы оба — дураки; во-первых, потому что рискуете жизнью, чтобы вытащить из-под этого завала труп, а во-вторых, потому что наживаете себе в моем лице богатого и могущественного врага. Оставьте Мака лежать в его могиле. Давайте все трое поднимемся, и завтра же я вам заплачу ту сумму, которую вы сами назначите.
— Не будем терять драгоценные минуты. Сейчас не время пустым речам.
Тогда дон Фелипе попытался обратиться отдельно к трактирщику:
— Друг мой, у вас же нет никаких причин на меня гневаться. Двадцать тысяч франков! Я дам вам двадцать тысяч, если вы мне поможете избавиться от этого сумасшедшего.
Сказать, что эти слова совершенно не соблазнили трактирщика, значило бы солгать. Но нужно отдать ему должное он не дрогнул. Ах, если бы дон Фелипе не хотел предать Францию!..
— Перейти на сторону врага, — ни за что на свете! — ответил этот превосходный человек.
Сидуан взял в руки конец веревки, которой были связаны руки несчастного испанца.
— Давай, двигай, — сказал Сидуан, — да осторожненько. Вы-то знаете, где оставили моего бедного капитана, вот и ведите нас.
И он стал подталкивать дона Фелипе в спину. Так они дошли до рухнувшей лестницы.
— Вы же видите, что дальше нам не пройти, — сказал испанец.
— А ты забыл, что у нас есть приставная лестница, она нам прекрасно заменит эту, — прервал его Сидуан. — Приладьте-ка лестницу, товарищ, — добавил он, повернувшись к трактирщику, который тут же повиновался ему. — Ну, золото мое испанское, давай, спускайся.
И все трое спустились.
— Но нас же сейчас раздавит, — простонал дон Фелипе. — Поднимемся, я дальше не сделаю ни шага.
И в самом деле, их положение среди всех этих обломков было очень опасным. Время от времени откуда-то сверху срывались камни и с глухим стуком падали на кучи штукатурки.
Сидуан изо всех сил вслушивался, надеясь уловить стон или вздох, который подтвердил бы ему, что Мак жив, но потом понял: кричи — не кричи, здесь за шумом падающих камней под гулкими сводами все равно ничего не слышно.
— Постойте, — сказал он. — Вы правы, дон Фелипе: нужно поберечь вашу драгоценную жизнь, да и нашу тоже, но я обо всем позаботился.
Он вернулся назад, нашел деревянную кормушку и одел ее на голову дону Фелипе, поставив его впереди; потом, сделав знак трактирщику влезть под другой край, сам встал посередине.
— Ну, теперь что вы на это скажете? — спросил он. -По-моему, замечательная каска. Можем идти вперед.
И в самом деле, кормушка имела в разрезе форму седла и служила им крышей, по которой камни скатывались.
Сидуан, сам о том не зная, воскресил знаменитую «черепаху» древних, которая могла безо всякого вреда выдерживать ужасные удары.
— Дон Фелипе, ведите нас, вы знаете место, где должен быть капитан. Ну, пошли!
И пользуясь веревкой, которой были связаны руки дона Фелипе, как вожжами, он сильно встряхнул его.
И они начали медленно и с трудом продвигаться вперед среди куч земли и штукатурки.
Чем дольше они шли, тем большую тревогу ощущал Сидуан.
Как он найдет хозяина? И все это произошло по его вине!
При этой мысли на его толстой физиономии появилось выражение печали, и он сильнее встряхивал упряжь дона Фелипе.
Наконец испанец произнес:
— Это где-то здесь. Он стоял там, у стола, значит он должен быть где-то под этой кучей, направо.
И он указал на то место, где свод был разрушен больше всего.
— Ах, негодяй, ах, презренный! — стонал Сидуан. — Такой добрый был хозяин!
Трактирщик позеленел от страха, он с удовольствием побросал бы все свое добро и убежал, но было слишком поздно.
Камни, потревоженные шагами троих мужчин, падали на кормушку и отскакивали от нее со зловещим шумом.
— Ни слова больше, — шепотом сказал дон Фелипе, — мы в самой опасной части; даже звук голоса может стоить нам жизни.
Они подошли к самому завалу, на который указал дон Фелипе.
Сидуан был вне себя от горя. Может быть, там, под этой кучей камней, покоится тело бедного капитана… Пренебрегая опасностью, он вышел из-под защиты, которую давала кормушка, и медленно, но решительно направился к тому месту, где рассчитывал найти своего хозяина.
Осторожно разбирая камни, он старался понять, почему завал принял форму купола, видя в этом благоприятный признак, как вдруг из-под груды камней раздался взрыв хохота.
И Сидуан, обезумев от радости, увидел Мака, скорчившегося под столом, куда он успел залезть, не потеряв присутствия духа в момент обвала.
Этот стол, прикрыв его от камней, спас от ужасной смерти но обрек бы на еще более мучительную, если бы у славного Сидуана не теплилась надежда, заставившая его решиться на столь опасное предприятие.
Мак тоже не терял мужества, хотя его уже начинал мучить голод.
Он верил в свою звезду!
— Ах, капитан, мой дорогой капитан! — закричал Сидуан.
И слезы радости покатились по его толстым щекам.
— Да, Сидуан, это я, и счастлив тебя видеть, потому что меня всего свело. Быстро, вытаскивай меня отсюда!
— Слушай, товарищ, — сказал Сидуан, поворачиваясь к трактирщику, — пособи немного, тут всего дел-то на одну минуту. Вылезай ты из-под корыта; теперь-то, раз мой хозяин жив, мы наверняка не умрем.
За несколько минут вдвоем они расчистили проход, и капитан Мак, живой и невредимый, оказался лицом к лицу с доном Фелипе.
У бедного дона Фелипе был весьма жалкий вид. Поскольку он судил о Маке по себе, то считал, что тот заставит его дорого заплатить за несколько кошмарных часов, проведенных под землей.
— Здравствуйте, дон Фелипе, счастлив обрести вас в добром здравии. Ах, милостивый государь, вы что же это, людей хороните заживо, а?!
— Увольте меня от ваших шуточек. Мы на войне, я — в вашей власти и признаю себя побежденным.
— Да, вы даже связаны, — заметил Мак, разглядывая странную сбрую на доне Фелипе. — Ну что же, идите вперед, мы сейчас все обсудим.
— Ах, дорогой хозяин, убейте вы его, как собаку, это он вполне заслужил.
— И у меня точно такое же намерение, но это будет уж слишком просто и быстро. Око за око, и зуб за зуб; пусть он испытает хоть немного на себе то, что я испытал.
— Что вы хотите этим сказать? — потрясенно прошептал дон Фелипе.
— Я хочу этим сказать, дорогой кузен, что вам будет полезно поразмыслить над вашим прошлым и что я дам вам время вручить вашу душу Богу.
Сидуан понял и потер руки.
— Ох, и славно же мы сейчас отужинаем; весь ваш погреб опустошим, куманек, — приговаривал он, обращаясь к трактирщику, пока Мак засовывал дона Фелипе под стол, под которым прятался сам во время обвала.
— И больше не двигайтесь! — произнес капитан, привязывая конец веревки, которая стягивала руки дона Фелипе к ножке стола таким образом, что при малейшем движении испанца все, что еще было цело, должно было рухнуть.
— А теперь, друзья мои, — воскликнул Мак, — вернемся той же дорогой, какой вы пришли! Я умираю с голоду!
Приставная лестница стояла на том же месте. Первым поднялся трактирщик, с теми же предосторожностями, что при спуске.
Сидуан все еще держал пистолет дона Фелипе. Он протянул его Маку.
Мак уже приготовился выстрелить. Дон Фелипе следил за его движениями со вполне понятным волнением. Но, уже щелкнув курком, Мак остановился.
— О чем вы думаете, капитан? — спросил Сидуан, уже поднявшийся на верхнюю площадку, — вам что, жалко этого негодяя?
— Нет, друг мой, видит Бог, нет! Это самый презренный человек из всех, которых я видел!
— Так стреляйте и пойдем ужинать.
— Послушай меня: мы можем безо всяких опасений оставить его на некоторое время здесь; он с места не двинется, в этом я не сомневаюсь, а кардинал благодаря ему узнает всех участников заговора, потому что этот трус продаст всех своих братьев; а за то, что он заставил меня вынести, он заплатит позже.
Сидуан покачал головой. Он стоял за решительные меры.
— До свидания, дон Фелипе, — крикнул Мак, — до скорого, мы сейчас вернемся.
И он догнал Сидуана и трактирщика.
Выбравшись, наконец, из колодца, Мак шумно втянул в себя воздух и, хлопнув Сидуана по плечу заявил:
— Давай поцелуемся, мой мальчик. Я должен за тебя Богу молиться.
— Ах, дорогой мой хозяин, я-то как счастлив!
— Ты мне все расскажешь за столом, ведь мы идем ужинать, да?
— И съедим моего цыпленка в белом вине, я его вам отдаю, — сказал трактирщик.
— Ну, так пошли скорее!
И все трое пошли к трактиру, где Сидуан воскресил дона Фелипе.
Глава 32. Гименей, Гименей
Трактирщик, естественно, побежал вперед. Когда Мак и Сидуан пришли в трактир, огонь пылал в очаге, и на чистой белой скатерти стояли два прибора.
— Почему два прибора? — спросил Мак, — разве вы дружище, есть не хотите?
— И есть, и пить хочу, монсеньор.
— Ну тогда поставьте третий прибор.
— Много мне чести, мой добрый дворянин.
— Ну-ну, повинуйтесь, — сказал Сидуан, — такой уж человек мой капитан, потому-то я за него готов жизнь отдать.
Трактирщик принес третий прибор.
— Как вам будет угодно, — произнес он. — Позвольте мне только спуститься в погреб, и я тут же начинаю подавать на стол.
— Знаете, — закричал ему вслед Сидуан, — только дешевого вина не надо, давайте то, что вы бережете на праздник.
— Не беспокойтесь, такого вина и кардинал не пьет!
Через пять минут все трое сидели за столом и ели пресловутого цыпленка.
— Сын мой, — спросил Мак у Сидуана, — объясни мне, как ты сам сумел додуматься до того, каким образом меня оттуда вытащить?
— Видите ли, капитан, — ответил Сидуан с набитым ртом, — это снизошло на меня, как гром с ясного неба, и я думаю, не окажись вы в такой опасности, да еще и по моей вине, я бы так и остался дурак-дураком.
— Ну, мне-то не надо сказки рассказывать, что вы дурак, — сказал трактирщик.
— Ну, я-то и был дураком, но когда я представил себе, что хозяин мой умрет в пещере, да еще из-за меня, у меня в голове случилось что-то, и мысли стали приходить мне на ум сами собой.
— Прими мои поздравления, — сказал Мак. — Теперь я хочу выпить за твое счастье. Друг, налей-ка нам и дай еще что-нибудь поесть. Видишь ли, ночная сырость вообще возбуждает аппетит, а там, видит Бог, было не жарко.
Трактирщик с восхищением поглядел на обглоданные кости на тарелках, и его уважение к Маку намного возросло.
Он пошарил по сусекам и принес припасенный на всякий случай окорок.
— За ваше здоровье, капитан, — возгласил оживившийся Сидуан, — и дай нам Бог радости!
— За твое, мой мальчик! Бог мой, как это хорошо, поесть. Подумать только, что еще час тому назад я думал, что отныне буду любоваться жаренными цыплятами только из горней обители! Отрежь мне еще ломтик, друг, от этих мыслей дьявольский аппетит разыгрывается!
— Милый хозяин, я теперь склоняюсь к вашему мнению: прекрасная донья Манча больше мне не друг. Долой Испанию!
— Ага! Счастливая мысль!
— Хотя сегодня ночью мне очень хотелось пойти и рассказать ей, что с вами случилось: она вас любит и, она, конечно, помогла бы мне вас оттуда вытащить.
— Ничуть не сомневаюсь.
— Да, но ведь все это устроил ее собственный брат. Кто знает? И потом, понимаете, мне бы не хотелось опять попасться на том, что у меня слишком длинный язык.
— Ну, есть одна особа, с которой ты мог бы посоветоваться, не опасаясь предательства.
— О! Конечно, с барышней Лоредан! Но она уж слишком вас любит. Женщины в таких случаях кричат, в обморок падают, уж очень с ними хлопотно.
— Ну, как бы там ни было, мой храбрый друг, ты все правильно сделал, потому что вот он я; но я лучшего мнения, чем ты, о характере моей дорогой Сары; что бы ты ни говорил, есть женщины, у которых на плечах хорошая голова, и коли тебя память не подведет, то ты вспомнишь одну девушку, которая в этом случае дала бы прекрасный совет.
— Ах, да, — вздохнул Сидуан, несколько размягченный выпитым, — Перинетта! Славная, смелая девочка была, и соображала!
— А почему ты на ней не женился, бедный мой Сидуан? Ведь она тебя любила!
— Что вы хотите, капитан? Я был тогда просто глуп! — А что с ней сталось?
— Да там осталась, может, и в трактире. Но я готов поклясться, капитан, что она все еще думает обо мне.
— Уверен в этом, — подтвердил Мак, улыбаясь самоуверенности своего слуги.
— Но вы совсем не пьете, хозяин, — произнес заплетающимся языком Сидуан. — За здоровье мадемуазель Сары! О! Теперь я готов ей покровительствовать. О той, другой, об испанке, вы от меня больше слова не услышите. К черту их, испанцев!
И Сидуан затянул песню, которую пели в их деревне, не имевшую ничего общего с тем, о чем он говорил.
Мак слушал его и разливал вино по стаканам. Трактирщик, тоже оказавший честь своему погребу, принялся подсчитывать, правда не без труда, во что обойдется такому великолепному господину все выпитые бутылки.
Мак, как и следует человеку, умеющему пить, старался, чтоб его стакан не оставался ни на минуту ни пустым, ни полным, Сидуан продолжал распевать во весь голос.
Наверху уже минуту хлопали двери, но бедный парень ничего не слышал, и вдруг звонкий голос громко крикнул:
— Сидуан, это Сидуан!
И по лестнице прозвучали легкие шаги.
И тут Сидуан перестал петь: он узнал этот голос, вскочил на ноги, и в свою очередь закричал:
— Перинетта!
Дверь отворилась, в зал влетела Перинетта, еще больше похорошевшая, и повисла на шее у Сидуана.
Тот сначала позволял себя обнимать, но потом, взяв Перинетту за руки и отстранив ее немного от себя, чтобы получше рассмотреть, он восхищенно произнес:
— Я сплю и вижу сон, или пьян настолько, что плохо вижу?
— Да нет, неблагодарный мой толстяк, это и вправду я!
Трактирщик перестал хоть что-нибудь понимать.
— Как, моя служанка вас знает? — спросил он.
— А почему вы-то молчали? — в ответ спросил Сидуан. — Вы что, не могли сказать, что вашу служанку зовут Перинетта?
— Но, сударь, как я мог догадаться, что вы ее знаете?
— Он прав. Ах, дорогая Перинетта, счастье так и сыплется на меня сегодня. Как я рад, что нашел тебя!
И тут раздались два звучных поцелуя.
— Как вы оказались в Париже? — спросил у девушки Мак.
— О, монсеньор, тут все просто. Когда этот толстяк уехал, даже не простившись со мной, и оставил меня в Блуа, я подумала, что, рано или поздно, а он обо мне вспомнит. Ну, и нужно честно признаться, о, уж очень я его люблю, чтобы без него не скучать.
Сидуан гордо выпятил грудь.
— Ну, ты счастлив, мой мальчик? — спросил Мак.
— Да, все точно так и было, — продолжала Перинетта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25