Летом поляна превращалась в марг — луг. Это был настоящий ковер из трав и цветов. Белые, красные, желтые, синие примулы, фиалки, анютины глазки, гвоздики, маргаритки, выглядывавшие из травы и папоротников, наполняли воздух благоухающим ароматом и были необычайно красивы. Лес вокруг дремал в заколдованном сне, с ветвей деревьев-богатырей свисали седые бороды красноватых и бело-желтых мхов и лишайников, а плющ свивал чудесные беседки среди поваленных бурями исполинских стволов и скал. Но сейчас еще не было и в помине этого буйства красок и запахов. Пока на поляне там и здесь лежали лишь острова нерастаявшего снега.
К центру поляны постепенно собрались все кангми, ибо весенний праздник босар должен был начаться ритуальным танцем, в котором принимали участие все члены клана, и завершиться разбиванием одного из тотемов, после чего следовали радостные пляски охотников в честь прихода весны.
Вначале взрослые и дети образовали большой круг, в центре которого находился нгатхо с тотемами Нга. По команде Лочена все опустились на колени, а затем, протянув к алтарю руки, распростерлись ниц, коснувшись лицами земли.
Дох-вхор-р-р! Дох-вхор-р-р!
Гоннн, гоннн, гоннн!
Тегуу-у-у!
Нга, Нга, Нга! — разнесся по поляне громкий, нестройный хор хриплых низких мужских и тонких женских голосов.
Снова все выпрямились и встали, и опять распростерлись ниц перед нефритовыми тотемами:
Дох-вхор-р-р! Дох-вхор-р-р!
Гоннн, гоннн, гоннн!
Тегуу-у-у!
Нга, Нга, Нга!
Дангу с горящими от возбуждения глазами старательно повторял вместе со всеми элементы древнего обычая поклонения владыке Нга. Он хорошо знал ритуал, ибо уже не раз принимал в нем участие.
— Тин-бо! — раздалась громкая команда Лочена, и круг пришел в движение: все вскочили и двинулись друг за другом сначала в одну сторону, а через несколько минут в другую, подпрыгивая на одной ноге.
Крангма, крангма!
Нга, Нга, Нга!
Круг кангми ритмически двигался, ноги глухо топали, размешивая остатки талого снега на твердой земле, сверкающие глаза и вытянутые руки были устремлены в сторону алтаря:
Руху Нга, руху Нга!
Движение ускорилось, туловища ритмически раскачивались из стороны в сторону, быстрее, быстрее, дыхание участилось, топот стал громче. И вдруг ритм спал, но через несколько минут снова ускорился, повинуясь команде невидимого дирижера: вперед, вверх, быстрее, быстрее! Круг словно пульсировал:
Руху Нга, руху Нга!
Руху Нга, руху Нга!
Ритуальный танец продолжался около получаса, пока Лочен наконец не подал сигнал начать процедуру по-бар-до — Нга, разбивание тотема.
Лочен и Вангди медленно подошли к алтарю, приподняли один из тотемов, и тотчас же из круга выскочил заранее выбранный кангми, крепкий юноша. Он лег на алтарь спиной вниз, раскинув руки и ноги. Лочен и Вангди поставили ему на грудь тотем, и первобытный ритуал начался.
В полной тишине Лочен принялся выполнять замысловатые фигуры древнего танца. С каждым кругом он все ближе и ближе приближался к алтарю. Искусно манипулируя двумя ножами, он кружил вокруг молодого кангми, выкрикивая заклинания. Вот наконец закрутился, подпрыгивая, делая ложные выпады ножами то в живот лежащего воина, то в глаза, то подмышки. С каждым выпадом над толпой кангми проносилось восхищенное:
Ах-xaг! Ах-хаг!
Но кульминация наступила несколько секунд спустя. Схватив лежащий около алтаря камень, Лочен изо всех сил ударил им тотем Нга. Удар, еще удар — и нефритовый идол, расколовшись на куски, упал с груди невредимого юноши на землю. Взвыли ритуальные трубы торхи, загудели барабаны логдро, кангми бешено затопали по земле, Лочен в изнеможении повалился на алтарь. Сакральная церемония по-бар-до-Нга была закончена. Старый тотем владыки Нга ушел, чтобы в предстоящем охотничьем сезоне уступить место новому.
Круг снова задвигался в ритмическом танце и вдруг распался. В центре поляны осталось только несколько кангми. В то же мгновение по знаку Вангди загремели, загудели барабаны. Это женщины приглашали мужчин-охотников начать весенние пляски. Их участники должны были изобразить перед новым владыкой Нга и всеми присутствующими тех живых существ, на которых намеревались охотиться предстоящим летом.
На импровизированной сцене уже стоял наготове первый танцор. Это был молодой Тентар из семьи старого Санга. Он начал изображать джакгли — вепря. Наклонив туловище и встав на четвереньки, Тентар громко захрюкал, потом, оскалившись и потряхивая лохматой головой, стал прыгать то влево, то вправо, часто перебирая руками и ногами, опуская лицо к земле, как бы в поисках желудей и кореньев. Барабаны подхватили ритм. Еще прыжок, еще! Выше! Настоящий джангли! Сходство было поразительным. Импровизацию охотника поддержал звук трубы торхи, прозвучавший, как похвала.
Теперь, чтобы показать и свое искусство подражания, в пляску вступили братья Чакпо и Дорджи. Они стали истинными воплощениями гульманов — обезьян. Их прыжки по воображаемым деревьям и ужимки тоже были по достоинству оценены громким, одобрительным гудением труб.
Все новые и новые танцоры неутомимо и вдохновенно продолжали свои пляски. Напряжение на поляне не ослабевало.
В один из моментов, когда в плясках кангми произошел небольшой сбой, на середину в несколько прыжков выскочил Дангу. Он твердо знал, что теперь очередь за ним. Но его замысел был необычен. Он не будет копировать животных. Он изобразит поединок с воображаемым врагом. Не с жертвой будущей охоты. Нет — с равным и достойным противником. К этому его подтолкнула недавняя победа над страшным Джигме.
Радостные прыжки кангми были ничто по сравнению с танцем Никиты. Он скакал и прыгал по всей поляне, символизируя поединок с врагом, изображая одновременно победителя и побежденного. Это была схватка между жизнью и смертью. В одной руке Дангу держал нефритовый нож, а в другой толстую дубовую ветку — как дубину. Пронзая невидимого врага, увертываясь и делая ложные выпады, он парировал удары, сражался до изнеможения. Это был великолепный военный танец. Такого не исполнял еще ни один кангми из клана Цзун.
Гуп, гуп, хурр-р-ра! Гуп, гуп, бурр-р-ра! —
военный клич юноши походил одновременно на рев рассерженного медведя — риччхи, рык леопарда — тедуа и стоны пойманного козла — маркхора. Дангу весь ушел в свой танец-сражение. Сыпались удары ножа, дубина крушила и ломала все вокруг.
Потом Дангу превратился в погибающего. Он схватился за шею, выдергивая воображаемый нож. С душераздирающим воплем он повалился на землю и задергался в предсмертных конвульсиях. А потом затих. Сражение закончилось. Начался победный парад.
Как взлетающий орел — ропча, Дангу-победи-тель потрясал над головой сжатыми кулаками. Его ноги высоко поднимались в гордом триумфальном шествии. После нескольких шагов он высоко подпрыгивал, забрасывая пятки назад так, что они звучно шлепались о ягодицы. Он извивался как змея — шети, прыгал как гульман, носился как дикая собака — конгпо. Быстрей! Выше!
Зей, зей! Бурей, гох!
Имано, мано, гох!
Зей, зей, гох!
Кото, кото, гох!
Так кричал Дангу, заканчивая в экстазе свой победный танец под грохот логдро и завывания торхи.
И сегодня, как каждой весной, эти таинственные звуки приводили в трепет суеверных жителей глухих деревушек, доносясь издалека.
Круглая яркая луна да ряды седых вершин были единственными свидетелями радостного праздника кангми.
НЕОБЫКНОВЕННАЯ НАХОДКА
В Гималаях безраздельно вступала в свои права весна. Теплый воздух, напоенный ароматом расцветающих растений, журчание ручейков среди талого снега, жужжание пчел, крики койлы — индийской кукушки, — все пьянило и возбуждало Дангу. Он словно просыпался вместе с природой. Он носился как угорелый по лесным тропам, скакал по скалам, перепрыгивая с радостным хохотом через языки нерастаявших еще снежников, взлетал со скоростью гульмана на деревья, перелетая по веткам с одного на другое, снова спрыгивал на землю, катался в молодой зеленой траве, ощущая трепещущими, расширенными ноздрями запах земли, источавшей неповторимый весенний аромат.
Это была искренняя, неподдельная, буйная радость молодого существа, осознающего свою неразрывную связь со всей природой.
Кангми тоже радовались приходу весны. Однако они воспринимали расцветающую природу спокойно, по-деловому, без лишних эмоций. Думать надо было об охоте, о пропитании, о врагах, о том, как выжить.
Кангми все реже возвращались в пещеру. Они уходили дальше и дальше в поисках пищи. Вангди со своей семьей направился на запад, вдоль Чинаба.
Пути бродяжничества Вангди в течение нескольких предыдущих лет пролегали вдали от перевала Зоджи-Ла. И вот теперь он снова вел туда семью. Он договорился с Лхобой, что они покажут Дангу то место, где он был найден. По мере приближения к перевалу невольное волнение начало охватывать всех. У Лхобы всплывали в памяти печальные воспоминания о потере и радостные о приобретении. Она не забыла, как тогда ее, Зука и Ямсо поразили отсутствие шерсти у маленького Дангу и белый цвет кожи. Вангди тоже помнил, какое удивление вызвал у него младенец с нефритовым медальоном. Дангу испытывал естественное любопытство. Только Тхаму, которую Вангди сделал своей второй женой сразу после победы над Джигме, была совершенно спокойна. У нее были свои проблемы. Она ждала ребенка.
Через несколько дней пути они вышли на широкую лощину, окруженную с обеих сторон почти отвесными скалами. Тропа на перевал Зоджи-Ла проходила в ее верхней части. Внизу лощина была покрыта мощными островами нерастаявшего снега, частично песком, камнями разной величины — это были остатки сошедших сверху лавин, в том числе и той, погубившей семнадцать лет тому назад караван русской миссии к императору Аурангзебу. Теперь здесь был небольшой ледник, кое-где на моренах росли кусты карликовых ив, тамариск и барбарис, лениво журчал небольшой ручеек талой воды…
Порыскав немного по нижней части правой морены, Вангди наконец остановился.
— Дангу лежал здесь! — сказал он, указывая на груду песка и камней возле ручья. — Тогда был канг — снег. Много снега. Дангу пришел со снегом. От владыки Нга. Владыка дал Дангу крангма — нефрит. Для защиты. — Вангди ткнул пальцем в медальон, висевший на шее Дангу. Немного помолчав, Вангди добавил: — Больше ама и ата ничего не знают.
— Наверное, Дангу оставили ми — люди? — нерешительно спросил юноша.
— Тор бхо, тор бхо! Может быть, может быть! — Лхоба согласно закивала головой.
— Ама оставила своего мертвого детеныша здесь и нашла другого. Лхоба и Вангди назвали его Данг-чи-канг — «тот, которого нашли на снегу». Или просто Дангу. Дангу вырос вот таким, большим и сильным. Дангу победил Джигме и спас от смерти своего ата, — Лхоба ласково погладила юношу по руке.
Дангу обогнул кучу камней и остановился как вкопанный. Все верно. На песке лежали полузасыпанные останки детеныша Лхобы. Кости его уже основательно побелели от солнца и дождей.
Юноша внимательно осмотрелся кругом. Ничего необычного или опасного он не заметил. Перед ним расстилался один из тех гималайских горных пейзажей, к которым он давно привык. Яркое солнце в голубом небе, скалы вблизи, а в отдалении амфитеатр из хребтов и вершин, струи жаркого воздуха, журчание воды, шелест листвы кустов под порывами ветерка…
Однако он вдруг почувствовал прилив какого-то беспокойства, волнения, неожиданно охватившего его. Он не мог себе этого объяснить.
Остальные разбрелись в поисках пищи. Дангу еще раз внимательно обследовал все вокруг. Он покопал песок рядом со скелетиком, перевернул с десяток камней, повинуясь какому-то внутреннему голосу, приказывавшему ИСКАТЬ. Нигде ничего не было. Дангу замер на несколько минут, поводя носом и пытаясь поймать какие-либо незнакомые запахи. Снова ничего.
Спустя полчаса Вангди дал знак идти дальше, и вся семья неторопливо двинулась на перевал. К вечеру, подыскав безопасное место в густых кустарниках ущелья по ту сторону перевала, Вангди, Дангу, Лхоба и Тхаму устроились на ночлег.
Дангу никак не мог успокоиться. Он ворочался в гнезде, вздыхал. Сон не шел. А рано утром, когда туман еще стлался в долинах серой, клубящейся пеленой и заснеженные вершины только начинали розоветь, Вангди обнаружил пустое, холодное гнездо Дангу. Предводитель, как и другие члены семьи, не слишком удивился и не бросился искать исчезнувшего юношу. Он не раз уже покидал родителей на короткие периоды, влекомый любознательностью и жаждой приключений, и всегда благополучно возвращался обратно. Лхоба и Вангди были уверены в его силе и ловкости, умении в одиночку постоять не только за себя, но и за других. Известные события в пещере подтвердили это.
Неведомая сила гнала Дангу через перевал обратно к тому месту, где началась его новая жизнь. Солнце уже стояло высоко, когда он спустился в загадочную лощину, весь трепеща от возбуждения. Он словно слышал песни, которые, укачивая мальчика, пела ему когда-то настоящая мать, и веселый смех родного отца, часто игравшего с ним на привалах. Зов рода отдавался в его сердце, заставляя ИСКАТЬ. Что? Он и сам не знал.
Дангу концентрическими кругами все дальше и дальше удалялся от того места, где Лхоба нашла его. Он сосредоточенно осматривал каждый камень, каждый куст, яму или песчаный бугор. Он делал это почти бессознательно. В голове монотонно билась мысль — он должен найти что-то, должен, должен. Шел уже второй час поисков и блужданий, когда Дангу подошел к правой скалистой стенке лощины. Она была иссечена сверху донизу глубокими расщелинами, кое-где еще забитыми зимним нерастаявшим снегом. Одна, вторая, третья, пятая расщелина. Вот еще одна — с тремя большими обломками скал, образовавшими нечто вроде каменной воронки. Сердце Дангу сжалось, он напрягся, разгребая рыхлый снег, смешанный с мелким щебнем и землей, инстинктивно ощущая, что здесь что-то есть. И вот его руки наткнулись на странный предмет. Еще несколько секунд напряженной работы — и солнечные лучи заиграли на медной оковке небольшого деревянного сундучка. Его забросила сюда та самая злополучная лавина. Затаив дыхание, Дангу осторожно очистил сундучок от грязи и поставил на камень.
Таких вещей он никогда не видел и даже не подозревал об их существовании. Лишь через час после многократного и безуспешного ощупывания и перевертывания сундучка он совершенно случайно задел рукояткой своего ножа за щеколду крышки, и она со скрипом открылась. Глазам изумленного юноши открылись еще более непонятные предметы.
Дангу осторожно начал вынимать диковинные вещи. Скоро он обнаружил, что каждая состоит из множества листов белого цвета, немного похожих на сухие листья папоротника. Некоторые напоминали листья пальмы или банана. По листам тянулись стройными ровными рядами нарисованные цепочки странных узелков и скрученных веревочек черного цвета. Иногда они прерывались картинками. На них было нарисовано много незнакомого. Но вот Дангу увидел ми в странных шкурах… А вот риччха — медведь, маччи — рыба… Тут — врика — волк… Он хмыкнул — очень похоже! И еще существо, похожее на кангми. Дангу откинулся назад, оценивая рисунок как художник.
Отвлекшись на секунду от книг, он бросил взгляд на дно сундучка и заметил кожаный мешочек. Вынул его и, затаив дыхание, начал развязывать. Потом засунул туда руку, сгреб содержимое, вынул и расправил ладонь. Ах-хаг! Солнце засияло всеми цветами радуги на желтых блестящих кружочках. На них был изображен ропча — орел, но почему-то с двумя головами… Не о таких ли штуках рассказывали ему Лочен и Римси?
И еще было три дивных, прозрачных, как вода в ручейке, камня. Один — большой, с яйцо горной куропатки — шанго, а два других поменьше, оба с множеством искрящихся граней. Как у его гау — медальона!
Дангу стал пересыпать все это великолепие из ладони в ладонь. Ах-хаг! Ах-хаг! Это было замечательно! Он даже раскрыл рот от изумления! Как чудесно! Как здорово! Юноша подбрасывал камни и кружочки. Они сверкали, а Дангу радостно смеялся. Ничего подобного он не видел. Вдоволь натешившись, он ссыпал эти предметы на раскрытую крышку сундучка и снова взял мешочек. Там было еще что-то. Он перевернул мешочек, тряхнул, и в сундучок упал — точь-в-точь как у него — загадочный гау — крест, только побольше, на черном длинном шнурке и отороченный по краям камушками крангма. Он покачал его в руке — тяжелый! — повесил себе на грудь. Потом снял, немного повертел — красивый! — положил обратно в мешочек и, вернувшись к книгам, начал перелистывать страницу за страницей. Вдруг снова полез в сундучок, нащупал на дне маленькую дощечку. Вынул и с трепетом впился глазами в лик божественно красивой женщины ми. Долго смотрел… Кто она? Откуда?.. Осторожно отложил в сторону и снова погрузился в книги. Отвлекшись от них на секунду, бросил взгляд на женщину, задумался…
Через несколько часов, когда солнце уже спускалось к горизонту, Дангу почувствовал голод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33